Погребальный Нефрит

      Заметив нахмурившегося ребенка, одна из женщин отвлеклась от работы и приблизилась к скамье, попутно вытирая липкий сок о подол юбки.       - А-Юань, что-то случилось? Хочешь поскорее покушать?       Мальчик вздрогнул и устремил на женщину немного рассеянный взгляд.       - Все в порядке. – отрицательно покачал головой ребенок. Комкая серую ткань своего ханьфу, Вэнь Юань задал встречный вопрос. – Мамочки долго нет. Где мамочка?       За столь привычным вопросом под навесом пронесся дружный вздох. Ох уж этот А-Юань. Без сомнений, он был милейшим созданием, но его помешательство на Госпоже Шучун было столь велико, что на весь месяц после ее смерти мальчик буквально свихнулся, и, напоминая оторванного от вымени новорожденного теленка, бесцельно ревел и бродил туда-сюда. Конечно, никто не собирался говорить, что его мать прямо тут, стоит лишь зайти в пещеру его несравненного Сянь-гэгэ. Вот и метался Вэнь Юань в истеричном припадке круглыми днями, пока не засыпал под ближайшим обугленным кустом от сокрушающего юное тело истощения. Потому неудивительно, что после ее пробуждения А-Юань расцвел как белый лотос и снова полнился энергией, вот только словно запечатленный направлял ее на то, чтобы везде ходить за женщиной, либо говорить о ней сутки напролет. Это не нервировало, но порой с ребенком было сложно общаться даже Вэнь Цин, которая не желала слышать о Вэнь Шучун дольше необходимого.       - Госпожа Шучун вот-вот вернется. – женщина одарила мальчика улыбкой, пытаясь вызвать в нем больше уверенности в сказанном. – Твоя бабушка сказала, ты готовил для госпожи какой-то подарок? Почему бы не сходить за ним, пока она не вернулась?       Перевод внимания прошел успешно: глаза А-Юаня загорелись так, словно в них отражались разноцветные огни новогоднего фейерверка.       - Тетушка Цзэнминь думает, что мамочка обрадуется? - мальчик перестал дергать ногами, после чего, не без помощи взрослой, стал слезать с высокой лавки.       - Ну конечно! Обязательно обрадуется. – еще бы не обрадуется. Вэнь Цзэнминь не могла придумать вещи, которую бы Госпожа Шучун отказалась принять из рук сына, будь то хоть яд, от которого сама лютая окончательно отправится к праотцам.       Еще некоторое время пришлось слушать щебетание ребенка вперемешку с опасениями, а точно ли приготовленный сюрприз придется по нраву, и вот, через несколько минут о присутствии А-Юаня напоминали лишь маленькие следы, ведущие в сторону хижины, да две игрушечные бабочки, которые остались забытыми лежать на скамье.       На открытой кухне вновь стало тихо, мерно постукивали ножи, а отдаленный смех мужчин с грядок заглушался бульканьем из-под крышек на тяжелых чугунных котлах.       - Ха…       - Да уж. Что один, что второй - похожи как торная колея.       - Ох, и не говори… И ведь не поймешь, хорошо это или плохо.       - Что ж тут плохого? Если ты про судьбу, так не городи раньше времени, Яньгэ: дите еще малое, пока вырастет, так день сменит ночь столько раз, что со счета собьешься, а коль про характер, так чем тебе не угодил нрав Господина Вэя? Он пусть и самодур, каких поискать, но доброты и стойкости в нем поболее тех, кто его порицает за глаза.       - Так было бы все так просто, никто и слова бы не сказал. Да только думаю, слишком большое сердце иной раз уму вредит так, что и жизнь потерять не трудно. Знали бы вы, как у меня душа каждую ночь болит за нашего господина… Вот и думай, хорошо ли иметь столько сострадания?       - Так для этого и нужна наша госпожа! – весело отозвалась одна из них, параллельно помешивая почти готовое варево. – Как гляну на нее, так дух захватывает! Не в обиду Господину Вэю, но именно она поставила тут все на ноги. Да такую как она надо было в императорский дворец отправлять, само Солнце Поднебесной бы ей в ноги кланялся! Помяните мое слово, с ней нашему А-Юаню грезит прекрасное будущее, даже несмотря на клеймо рода.       Занимательная беседа все продолжалась, и вот женщины уже описывали, что каждый из упомянутых сможет дать их единственному ребенку на все поселение. Если бы Вэни не знали, кем были настоящие родители А-Юаня, то без малейших сомнений уверовали, что малыш вышел из утробы Шучун, являя собой продолжение рода всемогущего Старейшины Илин. Тот и так рвался воспитать мальчишку, передать от себя все что только можно (и большое спасибо, что небольшая дурость, которой обладал их благодетель, обходила А-Юаня стороной), а созданный объединенными усилиями упомянутых негласный культ обожания Вэнь Шучун лишь дополнял образ странноватой семьи.       Работа шла своим чередом, и вот уже под навесом разносился аромат овощной похлебки, а на столах появлялись первые деревянные плошки, доверху наполненные пышными маньтоу. Учуяв запахи еды, рабочие стали активнее сотрясать землю тяпками и лопатами, предвкушая плотный завтрак и чувство наполненного живота. Деревня Вэнь постепенно забывала, что такое вечный голод, хотя рацион до сих пор считался скудным, а мясо на столах появлялось разве что один раз в неделю, когда Вэнь Нин и Вэнь Шучун выходили на совместную охоту в ближайшие к Илину леса. Не так-то просто наловить дичи на пятьдесят душ, особенно, когда времени на ловлю выделялось от силы пять часов (Двое лютых мертвецов были главными боевыми единицами на Луаньцзан, и их нахождение вдали от нее могло в один день обернуться не то что казусом, а катастрофой, да только управиться с таким объемом работы можно было лишь вдвоем). И, так как Госпожа Шучун была одной из «добытчиков», все, в том числе и Вэнь Цин, дружно делали вид, что не замечают, как женщина после каждой вылазки от основной массы тушек забирала нескольких зайцев, тайком утаскивая в сторону небольшой пещеры, облюбованной ею после переселения на Луаньцзан. В той не бывал даже Вэй Усянь, а этот факт негласно делал пристанище лютой неприкосновенным для всех остальных. По отношению к Вэням женщина была максимально благосклонна, но все же не хотелось знать, последует ли расплата за нарушение ее личного пространства.       Личное же пространство остатков клана Вэнь могло быть нарушено в любую минуту. Несмотря на прекрасную погоду и почти готовую еду, ощущение грядущей неизвестности чуть подскребывало промеж ребер. Еще несколько дней назад все взрослое население было предупреждено о возможных скорых гостях, а проснувшись сегодня, им первым же делом стало известно – Госпожа Шучун в скором порядке отбыла к границе. И пусть во время визита Главы Юньмэн Цзян наивысшей точкой накала страстей стала панибратская ругань названных братьев, не было гарантий, что вид живых и даже здоровых Вэней не приведет другие ордена в бешенство. Но никто не впадал в панику: самое могущественное создание Поднебесной взяло их под свое опаленное кровью и пеплом Цишаня крыло. И сейчас, даже пуская слюни во время беспробудного сна, защищает их одним своим именем на устах поглощенных страхом заклинателей. ***       На Не Минцзюэ открывшееся перед глазами поселение не произвело особого эффекта, а вот Цзян Чэн заметно удивился, слету подмечая изменения, произошедшие за более чем полгода с момента его отсутствия. Хлипкие даже для новых строений лачужки, в которых по нехитрому подсчету ютилось от десяти человек в каждой, сменились несколькими крепкими хижинами; местный огород разросся, и среди созревающих пучков можно было найти что-то помимо так нелюбимого Вэй Усянем редиса. Да и сама атмосфера стала… легче? Рухлядь и грязь все еще были неотъемлемыми атрибутами, спертый душный воздух и оседающая в легких пыль из золы и обуглившихся костей никуда не делись, но не было видно изможденных гонениями лиц. Тогда, при одном виде Цзян Чэна, люди в страхе побросали свои мотыги и другой инвентарь, а сами до посинения старались не дышать, в любой момент готовые падать на колени и молить о пощаде.       Сейчас их встречали не более радостно, но уже без ужаса в глазах и дрожи в коленях. Настороженные взгляды вперились в двух мужчин сразу же, как только они показались из-за плотных зарослей, но никто и не подумал прекращать свои дела. Даже глава Цинхэ Не не получил по праву заслуженной доли паники от людей, которых когда-то поклялся уничтожить на корню. В тот момент Ваньинь не подумал, что те, кто остался от некогда великого ордена, были настолько далекими от кровавой бойни людьми, что попросту не узнали Не Минцзюэ.       Троица прибыла точно к началу утренней трапезы, но гостей повели в сторону от навеса, к небольшому затухающему костру, очерченному тремя массивными бревнами. Цзян Чэн не мог не заметить, с какой голодной ненавистью Не Минцзюэ смотрел на рассаживающихся за столами людей. Да… теперь разница между взглядами на их провожатую и остальных Вэней стала очевидна. Мысленно Цзян Чэн похвалил лютую за прозорливость: неважно, какими были их изначальные цели – в какой-то момент Глава Нэ мог закрыть дверь перед здравым смыслом и учинить смертоубийство. Просто потому что люди клана Вэнь не имеют права улыбаться, быть счастливы, да и вообще жить. Вот только самопровозглашенному коршуну справедливости было суждено остаться без добычи. Когти опилили, а за любыми его действиями сейчас пристально наблюдала ликвидатор тех самых «орудий справедливости».       Вэнь Шучун сделала приглашающий жест, призывая присесть на один из срубов. Отказываться никто не стал, и от ощущения отступающего напряжения в ногах Цзян Чэну захотелось блаженно застонать не хуже бордельных девиц. Твердая поверхность бревна была никак не обработана даже от небольших сучьев, шершавая и острая кора упиралась в налитые свинцом бедра, но такой дискомфорт был привычен, а сейчас и подавно приятен. Не Минцзюэ занял место напротив, широко расставив ноги и упираясь в них локтями.       Теперь женщина еще больше возвышалась над ними двумя и казалась чуть ли не исполинских высот, что не очень радовало обоих глав. Цзян Чэн не любил любое проявление пренебрежения в свою сторону, считая за него даже возможность собеседника смотреть на него сверху вниз (Как некстати вспомнилось, что чертов Вэй Усянь и тут его обошел, пускай и на мизерный полуцунь).       А Глава Нэ все не мог отойти от мысли, что это не он с Цзян Ваньинем, представители всего заклинательского мира, пришли спрашивать с темного отступника, а их самих, несмышленых юнцов, пустили посмотреть на «красоты» Луаньцзан по доброте душевной. Возможно, на нем слишком сильно сказалась, пускай и временная, но потеря духовных сил, ведь даже на последнем издыхании во времена Аннигиляции размеренное движение ци дарило успокоение в неприкаянной душе. А возможно, все дело в поведение этой девицы. Коль испытывает ненависть или презрение к нему – пусть так и скажет, всяко лучше, чем лебезить, но при этом ядом плеваться при любой возможности. Своим двуличием она слишком уж походила на Мэн Яо, а такое сравнение девке точно чести не делало.       - И когда же Вэй Усянь решит явить нам свой божественный лик? – поинтересовался Цзян Чэн, вытягивая облаченные в мягкие сапоги ступни в сторону тлеющих углей. Для конца лета утро было прохладным, а распыленная в воздухе влага создавала легкий утренний туман, который оседал на коже противной хладной моросью.       - Не могу сказать. Обычно Господин просыпается лишь к обеду, но болезнь окончательно сбила его режим сна.       Цзян Чэн удивленно приподнял брови.       - Он болен?       - Хвала Небожителям, уже нет, но еще вчера упрашивал выгравировать его последнюю волю на сводах Фумо. – кончики пальцев коснулись вуали в месте переносицы, показывая всю обреченность лютой сложившейся ситуацией. – А так, ничего страшного, всего лишь упал в студеную реку с неделю назад да простудился.       - Неделю? Хотите сказать, он был болен неделю? – с каждым произнесенным словом глаза Главы Цзян увеличивались в размерах. – Что за бред?! Да к этому идиоту с детства ни одна зараза не липла! – даже сам Ваньинь не мог похвастаться таким здоровьем. Во времена подростковой юности еще не до конца окрепший телом Вэй Усянь спокойно плавал в лотосовых прудах даже поздней осенью, отделываясь лишь отмороженными конечностями, максимум чиханием порося, но никогда – болезнью. И потому прозвучавшее показалось полнейшим абсурдом. Но Вэнь Шучун, казалось, не видела ничего особенного в том, что сильный заклинатель проиграл в сражении с ледяной лужей.       - Ваше право не верить, Господин Цзян. Если для вас слова Господина будут иметь больший вес, то можете спросить у него сами, когда он прибудет.       - Неужто ваш Вэй Усянь настолько важная персона, что заставит гостей ждать в угоду своему сну? – спросил Не Минцзюэ.       - Прошу заметить, что сейчас на чужой территории отнюдь не мой Господин. - обманчиво расслабленная поза и насмешливый голос не могли ввести в заблуждение того, кто еще полчаса назад видел Главу Не в ярости, а значит, укоризненные шпильки в его адрес прозвучали вполне осознанно. Ярким контрастом был внешне спокойный облик мертвой женщины, и Цзян Чэну невольно хотелось увидеть, как бы вела себя эта особа, будь она способна показывать что-то кроме холодной отчужденности. Каким бы был ее голос? Бойким и саркастичным, как и у ее хозяина? Или же сравнимый по своей свирепости с оппонентом? С тем же Вэнь Цюнлинем это несложно провернуть: Цзян Чэн хорошо помнил смущенного юношу, который наверняка остался заикой даже после смерти, а перед старшей сестрой и вовсе начинал блеять овцой и неуклюже заламывать пальцы.       …       А ведь точно.       - Где Вэнь Нин? - вспомнив про еще одного «причудливого» мертвеца, Ваньинь невольно оглянулся в поисках оного, но не нашел ни единого признака присутствия Призрачного Генерала. На его вопрос обернулись оба, Не Минцзюэ немного нахмурился. Но, как удачно, распри был задушены в самом зародыше.       - Господин Цюнлинь отправился… - объяснения Шучун были прерваны детским криком. Голос был не знаком Цзян Чэну, но не составило труда понять, кто это мог быть. С их прошлой встречи мелкий отпрыск Вэней успел достаточно подрасти, да и выглядеть стал опрятней и здоровее. Лохмотья, как и у всех жителей, сменились на темные одежды, и пусть в Пристани Лотоса они были бы слишком убоги даже для слуг, то было всяко приятнее глазу порванных клановых ханьфу с въевшимися пятнами и отвратным запахом, который не уберешь ни одной стиркой.       К удивлению обоих заклинателей, бег в сторону их небольшой компании ознаменовался звонким «Мамочка!». Незаметно для всех Не Минцзюэ метнул цепкий взгляд в сторону Шучун. В это время ребенка попыталась остановить одна из женщин, но на ее окрик А-Юань не обратил никакого внимания, на всех парах мчась к заветной цели. Как и в прошлый, а также многие позапрошлые разы, слишком быстрая спешка обернулась скорым падением. Запнувшись о собственные ноги, мальчик вскрикнул и неуклюже плюхнулся на землю, поднимая облако пыли. Из выставленных в защитном жесте рук выскользнул помятый клочок бумаги, после чего на них обрушился весь вес падающего тела.       Из-за неожиданности и сопутствующего шока в первые мгновения Вэнь Юань ничего не почувствовал, но в следующую секунду от рассеченных о мелкую гальку ладоней прошлась волна жгучей боли, а нежная кожа запылала, будто ее поднесли к открытому огню. Радостные возгласы быстро сменились рыданиями. А-Юань не добежал всего около трех чжанов, и обида на собственную неуклюжесть порождала новый поток слез.       В тот же миг рядом с плачущим ребенком очутилась лютая. Не говоря ни слова, женщина опустилась на колени, снимая доули и беря в свои ладони руки сына. Перед глазами предстала не самая приятная картина – в этот раз А-Юань упал довольно серьезно, на внутренней стороне ладоней было несколько крупных царапин, в кровоточащие ранки забились песок и мелкие камушки, а у запястий рваными лентами свисала содранная детская кожица. Досадно, что она не могла даже подуть на ссадины, чтобы облегчить боль.       - Пока не прикасайся ни к чему и не пытайся сжимать руки, хорошо? Скоро приведут тетушку Вэнь, и она обработает все как следует. – А-Юань послушно разжал пальцы. Удовлетворенно кивнув, Шучун принялась вытирать грязь с лица мальчика своим рукавом, попутно успокаивая тихим голосом. – Вот так. Все хорошо. Ничего страшного не произошло, а царапины скоро заживут. – и, немного подумав, добавила. – Ты знаешь, что заклинатели с сильным Золотым Ядром могут исцелять такие травмы за минуту?       - Правда? – от изумления А-Юань перестал надрываться, только слезы от боли все еще продолжали скапливаться в уголках глаз, скатываясь по чумазым щекам.       - Абсолютная правда. Поговаривают, основатель Цишань Вэнь был настолько могущественен, что раны на нем заживали в тот же миг, когда он их получал. – женщина чуть скривилась в улыбке. Пусть беседа не избавляла от боли, но помогала приспособиться к ней.       Вскоре к ним уже спешила Вэнь Цин. Увидев глав двух именитых орденов, ее лицо исказилось в нервной гримасе, но задавать вопросы она не спешила. Успеется. Вместо этого девушка подошла к сидящим на земле.       - И долго вы еще будете тут прохлаждаться? Не хочешь воспитывать ребенка, так решила собирать всю грязь вместе с ним? – сложив руки поперек груди, хмурилась Вэнь Цин. Ответом ей стало показательное молчание, и вот уже Вэнь Шучун со всей осторожностью поднимается на ноги вместе с заплаканным сыном. Передав А-Юаня в руки девушки, лютая принялась отряхивать сначала сидящего на чужих руках ребенка, а затем себя.       - Дева Вэнь, понимаю, что мои слова вам нужны что зеркало во тьме, но все же, давайте хотя бы сегодня установим нейтралитет. Одной меня не хватит, чтобы препираться со всеми вами. – произнесла женщина, намекая на не самые теплые намерения пришедших на Луаньцзан.       Вэнь Цин еще раз заглянула за спину Шучун, осматривая глав Юньмэн Цзян и Цинхэ Не. Все это время они, на удивление, тихо сидели, наблюдая за семейной «драмой». Цзян Чэн все не мог понять, почему ребенок назвал лютого мертвеца своей матерью, тогда как Не Минцзюэ...       Немощные доходяги, мало похожие на заклинателей, слабые калеки и старики, да сопливое дитя. Если убрать двух разумных лютых мертвецов, Вэнь Цин и самого Вэй Усяня, это были все, кого увидел Не Минцзюэ. Грозная армия Вэней, что хотят поквитаться с миром? Этот сброд он способен перебить без духовных сил и какого-либо оружия. Ему было все равно, в каких условиях живут эти люди, но глядя на них, у Главы Не появлялись вопросы к одному паршивому лису. После Аннигиляции главами всех мало мальски крупных орденов было принято решение сослать не принимавших в боевых действиях людей под знаменем Цишань Вэнь в отдаленную провинцию, где неугодные заклинательскому миру должны были влачить жалкое существование пока не сдохнут. А вместо этого они каким-то образом обнаруживаются Вэй Усянем на тропе Цюнци, что являлась вотчиной Ланьлин Цзинь и местом каторги для осужденных военнопленных.       Он помнил слова Вэй Усяня о принудительном сгоне остатков Вэнь одним из отпрысков Цзиней, но тогда никто не предал большого значения случившемуся, больше злясь от вероломности самого Старейшины Илин.       Продолжая наблюдать со стороны, Цзян Чэн все пытался выловить момент, чтобы как следует рассмотреть лицо незнакомой Вэнь. По приходу Вэнь Цин он еще раз убедился в отсутствии сходства, которое было бы заметно даже со спины. Если целитель от природы была девушкой утонченной и статной как свежие ивовые прутья, то Вэнь Шучун больше напоминала иссохшую корягу, высокую и неказистую. Дорогие клановые одежды смотрелись на ней хуже, чем простое ханьфу на Вэнь Цин, а несуразную и аляпистую обувь словно своровали из ближайшего весеннего дома.       В то время как Цзян Чэн сравнивал яблоки и апельсины, женщина передала ребенка и, перебросившись с Вэнь Цин несколькими фразами, распрощалась с ней. Целитель понесла А-Юаня в сторону дома, а Шучун наконец вспомнила про чужое присутствие. Развернувшись в сторону костра, она стала неторопливо приближаться, невольно давая возможность рассмотреть себя во всей красе.       На взгляд Цзян Чэна, что был излишне придирчив к женской красоте даже в столь юном возрасте, женщина перед ним была опрятна, но даже на малую часть не смогла бы удовлетворить его чувство прекрасного. Он искал любую деталь, что могла бы его зацепить, но ни задора деревенских дурнушек, ни кокетливости ярморочных девиц в ее облике. Лишь безвременная старость и невзрачность.       Минцзюэ же не питал слабости к женским или иным прелестям, не имел склонности поддаваться страстям, а потому более лояльно оценил внешность лютой. Был заметен отпечаток времени, но многое в ее облике впору носить старикам, а не женщине лет тридцати, которые он отсчитал ей. Из увиденного Глава Не сделал предположение, что Вэнь Шучун в той или иной степени перенесла тяготы прошедшей войны, что обезобразило ее. Какая-то часть исказилась уже после смерти, сделав кожу подобной некачественной бумаге, а и без того тощую фигуру похожей на голодающую. Чуть большим вниманием удостоилась странная метка на лбу, походившая на киноварную точку Цзиней, но выполненная в грязно-зеленом цвете, что на серой коже живого трупа казалась глубокой пролежней.       Оценивающие взгляды не остались незамеченными, но подобное никак не взволновало женщину. Вернувшись к гостям, Шучун стала обводить взглядом землю вокруг костра, после недолгого времени остановив его на уровне сапог Не Минцзюэ. Желая увидеть, что же так заинтересовало лютую, Цзян Чэн посмотрел туда же и заметил небольшой лист бумаги, лежащий под ногами главы Цинхэ Не. Неровными мазками туши, там точно было что-то изображено, но весь обзор заслоняла огромная даже для мужчины ступня. И это что-то, по всей видимости, было необходимо Вэнь Шучун.       - Господин Не... – начала было женщина, но на мгновение остановилась, увидев вздернутый подбородок и суровое лицо Не Минцзюэ. Шучун поклонилась и продолжила. – Пожалуйста, не могли бы вы подать то, что лежит рядом с вами?       Минцзюэ хмыкнул:       - Дорога до вас была столь длинной, что моя спина не может разогнуться. – не было сомнений, это самое что ни на есть «Нет. Нет. Еще сколько угодно нет, Вэньская сука».       На удивление, повторных просьб не прозвучало. И дело было не в гордости, как понял Цзян Чэн. Вэнь Шучун понимала, что крепость мышц Не Минцзюэ могла посоперничать лишь с его непреклонностью. А также желанием увидеть, как одна из Вэньских шавок преклоняет перед ним колени. Иного варианта, как достать этот злосчастный листок, не было - странная любовь к высокой обуви сыграла злую шутку, и руки лютой не могли достичь земли, пока та стояла.       Подойдя вплотную к мужчине, Шучун остановилась, а затем неторопливо стала оседать перед все еще раздвинутыми ногами. Движения ее были плавными и неторопливыми, а лицо ни на секунду не потеряло облика посмертной маски. При этом, ее глаза неотрывно смотрели на Не Минцзюэ. Боже правый, даже безмолвно они умудрялись вести борьбу друг с другом! Когда колени коснулись земли, и Шучун склонилась в попытке найти бумагу, рука Не Минцзюэ дрогнула, но он сдержал порыв тотчас оторвать голову женщине. Такая близость вызывала зуд в ладонях, а отсутствие ответного взгляда срывало ограничители.       Через пару секунд Шучун поднялась с колен, держа в руках небольшой лист бумаги, и принялась тщательно изучать его. Ее губы чуть дрогнули, а брови искривились изломанными дугами. Цзян Чэн не понимал, что означает подобное выражение, но было занятно увидеть проявление эмоций на мертвом лице.       - Вэнь Юань ваш сын? – задал вопрос юноша. Шучун посмотрела на него и кивнула.       - Вы правы, Господин Цзян.       - Тогда почему я не видел вас раньше? – Цзян Чэн точно помнил, что в тот раз Вэй Усянь отдал ребенка старухе, а женщины не было видно до самого его ухода с Луаньцзан. – Где вы были тогда, полгода назад?       - Господин Цзян, вы задаете странный вопрос. – удивилась женщина. – Не каждый человек сможет сказать, чем он занимался на прошлой неделе, а вы спрашиваете про столь долгий срок.       - Не юлите. – оборвал ее Ваньинь. – Вы прекрасно поняли, о чем я. Где вы были в прошлый раз?       - Мало ли мест, где может быть человек. – ее уклончивость до скрежета в зубах выводила из себя. Да, мать его, он прекрасно знал, что она могла банально отойти на момент его прибытия, но все в ее облике были до жути странно и чужеродно этому месту. Как бельмо на глазу. Глаза же самой Шучун вперились в Цзян Чэна, голос стал ниже, но не потерял спокойствия. - Вы допрашиваете меня?       - Только не говорите, что не ожидали подобного исхода. – усмехнулся юноша, вставая с насиженного места. Надоело вести диалог, постоянно задирая голову. – Признаюсь, идя сюда, я и не думал застать такое процветание. Казалось, этот олух способен лишь вино пить да трупы поднимать своей дудкой. Как обычно, свои таланты он демонстрирует на благо кого угодно, кроме ордена, что приютил его и в принципе дал шанс стать чем-то большим, чем попрошайкой на базаре. – горечь в его голосе была столь приторной, что не вызывала сомнений в своей наигранности, и только юноша знал, что произнесенное им было сказано от чистого сердца и обидчивой души.       Цзян Чэн сам до конца не понимал, почему от желания поскорее разобраться в ситуации, он, как обычно, перешел к изрыганию колкостей. Лишь на подкорке сознания мигала мысль о том, что ему противно видеть, как хорошо его шисюн устроился на Луаньцзан, совершенно позабыв место, которое когда-то называл домом.       - Благодарю за похвалу моего Господина. – словно следуя непонятной установке не вступать конкретно с ним в открытый конфликт, Вэнь Шучун не стала обличать плавающий на поверхности сарказм, принимая сказанное им буквально. - Он действительно прекрасно справляется, и лишь благодаря ему беженцы с Цюнци получили шанс на благополучную жизнь.       - Мне кажется, им больше подходит не «беженцы», а «беглецы». – по правую сторону Ваньиня раздался мужской голос, но ему не было нужды поворачиваться, чтобы ощутить рядом с собой Не Минцзюэ.       - Как я погляжу, вам все время что-то кажется, Господин Не. – отозвалась Шучун. – То слова не так слышатся, то людей от собак отличить не можете. Поразительная рассеянность для главы Великого Ордена.       Честно, он пытался, но неожиданная колкость заставила Цзян Чэн сипло хрюкнуть, тут же зажимая ладонью рот. Он искоса поглядел в сторону Не Минцзюэ, но того больше интересовала уже набирающая обороты перепалка. Глаза наливались кровью, а рука совсем не нежно стискивала ножны, сжимаясь в такт со скрипящими друг об друга зубами, что отвратительно скрежетали на фоне образовавшейся вокруг тишины. Казалось, стоило одному из них открыть рот, и другой заводился с пол пинка, а моменты взаимного игнорирования были лишь передышками перед новым раундом словесного (и не только) боя. И если ненависть Не Минцзюэ была очень даже обоснована и понятна, то такой явный обратный фаворитизм со стороны Вэнь Шучун просто не укладывался в голове. Насколько он знал, еще несколько дней назад о существовании лютой не ведал никто из заклинательского мира, а значит, сегодняшний визит – это первая встреча Главы Не и этой женщины. Не Минцзюэ конечно одаривал интересом женщину, но какого-либо узнавания за ним Ваньинь заметить не успел.       - Единственным моим промахом было то, что я еще год назад не отправился сюда, чтобы перебить весь этот Вэньский выводок. – раздраженно ответил Минцзюэ. – После всего сотворенного захотели пожить как обычные люди? Не слишком ли много для выродков-узурпаторов с гнилой кровью?!       Лицо женщины вновь конвульсивно дрогнуло. Возможно, так она пыталась передать все изумление сказанным, либо же просто в очередной раз опалилась гневом от услышанного.       - Насколько же слепым нужно быть, чтобы не замечать очевидного? Или вы настолько глупы, что до сих пор не поняли, что нахождение этих людей на тропе Цюнци – несправедливость, которую сотворил Ланьлин Цзинь? Да какая кому разница, где будут жить кучка немощных, на одном отшибе или другом?       - Вэй Усянь был обязан вернуть их в тот же день, это стало бы его аргументом для выдвижения обвинения Цзинь Гуаншаню в ненадлежащем обращении, а их самих отправили бы туда, куда их изначально и сослали. Все Вэнь – военнопленные, и только совету решать, где и в каких условиях они будут жить, а если надо – когда вставать, что есть и сколько раз в день преклонять колени перед памятью павших в войне с их гнилым орденом, понятно?!       На ругань стали оборачиваться жители деревни. Все как один прекратили утреннюю трапезу, но пока никто из них не решался встать со своих мест. Словно испуганные кролики, мужчины и женщины наблюдали за двумя высокими фигурами, прожигающими друг друга взглядом. Промерзающим до костей у Шучун и пылающим неистовым огнем у Не Минцзюэ.       - Вы серьезно думаете, что те, кто не видят дальше собственных амбиций и желаний набрать побольше в карманы, будут вставать на сторону проигравших им в войне людей? – это было даже не сомнение, а скорее горечь от нереальности описываемого. – Сами то верите в свои слова, Господин Не?       Не Минцзюэ сурово скрестил руки на широкой груди.       - Отстаивая свои права, всегда нужно идти до конца. Даже если он защищал виновных, то все равно должен был… -       - В чем вина А-Юаня?       - Что? – не понял Минцзюэ.       - Ребенок, которого вы только что видели. – легко и с неподдельным интересом сорвалось с сухих губ. - Какой грех совершило это дитя, что теперь ему приходится побираться на горе и бояться зваться именем собственного клана?       - Клана, который и подвел его к такому положению. Если этот мальчишка ищет виновных, то пусть взглянет в сторону своих же. Хотите скинуть ответственность за бедственное состояние этих людей на Союз Кланов? Ха. – мужчина усмехнулся и сделал шаг навстречу Шучун. Так, что теперь в любой момент каждый мог нанести удар. – Конечно! Ведь это не Цишань Вэнь поглощали территории словно прожорливое зверье, убивая и мародерствуя на захваченных землях. Не Цишань Вэнь взял в заложники наследников всех кланов и орденов, аргументируя поганым «исправительным лагерем». И уж точно не они уничтожили Облачные Глубины и Пристань Лотоса по собственной прихоти, превратив в пепел тысячелетнюю историю двух Великих Орденов!       - Вы снова искажаете сказанное мною, Господин Не. Я задала вам простой вопрос. В чем. Виноват. Мой сын? – прорычала женщина. – Вы сейчас серьезно пытаетесь обвинить ребенка? По вашей логике А-Юань в утробе принимал участие в тех событиях? А простые лекари наверняка возглавляли набеги на неугодные кланы. – Шучун повернула голову в сторону деревни, заставляя Цзян Чэна и Не Минцзюэ повторить за ней. – Как мерзкое зрелище, не так ли? Вот они, те грозные Вэньские псы, которых вы так желаете истребить. - она вновь обратила взгляд на мужчину. – Скажите мне, заклинательский мир действительно видит в них угрозу? В полсотни человек, где лишь несколько имеют Золотое Ядро, но даже те не держали в своих руках более весомого оружия, чем медицинский нож и иглы?       - Это не отрицает их вины.       - Никто из них не принимал участия в боевых действиях и не отнимал жизни ваших воинов.       - Их выбором стало бездействие. Вот уж не думаю, что их волновала судьба чужого клана, пока они сами купались в омытом кровью золоте. Все Вэнь...       - Все Вэнь одинаковы. Вы ведь это хотели сказать? Позвольте спросить, когда это орден стал организмом с единым разумом? Вы, как глава, как никто другой должны понимать. В нем всегда есть несогласное звено. Будет это один конюх с границ или половина адептов – неважно. Наличие одного единственного человека уже считается подтверждением моих слов. А вот вы. – обратилась она к Не Минцзюэ. – Сможете ли вы доказать, что весь Цишань Вэнь поголовно разделял замыслы Вэнь Жоханя? Господин Не, многие, в том числе и вы, отрицают и ненавидят истину, которую, казалось бы, принять проще простого: у этих людей не было выбора. Многие оказались прижаты со всех сторон. Именоваться предателем и умереть под пытками или же пасть от руки врага? Все это лишь имитация выбора. А по сути – одно и то же.       - Кто даст гарантию, что никто из них не мечтает отомстить? Говорите, что я слепец, что не видит истины, а сами гребете в один стог их всех, воспевая чистые помысли и отчаянное желание жить как простые люди.       - Кровь – не вода, но и не кандалы.       - А вот это очень верное замечание. – Цзян Чэн наблюдал, как расстояние между Шучун и Не Минцзюэ сократилось до длины палочки благовоний. Мужчина пристально всматривался в лицо лютой, а затем обратил взор на ее клановые одежды. – Кровь не изменить, какие бы тряпки ты на себя ни надела, не так ли? Так зачем так отчаянно спасать чужой клан?       В этот день Цзян Ваньинь мог начинать вести подсчеты диалогом, которые были прерваны по самым разным причинам: со стороны леса послышался смешок, и за его спиной раздался голос, которого он не слышал уже более двух месяцев.       - Ай-ай, Глава Не, вас послушай, так подумается, что этот наряд не к лицу моей дорогой Сяо-Синь! Как так можно! Она столь величественна в них, что даже лютые мертвецы падают на колени от ее красоты. Ведь я же прав, А-Чэн?       Развязный тон и ехидность исходили от этого человека с той же силой, что и темная энергия, а фривольность и разнузданность позволяли на мгновенье забыть, кто именно стоит перед тобой.       - Вэй Усянь. – Цзян Чэн развернулся, обращая все свое внимание на фигуру, облаченную в черные одежды. – А я уж было решил, что ты… - …       - Твою мать.       Захотелось достать глазные яблоки из век и промыть их одним из отваров Лань Цижэня, который улучшает зрение. Ведь либо темная ци все же стала воздействовать на восприятие реальности Ваньиня, либо же этот чокнутый Вэй Усянь действительно сейчас шел к ним босой в черной меховой накидке, небрежно накинутой на нижние одежды. Утром. Летним утром.