Часть 5. Я рядом.
17 февраля 2021 г. в 09:58
Ноябрь. Вновь ударили холода, и гидрометцентр обещает метель и ураганы на следующей неделе. Зима только берет свой разбег, однако уже все жители белокаменной столицы с досадой осознают, что легко не будет. Водители меняют резину, а остальные, колёс не имеющие, ворчат, одеваясь потеплее. Времена цикличны, однако в одной из московских школ всё по-прежнему: одиннадцатиклассники (а точнее один класс – «Б») сидят на уроке высшей математики, выслушивая оскорбления, беспросветно льющиеся от их бессменной преподавательницы – Лукина вновь не в духе, но к Третьяковой, на удивление, это вовсе не относится. Девушка даже фактически перестала выходить к доске, но тот злополучный вечер закончился лишь объятиями. Ничего более дамы не могли себе позволить. Причём обоюдно.
Марии, безусловно, становилось легче от отсутствия былого напряжения, но что-то все равно гложет. Она чаще стала пропускать последние уроки, какой бы важностью они не обладали. Сидела с лицом, не источающих никаких чувств, все глубже зарываясь в себя и в свои проблемы. То, о чем все мысли, не отпускающие ни на минуту. В один момент, Третьякова, заметив, что мать ушла на работу гораздо раньше дочери, решила остаться дома, а позже – сбежать на кладбище. Так повторялось раз за разом, и вся администрация школы уже поговаривала о том, где же пропадает девушка. Лукина не на шутку нервничала, но поделать ничего, увы, не могла: не обзавелась контактами матери, а номер Марии по ужасной иронии исчез. Словно стерся.
Сидя на очередном собрании учителей, вновь поднимая с ними вопрос об ученице одиннадцатого «Б» класса – Третьяковой Марии Владимировны, Лаура не выдерживает и, ударив руками по столу, поднимается, направляясь к окну. Весь персонал тут же затихает, и никто не решается заговорить первым. Лукина, тяжело выдохнув, открывает нараспашку окно, чувствуя, что чрезвычайно не хватает воздуха. Мысли самые гнетущие, и совсем не этого сейчас хочется. Хотелось просто знать, что с Марией все хорошо, и пропала она лишь по вине случая, отлеживаясь сейчас дома. Руки трясутся. Лаура, подняв ладонь и оглядев ее, будто оценивает степень тяжести и сжимает крепкий кулак, стараясь огородить себя от финального урона собственного затуманенного разума. Лукина уже не в состоянии взять себя в руки, но ни под каким предлогом не поверит, что с Третьяковой случилось что-то серьёзное. Хотя бы потому, что женщине самой так выгоднее…
Лаура ловит себя на мысли, что никогда не встречала настолько осознанного подростка, да и что подростка? Человека в принципе. Мария… Маша… Она будто иная. Совершенно… Ее изречения звучат так, словно она действительно поняла жизнь и все мотивы, по которым происходят те или иные события. И стоит Лукиной только задуматься о том, сколько девушка натерпелась в том числе из-за самой преподавательницы – ноги невольно подкашиваются, благо Лаура успевает ухватиться за подоконник. Третьякова не могла сбежать из-за неё… По крайней мере, хочется в это верить.
Лукина ругает себя. Ругает за тот холод, что питала по отношению к ученицы попусту, но… Это ведь всего лишь защитная реакция на те события, что крутятся вокруг. Егор, супруг, вечно рыдающая мать, которую Лаура никак не в состоянии успокоить… Обстоятельства гнетут, и складывается вовсе не та картина, которую всем хотелось бы видеть. Ругает себя Лукина даже за ту теплоту, но лишь за ее позднее появление. Преподавательница привыкла к своей ученице – и это точно. Здесь нет оправданий, и хочется лишь поскорее найти Марию. В целости и сохранности. Или, по меньшей мере, в сознании.
Коллеги все ещё напряжённо молчат и ждут, пока беспощадная Лаура Альбертовна начнёт раздавать всем свои указания. Развернувшись к коллегам лицом, Лукина по привычке упирается ягодицами в подоконник, скрещивая руки на груди. Сдержав приступ слез и смочив пересохшее горло слюной, женщина на миг зажмурила глаза, обращаясь ко всем собравшимся в ее кабинете:
— Это все более, чем ужасно – здесь я безоговорочно соглашусь. Однако совершенно не значит, что мы должны сдаваться. Предлагаю вам принять участие в поисках Марии, не привлекая к этому иных сил. Указания раздам позже, работайте, — окончив пламенную речь, Лаура вновь обернулась лицом к окну, жадно глотая ртом воздух. Сзади подошёл кто-то и аккуратно, нежно провёл рукой по спине. До ломоты захотелось обернуться лицом и увидеть Третьякову, но увы – взору Лукиной предстаёт лишь Анна Анатольевна – учитель русского языка и литературы в младших классах.
— Переживаешь? — весьма дружелюбно и сопереживая спрашивает Анна, повторяя движения рукой раз за разом, словно стараясь успокоить Лауру. Они работают уже не первый год, и коллега точно знает, куда давить.
— Ещё бы, — бросает через плечо Лукина, делая глубокий вдох. — Ничего, найдём. Иди, не переживай за меня.
— Точно? — спрашивает Анна, заглядывая директору в глаза.
— Точно, — твёрдо отвечает Лаура, отводя взгляд и явно не питая страсти видеть кого-то. Что сейчас, что вообще когда-либо. Настроение вновь превращалось в комок дряни, и Лукина медленно погрузилась в себя, стараясь найти причины для внутреннего спокойствия. Когда женщина в очередной раз "очнулась", рядом никого не было, а руки онемели от упорства, с которым она на них нажимала, пытаясь ухватиться за подоконник крепче и не подвергнуть себя падению. Сделав небольшую разминку, Лаура помассировала затылок, и мгновенно прошибло осознание: пусть контактов и не было, а личное дело так и осталось у Третьяковых на руках, Мария давала записку с их адресом. И женщина, не раздумывая ни минуты, тут же рванула к письменному столу, перерывая все ящики. Когда же в кабинете воцарилась настоящая анархия, и бумаги летали, где не попадя, Лукина с превеликим счастьем выудила записку из стола, слабо улыбаясь. Взяв служебную машину и накинув пальто, Лаура выбежала на улицу, сжимая в руке и без того скомканную бумажку. Благо, несмотря на время, что она провалялась в столе без дела, чернила не потекли. Будто этот день действительно где-то был прописан, и здесь уже воля-неволей, а таки начинаешь верить в судьбу, да и во все хорошее, чего, увы, в жизни женщины крайне мало.
Крепко сжимая в руке руль и стараясь не въехать от стресса во что-нибудь или в кого-нибудь, Лукина вела аккуратно, но крайне быстро, думая лишь о том, что может быть с Третьяковой сейчас. В любом случае, хотелось верить, что всё куда лучше, чем Лаура думает, и она ругала себя за все те мысли, что оканчивались… Весьма плачевно. Терять своего "статского советника" она сейчас не готова ни под каким предлогом.
Подъехав к дому, Лукина выскочила из машины, громко хлопая дверцей. И, заблокировав автомобиль, женщина быстрым шагом направилась к подъезду, отчаянно пытаясь вспомнить код. Благо долго заниматься этим и напрягать память лишний раз не пришлось: из дома вышла весьма миловидная дама с таксой. Лукина, воспользовавшись возможностью, нырнула в подъезд. Заметив, что лифт не работает, женщина побежала по лестнице. Два. Три. Десять. Пролёт. И так по кругу. Вплоть до седьмого этажа. Отдышавшись, Лаура, наплевав на всякую культуру, дёрнула дверную ручку. Оказалось открыто, и даже не хотелось думать о том, что было бы при обратном результате. Войдя в квартиру, Лукина тут же почувствовала запах металла, и, плотно закрыв за собою дверь, двинулась чуть дальше по помещению, пытаясь найти источник запаха. И, уперевшись носом в дверь ванной комнаты, Лаура слегка помялась, не решаясь войти. Рука на дверной ручке. Опять. Резкое движение, и…
Ванна, наполовину заполненная водой. На равную половину – кровью темно-красного цвета с характерным синеватым оттенком. И… Бездыханное тело Марии в домашней одежде. Она бледна также, как и белая плитка ванной комнаты, едва запачканная кровью. Руки в разные стороны, порезы, окровавленный ножик на углу ванной. Лишь едва заметные, уже увядающие движения грудной клетки дают надежду на исправление. Лукина, наплевав на все в очередной раз, кинулась к девушке, с трудом прощупывая пульс в районе сонной артерии. Едва ощутимый... Не теряя ни минуты, Лаура выудила из кармана мобильный, набирая номер неотложной помощи. Пока бригада принимала вызов, Лукина сбегала на кухню и, вернувшись, затянула бинт потуже на руках Третьяковой. Она едва слышно простонала от боли, вызванной слишком сильным сжатием столь нежной, бледной кожи.
— Тише, тише, родная… Потерпи, умоляю, — шептала Лаура. Сжав в ладони руку девушки, Лукина поднесла ее к своим губам, раз за разом покрывая поцелуями. — Живи, прошу… Хотя бы ради меня.
Благо медики прибыли быстро, и, переговорив с ними, удалось обойтись без экстренной госпитализации. Не без финансовой поддержки, разумеется, но Марии сейчас в больницу попадать никак нельзя. Выслушав рекомендации врача, Лаура помогла уложить девушку в спальне и, проводив бригаду, села рядом на кровать, прикрывая глаза. Третьякова слегка постанывала во сне, пока Лукина пыталась понять мотив девушки для столь… Свирепого поступка.
— Лаура… Альбертовна… — стонала Мария, словно в бреду, но Лукина, несмотря на сон девушки, прислушалась. Больше реплик от Третьяковой не последовало, и женщина, тихо поднявшись с кровати, также бесшумно покинула спальню, направляясь на уже полюбившееся место – кухню.
Уперевшись руками в подоконник, Лаура вновь и вновь прокручивала увиденное у себя в голове. Казалось бы: все кончилось, и остался лишь недолгий период реабилитации Марии, но… Весь ужас, пережитый за эти дни… В сотни томов не поместится. Возникло непреодолимое желание закурить, словно в старые-добрые времена, однако, взяв себя в руки, Лукина вдохнула побольше воздуха, отчаянно борясь со внутренними переживаниями, и, отойдя от окна, села за стол, подпирая голову рукой. Женщина и не заметила, как постепенно провалилась в чарующее царство Морфея, где всяко лучше, чем сейчас наяву.
Просыпается Лаура лишь спустя пару часов, когда за окном окончательно стемнело и в квартиру, помимо лунного света, проникает ещё и уличный, бьющий в глаза фонарь. Конечности вновь затекли, и Лукина, поднявшись с места, сделала небольшую разминку. Третьякова, услышав признаки жизни из соседней комнаты, тихо, словно призрак, поднялась с кровати, направляясь на кухню. Их взгляды пересеклись одновременно, но никто не решался заговорить первым. Подобное Лаура днём точно видела. И чувствовала. Только сейчас, учитывая обстоятельства, все казалось гораздо… Больнее?
— Помнишь нашу первую встречу? — наконец решается заговорить Лукина. Мысли в кучу, в голове – манная каша с комочками, но, тем не менее, молчать – тоже такой себе исход. Мария кивает в ответ, хлопая рукой по выключателю. Тут же зажигается тусклый потолочный свет, а девушка шипит от пульсирующей боли, отдающей в руку. — Тогда я подумала, что в тебе нет ни капли совести и человечности. Но это не так. На вступительном индивидуальном занятии ты показала свой… Мозг. И даже не в плане моего предмета, хотя и это тоже, но ещё кое-что. То, как ты искусно боролась за мои чувства, стараясь сделать всё, чтобы узнать, что там – внутри? Кактусы или все же распускающиеся полевые цветы? Я не знаю, правда. И не знаю, что у тебя. Но знаю, что тяжело нам обеим, а таким людям суждено и необходимо по жизни идти вместе. Воспринимай это в любом смысле, вырывай фразу из контекста, мне всё равно. Я почувствовала тебя и твои проблемы. Я почувствовала, слышишь? Это не описать словами. Маш… Прошу тебя, Машенька, — вдруг перешла на шёпот Лаура, аккуратно, дабы не причинить вреда, хватая Третьякову за руки и заглядывая ей в глаза. — Береги себя. Как бы там ни было, знай всегда, что я помогу. Хотя бы выслушаю, обниму, если предоставится возможность, ладно? Не умирай. Это самая бездумная и обреченная вещь. Встреча с близким при иных обстоятельствах не сделает тебя счастливой, — завуалировала Лукина, но, тем не менее, обе прекрасно понимали, о чем идёт речь. Мария слушала внимательно, дыша через раз, однако на последних словах ее будто прорвало: слёзы вмиг одна за другой покатились по щекам, и девушка вцепилась в Лауру, обнимая, словно в последний раз. Лукина не смогла не ответить взаимностью, шепча на ухо слова, способствующие успокоению, и поглаживая ученицу по спине. Третьякова, находясь под влиянием чувств, осторожно, почти невесомо коснулась щеки женщины губами, в которые медленно стекали соленые слёзы. Лаура слабо улыбнулась, целуя девушку в макушку. — Я рядом. Я всегда рядом.