Pov Шура
Меня трясёт. Всё предметы в комнате становятся мутными и расплывчатыми из-за слёз. Я сижу за столом, опустив голову и вцепившись в волосы дрожащими пальцами. Слышны лишь мои всхлипы и свистящие, судорожные вдохи. Я тянусь к пачке успокоительного, достаю из неё несколько круглых пилюль и кладу их в рот. Каждая таблетка ощущается размером с крупную виноградину, и с трудом проходит в горло даже после нескольких глотков воды. Слёзы падают на раскрытую книгу с тестами, а я тщетно пытаюсь вытереть их, чтобы не намочить бумагу сильнее. Я снова ошиблась. Прорешала тест по теории музыки, как раз с вопросами, что могут попасться на экзамене, а посмотрев ответы поняла, что едва вытягиваю на четыре. Мне нельзя получить низкую оценку! Я обязана сдать экзамен и перевестись на факультет ударных! До зачёта остаётся чуть больше месяца, а я до сих пор ничего не знаю! Нужно заниматься больше, но меня уже тошнит от нот, учебников и пособий… когда я в последний раз нормально спала? Когда не просиживала за книгами до рассвета? А ещё сегодня я впервые за два месяца поговорила с родителями по видеосвязи. Живя в Москве, я успешно скрывала от них свою любовь к неформальной одежде. Переехав в Германию я наконец ощутила себя свободной. Я могла быть собой. Не притворяться прилежной дочерью… Но сегодня, когда Люба, не предупредив, позвала меня на кухню, родители, с которыми она общалась по скайпу, увидели меня в чёрной майке, с септумом и растяжкой для тоннелей в ушах. Давно я не видела настолько презрительных взглядов. Отец холодно поморщился и сказал, что закрыл бы на мой внешний вид глаза, будь я «такой же талантливой, как Вранова». Да, Янины способности к музыке — единственная причина, по которой родители не пытались отгородить её от меня из-за стиля одежды. «Молодец, так себя изуродовала.» — он старался сдерживать гневные крики. Потому что знал, что холодный, твёрдый голос заденет меня сильнее. — «Умом ты не блещешь, зато выглядела бы как человек! Никакой нормальный, ответственный мужчина тебя замуж не возьмёт!» Люба радовалась. Если я поссорюсь с отцом, им с Гансом достанется большая часть наследства. А едва сдерживала слёзы, пока это всё выслушивала. И после звонка тоже запретила себе плакать: нужно учиться закрывать глаза на чужое мнение. Чего я добьюсь, если буду реветь из-за каждого осуждающего слова? Но после проваленного теста я больше не могла сдерживаться. Я ни на что не способна без чьей-то помощи! Наверное, я работаю над собой недостаточно много… Нужно больше стараться, чтобы не допускать ошибок! А ещё этот концерт… я правда хочу выступить, но боюсь. Мне уже несколько раз снилось, что мы начинаем играть на сцене, а я всё порчу: то роняю палочки, то забываю свою часть. А потом чувствую на себе обжигающие, осуждающие взгляды одногруппников, семьи и даже Яны с Катрин. Яна убьёт меня, если я облажаюсь. Я должна попросить её перенести выступление. В этом клубе наверняка пройдёт ещё миллион концертов для новичков, и мы сыграем после экзамена. Яна, конечно, будет злиться. Но я больше не вынесу переживаний. В двери щёлкает ключ. Яна. В груди всё замирает. Поговорить о концерте просто необходимо, но мне страшно. Не хочу с ней ссориться. Мне всё ещё хочется плакать, но успокоительное помогает сдерживать слёзы. — Привет, — тихо говорю я, заходя в прихожую. Яна сидит на пуфике, даже не сняв верхнюю одежду. Её глаза широко распахнуты, а взгляд устремлён куда-то… за пределы нашей квартиры. Словно тело находится здесь, а разум где-то в другом, куда более интересном для неё месте. — Как на работе? — нужно зайти из далека. Зрачки медленно поворачиваются в мою сторону. Но смотрят не на меня. Яна сосредоточена на своих мыслях. — Что-то случилось? — обеспокоено спрашиваю я, садясь рядом с подругой. Её губы вяло шевелятся. Я слышу какое-то слово, заканчивающиеся на «ия». — Что? Повтори погромче? — Я встретила Викторию. — выдаёт она, после чего её рот растягивается в широкой, какой-то маниакальной улыбке. Да не может этого быть. Яна, наверное, устала на работе и начала бредить. Учитывая её одержимость Викторией, такое вполне возможно… — Чего… — внезапно подруга поднимает перед моими глазами листок бумаги, который я не заметила в её руках раньше. — Её почерк! — и правда… Я в оцепенении смотрю то на Яну, то на автограф. Невероятно! Никогда бы не подумала, что человеку может так сильно повезти! Я даже немного завидую: одна из самых сильных мечт Яны исполнилась! А моя ещё нет. Хотя… я даже и не знаю, какова моя мечта… — И где ты её нашла?! — Она согласилась послушать наш кавер!!! — Яну совершенно не интересуют мои вопросы. Она поднимается с пуфа и несётся в нашу комнату. А я чувствую досаду: Хуяна ведёт себя так, будто меня для неё не существует. Её мысли заполнены одной Викторией, а что чувствую я, мою подругу не волнует! Глаза наполняются слезами, но я не позволяю им течь. Наверное, я сама виновата… — Если так сильно хочешь поделиться проблемой, делай это сразу, а не жди, когда Яна сама тебя расспросит! — шиплю я сама себе. — Если хочется поддержки, дай это понять! Если бы я сказала Яне, как плохо я себя чувствую, она бы несмотря ни на что меня поддержала. Я не должна в ней сомневаться и ревновать к Виктории! Успокоив себя этими мыслями, я иду за Хуяной, которая сидит на кровати и смотрит в экран телефона. Не моргая! — И…. Какая она? — я ещё не до конца верю в их встречу, и мне не терпится расспросить подругу обо всём. Яна молча показывает мне экран телефона. Я вижу, что Вранова уже отправила Виктории ссылку на наш кавер. Руки моей подруги дрожат, а дышит она быстро и судорожно, словно маленькая собака. — Ну… обалдеть… — выдавливаю я, не зная, что сказать. Но с каждой минутой меня все сильнее одолевает волнение. Я готова к худшему. Каждый комментарий с критикой заставляет меня сомневаться в моих музыкальных способностях. А Виктория — гений, и, к тому же, очень избирательна, когда речь идёт о музыке. Она может вести себя грубо по отношению к тому, что ей не нравится. Смогу ли я выдержать её критику? Чёрт… Только сейчас я поняла, что не хочу быть популярной. Пусть уж обо мне никто не знает. Тогда мне не придётся сталкиваться с вниманием к моим ошибкам. Яна тоже нервничает. Я никогда не видела её такой, и это ещё сильнее напрягает. Она никогда не нуждалась в критике, поскольку сама видит недостатки в своей работе. Но Виктория — единственный человек, на чьё мнение ей не плевать. Ведь, как Вранова сама говорила, одной из целей её занятий музыкой является как раз привлечение внимание Шпильман. Я подскакиваю, увидев, что «отправлено» сменилось на «прочитано». Всё. Сейчас Виктория слушает наш кавер. И через несколько минут мы получим на него отзыв.Pov Яна
Я нервно жую край и без того короткого ногтя. У меня с детства есть привычка грызть их в стрессовых ситуациях. Ещё совсем недавно я чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Ведь встреча с Викторией — вершина моих стремлений. Радость переполнила мой рассудок, и казалось, что я уже достигла успеха. Что мне больше не к чему стремиться. На моём пути больше не будет испытаний, и меня ждёт лишь счастье. А когда мне написала Натали, спросив про заказы, я ответила, что увольняюсь. Ведь знакомство с Вики должно решить все мои проблемы, в том числе и финансовые. Но сейчас я немного пришла в себя. Состояние эйфории уступило место здравому смыслу. Вечное счастье, которое мне дарует Виктория, — лишь иллюзия, в которую я долгое время верила. В действительности же, встреча с ней мало что изменит. Она не сделает меня автоматически богатой и популярной. Да, она — моя самая заветная мечта, но после её исполнения жизнь продолжится. И мне снова придётся двигаться вперёд. Я давно желала, чтобы Виктория меня заметила. Но представляла я это совершенно иначе! Я хотела выпустить альбом, подметив, что вся любовная лирика и музыка в нём посвящена Вики. И когда она об этом узнает, она увидит, насколько важным и любимым человеком она является. Но мы встретились в не самый подходящих момент. И единственное, чем я могу привлечь её внимание — мой кавер. Он намного лучше моих предыдущих композиций. Но всё ещё не идеален. Достоин ли он быть посвящённым Виктории? Если ей он не понравится, я не больше не смогу заниматься музыкой. На этом история «Нитакой как фсе» закончится. — Ответила. — тихо произносит Шура, протягивая мне телефон с пришедшим уведомлением. — Мне прочитать? — она тоже нервничает, но не так сильно, как я. — Нет. — я должна сделать это сама. Открываю твиттер и чувствую, как мои ладони становятся влажными из пота. А во рту наоборот сухо, и чувствуется неприятный привкус лака с обгрызенного ногтя. Я волнуюсь так сильно, что глаза сами закрываются. После минуты попыток побороть свой страх, я наконец решаюсь прочесть критику Виктории. [Честно говоря, — начинается её длинное сообщение, — во время прослушивания я совершенно забыла, что это кавер на мой собственный, трек. Потому что эмоции, которые мы испытывали во время записи, совершенно разные. Из-за этого, а так же из-за отличающихся инструментов, я воспринимала вашу композицию как самостоятельное произведение. И оно намного качественнее записано, чем весь мой первый альбом, несмотря на то, что голос солиста иногда отстаёт от музыки. Поработайте над сведением… — тут мне стало невероятно стыдно за такую ошибку. Но потом чувство вины отступило: — А ещё у вас немного шумит микрофон, но это не самое важное. Я оцениваю музыку не только по качеству записи и навыкам исполнителя. Главнее — эмоции, которые были вложены в композицию автором, и которые она вызвал у слушателя. Я чувствовала стремление лирической героини найти её звёзды. Это и делает вашу музыку ценной. Удачи с последующими работами.] Во мне словно зажгли фейерверк. По всему телу пробежала дрожь, но она была вызвана не волнением, как секундами ранее, а восторгом. — Ей понравилось! — кричу я и падаю на кровать, прикрывая руками рот. В уголках глаз появляются слёзы. Если бы моя радость могла излучать свет, они бы засверкали, как весенняя капель на утреннем солнце. Всё было не зря. Моя музыка — не просто бессмысленный набор звуков, которому суждено раствориться в бесконечном списке других произведений. Она является ценным произведением искусства и способна вызвать у слушателя эмоции. И самое приятное то, что это лишь начало. Я буду расти и познавать себя. Значит, чувства, что наполнят последующие треки, будут сложнее и сильнее. А мои вокал и игра на гитаре улучшатся, чтобы правильно их преподнести. Музыка «Нитакой как фсе» поможет понимать себя. Не только мне, но и слушателям, в ней нуждающимся. — Что вы орёте?! — в комнату заходит разозлённая Люба. — Вы на время вообще смотрите?! — видимо, мои радостные крики её разбудили. — Прости… — мямлит Шура. Она тоже шокирована ответом Виктории, и ей сложно собраться с мыслями. Через несколько минут ругани Сашина сестра наконец-то покинула нашу спальню. — Нужно что-то ей ответить. — я хватаю телефон и пытаюсь набрать сообщение. Но это сделать проблематично из-за того, что мои пальцы трясутся и нажимают мимо кнопок. А один из них, ноготь на котором я под корень сгрызла, сильно болит. Но у меня всё же выходит напечатать: [Огромное спасибо, что вы ответили! Я очень счастлива, что мой кавер вам понравился! Вы для меня очень много значите. Спасибо за то, что вы есть.] Такое короткое сообщение не может вместить всю любовь, что я хочу подарить Вики. Но я не хочу писать много и навязываться. Моя Принцесса не любит долгие разговоры. [Не за что.] Мои сомнения в том, что концерт пройдёт удачно, и раньше были слабыми. Но сейчас их как ветром сдуло. Отныне я уверена: отлично выступим и найдём свою аудиторию.***
Жарко. Как же жарко в гримёрке за сценой! А из-за большого количества людей дышать невозможно. Я то и дело поглядываю на часы, ожидая нашего выхода. До него остаётся всего несколько минут. Саша сидит на скамье и пытается вытереть с лица пот. Она нервничает, но это нормально. Все переживают перед первым концертом. — Ну что… — Катрин тоже немного волнуется, что выражается в желании со всеми разговаривать и постоянном протирании уже чистых рук антисептиком. — Как думаешь, как всё пройдёт? — Нормально. Я в тебе не сомневаюсь. И в себе. — я не ходила в колледж, соврав декану о плохом самочувствии, и всю неделю провела за репетициями. — А вот Саша нервничает. Как бы не налажала из-за этого. Катрин смотрит на меня с обсуждением. — А ты даже не пытаешься её успокоить и поддержать. — Я пыталась! — раздражённо пожимаю плечами. — Она сомневается в себе, что бы я ей не говорила. — А что ты ей говорила? — Ну… Что она хороший музыкант… Что она много работала, и может не переживать, потому что знает всё, что нужно будет сыграть на выступлении. — Ну… — Катрин задумчиво кивает. — Хорошо, но это не совсем то, что ей нужно от тебя услышать… Продолжить Катрин не дали. В гримёрке появилась одна из организаторов. Девушка со сбритыми висками и высоким чёрным ирокезом. А так же группа, которая выступала перед нами. Её участники просто сияют от радости. — Следующие… — провозглашает организатор. — Ни… Нитакая как… фсе! — иногда у людей возникают проблемы с прочтением русских слов, написанных латиницей. — Мы! — я гордо поднимаюсь и иду к выходу, жестом поманив Катрин и Шуру за собой. — Удачи. — желает один из музыкантов, выступавших перед нами. — Спасибо. Шурин барабан вынесли на сцену, а затем разрешили и нам туда выйти. — А сейчас… — организатор делает паузу, чтобы подогреть интерес нетерпеливой публики. — Поприветствуйте новичков! Это группа «Нитакая как фсе!» И вот мы на сцене. Я обвожу взглядом зал. Единственными источниками освещения в клубе являются фиолетовые прожекторы, светящие прямо на нас. Прямо перед сценой расположена танцевальная зона, а чуть поодаль — столики. Народу много. Все одеты в чёрное. А Карл, подвёзший нас до клуба, и сейчас ожидающий выступления своей девушки, кажется попугаем среди воронов. У него красные растрёпанные волосы и зелёная куртка с нашивками. Больше знакомый лиц не наблюдается. Вот он. Мой дебют. Шанс найти свою аудиторию. Я понимаю, что «Нитакая как фсе» не будет собирать целые стадионы поклонников. Моя музыка придётся по душе далеко не каждому слушателю, несмотря на растущее с каждым релизом качество записи и вложенные в неё старания. Как и в случае с Викторией. Она гений. Но из-за того, что Шпильман является настолько сильным, пусть и потрясающим, отклонением от нормы, понять и полюбить её творчество способен лишь небольшой процент людей. И у меня появится небольшая, но понимающая аудитория, состоящая из таких же «отклонений от нормы». С ними я буду охотно делиться своими чувствами. А они будут стараться понять их. Я буду уверена, что музыка излечит мои душевные раны, если таковые появятся. И подтолкнёт слушателей к изменениям и саморазвитию, как искусство Вики подтолкнуло меня. — Привет! — говорю я в микрофон. — Э… — чёрт. Я совсем не спец в общении с публикой. Но сразу начать петь, не поговорив с присутствующими, было бы грубо. — Я Яна. А это Катрин… — показываю влево. — И Саша-фром-Раша. — справа. По залу прокатывается лёгкий смешок. — Мы «нитакие как фсе», и наша музыка предназначена для таких же необычный людей. — я представила всех стоящих предо мной людей в одинаковых футболках с надписью «Не такой как все» и едва подавила смешок. Все, кто собрался в этом клубе, отличаются от большинства людей. Но среди них наверняка есть и такие, которые являются исключениями среди исключений. Как Виктория. Вот их-то я и ищу. Они будут рядом от самого дебюта группы до моего завершения карьеры. А остальные послушают одну песню и забудут. — Мы хотим исполнить кавер на «Где-то на краю вселенной» прекрасной Виктории Шпильман! Кто-то здесь знает Викторию? — половина зала загудела и захлопала в ладоши. Отлично. Круг потенциальных слушателям сузился до… человек, наверное, семидесяти. — Она прекрасна! И наш кавер тоже. — и это не моя самовлюблённость. А факт, подтверждённый самой Принцессой. Её слово неопровержимо. — Приятного прослушивания! — я не знала, что ещё сказать, и мы начали играть. Я ещё в начале своего пути решила, что буду выступать для аудитории. Но перед небольшим количеством людей. И это обязательно будут сидячие концерты — от мельтешения в танцевальной зоне у меня рябит в глазах. Некоторым песням нужно быть исполненными перед публикой. Как и этому каверу. Он вышел куда энергичнее оригинала, и в зале начались танцы. Так вот беситься под композицию Виктории было бы просто аморально! Ведь её звёзды — исцеление от депрессии. И надежда их найти хрупка и уязвима. Но мои звёзды — становление превосходным музыкантом. Я не сомневаюсь в том, что их достигну. Поэтому кавер звучит уверено и энергично. В мелодии, что я извлекаю из струн, содержится всё моё стремление, мои амбиции. И я хочу, чтобы люди их прочувствовали. Пусть они узрят, какой путь я прошла. Сколько сил было потрачено на то, чтобы сейчас играть перед ними. Некоторые треки созданы с целью донести что-то до аудитории. Другие же я никогда не исполню на сцене: они — терапия. Нечто нужное, для лучшего понимания себя и разрешения внутреннего конфликта. Проигрыш заканчивается, и я начинаю петь. Идеально. Голос уверенный и твёрдый. Слегка грубый, и так подходит для выражения моих чувств! Я ощущаю ту же уверенность, что и во время репетиций и записи трека. Быстро перевожу взгляд на Шуру. По её лбу стекает пот, глаз дёргается, кажется, что прям под ритм, что она тщательно выбивает. Молодец. Ещё ни разу не накосячила. Вдруг, боковым зрением я замечаю, что Картин ведёт себя как-то неестественно. В начале песни она уверено и легко перебирала клавиши, даже немного пританцовывала. Но теперь она стоит на месте, крепко вцепившись в клавитару. Её лицо покраснело, вены набухли от напряжения, а ноги начали дрожать. Какого… Внезапно я вспоминаю, что Картин почти никогда не играла на синтезаторе стоя. Во время репетиций она сидела, а эта штука лежала на столе, словно обычное пианино. И когда девушка всё же брала инструмент в руки, она скрывала, как ей тяжело. Всё происходит словно в замедленной съёмке: её пальцы срываются с грифа, и ремешок, с помощью которого Картин носит инструмент, резко давит ей на плечо. Девушка пытается снова взять синтезатор и устоять на ногах. Клавитара тянет пианистку вниз, она делает несколько шагов влево, в надежде удержать равновесие… Слышится грохот и жалобный писк клавиш. Несколько ребят подбегают к Картин, чтобы помочь ей встать. А меня пронзает жуткая вспышка гнева. Если бы у эмоций был звук, моя ярость звучала бы как синтезатор, ударяющийся о бетонный пол, и придавленный сверху сорока-килограммовой идиоткой… — Ты как?! Играть можешь? — я подбегаю к краю сцены. Она не высокая, и от такого падения, инструмент не должен был сломаться. Наверное, нужно исполнить песню сначала… — Всё хорошо… — Катрин немного трясётся, но продолжает попытки встать прямо, держа синтезатор. Может, притащить ей на сцену стул? — Так-так, ребятушки… — к нам приближается та девушка с ирокезом. — Все целы? Скорую вызвать не нужно? — Нет, мы сейчас продолжим играть. — я жестом показываю Катрин залезть на сцену. — Мы начнём сначала! — провозглашаю я на весь зал. — Нет. — качает головой организатор. — Ваше время скоро кончится, не успеете, — чёрт! В этом клубе новичкам всегда отводится меньше времени, чем группам, выступающим не в первый раз. — Давайте-ка в следующий раз. Подготовитесь получше. — Нет! — я не собираюсь отступать! Я ведь так много работала, так старательно репетировала! — Мы доиграем! — После вас ещё две группы. Не задерживайте их. — из зала слышится поддерживающий её шум. — Вот. Публика хочет увидеть и других музыкантов. Идите. Позор. Какой позор. Я удаляюсь со сцены не под восторженные апплодидисменты, а под сочувственные взгляды и насмешки. Странное сочетание. Но многое говорит о людях здесь. Большая часть из них, та, что смеётся, вряд-ли станет моими дорогими, любимыми слушателями…***
Pov Шура
— Идиотка!!! — я никогда не видела Яну такой разъярённой. — Какого хрена, Кат?! Почему ты не сказала, что у тебя слишком тяжёлый инструмент? Ты могла выступать сидя! — она свирепо размахивает руками. Если бы воздух мог ощущать боль, он бы чувствовал себя до крови исхлестанным плетью. — Он не тяжёлый! — голос Картин слегка дрожит. — Я могу без проблем на нём играть! Я сижу на скамье и в шоке гляжу на них. Бедная Катрин. Она могла сильно удариться. А Яна будто специально давит на неё своим криком! Но в глубине души я ощущаю радость. За то, что причиной нашего провала была не я. Яна резко отстраняется от девушки и хватает себя за волосы. — Какая же я дура! Почему я не заметила, какая ты хилая, и не заставила играть сидя?! — Вранова размахивается ногой и со всей силы бьёт по мусорному ведру, стоящему у входа. Ведро отлетает на другой конец гримёрки, а из него высыпаются использованные ватные диски и палочки. Чёрт… Это уже ненормально! А вдруг в следующий раз она пнёт уже человека?! — Я не хилая! — Катрин делает уверенный выпад в Янину сторону. Она похожа на ёжика. Сначала она зажималась, пыталась свернуться в колючий клубочек, но сейчас начала нападать и колоть своего противника иглами. — Тогда какого хрена ты уронила этот грёбаный синтезатор?! — Яна, хватит! — слышать её ругань невыносимо. Сразу начинаю представлять, что бы я почувствовала, будь она адресована мне. — У всех есть право на ошибку! — чувствую себя последней лгуньей. Потому что никогда не давала этого права себе. — Есть! — продолжает надрываться Вранова. — Но на репетициях! Почему нельзя было грохнуться вчера?! Почему, блять, сейчас?! — Извини… — в который раз просит прощения Катрин. Она выглядит такой маленькой, такой беззащитной… — Ладно. — бурчит Яна. Только её слова звучат как-то не искренне. Будто она всё ещё злится на пианистку. — Давайте все вместе пойдём в БургерКинг! — я обнимаю их обеих, в надежде примирить. Яна вырывается из моих объятий. Она ненавидит тактильность, и всегда избегает прикосновений. Но в этот раз получилось как-то грубо. — Давайте. — мило щурит глазки Катрин. — А я так люблю бургеры… Какие они сочные, горячие… Под дружное обсуждение меню БургерКинга мы покидаем опустевшую гримёрку. Отсюда слышно, как на сцене выступает последняя группа. Яна старается говорить громче всех. Наверное, хочет отвлечься от завистливых мыслей о музыкантах, которые успешно сыграют и получат кучу любви от зрителей. — Ну что, — в коридоре нас поджидает Карл. Его нос с горбинкой сильно наморщен. Видимо, парень не доволен тем, что Яна не дала ему поговорить с Катрин и утащила в гримёрку на «важный совет группы». — всё обсудили? — Да. — кивает Кат. Её бойфренд пытается забрать у пианистки синтезатор, но она продолжает таскать эту тяжесть самостоятельно. — Отвезёшь нас с девчонками в БК? Хочу попробовать картошку фри. Может, она не такая вредная, как мне кажется? — Чего?! — встрепенулся юноша. — Какой БК? Мы ведь договаривались, что вместе посмотрим «Техасскую резню»! — они с Картин большие фанаты хорроров. — Ой, прости… — виновато лепечет Кат. — Давай завтра? — Ну уж нет! Ты обещала! — он осторожно, но настойчиво берёт девушку за руку и притягивает к себе. Мне стало страшно. Картин выглядит такой хрупкой. А Карл — громоздким и грубым. Кажется, что одно его неосторожное прикосновение способно ей навредить. — Ладно-ладно. — Кат мягко улыбается парню. — Посмотрим мы твой фильм. Пойдём. — ненадолго поворачивается к нам и пытается подбодрить. — Завтра устроим репетицию? — Угу. — Яна продолжает хмуриться. Карл соглашается подвезти нас до дома и помочь донести барабаны до квартиры. Я люблю ударные душой. Но с их транспортировкой вечно возникают проблемы. Сразу вспоминается поговорка: «любишь кататься — люби и саночки возить». Мы слишком вымотаны, чтобы идти сегодня в ресторан. Заходя в спальню, я сразу плюхаюсь на кровать и тяжело вздыхаю. — Ян, слушай… — диалог Катрин с её парнем всё не даёт мне покоя. — А Карл всегда такой грубый? Мне кажется, что сегодня он давил на Кат. — Первый раз такое вижу. — безучастно отвечает девушка и продолжает что-то активно искать в телефоне. — Они обычно воркуют, как голубки. Катрин его аж за ушком чешет. — Ясно. — В клубе следующее свободное место только в конце декабря. Я думаю, мы успеем получше подготовиться. — Чего? — я поднимаю измученный взгляд на подругу. Только не это. Я не переживу ещё один нервный срыв! — Давай устроим концерт уже после экзамена. Нам нужен отдых… — Вот блин… — никогда не видела во взгляде Яны столько презрения. Она выглядит так, будто уже готова начать поиски нового барабанщика. Внутри всё похолодело: а вдруг она меня бросит?! Вдруг я нужна ей только ради игры в группе? Да быть не может… Воспоминания о поддержке и заботе Яны подавляют панику. Она правда хороший друг! Она никогда бы не притворилась, чтобы меня использовать… Внезапно в комнате раздаётся чей-то смех. Такой громкий и неожиданный, что я подскакиваю и падаю на пол. Какого хрена?! И почему мне этот смех так знаком?! — А, это у меня уведомление пришло. — Яна помогает мне заползти на кровать. Смех принадлежит Виктории. Видимо, Яна вырезала фрагмент с ним из интервью и поставила на рингтон. Это уже ненормально. Она уже совсем помешалась! — Мне написала… — Вранова начинает мелко трястись. Её улыбка выглядит слишком широкой и какой-то нездоровой. Щёки залиты румянцем, а глаза счастливо сверкают. — Кто? — но потом до меня доходит, что существует лишь один человек, чьё сообщение способно вызвать у Яны настолько сильные волнение и радость. — Виктория.