-
— Я эту кессонную болезнь вообще не помнил. Но, конечно же, Анечка все помнила. Неспешно выдыхая сизый сигаретный дым, нестройными молочными клубами тянущейся к низкому свинцовому небу и жалобно рассеивающимся в осеннем воздухе, так и не достигнув цели, резюмировал Леша, выплевывая вместе со словами литры цельного яда. Грубая безразмерная джинсовая куртка совсем не защищала от беспокойной осенней погоды, поэтому парень все время ежился и переступал с ноги на ногу. Оранжевое солнце фильтра дрожало в его покрасневших красивых пальцах. — Говорят, эти промежуточные опросы вообще не важны. Главное, на коллоквиуме нормально ответить. Густое контральто Ксюши теплой патокой разлилось во влажном воздухе, пока девушка старательно оттирала салфеткой марсало-вишневую помаду с пухлых чувственных губ. Преподаватели часто красноречиво намекали ей, что быть настолько ослепительной и яркой в медицинском вузе, в бесцветных стенах городских больниц — себе дороже, совершенно непозволительно. Недопустимо. Аня, притаившаяся рядом с другими менее колоритными одногруппниками около небольшого продуваемого крыльца, щурила янтарно-карие глаза и устало зевала. Радость после удачного ответа и чудом не полученной отработки улетучились после первого часа лекции. Потом накатила усталость, бешеная, необузданная и сонная. — Слушай, Варламова, ты же еще и работаешь в больнице, когда все успеваешь? Алексей, доселе не проявлявший особого интереса к девушке, вдруг тягуче залился чуткостью и внимательностью. Небрежно кинув окурок под ноги и размозжив его массивной подошвой дизайнерских ботинок, он обратил васильково-голубые глаза в ее сторону. Впервые за утро заметил нежные русые волосы, бесконечным ровным потоком льющиеся на плечи и спину, придавленные клетчатым беретом, светло-лазурный плащ, скрывающий стройные ноги почти до середины тонкой икры. Заметил ее всю, целиком и без остатка, снова, прямую вытянутую, словно швейная игла, острую и колющую. Взгляд — холод, шоколадом обжигал и без того красные пальцы и бритые щеки. Сквозь кожу пробирался внутрь и заиндевал на органах, превращая их в рассыпчатый лед. Морозил его не сентябрь, подкравшийся лужами и ветрами, а она. — Тебе только кажется, что я все успеваю. Леша поджал губы, услышав мягкий поток ее голоса, тихого, неспешного и тонкого, как острие хирургического ножа. Она ему не нравилась, буквально вымораживала. И вовсе не из-за того, что они пьяные поступлением и начавшейся совершенно другой жизнью, тогда веселые и совершенно поплывшие, начали встречаться, тяготились этими отношениями многие месяцы, а потом она его бросила, неожиданно и так по-свински, отмахивалась от него несмотря на маленькие приятные сюрпризы и красивые ухаживания, конечно же нет. На это было тысяча других причин, которые он не помнил и, возможно, еще даже не придумал. Но нет. Дальнейшее общение пролило режущий свет на ее сухость и стервозность. Бесшумная и молчаливая, как будто наотмашь забитая провинциалка. Обыкновенные русые волосы, едва достающие нижних углов лопаток, среднестатистические карие глаза, почти всегда опущенные и изучающие замусоленные страницы учебников, худая вытянутая фигура, опрятная одежда, выверенная в пастельных тонах. И кому такая могла запасть в душу? Что она могла там оставить? Мокрые следы ее ботинок моментально высохнут на белоснежном полотне. — Ребят, у нас зимой всего один экзамен, сейчас можно расслабиться. Проговорила Ксюша, с обольстительной улыбкой принимая из рук Леши сигарету и, обхватив фильтр песочными губами, глубоко затягиваясь. Парень усмехнулся в ответ и обнял девушку за покатые плечи. Вот она, Ксюша, та самая, располагающая, нежная и чуткая, словно едва распустившаяся лилия. Теплая и проявляющая эмоции девушка, нужная и правильная. — Да Аня не удосуживается даже прийти на пары по ОПХ. — Меня попросили выйти на смену. Варламова показательно закатила глаза. Какой же он избалованный и показушный маленький мальчик, мелочный и циничный до дурноты. И как она не замечала этого под пылью широкой улыбки, открытой для всего мира, и васильково-голубых глаз, таких наигранно добрых и притворно участливых. Вот уже полгода Алексей не позволяет себе упустить шанса ее подколоть, кинуть второсортную издевку, холодную и острую, словно стараясь надрезать кожу, пустить тонкую струйку крови. Она знала, из-за чего — это слишком явственно читалось в голубых глазах, было до стыда неприкрыто и будто специально явлено под всеобщее обозрение. Смотри, что ты со мной сделала. Я ненавижу тебя за это. И все равно мило улыбаюсь тебе. Ей было наплевать.-
Чем этот понедельник отличался от остальных нагруженных, несносных и сложных прошлых понедельников? Чем эта отработка отличалась от остальных бесчисленных, затяжных и выматывающих предыдущих отработок? Почему сердце так неприлично заходится в груди, словно ему мало места? Ах да. Тем, что именно в этот понедельник именно на этой отработке ее будет ждать именно Антипов. Антипов, который ненавидел прогульщиков, считая любую причину неуважительной. Антипов, который любил преподаваемый предмет и уделял любой мелочи до неприличия раздутое внимание. Антипов, вгрызающийся с остервенением акулы в ее мягкую податливую плоть. Антипов Андрей Александрович. Сердечно-сосудистый хирург. Кандидат медицинских наук. Аня неосознанно поежилась, несколько минут стоя в одиночестве напротив двери в кабинет в длинном светлом молчаливом коридоре больницы, где проходили занятия по оперативной хирургии и топографической анатомии. Внимательно рассматривала табличку, пробуя на вкус россыпь букв, вертя их на языке и боясь глотать. Как быстро она не бежала по эскалаторам, расталкивала локтями бесконечные потоки людей, влетала в последние вагоны уходящих поездов, все равно безбожно опоздала на отработку. Черт. Короткий выдох и уверенный стук, что был единственной вещью, на которую была способна. А потом силы покинули ее, когда, войдя в полупустой кабинет, залитый увядающими янтарными лучами уходящего за деревья солнца, она столкнулась рассеянным взглядом с мякотным туманом его глаз. И опять увидела улыбку, конечно, безошибочно воткнувшую в сердце шпильку. — Варламова! Я уже не надеялся увидеть вас здесь. — Что ж, а вот и я, Андрей Александрович. — Тема доклада? — Простите? Девушка практически дошла до свободной второй парты, когда стройный поток его голоса рассек мысли. Поставив нежно-голубую сумочку на гладкую поверхность стола, Аня развернулась к хирургу, вцепившись тонкими пальцами в белоснежную ткань халата. Словно он мог как-то защитить ее от ледяного вязкого тумана серых глаз, опаляющего ее инеем. И от, по меньшей мере, еще пяти потрясенных ее неосведомленностью насмешливых глаз товарищей по несчастью. Товарищей ли? Раз так упоительно и ехидно наблюдали за развернувшейся комедией, благодаря богов за то, что оказались не на ее месте. — Вы не знали? — кислотная усмешка и безмятежный жест в сторону другого студента, разрешая тому присаживаться напротив для зачтения реферата. — Если хотите, чтобы я зачел вам пропущенное занятие, вы должны прийти с докладом на тему, которую нужно отработать. Кажется, я говорил об этом на первом занятии. — Прошу прощения, на занятии, на котором я отсутствовала? — Это мои проблемы, коллега? В своей привычной манере гордо подняв голову, встряхнув рассыпчатыми прямыми волосами, девушка осторожно приблизилась к столу преподавателя, мечтая прыгнуть и вцепиться аккуратно подстриженными ногтями в лицо, снедаемое беззлобной улыбкой. Вечной. Мягкой. Обращенной скорее ко всему миру, чем к ней. И почему она не сомневалась в том, что все не будет так просто и справедливо? Что нельзя не спать полночи, уча и конспектируя сотни замусоленных страниц, и получить заслуженное «зачтено»? Девушка сжала пальцы в кулаках, нацепив на лицо обходительно-милую улыбку: — Андрей Александрович, сожалею, но я не подготовила доклад. Разрешите мне ответить тему устно. В следующий раз я непременно подготовлюсь. — О, Варламова, вы планируете посетить еще не одну отработку по моему предмету? Ядерный взрыв усмешки на полных губах преподавателя, и ударная волна сшибла ее решимость с ног, опрокинула уверенность в себе и своих знаниях. Отступать было поздно, оставалось только наслаждаться отчаянием и унижением, идти до конца с гордо поднятой головой. Что ж, если нужно, она изопьёт до дна. Просто потому, что привыкла и умела. Просто потому, что должна была. — Хирургическое лечение опухолей молочных желез. Расскажете все, что знаете: радикальное и паллиативное лечение, доступы, этапы. — Без проблем.-
Тема была легкой, размашистой и лилась из затворок сознания ровным потоком. Надо отдать должное Антипову — пока он не старался поставить для нее непосильные задачи. Только — из непосильного — требовал посещать все пары. Аня, мягко обхватив губами ручку, внимательно слушала каждого отвечающего, впитывая не только выученную до зубного скрежета информацию, стремительным потоком несущуюся из студентов, но и, казалось, всего преподавателя, разбавляя им мысли и концентрируя в каждом чертоге разума. За масками, сменявшими друг друга на протяжении ответов, правильных или неправильных, неуверенных и совершенных, девушка наблюдала с интересом исследователя, вонзившего в бедро белой мышки лошадиную порцию галлюциногенного яда и теперь с остервенением ждущего, что будет дальше. Удивительно, как, слушая совершенно глупо вызубренный текст, его лицо не теряло заинтересованности и какой-то странной непостижимой теплоты, он ни разу не остался равнодушным к ответу, не иссякал наигранную любезность или высокомерие. — Хорошо, Петров. Оказалось, что темы первого семестра не такие сложные, а? — проговорил преподаватель, барабаня пальцами по столу, подбираясь и склоняясь над блокнотом. — Сколько групп лимфатических узлов выделяют в подмышечной впадине? — Э… Аня не смогла сдержаться и прыснула, откидываясь на спинку стула. Буравя глазами незадачливого студента, неспособного выучить даже такую банальность, девушка вдруг заметила насмешливый взгляд, просочившийся сквозь ирреальный туман серых глаз Антипова. Она вздрогнула под прохладным ехидством, моргая, но не разрывая зрительного контакта. Ирония, понимание и… что же еще есть в этом взгляде, практически неуловимое, но такое до слез заметное?.. кажется мягкость? Почти патока. Почему? Будет ли это неким призрачным плюсом к ее ответу?.. Или он сочтет ее выскочкой и будет целенаправленно топить? Что ж, так как Андрей Александрович решил оставить Варламову напоследок, видимо, чтобы смаковать и наслаждаться ее знаниями, не прикрытыми докладом, она скоро узнает это. Скоро в кабинете они останутся один на один. Друг напротив друга, с глазу на глаз, без спасительных усмешек и вздохов со стороны остальных студентов, чтобы разбавить вязкую тишину, вызванную банальным незнанием или неожиданным ступором. Очередная волна холодного ужаса по телу от этих мыслей и липкие мурашки забороздили по коже. — Может, шесть? — бросил Петров как бы между прочим, когда молчание затянулось опасно долго, внимательно наблюдая за выражением лица преподавателя, намереваясь сразу же исправиться в случае провала. Аня закрыла глаза и сосредоточилась на мастэктомиях, не в силах стереть злобную усмешку, портившую ее лицо не хуже самых ужасных шрамов. Ей не нравились люди, пытающиеся, буквально пыжущиеся, казаться чем-то больше, чем они есть на самом деле. Тупицами. Идиотами. Не способными выучить даже элементарные основы. Не-врачи. Все же и ей может внезапно прилететь вопрос, который также собьет с толку. И тогда она потеряется, будет шарить похолодевшими руками в пучинах сознания в надежде найти хоть какую-то зацепку. Нельзя быть такой токсичной по отношению к другим людям. И все же… — Вы как считаете, а, Варламова? В звенящей тишине фамилия, вымазанная баритоном Антипова, показалась чужой. Странным неправильным созвучием совершенно не связанных между собой букв. Аня открыла глаза и вновь провалилась в свинцовый омут. Две пары глаз поглощали ее, одни — привычно мягко, как будто гладя эфемерными руками по волосам, другие — выжидательно и враждебно. Убийственно. Словно предостерегая — ответишь на этот вопрос и тебе не поздоровится. Но разве у нее был выбор? А был ли выбор у него, не учить подобающе материал и должным образом не подготовиться к отработке? Ее не покидало стойкое чувство дежавю, такое уже было сегодня, на патфизе, когда ей было достаточно сказать пару слов. Но это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. И все же эта мягкость и эта аномальная доброта. Она замечала ее и раньше, на парах, обращенную к одногруппникам, прилежным и посещающим исправно каждое занятие. Но не к ней: она в черном списке. Что ж, настало время из него выходить. — Конечно же, пять: латеральная группа, медиальная, в которую входит сигнальный узел Зоргиуса, задняя, центральная и узлы в ключично-грудном треугольнике. Короткое движение со стороны раздолбая заставило девушку потерять зрительный контакт с преподавателем: студент судорожно сжал кулаки до обеления костяшек. — Вы совершенно правы, Варламова. Спасибо, — мужчина откинулся на спинку стула и песочные полные губы разбежались в улыбке. — Челноков, у меня было столько надежд относительно вас. «Удовлетворительно» устроит? Однофамилец советского летчика рьяно закивал, едва не сбросив голову с плеч, очевидно, успев приготовиться к очередной отработке. В радости, затопившую лицо студента, можно было утонуть. — Ваша очередь, Варламова.