***
Встреча с матерью прошла… лучше, чем я думала. Она дождалась меня на лестничной клетке, вручила ключи и, сказав, что уезжают они через три дня, вернулась в квартиру. Смотрела женщина куда-то мимо меня, как смотрят на курьера или рабочего. На человека-функцию. А я-то я мысленно репетировала диалоги. Ожидала презрительных интонаций. «Ну во что ты себя превратила?! Больше тут не появляйся, не позорь меня перед Андреа!». — Андреа, видимо, был в отъезде. Дерек и Мари приехали к их новому дому в назначенное время, через те самые три дня. Я немного опоздала: провожала сестру по телефону. В аэропорту мне появляться не стоило. У обоих было по огромному чемодану с собой. У парня — обычный чёрный, у его сестры — розовый, весь в наклейках. — Ключ один. Наверное, стоит сделать дубликаты… — что-то в замочной скважине щёлкнуло и я открыла входную дверь. У каждой квартиры есть свой особый запах. Когда долго живёшь в одном месте — перестаёшь его чувствовать. Но возвращаясь после долгого отсутствия, снова замечаешь. Здесь пахнет… кожаным ремнём… средствами для мытья пола и посуды, от которых ужасно шелушатся руки… слабее всего — мамиными резкими духами. Есть и много других запахов. Чужих. Хотя и первые я не могу назвать родными. Чёрт, а можно я подожду в подъезде? — Где будет твоя комната, братик? — Марико по-хозяйски шагнула за порог. — Моя чур самая большая. А, тут их четыре. Значит, есть место для гардероба. — Марико, пожалуйста… — юноша неловко вытянул голову в плечи. — Квартира не наша… — Всё хорошо. Гордероб, так гордероб. — давайте, измените это проклятое место до неузнаваемости. Чтобы я приходила и не вспоминала… как отчим хлестал меня на твёрдом полу, как мама безразлично отворачивалась, как я нашла у Арнольда тот чёртов пакетик… — А я тут тогда буду. — Дерек робко заглянул в мою бывшую комнату. Её отдали «на растерзание» Мотти. Хм, интересно, как она всё в ней изменила? Вижу переклеенные розовые обои, столик с зеркалом и подсветкой, пушистый ковёр в форме котика. Полки большого стеллажа пустуют, закрытый шкаф, наверное, тоже. Мари с разбегу запрыгнула на кровать, едва не запутавшись в прозрачном балдахине, по-хозяйски на ней распласталась, смяв гладко заправленное одеяло. Сделай я так в детстве, меня бы поставили в угол за то, что «ломаю мебель». Или за то, что «поднимаю шум и отвлекаю взрослых». Или за то, что «веду себя как дикое животное». Перед глазами у меня появилась Мотильда. Она, жизнерадостная, активная малышка, ставшая нервной и скованной, боящейся сделать лишнее движение. Представляю, как на её срываются буквально за всё. «Не носись по коридору! Ты что, лошадь, чтобы так скакать?!» «В смысле «где моя юбка?» Я что, домработница, за твоими вещами следить?» «После еды что нужно матери сказать? Простого «спасибо» от тебя не дождёшься, совсем охамела. Я столько для неё делаю, а она…» Эти слова до сих пор в ушах звенят. Вся квартира пропитана агрессией и ненавистью. Воздух кажется едким. И это не выветрится, даже если оставить все окна и двери распахнутыми. Марико, Дерек, я вас прошу… Заполните эти комнаты смехом и словами поддержки. Искренними. Душевными… — Нужно же всё здесь украсить… А то скучно. Стены голые. Мне нравится, когда много плакатов. — меня бы отлупили за плакаты — нечего дорогущий евроремонт портить! — И гирлянду. Но гирлянды нет. — рассуждает девушка, задумчиво перебирая складки одеяла. — Надо купить. Блин, денег тоже нет. — Я могу гирлянду купить. Мне не сложно. — а вот врать — сложно. Но не могу же я показать, что покупаю им подарки, игнорируя дыру в своём кармане. Стыдно ребятам будет. — О, Рождественские ярмарки уже в начале зимы открываются. Может, поищем украшения там? — предложение заставило Мари подпрыгнуть на кровати и броситься в коридор за верхней одеждой. Милое у неё пальтишко. С пышной юбкой, расшитой бархатными блестящими снежинками. Ну прям принцесса из какой-то сказки. Нет, принцесса — это я в прошлом. Марико — сладенький вампир. Такого и кровушкой напоить не жаль. А Дерек, интересно, кто? Кто годится в братья вампиру? — Марико, только пожалуйста, не перебарщивай. — снова пытается её сдержать. — Да ладно, просите, что хотите. Я, может быть, в Санта Клаусы мечу. Дерек, — поворачиваюсь к нему. Как он смущён… — Всё в порядке. Мне нравится делать вам приятно. — залился краской. Его пышные ресницы опущены, острый подбородок почти касается груди. Я… бы наверное так же отреагировала на кучу подарков. Потому что не достойна их. А вдруг мальчик думает так же о себе? Нет, близнецы всего достойны. А я? О себе нынешней не уверена. Но маленькая Вики — уж точно.***
В чёрном, густом небе медленно кружились крохотные золотистые блёстки. Зима в этом году была дождливая, сырая. До недавнего времени. Тонны блестящей мишуры, заменявшей снег на городских ёлках, показались блёклыми, тяжёлыми и дешёвыми рядом со снегом настоящим. Мы вышли на площадь. Грациозная, но строгая архитектура расступилась перед хаотично расставленными палаточками с крышами сказочных форм, украшенными гирляндами, набитыми игрушками и сладостями. Морозный ветер донёс до меня запах имбирных пряников. Эх, давно я их не ела. А раньше ведь любила. Помню, мне всегда было жаль есть пряничных животных, хех… Детстве я могла лишь смотреть на этот рождественско-сказочный мир, мечтая, что когда-нибудь мне позволят забрать его кусочек. А сейчас в моих силах подарить его моим друзьям. Марико, задорно цокая каблучками по блестящей брусчатке, в припрыжку бегала между палаток, показывая на понравившиеся товары пальцем, а потом, найдя стенд с корзинами, выбрала самую большую, обшитую красным бархатом, и принялась сгребать в неё всё, что попадалось на глаз. Я только и успевала тыкать картой налево и направо. Дерек стыдливо предлагал вернуть деньги. Я лишь качала головой. Дарить подарки очень приятно. А получать.? О, какая красивая кукла на витрине. Фарфоровая, беленькая, в кружевном платье, украшенном переливающимися пушистыми блёстками. Щёки её выглядят, словно она как реальный человек замёрзла, волосы вьются розовыми локонами. Это даже не детская игрушка, а реквизит для сказочного фильма! Хочу её… Очень… Но зачем мне она? Взрослые должны задавать себе этот вопрос, прежде чем что-то покупать. Вики, держи себя в руках и пройди мимо. Больше денег останется… Э нет. В детстве я постоянно проходила мимо желанных игрушек, потому что мне отказывались их покупать. Маленькая Вики, ты заслужила, держи тебе куколку. А на ценник смотреть не будем… Марико звонко подозвала Дерека. Её лица не было видно за «букетом» леденцов, но я и так представила её милую, как солнечный зайчик, улыбку, румянец на мягоньких щеках и отражение праздничных огней в гигантских глазах. Девочка вручила конфету брату, тот смущённо кивнул и лизнул её. В самом центре ярмарки красовалась цепочная карусель. Маленький вампирчик, отдав тяжёлую ношу, Дереку, чьи колени из-за неё чуть согнулись, побежала в очередь за билетами. Может, и мне прокатиться? Нет карусель бешеную скорость развивает, мне страшно. Дерек тоже остался внизу. Он, кажется, дрожит от холода. И я немного замёрзла. — Пошли за чаем. Или что там ещё есть. — мягко беру его за плечо и показываю на ларёк с горячими напитками. — Виктория, я наверное, не буду… — Да хватит уже мои деньги считать. У тебя нос красный, и ты им хлюпаешь. Пойдём. — Марико просила снять её на карусели на видео. А у меня телефон от холода отключился. — мобильник у парня, мягко говоря, устаревший, пусть и выглядит стильно. — Я запишу. — достаю телефон, направляю камеру на карусель. Вижу машущую нам Мари. Снимать, держа в другой руке чашку источающего ароматный пар какао с посыпанными пряничной крошкой и орешками, тающими взбитыми сливками, довольно сложно. Надеюсь, не успеет остыть. Хотя, судя по тому, как Дерек «лакает» свой черничный чай кончиком языка, боясь обжечься, мой напиток тоже надолго остаётся тёплым. — Чего-нибудь ещё? — ай, да кого я спрашиваю… — Слушай… — не дав парню ответить, я сменила тему. — А какую сумму вы задолжали? Что произошло вообще? — или эти вопросы неуместны? Судя по рассказу Марико, в их прошлом было много плохого. Наверное, не стоило напоминать ему, а наоборот, позволить отвлечься. — Сумму? Трудно сказать. Её каждый раз задирают, ведь мы пропускаем сроки выплат… Может ли их долг быть кредитом? Раз сумма растёт, значит он взят под проценты. — Недавно опять звонили… — Дерек вжал голову в плечи и вцепился в край своей юбки, сильно смяв ткань. От его дрожи чай мелкими брызгами устремился из кружки. — Угрожали… — выходит, не банк? — Угрожали? Чем? — дело серьёзное. Нужно как можно скорее обратиться в полицию… — Всем самым ужасным. Виктория, вы не против, если мы отойдём подальше от людей? — Дерек бегло оглянулся через плечо, осмотрев площадь. — Но так, чтобы видеть Марико. Чёрт, чёрт! Зачем я её отпустил?! — внезапно закричал юноша, вцепившись в волосы. — А вдруг… Карусель неисправна?! Почему я пью это?! Кто приготовил напиток?! — кружка со звоном полетела на землю и разлетелась на куски. Так же как и самообладание моего друга. — Вдруг здесь яд?! Виктория, вы не видите?! У того человека нож… — Естественно, у него нож… Он режет пирожное… — отличная поддержка, Вики! Да тебя за такое саму под нож пустить не жалко! У Дерека паническая атака. Он нервно пытаетесь схватить воздух посиневшими губами, а над трясущимися руками потерял контроль. — У меня голова кру… жи… там был точно яд… — а когда его ноги вяло разъехались, я успела подхватить парня по руки и усадить на скамью, поставив на колени корзину, которая казалась тяжелее его самого. — Всё в порядке… Малыш, всё хорошо… — осторожно хлопаю по влажным от холодного пота щекам. — Т-ты в безопасности… Марико скоро придёт к нам. — Я же когда-то читала, как помогать человеку при паничке… Но сейчас эти буквально жизненно важные знания улетучились! О, бедный мой, как колотится его сердце. Словно вот вот треснет. — Дерек, нужно прийти в себя. Сколько пальцев я показываю? — Четыре? — нет, пожалуйста не закатывай глаза. Смотри на мои пальцы. — Нет, три. — Вот же четвёртый. — я так волнуюсь, что и сама усомнилась в отсутствии лишнего пальца. — А нет… Это ноготь загнулся. — Всё, теперь различил. — он, пошатываясь, приподнялся, подпёр голову руками и глубоко, и уже без скованности, задышал. — Так, что у вас произошло? — чем быстрее я узнаю, тем быстрее придумаю выход. — Ну… Мы работали в модельном агентстве… — точно, Хельга показывала мне журнал. — Сначала это было сродни мечте…Pov Дерек
Мы с сестрой росли в маленьком консервативном городе, в не менее консервативной и бедной семье. Марико уже родилась с парой передних зубов, что сделало её ужасно похожей на милого маленького кролика. Мари своими зубками гордилась. Помню, как в детском саду она похвасталась, что прогрызла себе путь из утробы матери, и долго стояла в углу за кровавые подробности и «разглашение тайны о появлении детей». Но как только пришло время выпадения молочных зубов, проявилась врождённая аномалия. Передние резцы Марико были слишком крупными, остальные зубы выросли «ёлочкой», что привело к дефектам речи. Вечно болтающей Мари это не помешало, несмотря на то, что кроме меня её речь никто не мог разобрать. Я понимал сестру с полуслова (что кстати, ведь слова она часто глотала), и к началу школы наш круг общения ограничился лишь друг другом. Для Мари существовал только я. Других наших одноклассников она приравняла чуть ли не к мебели, совершенно ей не интересной и не нужной. Но когда Марико хотелось кого-то попугать, она их «одушевляла». Мари нравились ужастики, и она захотела стать вампиром. Вся школа знала рассказы о том, что брекеты — это оковы, нужные, чтобы «граф Марякула» подавлял вампирические способности и не носился по школе летучей мышью; что солнце, хоть и не сжигает её до тла, но причиняет сильную боль (бедный учитель физкультуры, попытавшийся провести урок на стадионе!), и лицезрел ужасающее поглощение крови (томатного супа и вишнёвого сока. Твёрдая пища причиняла ей дискомфорт). Родители, уставшие от маршрута «работа-кабинет директора-дом», пытались повлиять на нас (иногда я переводил истории сестры с мариуанского на немецкий, и тоже считался причастным) с помощью ора и запрета сладкого. Они очень много работали, и мы были предоставлены учителям, не желавшим помочь Марико социализироваться. Остался я — робкий, послушный, прилежный, в общем, идеальный ребёнок для того, чтобы взять шевство над гипперактивной сестрой. Испугавшись гнева старших я перестал поддерживать графа Марякулу и попытался вытащить её в реальный мир. Мир, в котором вампиров не существует, и в котором кривые зубы — дефект, а не особенность. И свой интерес, за который могли осудить, я тоже предал. А заключался он в любви к платьям. Показы под по телеку меня завораживали. Жили мы скромно, одевались бедно, а модели на подиумах так и сияли роскошью. Я плохо рисовал, но любил придумывать дизайны платьев, вырезать их из бумаги и прикладывать к своим фото. Пышные юбки, это, конечно, нечто. На них же целые картины вышить можно! Старшая школа подходила к концу. Близились решающие экзамены. С моими оценками было легко сдать их и поступить в престижный вуз, в большом городе… А Марико едва получала проходной балл. И дело не в её интеллекте. Она может решать задачи повышенного уровня и понимать сложную литературу, но только если ей интересно. А в школе Мари скучала. После операции по удалению части зубов, внезапно выросших вторым рядом, сестра проходила долгую реабилитацию и так полюбила пропускать занятия, что стала делать это без причины. Я уже не вмешивался: не хотел портить и так натянутые из-за неприятия её «вампиризма» отношения. Мы друг от друга отдалились. До одного момента. Я решил сходить на дискотеку. Нужно было учиться общаться с людьми, ведь мне предстояло поступать в институт, искать хорошую работу, создавать семью… Тихоне-ботанику такое далось бы с трудом. И я решил примерить чужую личность — личность уверенной в себе, кокетливой дамы… Купил себе платье, заплёл два пучка, максимально феминно накрасился и отправился в клуб. Мари решила сходить со мной: её завлекли кексы. В клубе было… Некомфортно. Запах алкоголя, духов, пота… Пьяные, дёргающиеся люди… Но ведь жизнь сама по себе некомфортная штука. Постоянно приходится пересиливать себя, жертвуя чувством уюта и защищённости. Нужно учиться терпеть такой стресс. — Эй, красотка! — на моё бедро легла чья-то горячая большая рука. — Не хош потанцевать? — повеяло спиртным. — Потанцевать? Это можно… — несмотря на помятый вид моего нового знакомого и его красный, мутный… — да, к чему тут сдержанность — угашенный! взгляд, я согласился. Никогда ни с кем не флиртовал. А это умение могло мне понадобиться, и я решил потренироваться. Разумеется, ничего кроме распущенного, непринуждённого диалога я не планировал, но у парня — шатающегося, лохматого, в дорогой, но залитой чём-то одежде (что придавало мне уверенности — каким же мерзким червём он казался рядом со мной, восхитительно высокой, стройной, шикарно одетой девушкой!) — в мыслях было иное. Он, не стесняясь своего вида и запаха, навалился на меня, да так, что я едва устоял на ногах. Твёрдая рука подмяла юбку, резко сжала моё бедро и поднялась вверх… В грохоте музыки и гвалте голосов я не разобрал его слов, но по напряжённому шевелению губ понял: мне не сдобровать. Нужно срочно найти Марико и убираться домой. Чёрт, скоро весь город узнает, что я ношу платья… Скулу обжёг удар. Я не удержался на каблуках и полетел на пол. В голове будто ударил колокол, всё кругом расплылось и потемнело, а потом… Я никогда не ощущал такой боли. Она кольнула в глазу, а потом заполнила весь череп, словно в него залили раскалённый металл. От шума вокруг заколотило в ушах: музыка стихла, позволив ругани, испуганным визгам и крику боли, который острым лезвием прорезал мою глотку, захлестнуть меня. Я чувствовал давление на горле, от которого ужасно не хватало воздуха, какую-то тёплую жидкость на лице, и это были самые приятные ощущения за сегодняшний вечер. Передо мной плясали красные пятна и искры. Боль как будто поселилась внутри глаза и я бы собственноручно вырвал его, чтобы она прекратилась! Нет, я бы сделал для этого всё! Всё что у меня есть, всё, что у меня когда-либо было, всё, что я смогу заполучить. Забирайте, только прекратите эту боль. Близкие люди, любовь, мечты, моя личность, моё увлечение из-за которого это произошло… Забирайте, только прекратите эту боль!!! А потом давление исчезло, но дышать я всё ещё не мог: каждое движение дарило очередной укол в глазу и глубине черепа. Пахло металлом. Кто-то кричал, а ещё доносилось что-то вроде рычания… но издавал его человек. А потом стало темно.***
Я очнулся в больнице. Родители были рядом. Мама плакала. Отец держался за волосы. Видеть их я мог только одним глазом, который болел от тусклого, сероватого освещения. Стало страшно, что и его я потеряю… А где Марико? Может, бинты и слепота скрыли её от меня? К сожалению, нет. Мари — была единственным человеком, заступившимся за меня, когда пьяница воткнул мне в глаз перочинный нож. Как хрупкая девочка, смогла оттащить от меня эту озверевшую, тяжёлую тушу? О, она просто набросилась на него сзади и вцепилась в шею зубами… Когда приехала полиция, я уже лежал без сознания, а они катались по полу, сцепившись, как дикие животные. Нападавшего обнаружили с кровоточащим горлом, разорванной щекой и изгрызенными руками. Брекеты и операции сделали своё дело. Теперь Мари могла есть не только жидкое. Её челюсть годилась, чтобы рвать мясо. Ублюдок, лишивший меня глаза, оказался сыном какого-то городского депутата. Это не спасло его от срока за нанесение тяжких увечий, но папенька решил испортить нам жизнь, подняв шумиху в региональных СМИ: Марико выставили невменяемой, меня — виноватым. «Разве будет здоровый парень расхаживать в платьях?! Разве люди решают конфликты когтями и зубами! Таким не место в нашем обществе!» — и отец с матерью, к сожалению, были согласны. Они отправили Марико в психиатрическую больницу. Ах, если бы мы родились на год раньше… Совершеннолетие лишило бы их власти над нами! Я пролежал в больнице все экзамены. И на пересдачу не пошёл. Поступление я отложил, потому что не собирался уезжать, оставив сестру одну, в этом проклятом, гниющем городе, с жестокими и слепыми людьми… Целые дни я проводил в приёмной психдиспансера. Не только потому что ждал время посещения. Домой возвращаться было мерзко. Там я посмел предать столь дорогую моей сестре фантазию о вампирах, спасавшую её от мира, который не понимал её, и который не понимала она; там я пытаться лишить её частички личности… А она без раздумий пришла мне на помощь. И теперь так страдает из-за этого… Марико сильно похудела в больнице. Под глазами её пролегли синяки, волосы стали ломкими и жидкими. Один только этот вид заставлял моё сердце обливаться кровью, а когда сестрёнка рассказала о галлюцинациях из-за таблеток, я разрыдался. — Братик, не вини себя. — но улыбка Мари осталась такой же прекрасной. — Зато мои вампирские способности усилились, потому что я сражалась с таблеточными монстрами… — и как я всё это жил без Марико и её способности во всём видеть позитив? Врачи приписали ей кучу расстройств, аргументируя это тем, что Мари считает себя вампиром. Но я не верю ни единому слову в медкарте. Мари не сумасшедшая. Она лишь хочет верить в то, что имеет сверхспособности. Иначе она бы не реагировала на споры об этом так болезненно. После выписки мы сразу же уехали из дома и почти порвали все связи с родителями. Они даже не пытались защитить Марико. И не были на нашей стороне. Мы переехали в город побольше и сняли комнату в общежитии. Я работал консультантом в магазине косметики, параллельно ища недорогой вуз, а Мари только и делала, что сочиняла истории о вампирах и училась играть на флейте по видео-урокам. «В психуюшке был музыкальный кружок. Там было весело. Мне нравилось свистеть санитаркам прям в уши.» — я бы такой «свист» каждый день слушал. Выходило у Мари чудесно. Она даже начала писать песню — «полёт летучей мыши» — и заставила меня купить калимбу. В свободное время мы музицировали и слушали чужую музыку… Среди которой оказались «Проклятые души». Виктория Шпильман избавила меня от страха быть собой. После инцидента в клубе я даже смотреть в сторону платьев перестал. Но раз она не боится показывать всем свои особенности, почему тогда должен я? И наша комната стала настоящим ателье. Я даже раздумывал о том, чтобы уйти с работы и начать шить на заказ, ведь платья у меня выходили чудесными. Но Марико подала мне другую идею. «Я хочу, чтобы моя вампирскость была и в реальном мире тоже. А то очень уж он скучный.» — и показала сайт модельного агентства, специализирующегося на нестандартной внешности. Я отправлял заявку без особого энтузиазма: наряды-то я сшил красивые, но старый кнопочный телефон, на который я фотографировал, и облезлая стена на фоне их явно не красили. Но вскоре нам пришло приглашение на прослушивание…Pov Вики
Дерек снова начал задыхаться. Видимо, с модельным агентством связано что-то действительно ужасное… Но что может быть лучше выколотого глаза? — Можешь оставить подробности. Просто скажи, что там случилось. — Мы работали моделями… А потом разорвали контракт, потому что… Потому что… — слова потонули в обрывистых всхлипах. Интересно, каково это — плакать глазом, которого нет? — Не важно, почему. — глажу его по спине, свободной рукой аккуратно сжимаю его холодную, напряжённую ладонь. — Разорвали контракт, и из-за этого нас обязали выплатить компенсацию. А деньги брать просто неоткуда. Я хотела спросить, почему близнецы не обратились в полицию, но остановилась: это связано с причиной их ухода из агентства, то есть чем-то ужасно травматичным. Дерек уже посвятил меня в самый момент страшный момент его жизни, а для того, чтобы так открыться, нужно обладать немалой силой духа. Наверное, стоит дать ему время подготовиться к этому разговору, параллельно ища способ обезопасить ребят от угроз. — А почему братик плачет?! — возмущённый голосок звякнул над моим ухом. — Что, Дерек, опять эти писали? Только покажите мне их, я их искусаю! — Мари, слегка покачивающаяся после нескольких заходов на карусели, угрожающе щёлкнула зубами и крепко обняла нас двоих. И так мы сидели поодаль от ярмарочных огней. Но внутри нас тоже был свет: согревающий, родной и неугасимый. Таких искренних и нежных объятий у меня никогда не было. И я поняла, что защищу этих детей любой ценой.