2002
От чувства невесомости в груди щекотно. Я отталкиваюсь от астероида. Он тёплый и шершавый, но не царапает мои босые ступни. Перепрыгиваю на следующий. Потом ещё на один, ещё… И вот я уже бегу по потоку метеоритов, будто по цельной дороге. Они сами подставляются мне под ноги. Я больше не боюсь наступить мимо. В космосе нет кислорода, но я могу вдохнуть полной грудью. Как просторно… Куда ни посмотри — всюду тянется бесконечность. Бесконечность возможностей, идей, стремлений… Звёзд. Все звезды этой вселенной принадлежат мне. Стоит только до них добраться… Протягиваю руку к комете, рассекающей тьму космоса голубым сиянием. Она донесёт меня до заветных созвездий. Почти хватаю её за хвост… Но горячая лента света ускользает. Меня тянет вниз. Подо мной что-то огромное, обладающее колоссальной силой притяжения. Чёрная дыра… Тело меня не слушается, да и смысла трепыхаться и пытаться убежать нет. В ушах звон. Чувствую сильный удар по затылку… Лежу на полу. Опять упала с кровати во сне. Будильник орёт как сирена воздушной тревоги. Тяну руку вверх, заранее зная, что не достану до часов: комод, на котором они стоят, слишком высокий. Сил встать нет. Рука безвольно опускается на живот. Я легла вымотанной и разбитой, такой же и проснулась. Сон не принёс ни капли бодрости. И ладно, если бы он был весёлым, но нет, всё испортила проклятая чёрная дыра. Кое-как заползаю обратно на кровать (хотя хочется забраться под неё и переждать там сегодняшний день… Да что там, всю учебную неделю), хватаюсь за край комода и, подтянувшись, наконец встаю на ноги. Ударом выключаю будильник. Показывает 6:40. Чёрт, я проспала на десять минут. Но спешить опять же нет сил. Захожу в соседнюю комнату. По пути к кровати чуть не спотыкаюсь об игрушки, валяющиеся на полу. Арнольд и Матильда ещё спят. — Ну-ка подъём! — срываю с брата одеяло. Пока он что-то недовольно кряхтит, толкаю сестру. Она спит на верхней полке двухъярусной кровати, но я высокая и могу легко до неё достать. — Отстань. — пренебрежительно отмахивается Арнольд. — Я заболел и никуда сегодня не пойду. — Я тоже заболела… — ноет Мотильда. Их поведение меня не злит, я к нему привыкла, но с каждым разом всё больше выматывает. Ну почему им нужно тратить время на споры? Нельзя просто по-человечески встать и пойти завтракать? Может, ну их? Пойду в школу одна. Хотя нет. Мама будет ругать, что не собрала на учёбу младших. Кое-как вытягиваю Арнольда из постели. — Ну ты и овца… — даже не задаюсь вопросом, откуда он этого набрался. — Прекрасно, а теперь — на кухню. — тащу брата за шкирку. Матильда встаёт сама. И на том спасибо. Близняшки всего на три года младше меня, но мне порой кажется, что я ухаживаю за младенцами. Настолько они избалованны и не самостоятельны. — Вики, где моя блузка?! — Посмотри на полке! — у меня нет времени искать ей одежду. Нужно разогреть кашу, умыться, одеться самой… — Не нашла! Захожу обратно в спальню. Чёрт! Она выкинула на пол все вещи с полки! — Здесь нет. — Мне теперь это всё гладить… — то ли стоню, то ли зло рычу на сестру. — Не кричи на меня! — топает ногой. — Вики, я хочу омлет на завтрак! — Арнольд долбит ложкой по столу. — Приготовь омлет! — Сегодня каша! — достаю из шкафа более-менее прилично выглядящую кофту, надеваю её на сестру. Если дать ей самостоятельно застегнуть пуговицы — точно промахнётся мимо отверстий, и мне придётся делать всё заново. Хотя меня саму едва пальца слушаются. — А я хочу омлет! С помидорами, сыром и сосисками! — Ой, и мне омлет! Но без помидоров! — Мотильда ёрзает, не давая мне закончить с пуговицами. Набирает ртом воздух. Что сейчас будет… — Омле-е-ет!!! Арнольд орёт ещё громче: — ОМЛЕ-ЕТ!!! — ОМЛЕТ!!! — началось соревнование, кто громче крикнет. Я уже не пытаюсь их заткнуть. Просто зажимаю уши и ложусь на кровать лицом вниз. Игнор — лучшее средство. Им скоро надоест, и они успокоятся. Но вопли прекращаются слишком быстро. Подозрительно. Поднимаюсь с кровати. В дверях стоит мама. — Моё солнышко! — обнимает Мотильду, широко улыбаясь. — Доброе утро! — потом обращается ко мне. — Ты можешь сделать детям омлет? — вопрос озвучен таким настойчивым тоном, что кажется вовсе не вопросом, а приказом. — У меня нет времени на готовку. — отчитываюсь я. — Тогда почему ты лежишь, Вики?! — маму словно внезапно переклинило, и она перешла на едва сдерживаемый крик. — Я не поняла, сейчас семь часов, вам выходить через полчаса! Ну-ка вставай, собирайся! Подумать только, времени у неё нет! — всплёскивает руками и ведёт Мотильду на кухню. Плетусь за ними, боясь создать лишний шум. Мама всегда злится на меня, если её разбудить рано утром. Даже если причиной пробуждения являются оры младших. Накладываю близнецам каши, а развалившейся в кресле, сильно запрокинувшей голову назад матери приношу чашку кофе. Сама есть не хочу. Вроде чувствую, что в животе пусто, и надо бы хоть чем-то перекусить, но в горло даже малюсенький кусочек не лезет. — Я хочу бутерброд! — командует Арнольд. — Не спи на ходу! Что ты такая вялая? — кричит мама, возмущённая отсутствием ежесекундной реакции. — Сделай брату бутерброд. — А он сам не может? — я в девять лет точно могла нарезать хлеб, сыр и колбасу для сендвича. — Вики, ты совсем разленилась? Он маленький, ты о нём заботиться должна! — мама срывается с кресла, едва не смахнув с его ручки чашку. После сна она выглядит как кукла барби, которой поиграл целый десяток детей. Но на самом деле, она очень даже ничего. У мамы осветлённые волосы с большим начёсом, пухлые губы, большие глаза и твёрдые руки. Я знаю, насколько твёрдые. Поэтому, когда она резко тянется к ручке холодильника, я отпрыгиваю от ожидаемого удара. — Вы поглядите! Помощи от неё не дождёшься! — достаёт продукты для бутерброда.- Я всем ради неё жертвую, а она… — Не надо, я сама… — забираю у неё колбасу с сыром и иду к столешнице, чтобы нарезать их. Мама родила меня, когда ей было шестнадцать, и «погулять», как она это называет, не успела. Потому сейчас она постоянно ходит на всякие вечеринки, поручая работу по дому и заботу о младших мне. Мне очень стыдно, что я порой ленюсь помогать маме. Я ведь отняла у неё молодость. Теперь заниматься всеми домашними делами и ухаживать за близняшками — моя обязанность. — Извини… — не хочу, чтобы мама нервничала. Вчера она поздно вернулась с какого-то праздника и из-за криков Арнольда и Матильды не выспалась. Нужно было сделать им омлет, чтобы дать ей поспать подольше. Мама заслужила отдыха и вечеринок, ведь двенадцать лет назад ей пришлось отказаться от этого всего, чтобы воспитывать и содержать меня. Люблю её… Мне жаль, что порой я бываю такой вредной и гадкой. Глаза щиплет от навернувшихся слёз. Вытираю их рукавом. Может, всем было бы лучше, не родись я на свет.?***
Никогда не видела такой дождливой весны. Когда мы шли в школу, небо было затянуто тучами, но сейчас за окном какой-то безумный ливень. Капли бьют по стеклу, словно барабанная дробь, отчего вид за ним становится мутным и размытым, деревья качаются. Их стволы достаточно упруги, чтобы не сломаться, но я видела, как по ветру пролетели несколько крупных веток. Я сижу в классе. Точнее, лежу на парте, подложив под голову руки. Вчера я заснула поздно, потому что до ночи помогала Матильде с уроками. Вернее, делала всё за неё. Хочу спать. От недосыпа у меня постоянно кружится голова. А ещё я не могу ни на чём сконцентрироваться. — А ты смотрел «Обитель зла»? — одноклассники обсуждают недавно вышедший фильм. — Неа, а он про что? — Про зомби… — Ой, не… Не люблю их. К тому же… — голос приобрёл нотки насмешки. — у нас и своих зомбарей хватает… Чувствую, как что-то лёгкое врезается мне в голову, шурша падает на пол. Наверное, скомканный лист бумаги. Просто игнорирую. Лень защищаться от их нападок. Иногда сверстники дразнят меня зомби. Потому что моя кожа очень тонкая, и из-за просвечивающих сосудов кажется мертвецки-синей. А синяки под глазами не исчезают, даже если я высплюсь. Не помню, в какой момент я стала изгоем класса и что для этого сделала. В началке со мной наоборот все хотели дружить: я знала о космосе всё, а дети, как известно, обожают эту тему. Я таскала в школу кучу всяких энциклопедий, и одноклассники чуть ли не дрались за место рядом. А один мальчик даже предложил построить ракету и полететь исследовать глубины космоса. Я согласилась. Мы целыми переменам болтали, а на уроках переписывались о том, что нужно для постройки космического корабля. Но потом он внезапно перевёлся в другую школу. У меня даже его номера не осталось. Годы шли. Одноклассники постепенно разделились на группки по интересам. Ну там, богатенькие, гламурные девочки, спортсмены, умники, шуты… Я же ни в одну из этих «каст» не вписалась. В популярных темах я не особо разбираюсь, да и увлечений кроме просмотра аниме у меня нет. В учёбе — полный ноль, чувство юмора — такое себе. Сперва я была для них простой декорацией, занявшей последнюю парту. Но теперь весь класс надо мной злобно посмеивается. Потому что больше не над кем. Безразличие перетекло в насмешки очень плавно, я даже заметить этого не успела, поэтому и привыкла. Да, обидно. Но не сильно мешает мне жить. Поэтому я потерплю. Окружающие меня звуки меркнут, становясь неразборчивым отдалённым гулом. Не понимаю даже собственных мыслей, так они спутаны и бессмысленны. Наконец перемена. Можно хоть немного поспать… — Виктория. Виктория! Койфман! — А да, что?! — блин, урок начался, а я ещё сплю! Как неловко… Ловлю на себе двадцать смеющихся взглядов и один буравящий, строгий. — Ты не выспалась? — спрашивает учительница математики. — Надеюсь, потому что делала домашнее задание до вечера. — Чёрт! Вчера я не успела приготовить уроки… Сейчас вызовет меня к доске. Мне конец. Я совершенно не понимаю изучаемую тему. Живот скрутило от волнения, а кожа покрылась влагой. Может, отпроситься в туалет и просидеть там весь урок? Нет, ещё хуже будет… — Твои оценки становятся всё хуже и хуже. У тебя 6 за последнюю работу. — Да? Я п-попробую исправить… — но если меня вызовут исправлять оценку сейчас, я только опозорюсь. — Хорошо, зайди завтра после уроков и перепиши, — слава богам… — но сегодня я позвоню твоей матери и расскажу о твоих оценках. Раз ты сама не просишь родителей помочь с учёбой. Класс хихикает, но мне не до этого. Родители не особо интересуются моей учёбой, но если учитель им позвонит, наверное разозлятся. Как приду домой, сразу сяду за уроки…***
Не вышло. Сперва я готовила обед, потом мыла гору посуды, оставшейся ещё с завтрака, делала домашку за брата и сестру. Везёт им. Они в начальной школе. Там лёгкие задания, даже я справляюсь. К вечеру ужасно разболелась голова. В висках пульсирует тяжесть, на глаза давит изнутри. Я вот-вот засну. Веки будто наполнились железом. Цифры скачут по страницам учебника, а в голове роятся какие-то бредовые мысли, словно мозг уже уснул. Ничего не понимаю… И как я завтра буду переписывать самостоятельную? Дверной звонок провоцирует очередную волну боли. Едва нахожу в себе силы, чтобы встать со стула, массируя пальцами виски иду в прихожую. — Ура! Мама пришла! — Мотильда радуется, а мне конец. Открываю дверь. На пороге — мама с отцом. Хотя я не знаю, стоит ли мне воспринимать этого человека, как отца. Он ко мне абсолютно равнодушен, только иногда копирует поведение матери по отношению ко мне: злится, если злится она, игнорирует, когда ей всё равно, подталкивает к исполнению её требований. А Арнольда и Мотти они просто обожают: чуть ли не каждую неделю покупают им новые игрушки, играют вместе, водят их по циркам, кино, зоопаркам… А я чувствую себя лишним грузом. Как бы мне хотелось хоть на пару часов оказаться на месте близняшек… Нужно хоть что-то сказать. Может, забудут о звонке учительницы? — Привет. Как на работе? — спрашиваю отчима. Мама-то не работает, а целыми днями ходит по магазинам и салонам красоты с подругами. — Нормально, — отстранённо отвечает он, но тут же улыбается; его толстые, похожие на податливое тесто щёки розовеют. — Моя красавица! — обнимает Мотильду. Пытается поднять её на руки. Не выходит: то ли он слаб, то ли она слишком тяжёлая. Арнольд и Матильда очень похожи на маму, но склонность к полноте досталась им от отца. — Вики, — её интонация ничего хорошего не предвещает. Стандартный мамин голос — сухой, звучащий так, словно разговор бессмысленен и совершенно ей не интересен. Но сейчас есть в нём что-то от кошачьего шипения… — мне звонила твоя учительница. Почему, — зло чиканит каждое слово, — Ты. Забросила. Учёбу? — и переходит на крик. Если бы я так неожиданно закричала, тут же охрипла бы. — Чем ты занимаешься целыми днями?! — надо мной словно зазвонил огромный церковный колокол, каждым ударом раскалывающий череп. — Работой по дому. И Арни с Мотти помогаю… — я не должна проявлять негативные эмоции в разговоре с мамой. Она подумает, что я чем-то недовольна и обидится, а мне так не хочется её огорчать… Но слёзы неконтролируемо набежали на глаза. — Я не успеваю сделать все уроки. — То есть ты ленишься! — это не так! Я правда стараюсь всё выполнять, но к вечеру, когда у меня есть время на домашнее знание, силы кончаются. Я либо засыпаю прямо за столом, либо делаю уроки так ужасно, что лучше бы вообще не бралась… — А чего ты ревёшь?! Стыдно тебе, да?! Да, стыдно. — Я просто не понимаю некоторых тем… Может, ты мне с ними поможешь? — А на уроках чем ты занимаешься?! Слушать педагогов тебя не учили?! — Да ремня ей всыпать и всё. — неожиданно присоединился отчим. Ремня мне ещё ни разу не давали, но часто им угрожали. — Гарольд, займись с ней математикой. Я так устала… — мама небрежно, показывая раздражение, кидает свою шубу на кресло. — Пойдём, Мотти, солнце, я вам с Арни почитаю сказочку. Или вместе посмотрим мультики. — с близняшками она такая ласковая, добрая… Настоящая мама. А ко мне относится, как к чужому человеку. — Смотри, до чего ты мать довела. — отчим никогда не кричит. Но его бас давит, словно готовит что-то очень нехорошее, как грузная туча, нависшая над городом. — Пошли. Покажешь, что там непонятного. — он работает в банке, так что с математикой у него точно нет проблем. Заходим в мою комнату. Она небольшая, но с появлением отца стала ещё меньше. И не из-за размера его живота, из-за которого ни один из его дорогущих пиджаков невозможно застегнуть. Просто кажется, её стены сдвинулись, дверь захлопнулась, отрезав мне путь на свободу. Не знаю, чего стоит ожидать от помощи отчима с домашним заданием. И это незнание пугает. — Тема? — берёт учебник со стола. — Графики линейной функции. — надеюсь, мы быстро с ними разберёмся, и я наконец посплю. — Ясно. Ну, что такое линейная функция? — отчим раздражён тем, что я не понимаю такую лёгкую тему. — Это… — там разве было какое-то определение? — А… А что это? — Это функция вида «Y=kx+b», где x… — жестом приказывает продолжить. — Не знаю. — Да что же это такое? — мужчина всплеснул руками и кинул учебник на стол. — Давай, открывай тетрадь, пиши. — Он не кричит, а грохочет прямо над ухом. Нависает надо мной, отчего я не могу унять дрожь. Мне всегда тревожно, когда рядом недовольный взрослый. Диктует мне какую-то формулу, а у меня так трясутся руки что писать разборчиво не выходит. — Это что за слово? — Это… — сама не понимаю, что написала. — Ну… Сейчас… — перечитываю всё предложение. Может, из контекста будет понятно? — Ясно, купим прописи. Дальше. Черти график. Карандашные линии расплываются от слёз, упавших на страницу тетради. — А почему ты плачешь? Учиться не хочешь? — всё так же спокойно, но с издёвкой говорит он. — Хочу… — Ну так не ной! — толкает меня в плечо. Не до боли, но я едва не упала со стула. Рука не слушается. Чтобы хоть как-то совладать с дрожью, я сильно давлю на ручку, царапаю бумагу, будто вырезаю буквы на деревянной доске. Протыкаю страницу насквозь и случайно рву её. — Молодец, доча! Вырви страницу и переписывай всё с начала. Только не это. Ещё немного, и моя голова взорвётся от боли. — Нет, пожалуйста… Можно склеить? — Хочешь, чтобы маме опять звонили учителя и жаловались, что у тебя тетради рваные?! Переписывай! — Нет! — Ты погляди на неё, а! — пальцы у него мягкие, похожие на толстые сосиски, но когда он хватает меня за шею, кажется, что в неё впились твёрдые металлические прутья. Наклоняет мою голову над столом, тыкая лицом в тетрадный лист, словно нагадившего питомца. Больно! Ещё немного, и он просто свернёт мне шею! — Нравится ходить с рваными тетрадями? Или просто поспорить со взрослым решила? — в глазах темнеет, но сознание я к сожалению не теряю. Не могу дышать от слёз, судорожно, как рыба глотаю воздух… Боль соединяет затылок и основание шеи. — Не надо! Отпусти! Мама!!! — она единственный человек, который может меня освободить… Мама пришла на мой крик. Надежда, что отчим отпустит меня и не изобьет затрепыхалась в сдавленной удушьем груди. — Что ты кричишь? — нет, она явно не на моей стороне. — Ты нам мешаешь! — из коридора высунулись две практически идентичные заинтересованные моськи. — Гарольд, скажи ей, чтобы не орала. — Мама, скажи ему! Больно! Отпусти! Сука! — ругательство как-то само собой слетело с языка. — Чего?! — взвился к потолку мамин визг. — Ты как с отцом разговариваешь, а? — трясёт меня за шею. Голова болтается вверх-вниз, останавливаясь в нескольких сантиметров от стола. А вдруг он всё-таки приложит меня лицом об стол?! Перед глазами всё неразборчиво мельтешит, в животе будто начался водоворот. Меня сейчас стошнит. Я уже не понимаю, что происходит. В голове только два желания: чтобы это поскорее закончилось, и чтобы не били. — Ты мне не отец! — не знаю, чего я хотела добиться этой фразой. Задеть отчима, чтобы он расстроился и отстал от меня? Кажется, не вышло… — Прекрасно! — отпустил мою шею. — Раз так, вали в Польшу, к своему настоящему папаше! Он-то тебя точно с распростёртыми объятьями примет!!! — Вот и уеду! — я встаю со стула. Больно даже спину разогнуть. Прижимаюсь ей к стене. Втягиваю голову и прикрываю руками шею. Медленно двигаюсь к выходу из комнаты. Может, удастся проскочить мимо матери и… А что дальше? Запереться в соседней комнате? Потом ещё сильнее изобьют. Выбежать на улицу? Мне некуда идти. Придётся вернуться. Мозг как-то подозрительно чётко продумал план побега, только вот на цель этого плана у него изобретательности не хватило. — Ага, езжай! — вмешалась мама. — Только вот он отказался от тебя! Когда я забеременела сказал, что это была ошибка и бросил нас! Ты для него — кусок мяса! — можно подумать, для кого-то другого — нет. — Овца! На меня смотреть, когда я с тобой разговариваю! — чувствую шлепок по плечу. Сколько раз меня били… А больно, как впервые. — Тупорылая, неблагодарная овца! Мы для неё всё делаем, а она собралась к своему папаше-уроду! Вся в него, блять! — Мама! — Мотильда тоже испугана таким поведением мамы. А Арнольд вообще спрятался в своей спальне. Ещё бы: женщина похожа на разъяренную гарпию, которая способна разорвать тебя на куски. Отчим поднимает недовольный взгляд на маму. Её злая гримаса тут же меняется на виноватую физиономию. — Зайка моя, прости! — бежит обнимать Мотильду. — Я тебя напугала, да! Это всё Вики плохо себя ведёт, вот я и злюсь… — Молодец! — рычит мужчина. — Напугала детей, нервы нам всем потрепала, молодец! — вытаскивает ремень из штанов. Нет, только не это… — Нет, пожалуйста, не надо! — делаю рывок к двери и мою спину окатывает жжение. — Ай! — Падаю на пол, готовая на коленях просить прощения. Ещё один удар. На этот раз пряжкой по плечу. И ещё, опять по спине. И ещё… А что будет, когда это кончится? Меня начнут игнорировать, как после любого другого проступка. Это ещё больнее. — Всё, сама разбирайся со своими уроками. Раз я тебе не отец, то мне всё равно. Но если матери ещё раз позвонят из школы, я тебе… — замахивается на меня, но не бьёт. Выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. Заползаю на кровать. Всё тело ужасно ноет, шею сзади ломит (на ней наверняка появились синяки), а спина просто горит. Не удивлюсь, если на ней останутся рубцы. Ещё несколько минут пытаюсь полноценно вдохнуть, но лёгкие получают лишь маленькие порции воздуха. Подушка намокает от слёз. Лучше бы я не рождалась. Лучше бы мама сделала аборт. Помню, в детстве я спросила у неё, откуда берутся дети, и она сказала, что дети появляются, когда люди сильно-сильно друг друга любят. Даже тут я исключение. Я появилась в результате ошибки. И теперь всем только мешаю. Заворачиваюсь в одеяло. И меня окружает космос. Я бегу к своей маленькой, но уютной планете по дороге из астероидов. Моё место точно не на земле. Оно — где-то среди созвездий и галактик. Там я нужна и любима. У меня, как у Маленького Принца из книги, есть собственная планета. Она маленькая, но на ней есть своё море с изумрудным пляжем, небольшие горы, укрытые снегом, и домик. В нём я выращиваю чай и какао бобы, чтобы делать шоколад. Когда я стану взрослой, я построю ракету и улечу на поиски своей планеты. А если не выйдет? Маленький Принц не мог улететь с Земли, потому что его тело слишком тяжёлое. Но змеиный яд освободил невесомую душу. У меня нет ни одной знакомой змеи. Зато дверь на крышу нашего дома всегда открыта.