На краю

      Обычный понедельник в одной из московских школ. Суматоха – ключевое слово, описывающее, пожалуй, вообще всё происходящее вокруг: дети, даже самые взрослые, носятся, невзирая на свой возраст, сбивая с ног учителей и даже не удосуживаясь извиниться, что, безусловно, вызывает гору возмущений и отборной брани. Кто-то хихикает, а кто-то, стыдливо опустив голову вниз, удаляется прочь, не желая повторять подвиг и подвергать свою жизнь посещению кабинета директора. А его обладательнице, к слову, было чем заняться…       Всё тот же урок высшей математики у одного из одиннадцатых классов. Лаура Альбертовна объясняет новую тему, по которой сегодня же намерена дать контрольную работу: метод кнута без пряника бессменно в деле и работает не хуже остальных. Кто-то восторженно слушает, желая проникнуться предметом; кто-то – нет, наплевав и напрочь забыв о существовании высшей математики; а кто-то… Мария, робеющая от каждого случайного взгляда, жеста и слова в ее адрес. Особенно от той самой ухмылки, изученной собственными устами и глазами вдоль и поперёк. Пара не так давно вместе, но каждая минута, что они проводят в компании друг друга – явно особенная, крепко врезающаяся в память и запоминающаяся на всю жизнь.       — Всем понятно?! — внезапно переходит на крик Лукина, громко ударяя руками по столу. Тот отзывается характерным треском и скрипом, едва пошатываясь под телом преподавательницы, но та не обращает внимания, продолжая сверлить взглядом класс. Третьякова вмиг переключается на женщину и заметно пугается. Глаза девушки бегают из стороны в сторону, пытаясь понять, что вообще происходит. Но мысли всё же сбегаются в кучу, и мозг, все ещё сосредоточенный на плавных движениях Лауры, не даёт отчета о возможной причине ее же недовольства. — Ладно… В любом случае, даже если не поняли, контрольной вам не избежать. Не имею понятия, ей-Богу, как вы будете сдавать… Но это старая песня, заводить свою шарманку, так уж и быть, не буду. Маша, — обращается преподавательница к Марии. — Раздай листочки, — Третьякова сводит брови к переносице, как бы требуя повторить. — Маш? — продолжает Лукина, проводя ладонью перед лицом ученицы.       — А? — отзывается Мария. Сзади слышится смешок одноклассников, на который девушка не обращает никакого внимания. — Листочки? Да… Сейчас раздам, — и, поднявшись со своего места, Третьякова подходит к Лауре, забирая из ее рук аккуратную стопку бумаги. Лукина провожает ее обеспокоенным взглядом, но, решив оставить разбирательства на потом, садится в кресло, скрещивая руки на груди. Мария, раздав все листочки, заняла своё место, подписывая работу и приступая к решению задач.       Вскоре громкий звонок оповещает об окончании занятия и, собрав у всех листы с решением, Лаура подходит к ученице и, наклонившись к ее ушку так, дабы никто не видел, еле слышно шепчет:       — Зайди ко мне в кабинет на большой перемене, — Третьякова реагирует незамедлительно, поднимая на женщину карие глаза. Взгляды пересекаются. Девушка, кивнув, упирается взором в парту. Лукина, с трудом сдержав себя от того, чтобы поцеловать ученицу в макушку, уходит, весьма громко хлопая дверью.       Через некоторое время Мария, собрав вещи в рюкзак, по привычке бросает его на плечо и, выйдя из кабинета, быстрым шагом направляется на первый этаж. Найдя нужную дверь, девушка робко робко постучала трижды. Лаура не заставила себя долго ждать и, впустив девушку в помещение, дважды провернула ключ в замке. Третьякова, облокотившись ягодицами в длинный стол, уперлась в него руками и оглядела женщину с ног до головы. Лукина, подойдя к девушке вплотную, проделала то же движение руками. Лица дам оказались совсем близко друг к другу. Лаура невольно ухмыльнулась, аккуратно целуя ученицу в губы. Мария ответила, слегка подаваясь вперёд и, ловким движением одернув плечи женщины, поменялась с ней местами, насильно прижимая к столу. Лукина словно замерла в предвкушении действий девушки. Та бесцеремонно проникла рукой в брюки преподавательницы, медленно массируя пульсирующий орган сквозь тонкую ткань. Движения Третьяковой плавные, явно не нацеленные на причинение вреда. Пальцы Лауры вмиг оказываются под юбкой девушки, сполна проникая в податливое лоно.       — Я хочу… Чувствовать тебя. Всю, — простанывает Мария и закидывает голову назад, но тут же оказывается заткнутой горячим поцелуем. Ноги становятся ватными, не выдерживая тело, а руки расслабляются, с трудом справляясь со своей задачей. Лукина, подавшись вперёд, словно насаживается на пальцы девушки, помогая ей. Третьякова чувствует уверенность, и дамы достигают финальной точки фактически одновременно, обессилено прикасаясь друг к другу лбами. Некоторое время молчат, явно наслаждаясь моментом, а затем улыбаются. Лаура, тяжело выдохнув, усмехается, тем самым прерывая повисшую тишину:       — Ну как? Легче стало?       — Ещё хуже, — откровенно выдала Мария. — Лаур… Я вообще не могу на тебя смотреть во время занятий. Вечно мысли какие-то… Тяжелые.       — А ты не смотри, а слушай. Того глядишь – раздевать меня глазами начнёшь, да и не сдержишься. Не хотелось бы афишировать… Контрольную зато на пять написала, умница моя, — проговорила Лукина, таки исполняя желаемое и целуя девушку в макушку. Руки ловко обвились вокруг талии Третьяковой, крепко прижимая ее к себе.       — Ага, — пространно ответила Мария, утыкаясь носом в плечо женщины. — Правда тему ни черта не поняла.       — Я тебе ее на индивидуальном занятии объясню, — парировала директор, подмигивая спутнице.       — Ладно, я… Пойду наверное, скоро урок. И так с тобой… Позаимствовали друг у друга достаточно времени.       — Давай. Постарайся обо мне не думать, — парировала Лаура, улыбаясь и аккуратно заправляя прядь непослушных волос за ушко девушки. Губы дам вновь слились в нежном поцелуе, и, нехотя расставшись, Третьякова захватила рюкзак, в очередной раз не отказывая себе в привычках, и покинула кабинет, направляясь на свой этаж. Сложнее всего сейчас было сконцентрироваться на просьбе Лукиной. Именно сейчас, когда женщина заполняет собой всё пространство, даруя беспросветную любовь, из которой не выбраться. Да и не хочется. И это прекрасно. Желание любить и быть любимой наконец начало сбываться. Медленно, но верно. К тому же, первые месяцы… Они всегда тяжелее. В голове будто вата вместо мозга, и лишь чувства вместо здравого разума. Только любовь. И это, в какой-то степени, даже страшно.       Добравшись до кабинета, Мария вошла, занимая своё место. Алиса, покосившись на одноклассницу, тихо хихикнула, прикрывая рот рукой. Третьякова тут же переключила своё внимание на неё, вскидывая бровь и негодуя:       — Что? Что-то не так? — спросила девушка, заметно возмущаясь поведению со стороны.       — Нет, — ответила Фадеева, но, взглянув на одноклассницу вновь, откровенно засмеялась, с трудом сдерживаясь. — А вы это… с Лаурой Альбертовной, ну…       — Алис, ты с ума сошла?! — наигранно воскликнула Мария. А внутри уже все полыхало, и в голове разрастался план лжи. Вновь приходится врать… И это жутко угнетает. — Я и она? Ты сама себе то веришь? Мы же с первого дня друг друга ненавидим. Как кошка с собакой, как… Да я не знаю даже! С чего ты это вообще взяла?!       — Ладно, ладно, успокойся, — усмехнулась Алиса, перебивая собеседницу и поднимая руки в знак того, что сдаётся. — Просто вы так мило шептались, а потом ты пропала на целую большую перемену, я даже переживала. Впрочем… Надеюсь, что ты ещё не сошла с ума, — добавляет Фадеева, отвлекаясь от диалога и подготавливаясь к занятию.       «А я уже, пожалуй. Надеяться не на что», — пугающим ураганом пронеслось в голове Третьяковой, отзываясь пульсацией в висках. Девушка невольно жмурится, но, забыв о боли (а точнее – в очередной раз ее притупив), следует примеру соседки по парте, доставая из портфеля учебники. А затем ловит себя на мысли, что все же нужно быть гораздо аккуратнее. Если хоть кто-то узнаёт, то мало не покажется. Причём обеим. Причём в кратчайшие сроки. Пусть все будет в строжайшем секрете, и об этом никто не знает. Нет необходимости кричать о своих чувствах на весь мир. Обе и так обо всем знают. Поступки порой показывают больше, чем есть на самом деле. Пусть будет так. Маленькая тайна. Их собственный маленький мир, в котором есть место лишь двоим.       Оставшиеся полдня в школе проходят незаметно, и на последнем уроке Марии удаётся даже задремать, однако под конец лекции педагог будит девушку громким ударом учебников об парту. Третьякова буквально подскакивает, оглядывая кабинет, и осознаёт, что уже почти все одноклассники его покинули, не удосужившись даже дождаться Марию. Она неторопливо собирает рюкзак и, покинув класс, размашистым шагом следует в раздевалку.       Школа сейчас кажется совершенно иным местом, не таким, как раньше: так спокойно и тихо здесь не было, пожалуй никогда. Не носятся безбашенные первоклассники, отчаянно сбивая с ног учителей ровно также, как когда-то сбила Третьякова Лукину. Сложно даже представить, как они с этого фрагмента перешли на совершенно другой уровень. Интересно: как бы сложилось, не проскочи между ними искра? Здание наконец перестало заполняться криками, от которых голова раскалывалась на две части, и Мария невольно замедляет шаг, а после – вовсе останавливается, выглядывая в окно. За ним – чарующая и манящая пустота. Лишь багровые листья падают с деревьев, устилая собой землю. Но совсем скоро им на смену приходят крупные хлопья снега, укутывающие столицу в белую пелену. Начинает темнеть – издержки поздней осени и наступающей зимы дают о себе знать.       Выдохнув, девушка продолжила шаг и через три поворота оказалась в нужном помещении. Здесь как всегда холодно, но это, впрочем, уже не удивляет. Найдя вешалку со своей курткой, Третьякова стянула с петли верхнюю одежду, набрасывая ее на свои плечи. Дверь скрипнула. Девушка замерла, не испытывая совершенно никакого желания оборачиваться. И делать этого не приходится: Мария резким движением оказывается лицом к лицу с Лаурой. Ученица нервно выдыхает, в сотый раз поражаясь поведению директора. Обвив руками шею женщины, Третьякова ухмыльнулась и заправила прядь непослушных волос за ее ушко. Лукина в ответ улыбнулась, заправляя руки в карманы.       — Как день прошёл? — поинтересовалась директор, пристально разглядывая черты лица девушки.       — Неплохо. На истории даже умудрилась заснуть. А твой как? — парирует Мария.       — Ах ты проказница, — дразнит Лаура с неким упрёком, игнорируя вопрос и склоняя голову чуть набок, будто проявляя свою заинтересованность. Хотя она и без того весьма очевидна. Женщине хотелось изучать. Каждый миллиметр. Медленно. Постепенно. Ощущать, что Третьякова всегда будет рядом и готова на любые авантюры. — Мой неплохо, — таки добавляет Лукина. — Плотно поработала, устала жутко… Но жаловаться – не в моей компетенции, — твёрдо заявляет женщина, едва поджав губы.       — Иногда нужно позволить себе расслабиться, — замечает Мария, стягивая с директора очки и пристально их разглядывая: в углу прижилась царапинка, и в голове девушки тут же всплывает идея, которой она ухмыляется.       — Не умею. Научишь? — спрашивает Лаура, перехватывая руки ученицы и заключая их в свои ладони.       — А как же именитая фраза: «Не учи ученого»? — съязвила Третьякова, продолжая разглядывать очки.       — Всем нам нужен учитель. Хочешь ты… Не хочешь… Придётся, — спокойно отвечает Лукина, разводя руками в разные стороны. Мгновение – и в помещении гаснет свет. Лишь тусклые желтые лучи от фонаря едва проникают в окно, и Лаура, вспомнив один из секретов ученицы, тут же заключает ее в свои тёплые объятия, шепча: — Ничего не бойся, я рядом. Слышишь? — Мария машинально прижимается к директору сильнее, и между ними раздаётся тихий хруст, причиной которому, очевидно, стали очки Лукиной. Женщина, оглядев масштаб трагедии, принимается утешать девушку: — Ничего страшного, не переживай.       — Прости, — все же извиняется Третьякова, буквально взвывая. — Черт возьми, как же мне неловко… Прости…       — Ничего страшного, — повторяет Лаура. — Давай отвезу тебя домой, м?       — Х-хорошо, — проговаривает Мария, и дамы, взявшись за руки, покидают раздевалку.