There's the archdeacon blowing! hell is sparkling up yonder!*
***
“Дорогая Арслан. Люди все одинаковые. Мерзкие, отвратительные, подлые, гнусные. Это наскучивает. Без тебя очень скучно ходить по деревням. Эта челядь приползла ко мне на коленях, как только почувствовали мою силу. Омерзительные шуты. Они боятся меня и повинуются мне. Этого я и добивался. Пока обо мне знает не вся страна, но, похоже, до Императора уже что-то дошло. Но не волнуйся, я не собираюсь присоединяться к тебе, ебучая предательница. И запомни: я никогда не присоединюсь к тебе.
Я скучаю.”
***
Сукуна разваливается на подушках, скрещивая ноги. С четырьмя руками все еще было непривычно, как и ощущать холодное присутствие Урауме, склонившегося рядом. Непривычно было и ощущать высокие деревянные стены и потолки, теплый пол и мягкие ткани. Сукуна зло улыбается, довольно щурясь. — Вас что-то беспокоит, мой Господин? “Ну вот, Арслан, я наконец нашел того, кто безропотно следовал бы за мной и обращался так, как подобает. Не отрывая глаз от пола, пока я не разрешу”, — Сукуна ухмыляется еще шире, победно скалясь. — Да так, — он неопределенно откидывает голову назад, складывает руки на груди и закуривает ароматный табак, — вспомнил одну дуру. — Не думайте о падали, если вам, Господин, неприятно от этого, — Урауме смиренно сидит рядом, прикрыв глаза и сложив ладони на крепких стройных бедрах. Сукуна неслышно рыкает, зыркая на спокойного юношу перед собой. — Только попробуй назвать ее так еще раз, подонок. Урауме склоняется еще больше. — Прошу меня простить, мой Господин. Сукуна кивает самому себе и глубоко вздыхает. За тонкими седзи слышались тихие шаги слуг. Это раздражало, но Сукуна держался. — Скучно. — Не хотите прогуляться? Рёмен мотает головой и плавно встает со своего места, поправляя на груди незапахнутое кимоно. Вздыхает, лениво обводя комнату взглядом. Без Арслан было чересчур тихо. — Я буду у себя. Никого не хочу слышать и видеть. Тебя это тоже касается, Урауме.***
***
“Милая Арслан, в этом мире ничего нового. Была бы ты жива, то обязательно бы стала моей Королевой. Я бы одел тебя в белые одежды, а потом мы бы пошли рушить людские жизни. Красный очень изящно смотрится на белом, не находишь? Оба эти цвета тебе к лицу.
Ты знаешь, я ненавижу предателей. Я ненавижу тебя, Арслан, потому что ты не сдержала ни единого своего лживого обещания. Но спасибо тебе, благодаря твоей смерти я получил эту великолепную силу. Я в восторге от нее. Это божественно.
Надеюсь, мы скоро встретимся снова. Гори в аду, мразь.”
***
Сукуна из окна скучающе смотрит, как люди медленно стекаются к возвышению на краю города. Женщины и мужчины идут, чуть ссутулившись, низко опустив головы на грудь, придерживают своих детей за плечи и что-то громко шикают отпрыскам на ухо. Рёмен презрительно улыбается, подавляя глубоко в груди желание сжечь весь этот сброд до тла. Успокаивает, наверное, только незримое присутствие Урауме за спиной. — Мерзость. Арслан бы наверное ляпнула “вшивота”. Сукуна встряхивает головой и запахивает широкое кимоно покрепче. — Пойдем, Урауме, — мужчина зло ухмыляется, предвкушающе разминая ладони. — Повеселимся. Люди в храме испуганно-покорно рухают на колени, как только видят замаячившую на пороге огромную фигуру демона. Поджимают пальцы на руках и ногах, кто-то испуганно всхлипывает. Дети жмутся ближе к матерям и отцам, прячась под родительские руки. Сукуна вздергивает подбородок, презрительно окидывает помещение взглядом и останавливается возле входа. — Какого дьявола вы, падаль, сидите к своему повелителю спиной? — угрожающе-холодно тянет мужчина и дергает бровью. Люди испуганно поворачиваются к нему лицом, вжимая головы в пол. Сукуна хмыкает и проходит между ними, отпинывая со своей дороги тех, кто мешает его движению. Мужчина пальцем указывает на одну хрупкую девушку, какого-то мелкого мальца и богато украшенную женщину. Урауме послушно вздергивает людей с колен и почти волочит за собой, до черных кровоподтеков впиваясь в кожу. Мальчик громко всхлипывает и трясется, не отпуская свою мать. Когда же Урауме дергает его на себя, тот внезапно взвывает и виснет на матери. — Пожалуйста, Господин, пожалуйста, — женщина запинаясь подползает к Сукуне, не замечая угрожающей тишины и давящей к земле ауры. Девушка возле Урауме всхлипывает и шепчет “ты нас всех погубишь, дура”, пряча лицо в ладонях. Богато одетая женщина зло сжимает кулаки и стреляет глазами сначала в спокойного юношу, потом в Сукуну. Мать обхватывает дрожащими ладонями лодыжки Рёмен и прижимается раскрытым в рыданиях ртом к ногам. Сукуна глубоко вздыхает, опускается перед ней на корточки, обманчиво-ласково улыбается и оглаживает пальцами правое ухо испуганно замершей женщины, заползая чуть на затылок. Все-таки Арслан была права. Видеть неподдельный страх от непонимания происходящего в глазах жертвы чертовски приятно. — Девка правильно сказала, что ты, старая лярва, всех погубишь, — с улыбкой тянет он, чуть склонившись над женщиной. Она испуганно ширит глаза и распахивает рот в немом крике, чувствуя усиливающуюся хватку на волосах. Мальчик за ее спиной испуганно всхлипывает, когда встречается взглядом с животными глазами Сукуны. Мужчина голодно облизывается. — Знаешь, мне было скучно. Ты меня повеселила, падаль, — он громко смеется прямо ей на ухо и выпрямлеется, не выпуская ее уха и волос из пальцев. Женщина подвывает от боли. — С чего это ты вдруг решила, что мне будет вкуснее сожрать рассыпавшуюся старуху вместо такого хорошего мальчика? Он у тебя красивый, — он дотягивается до мальца другой рукой и гладит пальцами по голове, чуть задевая кожу под волосами когтями. — Иди сюда, пацан, — мальчик послушно подходит на трясущихся ногах, — посмотришь на свою мамочку в последний раз. В следующую секунду богато одетая женщина с криками кидается на спину Урауме, норовя его задушить, но юноша с легкостью успевает перехватить ее руки и с хрустом их вырвать. — Изверги! — верещит женщина и от боли, и от злости вместе. — Кто вам дал право так обращаться с нами?! Сукуна поворачивается к ней и хищно ухмыляется. С силой кидает мать об пол, из-за чего та проламывает лоб и коротко всхлипывает перед смертью. — Хотя, знаешь что, Урауме, — Сукуна почти мгновенно останавливается, скучно морщась. — Пойдем отсюда. Пусть радуются, что я дарую им прощение. — Как скажете, мой Повелитель. И опять за спиной мертвый город, горящий жарким пламенем.***
Теперь Сукуна имеет привычку перед сном теребить цепочку с косточкой на груди.***
“И снова здравствуй, Арслан. Мне нечего рассказать тебе. Все люди одинаковые. Но, оказывается, среди них есть какие-то плевые магишки. Это они тебя тогда избили до полусмерти? Что ж, ты всегда была слабачкой. Я очень волновался за тебя тогда. Так жаль, что я так и не смог сделать из твоего черепа кубок. Тогда бы ты всегда была со мной. Надеюсь, ты не злишься из-за того, что я забрал одну твою фалангу. С мизинца, кажется. Я тебя ненавижу, просто знай это.
Урауме делает успехи. Скоро он станет тем, кто мог бы со мной сразиться. Хотя, все равно он проиграет.
Маги наседают. Пытаются от меня избавиться, представляешь? Грязная рвань. Мерзкие свиньи. Нет, я никогда не присоединюсь к тебе. Я буду жить. Я уничтожу всех, кто посмеет встать у меня на пути, даже тех, кто только подумает об этом.
Я жду тебя, Арслан. Приходи скорее. Тут скучно”.
***
***
“И снова привет, Арслан. Если что, я оставил твой справочник у себя, чтобы тебе было легче найти меня по остаткам своей энергии, потому что моя изменилась до невыносимости. Травы сохранить не удалось, но я и не собирался. Скажи спасибо, что вообще хоть что-то от тебя оставил что все еще помню тебя и пишу тебе, мразь. Приходи скорее.
Ты представляешь, нашлись какие-то фанатики, которые меня боготворят. Такая вонючая шушера. Но мне льстит наблюдать за их потугами. Хотя бы что-то разбавляет мою скучную жизнь. Они приходят ко мне с просьбами научить их боевым искусствам, а я просто убиваю их в драке. Это невъебически весело. Каждый раз представляю, как избиваю тебя вместо какой-нибудь дрянной шелухи. У них отвратительная на вкусу кровь. Вообще, не каждый человек может похвастаться своей сладостью, но у этих мясо как бумага. Временами, несмотря на мое могущество, я все равно голодаю. Найти себе пищу очень сложно, а одними молодками даже не наешься”.
***
— Пока нами правите вы, Ваше Величество, ни один сопливый маг нам не страшен! — немного визгливо восклицает внизу Проклятие, едва перешедшее черту “особый уровень”. Было ощущение, что речь он выучил только сейчас — звуки путались, слова заминались. Сукуна скептически поводит бровью и фыркает в мундштук трубки, откидывая голову назад. — Захлопнись, отродье. Проклятие радостно взвизгивает что-то на подобие “мой Повелитель обратил на меня внимание!” и укатывается куда-то вниз со ступеней. Прямо в самое пекло — жидкую кровь и изорванное мясо.Для людей ад, для Сукуны — один из способов развлечься.
Рёмен хохочет, раскидывая руки в разные стороны. Сальные волосы немного растрепаны, под черными когтями запекшаяся кровь и ошметки кожи. Сукуна проводит пятерней по макушке какой-то отрванной головы, оттягивает пальцами нижние веки, уголки губ, с безумным наслаждением смотрит в стеклянные, застывшие в ужасе глаза и опять смеется до болезненных колик в животе и злых слез. Подбрасывает голову в воздух, ловит за волосы и, хорошенько замахнувшись ногой, пинает в гущу резвящихся Проклятий, убийц и извращенцев. — Ты видишь это Арслан? Посмотри чего я добился после твоей смерти, маленькая блядь! И Сукуна опять зло хохочет, прижимая к глазам пальцы, впиваясь когтями в щеки.***
“Люди скучные, Арслан. Скучные извращенцы. Мне тошно от них. Признаюсь, какое-то время мне было забавно наблюдать за тем, как они пытаются развлечь меня своими органами. А потом это настолько опостылело, что я готов проблеваться уже сейчас, просто вспоминая об этом. Возможно, с тобой мне было бы не так противно”.
***
“Блядские шаманы от меня не отстают, Арслан. Думаю, буду писать тебе реже, чем до этого. Извини. До свидания”.
***
Цепи больно впиваются в руки. Сукуна ядовитее ядовитого улыбается, глядя сверху вниз на трясущихся от страха шаманов. Даже находясь на коленях, терпя жгучую боль в запечатанных ногах и в выломанных из суставов руках, мучаясь от вырезанного на языке и щеках клейма, он умудряется смотреть на людей, выстроившихся перед ним на расстоянии нескольких метров, свысока. Мерзкие, жалкие, трусливые мухи. Грязные извращенные свиньи. О да, за всю свою долгую жизнь, за весь Золотой Век Сукуна убедился в этом. Людей не исправить. — Считайте, что вы сами выблевали меня, отродье. Только я из вашей блевотины сделался алмазом, а вы так и останетесь навозными жирными мухами, которых можно только давить, и давить, и давить, И ДАВИТЬ! Превозмогая боль в лице и в затылке, Сукуна смеется. Смеется, когда его пытаются запечатать несколько раз подряд, рвет зубами руки и ноги тем, кто пытается приблизиться к нему хотя бы на шаг, а потом сплевывает мясо им же под ноги. Смеется, когда его на неделю оставляют одного без воды и еды, захлебываясь собственной слюной и подступающим к глотке желудочным соком. Смеется даже тогда, когда его изгоняют, оставив из-за кончившихся сил (как моральных, так и физических) только огромные крючковатые пальцы. Его хохот напряженно стоит в ушах еще долго, рвет мозг на клочки, и в итоге маги, присутствующие на казни, просто сходят с ума до бредовых идей и кровавых галлюцинаций перед глазами. “Мы никогда не встретимся там, Арслан, я тебе обещаю”, — наверное, последнее, что он думает перед тем, как заснуть запечатанным на тысячу с лишним лет.***
Арслан не переживает, когда на нее сверху перестает сыпаться пепел на долгое-долгое время. Арслан не переживает и тогда, когда словно выжженные на бумаге строчки рассасываются в сознании. Арслан не переживает даже когда Сукуна не присоединяется к ней, сидящей на песчаном берегу Желтой реки, — понимает, что его, похоже, всего лишь запечатали. “Глупые слабые выродки”. Конечно, больше ведь эти гнилые тру́сы не способны ни на что. Арслан фыркает себе под нос, в очередной раз понимая, что люди созданы лишь для того, чтобы быть ведомыми. Лишь для того, чтобы бояться и повиноваться. Потому что они все как на подбор одинаковые — гнусные хилые выблядки, которые считают, что у них есть какие-то выдуманные свободы, что им можно жить просто так. Она тоненько хихикает и откидывается на спину. Песок и мелкие осколки ракушек больно впиваются в спину, покрытую только тоненькой-тоненькой просвещивающей дзюбан, и Арслан еле уловимо морщится. Закидывает ладони под голову, срывает пальцами ноги желтовато-зеленый стебель, а потом зажевывает его в зубах, устало прикрывая глаза. "Думаю, когда мы с ним встретимся, — девушка хмыкает, — он меня изобьет до полусмерти, — она переворачивается на живот, наблюдая за незаметной фигурой Идзанами вдалеке (п/а: Идзанами — жена верховного бога Идзанаги; осталась в "аду", потому что попробовала пишу из очага мертвых, следовательно, не имела права на возвращение обратно, несмотря на все старания ее супруга). — Возможно, стоит всё-таки попытаться обмануть смерть, раз меня отправили сюда даже без права на перерождение". Арслан громко смеётся, привлекая внимание других отчаявшихся, пустых грешников, — таких же, как и она, неотправленных. "Я никогда не сожру ни одной проклятой крошки с вашего мертвого стола, лживые ублюдки".