На краю

      Говорят, что самая трудная четверть – третья. Марии же казалось совершенно иначе: для неё и первая даётся с особым трудом, а дальше, как известно и общепринято – хуже. По учебе удалось выйти в плюс, гордо и достойно вынести индивидуальные занятия с Лаурой, иной раз длящиеся по три часа. А их продолжение и единовременную доплату вызвала настолько банальная причина, что Третьякова каждый раз себя за неё корила: не смогла вовремя ответить, и у Лукиной, подобно быку, тотчас повалил дым из ушей и носа от злости. Однако Мария "держала" нос выше, и уже совсем вскоре удалось добиться успеха, поддерживая себя в тонусе и подкрепляя результаты… Индивидуальными занятиями с Лаурой.       Ситуация по неведомой причине обострялось с каждым днём, и дамы были рады встрече друг с другом только по одной причине: наконец можно выпустить пар и высказать всё, что думают. А думают они… В основном, друг о друге. И о том, как будут переносить очередное занятие.       Хуже ситуация становилась только в школе, когда Лукина, совершенно того не стесняясь, занижала баллы и фактически каждый урок вызывала девушку к доске, не давая ни единого намёка на пощаду. Так случилось и сегодня. Третьякова, сидя на первой парте перед женщиной, впрочем, как и всегда, спокойно решала примеры из методички, раннее записанные самой же Лаурой скрипучим мелом на доске. Девушка спокойна, как удав, зная точно, что до этого выходила аж четыре раза. Марию явно не вызовут, да и чего бояться? Пример есть, всё гораздо проще. Но моськи одноклассников в тот момент, когда Лукина скользит пальцем по бумажному журналу, выбирая, кого позвать – надо было видеть. Они без всяких сомнений стоили зрелищ.       — К доске пойдёт… — контрольная фраза, заставляющая весь класс трепетать в ожидании. Каждый, словно находясь в стае, думает: «Лишь бы не я». Хитрая, лисья ухмылка Лауры, и она поднимает глаза на Марию. Девушка, почувствовав на себе тяжёлый взгляд, уже изученный вдоль и поперёк, глядит в ответ. И, тяжело выдохнув, Третьякова поднимается с места, направляясь к доске. Весь класс выдыхает одновременно с девушкой, и напряжение сменяется облегчённой улыбкой. Взяв методичку со стола Лукиной и мел с подставки, Мария принялась писать пример, а затем и формулу вычисления. Лаура, обернувшись, поспешила девушку приостановить, полушепотом проговаривая: — Нет, Маш, неправильно, — и тут же резво поднялась со стула, подходя к ученице ближе.       — Как это? — возмутилась Третьякова, поднимая на преподавательницу глаза. Разница в росте вновь давала о себе знать, пусть и была незначительной, однако все семь сантиметров здорово ощущались. Особенно сейчас. В тот момент, когда Лукина смиряет девушку взглядом, мотая головой из стороны в сторону, словно разочаровываясь. — Нет, Лаура Альбертовна… — буквально взывает Мария. Неужели все занятия прошли понапрасну, и они зря потеряли столько времени? Хотя, стоит признать, Третьяковой очень нравились молчаливые диалоги с Лукиной за чашкой чая, уже после занятия. И пока весь класс весьма громогласно спорили об ответе, Лаура сверила ход решения девушки со своим, обнаружив ошибку, бросающуюся в глаза.       — Смотри, — полушёпотом сказала Лукина, привлекая внимание Марии. Третьякова насторожилась. Пальцы Лауры накрыли руку девушки, аккуратно вынимая из неё зажатый от волнения мел. Мария, ухмыльнувшись, протянула женщине мел, и Лукина за пару секунд вывела правильный ответ. — Во втором действии ошибка была. Я тебе… — женщина замолчала, обводя взглядом класс, и, удостоверившись, что их никто не слышит, продолжила на тон тише. — Вечером объясню. Садись. Пять с минусом.       Третьякова слабо улыбнулась, вытирая ладони от мела и вновь занимая своё место. С чего это вдруг такая теплота? То доброго слова не допросишься, даже когда сделаешь все идеально, а тут вдруг, ещё и без причины… Или всё же есть что-то, о чем Мария ещё не догадывается? В любом случае, Лаура молчит весь оставшийся урок, лишь изредка пронзая девушку изучающим взглядом. Женщина делает так часто, и с каждым днём всё протяженнее, словно стараясь узнать, какова Третьякова изнутри. Ради интереса. Даже не задумываясь, что потом, когда все кончится, девушке будет больно. Слишком быстро привыкает, и это ее глобальный минус. Но не плевать ли ей? Плевать, ещё как. Она привыкла жить сегодняшним днём, этим же руководствуется и Лукина. Одно из немногих сходств между ними.       Занятия кончаются быстро и продуктивно, впрочем, как и всегда. Мария наконец научилась извлекать даже некое удовольствие из бесконечных лекций и формул в голове. И, по окончанию седьмого урока, когда все одноклассники уже вышли из раздевалки, договорившись встретиться на улице, Третьякова небрежно закидывает рюкзак на плечо, направляясь к выходу. Однако действию препятствует возникшая извне Лукина, перегородившая дверь и стремительно закрывающая ее за собой. Мария по привычке свела брови к переносице, источая явное недоумение. Лаура, заметив спектр эмоций на лице девушки, тут же расслаблено улыбается, поясняя причину своего столь внезапного появления:       — Прости, что я так резко. Мы можем перенести занятие ко мне домой? Позже объясню, почему… Умоляю, Маш. Мне это очень важно, — внезапно теплеет Лукина и даже позволяет себе ухватить ученицу за руку, с некой мольбой вглядываясь в глаза.       — Хорошо. Если вам так важно, то нет проблем, — отвечает Третьякова, искренне улыбаясь положительным эмоциям со стороны преподавательницы и думая о необходимости загадывания желания. Мало ли, когда ещё перепадёт застать ее в таком настроении.       — Спасибо огромное. Адрес скину в смс, — бросает напоследок Лаура и, приобняв девушку за плечи, удаляется, оставляя Марию в заметном смятении. Теперь то она явно… Наповал. И Третьякова настолько увлечена раздумьями, что мысли не отпускают ее ни по дороге на улицу, ни в забитом под верхушку автобусе, ни даже дома. Девушка все пытается прощупать почву для столь милого общения.       Время летит незаметно, но Мария, несмотря на его быстротечность, успевает прорешать целый цикл задачек из уже приевшейся методички, будь она неладна. Девушка даже не замечает, в какой момент часы пробивают половину седьмого – время, когда уже по хорошему счету надо как минимум подъезжать к дому Лукиной. И, наконец подняв взгляд на часы, Третьякова с досадой осознаёт, что опаздывает, чего Лаура крайне не переносит. Быстро побросав необходимые учебники в небольшой рюкзак, Мария по привычке небрежно накинула его на плечо и устремилась к выходу из квартиры.       Уже минут через двадцать девушка подъехала к дому Лукиной и, оплатив водителю такси, к которому в спешке пришлось прибегнуть за нехваткой времени, выбежала из автомобиля. Забежав в многоэтажку, Третьякова открыла сообщения на телефоне, проверяя номер квартиры и сверяя его с номерами на дверях. Легкий стук девушки повторился трижды, и вот – Лаура открывает дверь, слабо улыбаясь и кивая головой на квартиру.       — Проходи, — полушепотом отзывается Лукина, запахнув темный махровый халат и проходя на кухню. Третьякова, захлопнув за собой дверь, быстро разулась и, повесив бежевое легкое пальто на вешалку, последовала за женщиной. Кинув рюкзачок на спинку стула, девушка села за стол, подпирая голову рукой, в то время как Лаура ставила чайник на плиту. — Чёрный? Зелёный? Бергамот, или… Любимый индийский?       — Есть повод? — спросила Мария, усмехаясь и ежесекундно ощущая, как преподавательница постепенно оттаивает глобальнее и глобальнее. Лукина, улыбнувшись, оборачивается к девушке, парируя:       — Сегодня – да. Так что?       — Зелёный, пожалуйста, — ответила Третьякова, перенимая от женщины улыбку. Наконец воцарилась более-менее дружелюбная атмосфера, будто между двумя старыми врагами наступило перемирие. Только из головы Марии никак не выходил вопрос: за что вся эта ненависть? Чем она вызвана и как устранить провокатора? Возможно ли это вообще? В любом случае, вопросы за пределы разума не выходили, оставаясь без ответа. Перед девушкой вмиг возникла кружка с блюдцем. Через пару минут чайник наконец закипел, и Лаура с некой заботой разлила горячую воду по кружкам, заваривая успокаивающий травяной чай. Третьякова, не желая повторять ошибок прошлого и обжигаться, потянулась к портфелю за тетрадями, выуживая их. Дёрнув молнию, девушка открыла рюкзак и, перебрав содержимое, протянула женщине ранее позаимствованную методичку.       — Свою уже купить давно пора, — проговорила Лукина, откладывая книжку в сторону и устремляя взгляд на ученицу. Мария, улыбнувшись, спросила:       — Начнём?       — Чай попей, куда ты так торопишься? Целый вечер впереди. Или тебе ещё куда-то нужно? — спросила Лаура, делая глоток горячего напитка и сводя брови к переносице. Кажется, она медленно начинала перенимать привычки подопечной и самые очевидные ее факты. Третьякова в ответ лишь помотала головой, приникая пухлыми губами к кружке чая, делая аккуратный глоток и искренне не желая вновь обжечься. Лукина, удовлетворительно ухмыльнувшись, кивнула в ответ, продолжая: — Тогда пьём чай, пытаемся мило и любезно беседовать, — после чего женщина попыталась даже искренне улыбнуться, но получилось натянуто и с трудом.       Прошло около получаса, и дамы, вдоволь намолчавшись за чаепитием, решили таки приступить к индивидуальному занятию, начиная с самой трудной для Марии темы – той, на которой она сегодня запнулась, отвечая у доски. Лаура, поднявшись со стула, наклонилась к девушке, забирая у той кружку с блюдцем. Третьякова, пристально проследив за аккуратными и плавными движениями преподавательницы, все же переключилась на высшую математику. Куда больше Лукина оценит, если девушка всерьёз увлечётся ее предметом, нежели женщиной.       — Давай-давай, не отвлекайся, — проговорила Лаура с привычным холодом и повернулась к раковине лицом, наполовину открывая воду, дабы не мешать ученице, и тщательно вымывая посуду, оставшуюся после посиделок. Мария еле слышно выдохнула, продолжая рассуждать вслух о решении задачи, а Лукина, в свою очередь – поправлять девушку фактически на каждом слове. Безумно хотелось сдаться и наконец сбежать, только эта мысль посещала Третьякову каждое занятие, но она так и не удосужилась сбежать, понимая, что все происходящее – действительно необходимо. Нет никаких гарантий, что высшая математика пригодится в будущем, однако желание раскусить Лауру с ее непостижимым секретом было превыше всего. — Я отлучусь на пару минут, — произносит женщина, направляясь в другую комнату. Мария, упустив преподавательницу из виду, вновь уперлась взглядом в тетрадь, бездумно стуча ручкой и оставляя чернилами точки на белом листе. Сзади кто-то еле слышно подкрался, от чего девушка вмиг обернулась и, увидев пришедшего, тяжело вздохнула, в испуге хватаясь за грудную клетку. Перед Третьяковой – милый светленький мальчик, на вид лет семи, ростом около метра и тридцати сантиметров. Синяя рубашка в чёрную клетку, застегнутая наполовину, тёмные брючки. Лицо мальчика просияло в дружелюбной и широкой улыбке, отчего вмиг захотелось забыть обо всех насущных проблемах. Только улыбаться в ответ и наслаждаться глубиной его голубых глаз. Мария поддаётся чувствам, и уголки ее губ невольно тянутся вверх.       — Как тебя зовут? — спрашивает девушка полушепотом, наклоняясь к мальчику ближе и заключая его маленькие пальчики в свои ладони. Нежная, мягкая кожа, словно у младенца.       — Егор, — уверенно и с долю картавости ответил мальчик, горделиво вскидывая голову вверх. — А тебя?       — Маша, — ответила девушка, улыбаясь ещё шире. — Будем знакомы, — продолжила Третьякова. В кухню вернулась Лукина и, шепнув что-то Егору, отправила его в другую часть квартиры, дабы не отвлекать дам. Мария помахала мальчику напоследок, провожая взглядом. — Ваш сын? — спросила Третьякова, поднимая на женщину глаза и не переставая улыбаться.       — Мой сын, — ответила Лаура полушепотом, захлопывая за мальчиком дверь и упираясь ягодицами в кухонную тумбу. Скрестив руки на груди, женщина продолжила: — Приехал от бабушки сегодня домой, счастлив… До жути, — проговорила Лукина, наконец искренне улыбаясь и даже позволяя себе оголить зубы. Мария даже загадала желание в этот момент, ведь впервые за целый месяц общения видит, как преподавательница улыбается. Когда ещё выдастся такой случай? Застать ее в хорошем настроении крайне сложно.       — А… Муж? — с некой растерянностью спросила Третьякова, и, увидев пристальный взгляд Лауры, успела пожалеть о заданном вопросе. — П-простите, — продолжила Мария, запинаясь.       — Ушёл, — перебила Лукина, притупляя любые попытки девушки оправдаться. — Давно. Егор… Тяжело болен. Последняя стадия, и даже денег уже не надо. Никто не берётся. Прости, что тебе пришлось это выслушать. Непедагогично, и…       Не желая больше слушать, Третьякова резво поднялась со стула, подходя к женщине, и… Обнимая ее. Осторожно, словно боясь быть отвергнутой. Внутри что-то дрогнуло. Чувство, до того знакомое, но такое неизведанное, пугающее… Лукина, обняв ученицу в ответ, уткнулась носом ей в плечо, поглаживая по спине.       — Спасибо, Маш, — прохрипела Лаура на ухо девушке. — Ты чудо...