Погребальный Нефрит

      За последний год подножье Луаньцзан стало напоминать пограничный пункт в Диюй со всеми вытекающими.       С каждым чжаном вглубь земля будто иссыхала, приобретая глинисто-серый цвет. Из растительности на нагорье можно было выделить лишь клешнистые лысые стволы, да редкие заросли черного бамбука. Иные смельчаки пытались пробраться на Луаньцзан именно за ним, и хоть подобная разновидность росла повсеместно, но заядлые любители темного заклинательства и Старейшины Илин не могли упустить шанс уподобиться своему кумиру. Вот только всех останавливали, не успев они сделать и шага вперед.       Как и сейчас. Лютые мертвецы нестройными рядами, а иногда и небольшими стадами сновали туда-сюда, при этом не выходя за границу ни на цунь. А потому создавался просто «фантастический» контраст, словно два непримиримых течения, которые не сливались в единое целое, стирая грани друг друга, но являли разграничительную черту, установленную Старейшиной Илин в день своего пришествия на гиблую землю.       По другую сторону стояли живые заклинатели двух прославленных орденов, половина из которых уже обнажили мечи и сабли и были готовы по малейшему сигналу идти в наступление. Нескольких адептов Юньмэн Цзян потряхивало от стресса. Не стоило брать с собой новобранцев, полагаясь лишь на один отборочный фактор, думалось Цзян Чэну. Цзян Ваньинь и Не Минцзюэ были более подкованы в сражениях, и все их напряжение было сосредоточено во взгляде. Герои недавней войны, они повидали полчища разъяренных врагов и без устали сражающихся с ними живых мертвецов. Даже были по одну сторону с мертвой армией. Но теперь все иначе.       Напротив утренних визитеров толпилось чуть более полусотни низкоуровневых тварей. Достаточно небольшое количество. Намного меньше того, что видел Цзян Чэн в прошлый раз. Вэй Усянь что, решил сделать систему караула? Пока одни неустанно бдят, остальные отсыпаются в уютных сырых могилках под гудеж флейты? Вариант вполне реальный: дурной шисюн уже давно зовет всех тварей, откликнувшихся на его зов, своими дражайшими друзьями и разве что трапезу с ними не делил.       Но никто из адептов даже не пытался сделать шаг навстречу Погребальным Холмам. Ведь возглавляла эту процессию нежити лютая, от которой в страхе и, казалось, благоговейном ужасе шарахались мертвые, почтительно склоняясь в три погибели. (У одного бедолаги даже отвалилась полусгнившая голова, так резко он ее опустил) От нее за версту несло энергией инь, от чего на уровне даньтяна ныло, неприятными спазмами отдаваясь по всему телу. Даже будучи в состоянии неистовой ярости, Призрачный Генерал не имел настолько угрожающий дух.       Не Минцзюэ молчал, негласно давая Цзян Чэну взять на себя право начать разговор. Юноша ступил на пару шагов вперед:       — Нам нужен Вэй Усянь. — сообщил он.       — Мой Господин довольно известная личность, и, к глубочайшему сожалению, неугодная для многих. — женщина аккуратно поправила съехавшую доули. Голос был тих и довольно мягок, хотя в нем и присутствовала некая охриплость. — Прошу вас уточнить, для каких именно целей вы желаете видеть Господина.       Кто-то из адептов хотел было возмутиться подобному чисто из-за того, что их Главе смеет задавать вопрос не просто «никто», а Вэньское отродье, которому хотелось не на вопросы отвечать, а знатно плюнуть в лицо. Но Ваньинь не желал тратить время на пересуды, поэтому тот был прерван взмахом руки.       — Мы прибыли для… беседы. — Цзян Чэн воздержался от слова «допрос», примерно представляя, какую реакцию получит на такую формулировку. Мертвые были безропотными слугами засранца, а нахождение лютой на свободе и в собственном сознании наводило на мысли, что ее преданность исходит не только из чувства покорности перед темным заклинателем. Как и тихушник Вэнь Цюнлинь, ее сдержанность и учтивость могли сойти на нет при любом подозрении на опасность для своего господина. И Цзян Чэн сделал правильный выбор. Удовлетворенная таким ответом, Шучун вновь почтительно склонилась.       — Думаю, вы понимаете, что в столь ранее время Господин еще не может принять вас. Вы можете подождать его пробуждения здесь, либо же на самой горе. — предложила она.       Да, прибыли они действительно ни свет ни заря. Не было более нужды торопиться, а потому дорога от Ланьлина заняла более суток. Заклинатели остановились в Илин, и Цзян Чэн благоразумно предложил ступать на гору во второй половине дня, зная, что раньше этого Вэй Усянь не подавал признаков какой-либо разумной жизнедеятельности. Но Не Минцзюэ не желал ждать и минуты, разгневанно крича и требуя выдвигаться, как только они сняли комнаты. Попытки донести до него, что даже если Вэй Усянь и узнает об их появлении в городе, то уж точно не бросится в бега с Вэнями подмышкой, оказались сверх меры провальными. У его попутчика в голове все прочие мысли вытиснились одним поганым маяком, что светил со стороны мертвого нагорья, призывая не есть, не спать, а мчаться к нему. Идя на поводу у собственной неукрощенной натуры, Не Минцзюэ, более ничего не говоря, взял своих людей и вышел прочь с постоялого двора, давая возможность другим гостям и самому владельцу вздохнуть с облегчением, а Цзян Чэну застонать от безысходности. Ему не оставалось ничего, кроме как следовать за главой Цинхэ Не.       Однако сейчас тот присмирел, а гнев его перешел в пассивное состояние. Надолго ли? Оставалось вопросом. Цзян Чэн повернулся к лютой, что все еще ожидала ответа, но уже стоя ровно, словно вытянутая струна циня.       — Надеюсь, орда ваших дохлых компаньонов не будет сопровождать нас до порога? — язвительно уточнил он. Сразу вспомнились полночные причитания Наньгун Мубао. Цзян Чэну не хотелось подобного конвоя для себя — слишком унизительной казалась перспектива.       — Как вам будет угодно. — Шучун подняла руку на уровень сокрытых от взора других глаз и звонко щелкнула костлявыми пальцами. Громкий звук разнесся по всей округе, привлекая внимание мертвецов. Поняв безмолвный приказ, усопшие начали разбредаться по периметру, подобно недостающим деталям укрепляя оборону Луаньцзан. Но особо строптивые уперлись и глухо зарычали, не желая покидать столь привлекательный источник энергии ян. Их протест продлился недолго. Угрожающий рык женщины быстро привел в чувства, напоминая, какая разница стоит между ними. Не обращая внимания на посеревшие от ее действий лица молодых адептов, она продолжила как ни в чем не бывало. — Коль у нас сложилось такое единодушие, Господин Цзян, надеюсь, вы понимаете, что подняться можете только вы и Господин Не?       Предвидя это, Цзян Чэн готов был ответить согласием, но тут голос подал доселе молчавший Не Минцзюэ. Услышав первые слова, Ваньинь мысленно ударился головой о ближайшее дерево, укорив себя за излишний оптимизм и надежду обойтись без ругани.       — Ха, Вэньские псы остаются столь же наглыми, даже когда сменился хозяин. — саркастично усмехнулся мужчина, положив руку на эфес сабли. Подобная демонстрация произвела впечатление на адептов Цинхэ Не, что были знакомы с привычкой главы поглаживать Бася при нарастающей ярости. — Сидишь у ног власть имущего, так думаешь, что смеешь отдавать приказы? Что же еще мне сделать? Сдать оружие, запечатать духовные каналы или может сразу вырвать себе Золотое ядро?       Сам того не ведая, Не Минцзюэ ударил по больному. Захотелось стиснуть ткань ханьфу там, где несколько лет назад образовалась пустота, что была готова поглотить Ваньиня без остатка. Но нет. Он сильнее дурных воспоминаний. Теперь это пережиток прошлого, который он преодолел благодаря легендарной заклинательнице.       — Выбор за вами. — сухо донеслось из-под доули. — Либо так, либо оставайтесь здесь хоть до зимы — дальше вы не пройдете.       — Глава Не!       В следующий момент, не слушая крика Цзян Ваньиня, призывающего мужчину остановиться, Не Минцзюэ обнажил оружие.       — Господин Не, я не желаю биться с вами. — Шучун не сдвинулась с места, будто не замечая клинка, направленного в ее сторону. — Но в таком состоянии я не могу позволить вам приблизиться к Моему Господину. А на попытку атаковать буду вынуждена применить силу.       Вжух       Едва она успела закончить, как над головой просвистело лезвие. Секундное промедление могло стоить женщине участи быть рассеченной пополам от головы до пят, и лишь приобретенный после смерти инстинкт помог среагировать и в последний момент взять в захват острие сабли собственными ладонями. Соскользнувшие вниз рукава клановых одежд открыли вид на черные вены, вздувшиеся под воздействием усилий, прикладываемых Вэнь Шучун. Поистине, Не Минцзюэ был воином с чудовищной мощью. Один его удар заставил лютую уйти на цунь в землю — колоннообразные каблуки словно сваи вошли в мягкую почву.       — Самоуверенности тебе не занимать. — сквозь зубы процедил глава Цинхэ Не, продолжая давить на клинок. Бася уже достигла доули, оставляя в шляпе тонкий разрез. — Но насколько оправдано твое хвастовство?       Цзян Чэн не знал, кому должен был помогать в тот момент. Они не пришли с целью кровопролития, но и вставать на сторону потенциально опасного для заклинателей противника в присутствии адептов чужого ордена — вещь безрассудная. Его связь с Вэй Усянем еще не успела окончательно разрушиться в умах других людей, и подобный поступок может кинуть след на весь Юньмэн Цзян, скрести он клинки с главой другого ордена. Оставалось лишь наблюдать, пытаясь не слишком поддаваться панике Цзыдяня, что полыхал фиолетовым заревом вдоль его руки. То, что оружие реагировало так именно на нервозность Цзян Чэна, он благополучно выкинул из головы.       — Хвастовство? Что вы называете хвастовством, Господин Не? — спросила Шучун, скрипнув зубами. За темной тканью проглядывался оскал. Минцзюэ чувствовал, как его буравил ледяной взгляд, безжизненный, даже не способный смотреть никуда, кроме как перед собой. «Жалкое зрелище мертвой собаки, что сидит на цепи даже после смерти» подумал он в тот момент. — Попытка защитить свой дом, куда по утру вторглись люди, размахивая саблями наперевес? Возможно, мне стоит поучиться у прославленного Главы Цинхэ Не, как нужно принимать таких гостей? Как бы поступил он, заявись, допустим, к покоям его младшего брата отряд, мечтающий, чтобы Второго Молодого Господина Не постигла участь, в тысячу раз страшнее линчи?       При упоминании Хуайсана Не Минцзюэ на долю секунды замер, чуть ослабив хватку на своем оружии. Этой заминки оказалось достаточно, чтобы перевернуть ход битвы в свою пользу. Вэнь Шучун резко дернулась назад, потянув мужчину на себя, а затем с размаху вдарила ногой в живот, выбивая весь дух вместе с оружием. Определенно, зрелище отлетающего главы Цинхэ Не останется в памяти адептов и самого Цзян Ваньиня до скончания веков.       Не давая времени на передышку, точно в погоне за дичью, мертвец бросилась в сторону Не Минцзюэ. Цзян Чэн готов был броситься ей наперекор, но скорость, на которой двигалась лютая, была слишком высока. Да и это ни к чему: Вэнь Шучун не собиралась никого добивать, а использовала тело главы Великого Ордена как трамплин, одной рукой мягко оттолкнувшись и приземляясь аккурат позади мужчины. В тот же момент Минцзюэ ощутил несколько сильных нажимов, за которыми последовала сокрушительная слабость, буквально поставившая его на колени.       — Ты…! — громогласно взревел мужчина, пытаясь подняться. На его плечо опустилась ладонь, призывающая оставаться на месте.       — Господин Не, вы сами предложили мне несколько идей. Вот я и выбрала наиболее действенный способ усмирить вас. — благодушно отозвалась Шучун.       Заклинатели обоих орденов ошеломленно вздохнули. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, что только что произошло. Даже ученики, никогда не ходившие на Ночную Охоту, знали точную последовательность акупунктурных точек для запечатывания каналов духовных сил. А силы лютого мертвеца вполне хватит на то, чтобы достигнуть их даже сквозь стальные мышцы Не Минцзюэ. Видя своего главу в коленопреклоненной позе, адепты Цинхэ Не бросились вперед, и уже через секунду в шею женщины было направлено более десятка сабель.       — Сейчас же отойди от Главы Ордена, тварь. — в гневе потребовал один из старших заклинателей, учащенно дыша и раздувая ноздри подобно дикому быку.       — Прошу прощения, но я бы предпочла закончить разговор. — женщину не смутило столь фривольно-бестактное отношение к своей персоне. Она вновь устремила взор на сидящего перед ней. — Господин Не, во избежание столкновения, пожалуйста, охладите пыл ваших подчиненных. — это не было угрозой, но лишь констатацией факта. Нападут — будет резня. А так как лютому мертвецу были не страшны и сотни тысяч сквозных ударов, то…       — Всем назад. — приказал Не Минцзюэ.       — Но Глава… — пытались достучаться до его разума остальные.       — Десять. Шагов. Назад. — не терпящим возражения тоном отчеканил мужчина. В ответ на это его еле ощутимо похлопали по плечу, будто одобряя. Желание сбросить ледяную трупную руку было непреодолимо, но он терпел, наблюдая, с какой неохотой исполняется его указание. В зону обзора попал и Цзян Ваньинь, что не сводил с них взгляда, следя за действиями лютого мертвеца. Хах. Опозориться не только перед своими людьми, но и перед главой другого ордена, мальчишкой возраста Хуайсана. Для любого заклинателя было унижением стать беспомощным подобным образом на поле боя, а уж для кого-то уровня Не Минцзюэ, да еще и от кого… Потеха, да и только.       Как только в радиусе одного чжана не осталось никого, кроме них, лютая задала новый и довольно неожиданный вопрос:       — Господин Не, как вы себя чувствуете? — участливо? поинтересовалась она. На такое захотелось саркастично рассмеяться, но из горла вырвался лишь едкий смешок.       — Хочешь услышать, растоптана ли моя гордость? Гнусная гиена, да я никогда… — но был перебит быстрее, чем успел вновь разразиться бранью.       — Нет-нет. — поспешно опровергла его слова Шучун и даже отрицательно покачала головой, вот только этого мужчина увидеть не мог. — Прошу прощения, если мои действия показались вам оскорбительны, но по правде, это единственный вариант, при котором вы спокойно могли бы находиться на Луаньцзан, без вреда для себя и тем более окружающих.       — …Что ты хочешь сказать?       Раздался легкий звук колокольчика, и не скрытой одеждами шеи коснулась мягкая газовая ткань, вызывая череду мелких мурашек. Кожу не опалило хотя бы легкое дыхание, но тихий женский голос прозвучал в опасной близости от уха Не Минцзюэ.       — Господин Не, мне неизвестно, кто надоумил вас прийти сюда, но советую вам внимательно присмотреться к этому человеку, если то было не ваше лично обдуманное и взвешенное решение. Я далека от заклинательского мира, но даже так была наслышана о духе сабли, непримиримая ярость которой вечно воюет с ци своего хозяина. — поясняла Шучун свои действия. — Еще по пути сюда я уловила нестабильную энергию, которая могла граничить лишь с темной. И с каждой минутой, как вы находитесь здесь, ваша ярость лишь растет в ненормальном темпе. Вы понимаете, о чем я?       Не желавший изначально слушать ее, теперь Глава Цинхэ Не молча сидел, обдумывая услышанное. Лютая не трогала его, позволяя собрать мысли воедино.       — Хорошо. — на свою неопределенную реплику он получил лишь скупое мыканье, которое воспринял как непонимание. Пришлось разжевывать. — Отведи меня к своему хозяину, отродье. И, черти тебя раздери, убери наконец свою руку! — Минцзюэ с силой сжал запястье лютой, скидывая окоченелую конечность со своего плеча. Та не возражала, покорно отодвигаясь на почтительное расстояние. Даже подала другую руку, когда он вставал. Жаль не для того, чтобы сломать (а лучше оторвать).       Проигнорировав протянутую ладонь, мужчина с трудом поднялся, ощущая тупую боль в местах, куда были нанесены удары. Эта шинора, хоть и быстра, да только сделала свою работу по парализации противника криво-косо, любой мало-мальски прилежный ученик без Золотого Ядра справится лучше. С такой точностью Не Минцзюэ хотелось благодарить Небожителей, что его меридианы остались целы и относительно невредимы. Хотя, чего с нее взять: сам же слышал, что девка явно не была заклинателем при жизни.       Уловив шипение вперемешку с проклятиями в собственную сторону, лютая вновь обратилась к заклинателю, но уже не предпринимая попыток дотронуться:       — И все же, Господин Не, как ваше самочувствие? Я не слишком компетентна в подобных процедурах, поэтому вам лучше пока не делать слишком резких движений. По моим наблюдениям, боль должна пройти через полчаса. — информация была запоздалой, Не Минцзюэ и так уже понял, что произошло. Благо, ему приходилось сталкиваться с такой криворукостью в период провальных попыток собственноручно обучить Хуайсана, прежде чем тот с пинком был отослан в Облачные Глубины. Эта хотя бы не рыдала от повального промаха, правда тут в принципе не поймешь, что у нее на уме. Хоть сдирай с нее эту тряпку, хоть оберни тканью все лицо — одно дело, стеклянный взгляд и пустое выражение.       — Если не можешь нормально что-то сделать, либо тренируйся до последнего вздоха, либо не берись вообще. — что тогда ему ответил А-Сан? «Дагэ, с такими нагрузками мой первый вздох и станет последним», после чего стал подхалимно канючить, умоляя отпустить обратно в покои. Но в этот раз к его совету решили прислушаться.       — Я признательна за ваше напутствие. Благодарю. — с поклоном ответила женщина, вызывая одновременно скупую долю довольства, но с тем же и раздражение. Минцзюэ фыркнул. То чуть ли не челом бьет о землю, то не лезет в карман за словом. Старательности в попытках использовать этикет ей не занимать, еще бы научиться грамотно распределять полученные знания. Из какой дыры ее достал Вэй Усянь, да еще и обрядив в богатое тряпье Цишань Вэнь, к которому, теперь был уверен Не Минцзюэ, та не имела никакого отношения? Только ради этого он готов был пойти практически безоружным в лапы Погребальных Холмов.       Все это время их не беспокоили. Подвластные главе Цинхэ Не адепты выполняли приказ, взглядом прожигая фигуру в бело-красных одеждах, а орден Юньмэн Цзян предпочел нейтралитет, оставляя возникшую шумиху на долю соседнего клана. Сам Цзян Чэн с плохо скрываемым интересом наблюдал за развернувшимся действом. Особенно разительной для него показалась перемена, когда после нескольких минут неподвижного сидения на стылой земле, Не Минцзюэ резко встал, вновь начиная браниться на лютую, но уже не выказывая того гнева, что был ранее. О нет, он не стал тихим и умиротворенным, но вся его спесь и раздражение были лишь проявлением характера, но не признаком неутомимой ярости. Может, она ему там не только каналы к духовным силам запечатала, но и перекрыла доступ к источнику ненависти ко всему, что не вписывается в рамки моральных устоев хозяина Нечистой Юдоли?       Не Минцзюэ подал знак своим людям, что все в порядке, и незачем им стоять парализованной вереницей, держа наготове снаряжение для вспарывания глотки уже мертвой женщине. В это время неспешной ходьбой приблизился Цзян Чэн, демонстративно потягиваясь и даже позволяя себе саркастично усмехнуться, более не боясь очередной вспышки гнева своего спутника.       — Вижу, все проблемы и разногласия были улажены. Так что, можем выдвигаться или изволите еще цапаться?       Его выпад был успешно проигнорирован, потому что именно в этот момент Не Минцзюэ осознал одну вещь, а точнее — ее отсутствие. Цзянь Чэн даже отшатнулся, настолько резко крутанулся мужчина в сторону лютой.       — Где она? — сурово рявкнул он, мимолетно дотрагиваясь до пустующих ножен. В гневном опале совсем упустил из виду момент, когда его разоружили и теперь приходилось лишь мысленно извиняться перед верным соратником за то, что вовремя не сообразил, а забылся в пререканиях.       Женщина прекрасно поняла, о чем идет речь и, недолго думая, завела руку за спину, выуживая из одной из петель широкого пояса массивную саблю, что неистово дребезжала и грозилась лишить конечность, держащую ее, если не возможности прикрепляться к туловищу, то нескольких пальцев так точно. Бася — строптивое и самодовольное оружие, справиться с которым поначалу было тяжело даже самому Минцзюэ. Юнец, получив в свои руки нечто столь мощное и непокорное, задался целью обуздать саблю, что послужило началом долгой битвы за превосходство, из которой уже юношей он вышел победителем, закалив свой дух как закаливают самую прочную сталь в кузницах Цинхэ Не.       Словно сакральное подношение, женщина переложила свою ношу к себе на ладони и вытянула вперед, отдавая оружие его законному владельцу. Глава Не схватился за него, выдирая и осматривая, после брезгливо морщась, будто сабля не в чужих руках побывала, а была оплевана стаей чумных оборванцев. Проведя зрительную ревизию, клинок наконец-то был отправлен в ножны. Даже без духовных сил он был способен вынести тяжесть Бася и сражаться ей. В Не Минцзюэ течет кровь воина, а будет она разбавлена светлой ци или нет — дело десятое.       На то, чтобы отправить остальных адептов обратно на постоялый двор в Илин, потребовалось уйма сил и времени. Те готовы были стать лагерем прямо перед носом у мертвой стражи, вот только оба главы видели, как сильно истощил их людей долгий полет (Цзян Чэн не преминул воспользоваться возможностью высказать недовольство фактом дурного поведения кое-кого из-за наличия шила в пятой точке, на что был одарен снисходительным взглядом и едким пожеланием стать более выносливым, чтобы не падать замертво после каждого пройденного ли. Оттаскивали их друг от друга едва ли не с помощью лютой).       Солнце переходило из фазы красного зарева в сияющий диск, когда у подножья осталось лишь трое.       — Господин Цзян, Господин Не, прошу вас, следуйте за мной. — женщина двинулась вглубь редкого леса, плавно переступая через камни, о которые можно было легко запнуться с ее обувью. Цзян Чэн все не мог взять в толк причины ношения столь непонятного атрибута, если только Вэй Усянь не решил устраивать своим боевым единицам тренировки по акробатическому мастерству.       — Кстати. — вдруг опомнился Цзян Чэн. — Уважаемая, вы нас тут в свой дом со всеми любезностями, а до сих пор даже имени своего не сказали.       Лютая не потрудилась обернуться на шествовавших за ней заклинателей, но на вопрос ответила:       — Прошу прощения. Мое имя Вэнь Синь, имя в быту — Шучун.       — Хм…не припомню, чтобы видел вас на Луаньцзан в прошлый раз. — задумчиво произнес Ваньинь, оглядывая фигуру женщины. Он обладал довольно хорошей памятью и определенно не помнит никого с таким именем, и в деревне Вэней эта дамочка также не была им замечена. «Мало ему, что ли, пяти десятков дармоедов, так он решил забирать всех сирых да убогих выходцев из Цишань Вэнь на свои вонючие холмы?».       Сама Вэнь Шучун его негодования успешно пропустила мимо ушей, продолжая огибать неугодные ей препятствия. Кстати, об ушах. До слуха Цзян Чэна донеслось легкое позвякивание, и, чисто из любопытства, он взглянул в сторону исходящего звука. Глаза немного расширились от удивления: перезвон шел от серебряного колокольчика, что был прицеплен к поясу женских одежд. И все бы ничего, обычная побрякушка, но уж больно тот был похож на клановые колокольчики Юньмэн Цзян. Сравнить было не сложно — один из таких сейчас висел на самом Цзян Чэне, но при этом не издавал ни звука. Присмотревшись, стало понятно, что мастер, делавший сие подделку, явный неумеха, который лишь позорит свое ремесло. Форма то ровная, однако узоры цветов были слабо различимы, в некоторых местах расплываясь до неузнаваемого месива из серебра. Снизу крепилась красная кисточка, с темными крупными и мелкими пятнами, очень похожая на ту, что висела на призрачной флейте дурного командующего мертвыми.       Язык чесался от желания завести разговор и расспросить на все интересующие темы, но проще было дождаться беседы с Вэй Усянем: его Цзян Чэн знал как себя самого и умел различать, когда ему лгали. Даже если тот и отдалился от него и всего Ордена после своего трехмесячного исчезновения, они жили под одной крышей более десяти лет и зачастую врали сообща, придумывая очередное оправдание для матушки. Поэтому, Ваньиня не так-то легко провести этими игривыми улыбками да словесными увертываниями, в которых так намастился его шисюн. Вэнь Шучун же пока была тайной за ста семью печатями, а Цзян Чэн очень не любил вступать в схватку с противником, чьи возможности ему были до конца не известны, будь это смертельная схватка или же стрельба по воздушным змеям.       Поэтому он молчал, продолжая разглядывать провожатую, как вдруг заметил, что не одному ему интересна их новая знакомая. Почти не моргая, ястребиные глаза Не Минцзюэ вперились в спину женщины, а брови хмуро сводились у переносицы. Для дополнения картины не хватало лишь задумчивого хмыканья, но даже так было видно почти нездоровый интерес. Не будь на лютой бело-красных одеяний, а под ними бездыханной плоти, Цзян Чэн бы решил, что после словесной и не только баталии Глава Не резко воспылал безудержной страстью к столь интересной личности и по приходу с тем же жаром попросит у Старейшины Илин дать дозволение, как есть, забрать упомянутую в Нечистую Юдоль и отбить поклоны.       Ха! Тут уж более вероятны мечты о том, как бы сжечь не палочки благовоний в Храме Предков клана Не, а Вэньские тряпки где ни будь в ближайшей канаве, желательно с дерьмом и самими Вэнями. Уж кто-кто, а Не Минцзюэ скорее прилюдно совокупится с выродком шлюхи, причем с голым задом наоттопырку в принимающей позиции, чем возляжет с кем-то из Вэнь. До Цзян Чэна доходил один слух, который передавался из уст в уста в строгой засекреченности от главного героя истории, которая поражала своей лаконичностью вкупе с жестокостью.       Каким бы поэтичным и возвышенным ни было наименование «Аннигиляция Солнца», на деле это было войной. Безжалостной, с горами крови и потерь с обеих сторон. А на войне все моральные ценности уходят на второй план, и любые средства становятся оправданными. Это касалось как воинов, так и пленных…       Речь шла об одной побежденной заклинательнице из Цишань Вэнь, которую нашли на поле боя уже после окончания битвы. Смрад стоял немыслимый, зачистки проводились на тот момент уже около суток под четким руководством Не Минцзюэ. Глава Не никогда не брал пленных, демонстрируя полную нетерпимость к любому из «поганого Вэньского отребья», и женщина не должна была стать исключением, когда была обнаружена им в куче начинающих гнить трупов, где пыталась затаиться. Как оказалось, не очень успешно. Заклинательницу за волосы вздернули вверх, как самую большую мерзость отбрасывая в лужу смешавшихся крови и рвоты, которых образовалось немало за несколько дней беспрерывной поножовщины. Очевидцы тех событий рассказывали, что именно в тот момент, когда они подоспели, грязная и сломленная, с помоями по всему телу и слезами на глазах, женщина призывно раздвинула ноги прямо перед занесенным над ней клинком Не Минцзюэ, умоляя помиловать в обмен на собственное тело. Ко всеобщему удивлению, их командир опустил Бася, приказав забрать пленницу в штаб и хорошенько отмыть.       Уже по прибытию все заклинатели и слуги знали о невероятном трофее, который на деле, после нескольких часов купания в бочке, оказался довольно привлекательной заклинательницей из побочной ветви клана Вэнь. Многие усмехались, говоря, что даже такой человек оказался подвластен слабостям собственной плоти, да и вообще, ночи на нефритовом жезле их главнокомандующего тоже своего рода истязание. Этакая альтернатива пытке бамбуком, усмехались адепты. Кто бы знал, что их слова были своего рода пророческими.       Женщина смирилась со своей участью, но Не Минцзюэ уготовил для нее другую судьбу и к вечеру велел притащить не в свои покои отдавать «дань», а в одну из казарм, где уже отходили ко сну утомленные заклинатели. Как есть, прямо в нижних одеждах и с еще мокрыми после бани волосами ее впихнули под своды просторного зала, тем самым подняв на уши восемь десятков мужей разных кланов и орденов. А после состоялась громогласная речь, где Глава Не при всех опустил достоинство девы, а самыми приятными для слуха выражениями в ее адрес были «сука с гнилой кровью узурпаторов» и «вошь из-под пяты Вэнь Жоханя». Представление длилось более десяти минут, и в конце тирады он еще раз, с толикой церемониальности озвучил предложенное в панической агонии условие женщины, заявив, что искупать грехи она должна не перед ним одним, но перед каждым, кто вынужден был покинуть свой дом ради борьбы с Цишань Вэнь.       Один миг, второй… Лицо женщины сделалось белым словно молоко, а в глазах застыл панический ужас, когда до нее дошел смысл произнесенного мужчиной.       — Если сможешь пережить эту ночь — проваливай куда пожелаешь.       Это были последние его слова, сказанные оседающей на пол женщине, прежде чем он вышел из помещения, велев закрыть ставни и не отворять до наступления утра.       Конечно же, потом каждый, кто находился в том павильоне, открещивался, но истошные вопли несчастной не замолкали до середины ночи. Караульные, поставленные ради недопущения открытия дверей раньше установленного срока, были молодыми адептами, которые поступили в гарнизон совсем недавно. Одного из них стошнило несколько раз за ночь, поговаривают, мальчишка так и не смог оправиться, заполучив мужское бессилие в столь юном возрасте. Слишком невыносимым был плач, буквально врастающий в уши с призывами нарушить приказ. В какой-то момент яростные удары о дубовую поверхность сменились скулежом и жалкими поскрябываниями ногтей, которые, однако, быстро заглушились звуками ударов и шлепков об уже не сопротивляющуюся плоть.       Женщину выносили, завернутую в холщовую ткань, что от соприкосновения с телом пропиталась кровью, потом и спермой, дабы не смущать и не приводить в ужас возможных свидетелей. Половина ее тела была фиолетовой от многочисленных избиений и покрыта глубокими укусами, что больше напоминали вздувшиеся разорванные нагноения. Одна нога была сломана несколько раз, на спине и животе были вырезаны оскорбления и знаки различных орденов (кто-то даже говорил, что видел среди них герб Гусу Лань), волосы отрезали и, очевидно, пытались ими же придушить. Ее терзали не только для удовлетворения животной похоти — эти выродки видели в бедняжке олицетворение едва ли не всего клана Вэнь.       Вот только поступить так с самим Вэнь Жоханем они не могли, вот и срывали свою ненависть на женщине, что, хоть и была задействована в военных действиях, но уж точно, как считал Цзян Чэн, не заслужила подобной кончины.       Интересно, каково живется праведному Лань Сичэню, зная, что творил его названный братец, помимо ежедневного ритуала в виде отрубания голов Вэньским псам? В голову самого Ваньиня до сих пор лезут мысли об этом, даже если у самого руки по локоть в крови. Хотя у него была не менее веская причина ненавидеть орден Цишань Вэнь, от мала до велика. Еще в Башне Кои юноша задался вопросом о целесообразности пребывания Не Минцзюэ на Луаньцзан, где в данный момент обитал не только Старейшина Илин, но и полсотни беглых Вэней. Конечно, можно было припомнить этот случай прямо на собрании, но предсказать исход после было невозможно. Возможно, на одного главу Великого Ордена стало бы меньше. Кого именно — сказать сложно.       Как помнилось Цзян Чэну, поселение располагалось недалеко от пней, где юноша обнаружил беседующих Вэнь Цин и Вэй Усяня. Благо, именно к этому указателю троица сейчас и подходила, а значит еще чуть-чуть, и он сможет дать ногам отдохнуть, раз ему не дозволили этого сделать в гостинице, как и всем нормальным людям.       Эх, показать бы картину, что представилась Цзян Чэну в первый приход на Луаньцзан, главам кланов, что считают, будто темный заклинателей готовит штурм по Поднебесной. Вот, смотрите! Старейшина Илин строит грозные планы, как бы втихаря посадить картофель и не получить клубнем в голову за самовольность, куда уж зловеще!       — Господин Цзян, Господин Не, мы скоро прибудем в деревню, и я попрошу вас вести себя как можно более сдержаннее. — подала голос Шучун.       — Инструктаж как вести себя с Вэнями? — усмехнулся Не Минцзюэ. — Какая гостеприимность. Цзян Ваньинь, возможно, нас даже пригласят сесть с ними за один стол, вот так удача. Как жаль, что я не взял с собой гостинцем никаких лакомств. Кость? Думаю, для такого не жалка и куска мяса. — недвусмысленно намекал он на ярлык, навешанный народом на всех носящих фамилию почти истребленного клана.       На его скабрезный выпад женщина остановилась, чтобы произнести лишь:       — Они все равно не понадобятся. Чаю вам никто не предложит. ***       По утру можно было наблюдать, как из десятка небольших домов выползают люди, чтобы приступить к своим обязанностям. Весело переговариваясь, несколько более-менее крепких мужчин приступили к рубке дров на общее кострище, рядом с которым под навесом уже хлопотали женщины и маленький А-Юань, которому не терпелось залезть чуть ли не с головой в каждый подвернувшийся котел. Ребенку не мешали, лишь забирали нужную утварь, которой и так было немного в соотношении к числу жителей Погребальных Холмов. Отдельно, словно возглавляя кухонный легион, стоял небольшой котелок, предназначенный специально для их спасителя, который наконец-то выздоровел и мог отпраздновать это любимой похлебкой, от которой у нормального человека брызнут слезы из глаз и далеко не от изящного вкуса. Одна из тетушек шутила, что самый лучший казан — это желудок Молодого Господина Вэя, который не разъест ни одна пакость и хворь, потому как закален бочками алкоголя и мешками сычуанского перца. Вэй Усянь лишь заливисто смеялся, а после, загоревшись идеей отведать спиртное, на всех парах бежал к Вэнь Шучун — выпрашивать очередной сосуд вина. Женщина редко в чем ему отказывала, разве что строго контролировала величину выпитого, не желая иметь в качестве своего хозяина загульного пьяницу. Правда, и тут ее суровость не могла быть абсолютной: Шучун любила баловать темного заклинателя, восполняя количество качеством. А уж его реакция на подарки и вовсе стоила всех потраченных усилий.       После того, как в один день ему презентовали несколько сосудов Улыбки Императора, за которой женщина сошла с Луаньцзан на двое суток, отправившись до самого Гусу, Вэй Усянь разве что не на голову к Шучун лез, ластясь и осыпая благодарностями, а на следующее утро притащил охапку полевых цветов. Попытался было сплести венок, но руки заклинателя были наточены разве что артефакты делать, да не очень аккуратные талисманы. Помяв несколько бутонов, Вэй Ин вскоре плюнул на эту затею и усадил Шучун перед собой, решая украсить волосы женщины немного другим путем. А там и А-Юань подоспел, вклиниваясь в игру Сянь-гэгэ с матушкой.       Вот и наблюдали Вэни, как несколько часов кряду основатель Темного пути и наследник Цишань Вэнь измывались над шевелюрой лютого мертвеца, плетя косички и добавляя к ним цветы.       Сейчас ни Вэй Усяня, ни Вэнь Шучун не было видно на горизонте, лишь А-Юань, лишившись всех доступных для изучения емкостей, сиротливо умостился на деревянной скамье, болтая не достающими до земли ножками. Но это ненадолго. Его мамочка говорила, что если А-Юань будет много кушать, то в один день перерастет даже Сянь-гэгэ. Тогда он точно сможет защищать мамочку, и ей больше не будет больно из-за него, а злые люди не будут кидать в нее камни и кричать. Мальчик стиснул хрупкие кулачки, уставившись перед собой нечитаемым взглядом. Мамочка говорила, что с возрастом он забудет, но А-Юань не хотел. Не хотел забывать ее боль. Сянь-гэгэ говорил: «Забыть боль — значит простить» …       Но Вэнь Юань не хотел прощать.