На краю

      Мария молчит. Шок берет верх. Сейчас не находится вовсе никаких слов, а потому, прижавшись к преподавательнице, девушка обвивает руками ее талию и упирается лбом в спину. Прерывистое, сбивчивое дыхание Лукиной разрезает повисшую тишину. Первая слеза падает на тёмные брюки, оставляя за собой еле заметный след, но женщина тут же спешит ее смахнуть, притупляя какие-либо попытки позволить себе слабость. Третьякова чувствует, что стало только хуже, и, поднявшись с кровати, тянет преподавательницу за собой.       Оказавшись в просторной комнате девушки, Лаура облокачивается на дверной косяк, обводя помещение взглядом. Мария, удобно устроившись на кровати, дважды похлопала рукой по пустому месту рядом, приглашая женщину. Лукина, не раздумывая, легла, вновь оказываясь в тёплых объятиях.       — Хочешь чай? — шепчет Третьякова, приподнимаясь на локтях и стягивая с преподавательницы очки. Глаза Лауры вновь приобретают непривычный сероватый оттенок. Пугающий, в некоторой степени. — Горячий, целебный, м?       — Не хочу, — отвечает женщина, прикрывая глаза и сжимая челюсть. Мария, кивнув, аккуратно проводит рукой по щеке преподавательницы, доходя до губ. Лукина невольно морщится и, открыв очи, прожигает девушку взглядом. Аккуратно накрыв ладонью руку Третьяковой, женщина убирает ее от себя.       — Это…       — Муж, да, Маша. Муж, — парирует Лаура, не сводя с ученицы взгляд. Глаза вмиг наливаются кровью и… Болью. Необъяснимой и несоизмеримой. Женщину словно режут. Режут без наркоза, не жалея. Мария, уставившись на преподавательницу, спокойно слушает, уже порядком привыкнув к подобному поведению, определенно зная: это – лишь защитная реакция. — Давай больше не возвращаться к этому вопросу, я тебя умоляю.       — Прости. Пожалуйста. Я… Я просто хочу помочь, — проговаривает Третьякова, прижимая женщину к себе. Лукина, расположив голову на левой половине грудной клетки девушки, принялась слушать размеренные, успокаивающие стуки сердца. — Лаур, — шепчет Мария.       — Что? — отзывается Лаура, не поднимая на ученицу взгляд.       — Расскажи мне о себе, — по-прежнему шепчет Третьякова. Лукина, приподнявшись на локтях, удивленно вскидывает бровь, глядя на ученицу. Та пожимает плечами в ответ, продолжая: — Я хочу знать все твои тайны, — Мария едва касается щеки преподавательницы губами. Лаура ухмыляется, не сводя с девушки взгляд, и спрашивает:       — Тебе мало того, что уже знаешь?       — Мало. Очень мало, — отвечает Третьякова, спускаясь ниже и едва прикусывая мочку уха преподавательницы. Лукина, нависнув сверху, словно грозная туча, перехватывает губы ученицы своими устами, втягивая ее в горячий поцелуй. Мария, не раздумывая ни секунды, отвечает, углубляя, и обвивает руками талию женщины. Лаура, опомнившись, с трудом отрывается от желанных губ, заглядывая девушке в глаза. Та еле слышно проговаривает: — Забудь обо всем. Хотя бы на минуту, — после чего Мария вновь втягивает преподавательницу в некую авантюру. Лаура отвечает взаимностью и, прижавшись щекой к щеке девушки, отвечает:       — Боюсь, минуты нам будет мало, — горячее дыхание вмиг обдаёт шею Третьяковой, пуская по ней рой мурашек. Ученица слабо улыбается, накрывая губы Лукиной своими. — Главное не заигрывайся… У этого плохие последствия, — добавила женщина, самодовольно ухмыляясь.       — Не хочу думать о последствиях. Хочу здесь и сейчас, — заявляет Мария, вмиг оказываясь сверху. Пальчики девушки тут же тянутся к пуговицам на блузке преподавательнице, ловко расстёгивая одну за другой. Лаура молчит, прикусив губу, наблюдая за всем процессом. Стянув с женщины верх, Третьякова покрывает поцелуями горячее тело, скользя по талии. Опустившись до низа живота, девушка прикусила бледную кожу, оставляя на ней еле заметный след багрового оттенка. Лукина, прошипев, приподнялась и, надавив на плечи девушки, расположилась на ее талии, бросая доминантный взгляд. — Я хотела сделать тебе пр… — заикается Мария, но Лаура прерывает, резким движением стягивая с ученицы тонкие пижамные шортики. Пробравшись рукой под трусики, Лукина аккуратно массирует лоно двумя пальцами. Третьякова впивается в спину женщины, оставляя красные полосы от ногтей и постанывая ей на ухо. Лаура непременно заводится, и движения становятся яростнее, прерывистее. — Я не могу… Аах, — стонет Третьякова, прогибаясь в спине и подаваясь женщине навстречу. Лукина входит глубже, чувствуя пульсацию. Но, заметив состояние девушки, всё же милует, выходя. Пальцы оказываются в крови, и женщина, поднимаясь с кровати, шепчет:       — С дебютом, — найдя упаковку влажных салфеток, Лаура выуживает оттуда одну, протирая руку.       — С-спасибо, — с трудом отвечает Мария, сбивчиво дыша. Спустя минуту Лукина вновь оказывается рядом, попутно застёгивая блузку и помогая девушке с шортами.       — Итак… Что ты хотела знать? — интересуется женщина, заглядывая Третьяковой в глаза.       — Ммм… Даже не знаю, — произнесла Мария, переворачиваясь набок и встречаясь с голубыми глазами Лауры. Та недовольно вскидывает бровь, и вопрос вырисовывается сам собой. — Почему именно учитель? Так нравится работать с детьми? — спрашивает Третьякова, спускаясь взглядом по телу женщины, словно изучая ее. Лукина, крепко задумавшись, уходит куда-то в чертоги отвечает лишь спустя пару минут:       — Если честно, то не нравится вообще. Хотелось работу для души, да и к семье поближе, а теперь… Ни семьи, ни души, — парирует Лаура, после чего горько усмехается, отводя взгляд. В голове раз за разом мелькают картины пятилетней и более давности, когда Егор только родился или был ещё совсем маленьким… Очень хочется вернуться в те времена и сделать всё, лишь бы не сложилось так, как сложилось, но увы... Они больше никогда не будут счастливы вместе – этот факт женщина полностью понимает. Но не принимает ни под каким предлогом. Словно сын ещё жив. Его ещё можно спасти… — В общем, — продолжает Лукина, заметив обеспокоенное выражение лица Марии. — Хотелось как лучше. Причём… Для других.       — А ты не пробовала жить для себя хоть раз? Хоть один день? — полюбопытствовала Третьякова.       — Маш… Когда Егор заболел, то я вообще и знать забыла, каково это – жить… Спокойной жизнью, что ли. У меня не было времени на себя. Никогда. Всё уходило на него, но я ни капли не жалею. Я люблю его. И всегда буду, — на одном дыхании парировала Лаура. На устах промелькнула еле уловимая улыбка. Сын стал неотъемлемой частью ее жизни. И какими бы горькими не были воспоминания о нем, женщина все равно будет прокручивать их в подсознании. Вновь и вновь. Пока не сойдёт с ума… — Я не жалею. Я не жалею, — словно в бреду повторяла она. Мария, прижавшись к Лукиной, крепко обняла ее за талию. Преподавательница ответила, располагая руки на шее Третьяковой.       — Ты знаешь… Я бы не смогла так, как ты. Просто не вынесла. Искренне восхищаюсь тобой, Лаура, — произнесла Мария. Взгляды в очередной раз пересеклись, и женщина кивнула с некой благодарностью, улыбаясь. — Я всегда боялась остаться одна. И темноты, пожалуй. До сих пор жуть берет.       — Я тоже… И того, и другого причём. Второе с возрастом прошло, а вот с первым… Отчаянно борюсь, — шептала Лукина. Сделав глубокий вдох, продолжила: — Не знаю. Ещё не смирилась, по-видимому. И даже не представляю, как потом будет тяжело.       — Лаура… Я постараюсь быть рядом. Пожалуйста, верь мне, — взвыла Третьякова, сжимая блузку преподавательницы в своей ладони.       — Тебе не стоит об этом просить, Маша, — заверила женщина, пробегаясь пальчиками по позвоночнику ученицы. — Я тебе и так верю, — чмокнув девушку в лоб, Лукина прикрывает глаза, уже было засыпая, однако Мария всё же настаивает на том, чтобы преподавательница ушла, буквально переступая через себя. — До завтра, — бросает Лаура, покидая комнату. Девушка повторяет то же самое, только на тон тише, и с сожалением вздыхает, кутаясь в одеяло.       Значительный перерыв между работой даёт о себе знать: за время отсутствия Лукиной накопилась масса бумаг, о которых женщина, разумеется, ещё не в курсе, однако рано или поздно узнаёт. По крайней мере, когда закончится трапеза, и директор таки удосужится поднять трубку.       — Приятного аппетита, — выдала Татьяна, садясь рядом с Лаурой и с особым трудом натягивая на себя улыбку. Лукина, до того отчаянно пытавшаяся как можно быстрее доесть кашу, сваренную лично Третьяковой (а девушка пристрастилась к ранним подъемам), отвлеклась, кивая женщине в ответ. — Лаура Альбертовна, я чрезвычайно благодарна вам за все, что вы делаете для моей дочери, но…       — Ближе к сути, — перебила Лукина, делая глоток горячего чая.       — Я хотела бы у вас спросить…       — Ещё ближе, — недовольно произнесла Лаура, вскидывая бровь и полностью переключая внимание на Татьяну. Та недовольно закатила глаза, после чего всё же продолжая:       — Когда вы съедете?       — Завтра, — сходу бросила Лукина, заглядывая собеседнице в глаза. — Не было времени на переезд, занималась личными делами. Так что… Недолго вам терпеть осталось, — ухмыльнулась преподавательница, поднимаясь с места, и, открыв кран с холодной водой, принимаясь вымывать тарелку начисто.       — Думаю, что дополнительные занятия для Маши можно закончить. Олимпиаду она написала на высший балл, я в курсе, — съязвила Татьяна, прожигая ненавистным взглядом спину собеседницы.       — Нет проблем, — отозвалась Лаура, а затем перешла на крик, обращаясь уже к девушке: — Маша! Опаздываем!       — Бегу! — подала голос Третьякова, покидая пределы своей комнаты. Бросив рюкзак на плечо, девушка пришла на кухню. — Доброе утро всем.       — Доброе, — в один голос произнесли обе женщины. Девушка, усмехнувшись, продолжила:       — Лаура… Альбертовна, я вас внизу жду, — в ответ на что Лукина лишь кивнула и, домыв тарелку, насухо вытерла руки. Взяв кожаную сумку в руки и обувшись, Лаура уже было собралась выходить, но Татьяна преградила путь, ухмыляясь:       — Отстань от моей дочери. Иначе у нас сложится совершенно иной разговор. Ясно? — прошипела женщина, с ненавистью прожигая преподавательницу взглядом. Лукина залилась бархатистым смехом и, слабо улыбнувшись, парировала:       — Всего хорошего, — после чего Лаура вышла из квартиры, пешком спускаясь вниз. Шаги привычно размашисты и быстры, и, преодолев несколько пролетов, женщина вырывается на улицу, словно птица из клетки. Вдохнув поглубже свежего воздуха после дождя, Лукина расплылась в улыбке. Сейчас хотелось хвататься за любую возможность радоваться, невзирая на то, есть ли тому причина. Мария старалась. И вроде получалось. — Как же здесь хорошо, — проговорила Лаура полушёпотом, бросая на девушку взгляд.       — А пойдём пешком? — вдруг предложила Третьякова и, подхватив преподавательницу под руку, тотчас потащила ее по направлению в учебное заведение. Лукина лишь закатила глаза, но с улыбкой на лице, ведь ученице противостоять – все равно, что идти против всего мира со своим нераспространенным мнением. В общем, смысла не особо много. Та все равно будет стоять на своём до победного.       Добравшись до школы, дамы расходятся в разные стороны: Мария – к одноклассникам, по которым ещё не успела даже соскучиться – настолько краток свободный день одиннадцатиклассников, Лаура – в кабинет, к "обожаемым" бумагам и их оформлению, ведь пора всё же наверстать упущенное. Отпустив своего заместителя, женщина опустилась в кресло. Проведя рукой по столу, шумно выдохнула, закидывая голову назад. Вновь рой мыслей, бесцеремонно врывающийся в разум и совершенно не желающий выходить оттуда. Ни под каким предлогом.       Из процесса самокопания выдергивает лишь весьма громкий стук в дверь. Лукина, распахнув глаза, покосилась на настенные часы, ужасаясь: прошло целых два с половиной часа, и все это время она провела в раздумьях. Поднявшись с места и немного размявшись, женщина открыла. Третьякова в слезах влетела в кабинет. Оглянувшись по сторонам, Лаура плотно захлопнула дверь, прижимая девушку к себе. Мария вжалась в преподавательницу, утыкаясь носиком ей в грудь.       — Что случилось? — обеспокоено спрашивает Лукина полушёпотом, аккуратно поглаживая ученицу по светлым прядям волос. Третьякова, с трудом подняв на женщину глаза, ответила:       — Всё перед глазами поплыло… Я вообще ничего не понимаю, — Лаура, улыбнувшись, чмокнула девушку в лоб, лишь крепче прижимая ее к себе. Слова излишни. Важны поступки, и обе это прекрасно понимают и принимают, растворяясь друг в друге, наслаждаясь обоюдным присутствием. Мария, смахнув слёзы с глаз, продолжила: — Прости. Я не должна была так бесцеремонно врываться…       — Тш, — остановила Лукина, подставляя указательный палец к губам ученицы. Та замолчала, внимательно слушая и заметно успокаиваясь. — Не надо. Я готова тебе помочь в любой момент. Значит… Езжай домой, отдыхай, набирайся сил, — отчеканила женщина приказным тоном. Третьякова было возразила, но тут же оказалась за дверью. Сделав глубокий вдох, девушка поднялась в свой классный кабинет и, собрав вещи, накинула куртку, покидая здание.       Поздно вечером, когда все дела Лауры были наконец выполнены, женщина с чистой совестью собралась и поехала домой. Благо пробок в столь поздний час не обнаружилось, и доехать на другой конец города удалось весьма быстро. Всяко быстрее, чем ехать до Марии. Войдя в недавно снятую квартиру, Лукина обессилено скатилась по стене на холодный пол. Прикрыв глаза, женщина на минуту отключилась от всего происходящего вокруг, но лишь на чёртову минуту. После чего раздаётся противный звонок в дверь. Десятый час… Из родственников никого не осталось, кого там ещё могло принести? Лаура поднимается, сопровождая действие свойственным ей ворчанием, и, подняв трубку, бросает:       — Кто? — но в ответ лишь молчание. Наплевав на всё и вся, женщина нажала на кнопку. Домофон издал характерный писк, и дверь в подъезд со скрипом открылась. Повесив трубку на место, Лаура стянула с себя пальто и верхнюю часть, оставаясь лишь в тонкой футболке. Входная дверь распахивается с натужным скрипом, и из-за неё выглядывает Мария, неловко улыбаясь. Войдя в помещение, девушка потопталась на пороге, не решаясь пройти дальше. — Какая неожиданность, — парировала Лукина, заметно удивляясь. — Откуда мой новый адрес знаешь?       — Ну… У меня тоже должны быть свои источники, — Третьякова ухмыльнулась, наконец радуясь своему превосходству. Лаура хмыкнула, скрещивая руки на груди. — И вообще, — продолжила девушка, горделиво вскидывая голову вверх. — Я на учебе.       — О как, — откровенно усмехается Лукина, улыбаясь во все тридцать два. — Мама знает, где и чему ты учишься?       — Нет, но думаю, что ей до этого нет никакого дела, — проговаривает Мария и, хитро улыбнувшись, направляется в сторону женщины. Подойдя к Лауре вплотную, девушка обвивает руками ее шею, бросая хищный взгляд на желанные губы. — Только я не могу понять одного… Сможешь просветить?       — Постараюсь, — ответила Лукина, с трудом сдерживаясь. Пальчики аккуратно добираются до талии ученицы, сжимая их в крепкой хватке.       — Ты долго будешь мне голову морочить? — откровенно спрашивает Третьякова. Желание вмиг куда-то исчезает, но Лаура, взяв ситуацию в свои руки, впечатывает девушку в стену, вглядываясь в карие глаза.       — Что ты хочешь услышать?       — Ты и сама знаешь, — бросает Мария. Достаточно слов, однако хочется услышать самое главное. Возможно, сам смысл жизни.       — А давай вместе, м? — предлагает Лукина. Третьякова лишь кивает в ответ, и дамы, глядя друг другу в глаза, одновременно произносят:       — Я не могу без тебя.