На краю

      Самый худший период в жизни одиннадцатиклассников (как им казалось) подошёл к концу. На самом деле, все ещё впереди. Сдан последний экзамен, и сегодня наконец настал тот день, которого все так долго ждали, к которому так долго готовились, и, наконец, тот день, который с трепетом будут вспоминать – выпускной. А за ним… Взрослая жизнь. Даже страшно задумываться, какие сюрпризы она преподнесёт, да и к чему вообще следует готовиться. Чего ожидать? Чего опасаться? Лишь неизвестность, в которую, увы, приходится делать шаг.       Лаура опаздывает, однако делает это по весьма благородной причине, коей является Мария. Дамы беззаботно целуются у окна в кухне, по-прежнему придавая ценность каждому моменту, проведённому вместе.       — Маш, мне надо уже два часа как следует быть в школе, — замечает Лукина, нехотя отрываясь от губ девушки. — Ты знаешь, как я не люблю задерживаться. К тому же, подготовка к вашему вечеру.       — Тебе что, выпускной важнее меня? — возникает Третьякова и, стянув с плеч халат, сбрасывает его на пол, припадая губами к шее женщины.       — Ты мне дорога, но выпускной тоже важен, — спокойно отвечает Лаура, заглядывая в карие глаза. Они вмиг наполняются обидой. — Ладно-ладно… Платье покажи, тогда выиграю для тебя время, — ставит условие преподавательница. Глаза Марии обретают некую искорку, и она тут же мчится в другую комнату. Пять минут отсутствия – и вуаля: Третьякова выходит из спальни в невероятном платье. Маленькое, чёрное – как и полагается истинной леди. Чуть выше колена. Облегающее, будоражащее фантазию Лукиной. Женщина тихо восхищается: — Какая же ты у меня…       — Какая? — с хитростью спрашивает Мария, по-лисьи ухмыляясь.       — Слов нет, — отвечает Лаура, продолжая изучать платье и фигуру возлюбленной.       — Ну что ж, Лаура Альбертовна, пора выполнить своё обещание, — напоминает Третьякова, вновь припадая губами к шее Лукиной. Та невольно выдыхает, в очередной раз отдаваясь ласке и препятствуя здравому смыслу. Дамы вновь сливаются в нежности, поддаваясь друг другу и обоюдным желаниям.       Вечер, полностью посвящённый одиннадцатиклассникам, проходит великолепно, как и, впрочем-то, планировалось: шикарный бал, танец, с которым ученики справляются безупречно, не отдавив друг другу ноги. Марию поставили в пару с каким-то весьма симпатичным парнем из класса, на которого девушка до того даже не обращала должного внимания. Лаура ворчит, наблюдая за их слиянием, однако ее недовольные мысли сменяются довольной ухмылкой: облегающее платье с манящим декольте даёт о себе знать. И женщина дает себе установку, что в обязательном порядке сорвёт одежду с ученицы, как только настанет подходящий момент. И точно знает, что не содержится. Третьякова, заметив, дразнит преподавательницу: сильнее прижимается к бедному Марку, но тот не теряется, крепко сжимая талию спутницы в своих руках. Лукина, усмехнувшись, отводит взгляд и оставшееся время бала беседует с коллегой. Директор, в свою очередь, тоже не ударяет в грязь лицом, выбирая бежевое платье с чёрными вставками под стать фигуре, задействуя, кажется, весь свой вкус, и даже самые нерадивые учителя однажды подходят к начальнице, дабы сказать пару комплиментов. В голове даже мелькают мысли, как бы дивно смотрелся симбиоз с ученицей в паре, но кто разрешит им такую вольность? По окончанию танца, ребята заняли свои места. На их лицах сияли счастливые, беззаботные улыбки. Они ещё не знают, что будет впереди, однако полностью готовят себя к предстоящему.       — Слово предоставляется директору нашей школы – несравненной Лауре Альбертовне Лукиной, — слова, выбивающие женщину из колеи. Лаура встаёт с места в сопровождении громких аплодисментов и, поправив подол платья, направляется к сцене. Поднявшись на неё, словно на Олимп, Лукина взяла микрофон из рук ведущего, улыбаясь ему.       — Немного волнуюсь, — начала женщина, оглядывая полный зал. Ученики, коллеги, родители… Страшно задумываться, насколько длинный путь они прошли сквозь тернии к звёздам. Безусловно, хочется повторить, невзирая даже на то, сколько крови пролито в тяжелом бою. Мария внимательно слушает преподавательницу, и та, улыбнувшись, продолжает: — Я очень рада всех вас видеть, ребята. И очень горжусь вами. Вы проделали… Колоссальную работу. Да, многое давалось нелегко, но вы шли. Шли, спотыкались, поднимались и вновь шли... Знаете, время летит так незаметно, и… Я хочу пожелать вам счастья. Искреннего, чистого. Любви крепкой. Так, чтобы не жалеть, — взгляд Лукиной невольно опустился на Третьякову. Девушка широко улыбнулась, отводя взгляд и вспоминая проведённую вместе ночь. — Так, чтобы при одном лишь взгляде сердце билось чаще, словно пытаясь вырваться из груди. Я люблю вас. Пусть путь будет лёгким, — заключает Лаура. Громкие и долгие аплодисменты. Женщина, вернувшись на своё место, позволяет себе пустить слезу, но тут же смахивает, слушая слова других преподавателей, а за ними – учеников. Речь Марии директор уже не дослушивает – резво удаляется в свой кабинет, стуча по полу каблуками. Третьякова, сказав финальное слово, оглядывается по сторонам и, убедившись, что никто ее не видит, бежит вслед за Лукиной. В кабинете перед девушкой предстаёт весьма неоднозначная картина: Лаура сидит на подоконнике и мирно потягивает белое вино, наслаждаясь одиночеством и летним дождем, дарующим свежесть. Окно открыто настежь, и некоторые капли даже падают на лицо, смазывая макияж. Но ей всё равно. Взгляды дам пересеклись. Женщина усмехнулась, тихо парируя: — Садись, — и кивнула на пустое место напротив. Мария, не раздумывая, села рядом.       — С бокалами совсем беда? — спрашивает девушка, заключая бутылку в пальцах рук. Глоток. Третий. Напиток разливается по горлу. Весьма приторный, но тем не менее приятный: вот так запросто сидеть и наслаждаться компанией своей возлюбленной – удовольствие крайне редкое. А хороший напиток, выбранный директором, тоже играет немаловажную роль в сложившейся картине.       — Я не пью на рабочем месте, — категорично заявляет Лукина, горделиво вскидывая голову вверх. Третьякова откровенно смеётся, заглядывая в глаза женщины. Сейчас она счастлива, и хотелось бы Марии верить, что совершенно не думает о своих проблемах. Хотелось бы верить, что Лаура на минуту растворилась в тёплой атмосфере, забыв о том, что завтра вновь вливаться в бешеный темп и сходить с ума. — Что ты пытаешься там увидеть? — спрашивает женщина, приближаясь к ученице. Лицом к лицу. Слишком малое расстояние, и Третьякова не сдерживается, неторопливо накрывая губы Лукиной своими. Директор отвечает, обхватывая пальцами шею девушки. Мария, отлынув от уст женщины, улыбается и стирает капли вина со своих губ. Лаура, скрестив руки на груди, прислоняется спиной к стене и устремляет взгляд в окно, за которым так и льёт, будто из ведра.       — Лар, а как ты поняла, что любишь меня? — спрашивает Третьякова без сожаления. Сейчас ей даже не стыдно, и создаётся впечатление, словно в этот день и последующую ночь – можно всё. Лукина медленно переводит на девушку взгляд и, усмехнувшись, вновь подаётся вперёд, вмиг преодолевая возникшее расстояние и оказываясь рядом. Пробежавшись глазами от карих очей до губ, женщина отвечает:       — А как тебя не любить? Такая хрупкая… Такая… Невероятная, — проговаривает Лаура, заправляя прядь волос за ушко ученицы. Мария счастливо улыбается, оставаясь, кажется, весьма удовлетворённой ответом. — А я, следовательно, постараюсь тебя уберечь.       — А я – тебя. Всех не убережешь. Поживи хоть немного для себя. Ну и… Для меня, — произнесла Третьякова. Лукина кивнула, соглашаясь с мыслью девушки. Небольшая пауза, и Мария вновь продолжает, неохотно спрашивая: — Ты скучаешь по нему?       — Скучаю, — откровенно выпаливает Лаура, не задумываясь и не задавая лишних вопросов. И без них все становится предельно ясно. Слишком часто женщина позволяла себе отдаваться воспоминаниям, рассказывая ученице о том, как проходило детство Егора, да и каким он был в принципе. Что-то – веселое, что-то напротив – грустное. Однако только Третьяковой удавалось вытягивать Лукину из любого состояния. — Очень скучаю, Маша, — твёрдо повторяет женщина, поджимая губы.       — Я тоже по отцу скучаю. Просто невыносимо, — проговаривает Мария, тяжело вздыхая. — Мать сейчас сидит там, в актовом. Ей хорошо – она отпустила. А я… Я не могу.       — Или не хочешь, — добавляет Лаура. — Тебе так проще. Ты не знаешь жизни без него не потому, что он постоянно в твоих мыслях, везде с тобой, где бы ни был. А потому, что ты без него не хочешь. Я тоже скоро умру, так что теперь? С ума сходить?       — Не говори так! — вскрикнула Третьякова, ударяя руками по подоконнику и вмиг оказываясь ногами на полу. — Не говори, ясно?!       — Вот видишь, — ухмыльнулась Лукина. — Значит, правда. Отпусти его, милая. И ты увидишь, насколько без него... Проще, что ли?       — А ты? Ты отпустила? — спрашивает Мария с неким упрёком.       — Я – да. Потому что ты рядом, а стало быть, есть, в ком растворяться. Я думаю о нем. Много. Скучаю. Но не жалею и не рыдаю оттого, что мне его не хватает. Так случается в жизни. И так должно случаться, — проговорила Лаура на одном дыхании. Девушка, не выдержав, обняла директора, зарываясь носиком в ее шевелюру.       — Прости меня, — прошептала ученица, тяжело дыша.       — И ты меня…

***

      Третий час Третьякова не берет трубку. Третий час Лукина сходит из-за этого с ума. Ещё утром девушка поехала подавать документы в высшее учебное заведение, а сейчас… Ни слуху, ни духу. Страшно, безусловно. Женщине хочется надеяться на лучшее. Но волнение пробирает насквозь до такой степени, что Лаура не может провести совещание среди коллег. Те уже давно начали находить странным ее поведение, но никто не осмеливался спросить напрямую.       — На сегодня свободны, — бросает директор, вылетая из учительской посредине мероприятия. Добежав до своего кабинета, Лукина плотно закрывает дверь и, прижавшись к ней спиной, медленно скатывается вниз. Усевшись на холодный пол, Лаура запустила пальцы в непослушные пряди волос, массируя кожу головы. Массаж немного смягчал ситуацию, расслабляя тело и мысли женщины. Хотя последнее, конечно, до конца оставалось неподвластным. Устало выдохнув, Лукина поднялась, хватаясь за дверную ручку и сжимая ее в своих пальцах. Разные картины, вплоть до самых страшных, заполняют разум женщины, и она невольно жмурится, словно стараясь избавить себя от этого. Однако бороться с собой Лаура уже не в силах. Подойдя к столу, Лукина схватила трубку, набирая наизусть номер Марии. Гудки… Долгие, невыносимые. Щелчок. И Лаура слышит до боли знакомый голос:       — Да? — хмуро отвечает Третьякова. Приём документов выжал из девушки все силы, но помимо института явно произошло еще что-то будоражащее.       — Моя девочка… Ты не представляешь, как я рада тебя слышать, — облегченно проговаривает Лукина. Камень словно свалился с плеч. — Где находишься сейчас?       — Лар, а ты… Сможешь меня забрать? — жалобно просит Мария, упираясь рукой в подоконник. — Не очень хорошо себя чувствую…       — Конечно, — без раздумий отвечает Лаура, попутно бросая личные вещи в сумку. — Куда подъехать?       — Адрес скину в смс, — бросает Третьякова, отключая вызов и чувствуя слабость во всем теле.       Лукина реагирует молниеносно и, схватив сумку, накидывает на плечи пальто и выбегает на улицу, предварительно предупредив секретаря о своём временном отсутствии. Сев в автомобиль, женщина выжимает педаль газа, крепко сжимая руль в пальцах. Сейчас время работает против неё, однако Лаура сдаваться не планирует. Не привыкла. А сейчас слабину себе позволять точно нельзя: Маша в неизвестном состоянии, а Лукина обещала быть рядом всегда, несмотря ни на что. Добравшись без пробок, Лаура выходит из машины. Мраморные колонны и советский логотип на фасаде здания возвращают женщину в незапамятные времена. В голове одна за другой проносятся картины приятной юности. Однако сейчас для ностальгии – явно не самый лучший момент. Забежав в здание, Лукина заметила Марию, сидящую на лавочке совершенно без сил. Сев перед девушкой на корточки, Лаура накрыла ее колени своими руками, заглядывая в глаза. Третьякова вымученно улыбнулась, запуская пальчики в шелковистые волосы женщины.       — Как ты? — спросила Лукина, садясь рядом и целуя возлюбленную в висок.       — Устала очень, — ответила Мария, прижимаясь к преподавательнице.       — Поехали домой, — парировала Лаура и, поднявшись места, галантно подала девушке руку. Третьякова воспользовалась любезностью, вставая и едва пошатываясь. Лукина тут же подхватила, словно ожидая, и, обхватив талию возлюбленной, повела ее к выходу. Усадив Марию на заднее сиденье, Лаура обогнула машину и, сев за руль, подвернула ключ в замке зажигания. Автомобиль тут же сорвался с места. — Поступила? — прерывает молчание Лукина, бросая взгляд на зеркало заднего вида.       — Ага, — подала голос Третьякова, бездумно смотря в окно.       — Может… Водички? — предложила Лаура, заметив продуктовый магазинчик неподалёку.       — Ну… Можно было бы, — ответила Мария, пожимая плечами. Лукина, кивнув, аккуратно припарковалась возле магазина и выскочила из автомобиля. Вернулась женщина уже спустя минут пять, набрав всяких сладостей и двухлитровую бутылку воды. Открыв заднюю дверь, Лаура протянула воду Третьяковой, аккуратно подставляя горлышко к ее губам. Мария сделала несколько маленьких глотков, смачивая горло. — Спасибо, — прошептала девушка. Лукина слабо улыбнулась, закрывая дверцу и вновь занимая своё место.       Дорога домой не заняла много времени, но это не препятствует извечным раздумьям Лауры. Ей до жути хочется выпытать все у Третьяковой, что да как, однако в то же время Лукина понимает, что сейчас для расспросов – явно не лучший момент. Вновь. Добравшись до квартиры в обнимку, дамы оказываются на диване в гостиной, а Мария – в крепкой хватке Лауры. Женщина аккуратно поглаживает возлюбленную по волосам, перебирая пряди в пальцах рук. Третьякова тихо посапывает на коленях любимой, наслаждаясь теплом и уютом места, ставшего до жути родным. Девушка уже и не помнила, насколько времени провела здесь, но не жалела ни единой потраченной секунде.       — Я никогда не захочу уйти, — вдруг запела Лукина. Настолько тихо, насколько только могла, прикладывая все усилия, дабы не разбудить возлюбленную. — Я буду смотреть как ты спишь, — продолжает Лаура, едва протягивая ноты. — Мне никогда не надоест смотреть на тебя…       — Очень красиво поешь, — заметила Мария, переворачиваясь на спину и заглядывая в бездонные голубые глаза. Лукина улыбнулась.       — Спасибо, — прошептала женщина, невесомо целуя девушку в лоб и поглаживая по щеке. — Тебе лучше? Может… Чай?       — Давай, — отвечает Третьякова, улыбаясь в ответ. Лаура аккуратно приподняла голову Марии и, поднявшись с дивана, направляется на кухню. Прикрыв за собой дверь, Лукина принялась искать любимый чай девушки. Третьякова, в свою очередь, разглядывала комнату и вдруг наткнулась на синтезатор, стоящий в темном углу. Встав на ноги, Мария подошла к инструменту и, включив, пробежалась пальцами по клавишам, вспоминая нотную грамоту. В память болезненно врезались фрагменты из далекого прошлого, когда Маше было лет пять, и она за ручку с отцом ходила в музыкальную школу. Занятия пришлись девочке по вкусу. Втянулась. Награды, грамоты... Гордость семьи. Третьякова зажмурилась от пульсации в висках и села за синтезатор. Пальцы забегали сами по себе, выдавая мелодию, знакомую с детства. Лукина, вернувшись, тихо поставила поднос на кофейный столик и прислонилась к дверному косяку, улыбаясь и наблюдая за ловкостью рук возлюбленной. Доигран финальный аккорд, и Мария поворачивается к женщине полу-боком.       — А могли бы стать дуэтом, — замечает Лаура, счастливо улыбаясь. На лице заиграла хитрая ухмылка, и директор вмиг оказалась рядом, предлагая: — А давай… В четыре руки, м?       — Давай, — тут же отвечает Третьякова. Мелодия вышла захватывающей и пробирающей до мозга костей. Противоположности притянулись в сотый раз.