Благими намерениями устелена дорога в Ад

Когда я была маленькой, мне рассказывали сказки о чудовищах. Монстрах, драконах и страшилищах, извергающих пламя и разрушающих всё на своём пути. Их чешуя была непробиваемой, глаза сверкали дьявольскими искрами, а когти впивались в землю, разрывая грунт под собой и оставляя глубокие трещины. От чудовищ принцесс традиционно спасал прекрасный принц — кто-то в блистающих доспехах, на верном коне, с мечом и голубыми глазами. Он был безбожно красив, кристально честен и готов бороться за свою страну, честь и даму сердца. Не потому, что искал славы, а потому, что не мог по-другому — так говорил его внутренний, человеческий долг. Иногда, чтобы добраться до принцессы, прекрасный принц преодолевал и другие испытания, встречающиеся ему на пути. Стоял на развилке, оказывался на перепутье, принимал сложные решения. Боролся с демонами и своими соблазнами. Но даже в самый страшный час герой руководствовался одной только совестью. Совесть вела и подсказывала, совесть наставляла и поддерживала. Совесть была ориентиром, и потому, когда принц получал свою награду, он не испытывал моральных терзаний и достойно принимал славу. Его совесть была чиста — если он и убил дракона, он сделал это во имя мира, для общественного блага и ради любви. Ведь цель оправдывает средства, не так ли? А потом? А потом — долго и счастливо. Драконы погибают, злые ведьмы уходят в свои леса, проклятья снимаются волшебным поцелуем. Даже тучи рассеиваются, и над королевством снова всходит солнце. Всё в миг становится так ясно и так правильно — ведь по-другому и не могло быть. Один принц, одна принцесса, одна любовь. Ради этого стоит бороться. В моей сказке всё было по-другому. Почему? Потому что я — не чёртова принцесса. И вместо королевства вокруг меня — кромешный ад, в котором нет ничего, кроме страха и боли. Здесь не восходит солнце и не поют птицы, а вместо них летают жуткие субантры, которые несут дурные вести и напоминают, что если ты не оставишь надежду сейчас, её у тебя заберут силой. В какую канцелярию обращаться, если твой принц и оказался чудовищем, а на помощь пришёл страшный монстр? Автор моей сказки точно пил хлеще Хемингуэя и Буковски — иначе зачем было так переворачивать хороший сюжет? Я знаю, что сказки бывают разные, но эту не заслужил никто. И, если я переживу её, я напишу о ней в своей книге жизни. И для кого-то она станет спасительным маяком. *** Неделей ранее. — Я уже думал, что не дождусь тебя, Принцесса. Иди ко мне, я соскучился. Совершенно не выспавшаяся, Вики немного устало вошла в комнату. Спутанные волосы, слегка сухие губы и полурасстёгнутая белая рубашка: классические атрибуты усталости, может, и придают шарма, но ничего не выдаёт человека так, как виноватый взгляд. — Привет, Асмодей. Я тоже скучала. Она опёрлась о косяк двери, склонив к стене голову, и рассеянно улыбалась. Сон, записка, встреча с Дино, тяжёлый разговор с Мими — всё это вымотало её до смерти. Трудно не закинуться таблетками в такой ситуации, иначе как унять этот бесконечный ворох вопросов в голове. И, хотя она была рада увидеть Демона, силы были на нуле, а внимание ускользало. — Что с тобой не так? — А? Со мной всё в порядке. Я просто устала. — Врёшь. — Что? — Ты врёшь мне, Вики. — С чего ты взял? Асмодей сделал семь размашистых, уверенных и стремительных шагов по направлению к девушке. Еще минуту назад весёлый и нежный взгляд сменился грозовой тучей — глаза испепеляли, ноздри расширились, и он первый раз смотрел на неё будто сверху вниз — каким-то новым, презрительным и изучающим взглядом. — Я сказал, ты мне врёшь. Что произошло? — Асмодей, я очень устала. Правда. Мне снился дурной сон, какой-то придурок посылает мне анонимные записки, и всё вокруг так сложно…. — Ещё ближе. — А? — Подойди ко мне ближе. Вики сделала шаг вперёд, оказавшись практически лицом к лицу с Демоном. Он не отрывал взгляд ни на секунду, стараясь уловить каждое неосторожное движение, каждый вздох и эмоцию, в которых может крыться ложь. Он будто считывал её. Внутри девушки всё сжалось. Это был первый раз, когда рядом с ним стало некомфортно. Он всегда помогал ей, рядом было спокойно, но теперь от него веяло колючим холодом. Очень больно и царапает кожу. — Ты помнишь, чья ты девочка, Вики? Она молчала. Во-первых, никто никогда не обозначал их взаимоотношения в масштабах принадлежности. Во-вторых, как она могла считать себя чьей-то, если буквально принадлежала всем? В-третьих, к чему бы этот вопрос в такой ситуации? — Я повторяю. Кому ты принадлежишь, Вики Уокер? — Т..тебе? — Верно, — холодный величественный голос за долю секунды сменился грозным криком, — Так почему тогда от тебя пахнет блядью!? За возгласом последовала пощечина, и Вики упала, не удержавшись на ногах от удара, прикрывая лицо. Это было так быстро, стремительно и неожиданно, что она не успела понять, в чём дело — перед глазами плыло. Высокий силуэт приближался, расплываясь, пока Демон наконец не присел на корточки перед ней. — Так что? Ничего не хочешь мне рассказать? — Что я должна тебе рассказывать? Что ты от меня хочешь? Я боюсь тебя, Асмодей, что с тобой происходит! — С кем ты трахалась? От тебя несёт за версту — не только сексом, но и ложью. Ложью, блядством и виной. Это не ты. Не моя Вики. Это подстилка, которую все обсуждают и которую все ненавидят. Глаза Вики наполнились слезами — она не могла смело поднять их на Асмодея, но всё же сделала над собой усилие, чтобы ответить ему. — Я ничего не должна тебе, Асмодей. Мы так не договаривались. — А как мы договаривались? — демон всматривался в её глаза, как хищник, изучающий жертву. Он отчего-то выглядел другим — зрачки расширились, глаза налились кровью, и радужка заливалась бурым оттенком. Это были зрачки не человека, это было что-то большее, не из этого мира. — Никак! Мы ни о чём не договаривались, я ничего тебе не обещала! Ты сам знаешь мой статус, ты, блять, сам меня в него посвятил — так какие права ты на меня заявляешь!? Он грубо схватил её за подбородок. Краем глаза она увидела, что рука Демона выглядела иначе — она покрывалась жёсткой щетиной, а аккуратные некогда ногти вытягивались, скрючивались и темнели. Уже не человеческие, а будто птичьи глаза, прожигали её насквозь. — Ты моя. Только моя. Моя собственность. Я ясно дал понять это тебе и всем остальным. Если ты не поняла меня, это только твои проблемы, — это был не голос Асмодея. Это глубинный, громкий и грозный хрип, звучавший будто из подземелья, от которого по спине бежали мурашки и выступал холодный пот. Асмодей менялся на глазах. Это был ужас во плоти — хуже, чем самый страшный кошмар, чем самый жёсткий бэдтрип, чем самая больная фантазия. Вики уже ни о чем не думала — может быть, она уже умерла, снова, и теперь это настоящий Ад, а может это и есть приход от всех когда-либо выпитых таблеток. Она каждой своей клеточкой чувствовала, что если и жива, то эта жизнь сейчас точно закончится — но перед этим её ожидают самые извращённые муки. Она не знала монстра перед собой, но он видел её насквозь, вёл учёт всех грехов и был готов заставить за них расплатиться. То, что происходило дальше, сложно описать словами. Любой, кто увлекается мифологией, знал бы это, но Вики не соотнесла университетскую программу с близким другом. Асмодей принимал своё истинное обличье. Вместо божественной красоты парня перед ней возникало уродливое чудовище — больше всего пугали три головы, и если первая осталась человечьей, пусть и в разы более пугающей, то вторые две, подобно церберу, буквально выросли из плеч — одна — баранья, вторая — бычья. Из ноздрей двух побочных голов исходил дым, их глаза закатывались, в то время как человеческая голова исходила слюной и страшными птичьими глазами гипнотизировала девушку. Тело Асмодея претерпевало еще более жуткий переход: худые ноги сменили лапы с перепонками, как у гуся, змеиный, почти драконий, хвост бил по полу, оставляя трещины на белом мраморе, а когтистые лапы впились в волосы девушки, поднимая за них голову. — Я никогда не собирался тебя ни с кем делить, — низкий грудной голос из преисподней практически оглушал, — но ты ослушалась меня, и потеряла моё покровительство. Теперь тебя ожидают только вечные муки. Мощный чешуйчатый хвост ловко обогнулся вокруг массивного тела и ударил Непризнанную в бок, заставляя окончательно упасть на каменный пол. Из виска потекла красная струйка, и испещрённое мерзкое лицо приблизилось к ней, змеиным языком слизывая кровь. В это же время когти разрывали на ней одежду, и уже помятая белая рубашка разлетелась в клочья — под ней показались свежие глубокие царапины. За ней последовала и юбка, оставив Вики только в нижнем белье, которое тоже задержалось ненадолго. Она лежала перед ним полностью обнаженная, с сочащимися ранами и в состоянии жутчайшей паники, которая открывала слабую позицию и простор для издевательств. — Я думал, что ты другая, не такая, как все, — змеиное шипение воздействовало прямо на подкорку мозга, провоцируя множественные аудиальные галлюцинации, — но ты обыкновенная блядь, променявшая меня, Демона любви, на каких-то ублюдков. Ты выбрала свою судьбу, Виктория, и ты будешь расплачиваться за это. Твои страдания никогда не закончатся, и мы об этом позаботимся. Вики натурально ревела — ужас сковал её конечности, стыд от обнаженного окровавленного тела, которое может и было знакомо её Асмодею, но никак не принадлежало этому монстру, бил крупной дрожью, и страх за свою жизнь, висевшую на волоске и растягиваемую ради садистского удовольствия адского существа, заполонял сознание. — Ты не Демон любви, ты — Демон разрушения! И ты не Асмодей, ты — чудовище, куда ты дел моего друга!? — Друга? — монстр ухмыльнулся, а красные глаза с вертикальным зрачком загорелись яростью, пробирая взглядом до костей, — значит я тебе всего лишь друг? Так ты заговорила? — Ты — не Асмодей! Он бы никогда не стал делать мне больно! — Ты не знаешь Асмодея, глупая шлюха! Ты — никто, обычная Непризнанная, сбитая машиной по заданию! Я и есть Асмодей — и сила, и правда, и любовь! Величие и страх, разрушение и ревность, ужас и блаженство! И ты — никто, чтобы говорить со мной таким тоном: я — сильнее Сатаны и больше Шепфы, я — твоя худшая иллюзия и самый прожжённый кошмар! Ты создала меня в своём сознании, ты наделила меня красотой, и ты виновата в страхе, который испытываешь перед настоящим Асмодеем! Ты заслужила увидеть мою истинную натуру и умереть от неё! Вики не просто дрожала — её колотило, било крупной дрожью, тошнота подбиралась к горлу и просилась наружу, а перед глазами всё плыло. Ещё немного и она отключится — такую боль нельзя выносить, а сердце готово остановиться из-за паники и сковавшего её ужаса. — Что тебе от меня нужно? — Смерть! Смерть — всё, что ты заслужила, став подстилкой для всей школы, не пытаясь это изменить, влюбившись в придуманного тобой Демона, изменяя ему с кем попало! Ты не достойна любви, не достойна свободы, не достойна называться Ангелом или Демоном и быть на Небесах! Ты — худшее проявление человечества, все его пороки сошлись в тебе. И ты думала, что Асмодей мог бы полюбить тебя? За что? За наивные глаза? За то, как смачно ты сосёшь? За твоё неумение выражать чувства? Ты — ничтожество, и настоящее Божество никогда бы не обратило на тебя внимание. Ты придумала себе любовь, которой даже не достойна, глупышка. — Ты врёшь! Ты — не Асмодей! Он придёт и спасёт меня, кто ты, какое ты право имеешь так со мной обращаться? — Я знаю тебя от и до, Вики Уокер. Ты доверила мне все свои тайны, открыла всю свою душу, отдала своё блядское тело, и за эту вольность ты отплатишь сполна. Ты ущербна, и раз ты не стала моей, я сделаю тебе очень, очень больно. Он снова ударил по ней хвостом, оставляя красный след, и сразу же прочертил три полосы на животе когтями, раскрывая глубокие порезы. Непонятно откуда, из всех десятков конечностей, выросшие щупальца, заткнули ей рот и оттянули волосы назад, а одно из них приблизилось к влагалищу и стало до крови, насухую насиловать её, вызывая страшнейшие муки. — Ты не стала моей, не познала истинную любовь, так не доставайся же ты никому! Удар. Ещё один. Темнота. Тусклый просвет. Снова темнота. Кровь из носа, рвотные позывы, острое жжение в промежности. Привкус крови во рту. Вики уже не понимала, в сознании ли она находится, но была на грани того, чтобы отключиться. Слишком больно, слишком унизительно, слишком страшно. Она была уверена, что это не её Асмодей, что это какой-то дьявольский монстр, пришедший убить её и притворившийся близким человеком. Она хотела бы, чтобы это было дурным сном, видением, происходившим не с ней, но боль была так сильна и реальна, что спутать её с иллюзией было невозможно. Ровно так кончалась жизнь, только-только начавшись заново. Ей говорили, что второй раз умирать больнее, но таких мук она даже не могла представить. Её били и насиловали, разрывая изнутри, оставляли кровоподтеки, гипнотизировали тремя парами глаз, разрезали кожу когтями и ударяли хвостом. Это хуже, чем всё — боль, на которую она жаловалась раньше, не могла и на сотую сравниться с тем, что приходилось выносить сейчас. И она не могла бороться. Это было выше любых сил. И это всё ещё не мог быть Асмодей — тот, кто говорил самые нежные слова, обнимал так крепко, что хрустели кости, засыпал в обнимку и дарил цветы. Кто угодно, но не он, Шепфа, Боже, кто угодно, пожалуйста, не он. Надежда — одновременно прекрасное и унизительное чувство. Особенно когда она настолько напрасна. Однако именно она позволяет нам держаться в моменты, когда, казалось бы, держаться уже абсолютно невозможно. Только на этой надежде Вики вывозила последние минуты перед смертью от рук того, кого почти полюбила, кому доверилась и кто защищал её от всего мира. Любовь не должна делать так больно, не должна доводить до края, но это была не любовь, и за это она поплатилась. Неужели за то, что ты не способен полюбить, потому что мёртв внутри, нужно платить настоящей смертью? Зачем Мими убеждала её в полигамии, если её душат и терзают из дьявольской ревности? И почему именно эти мысли крутятся в голове в последние минуты жизни? Демон не отступал — его глаза горели черным пламенем, пока многочисленные конечности измывались над худым израненным телом. Он не видел границ, им руководил только ослепляющий гнев, разрушающий всё на своём пути. Нельзя вестись на свои иллюзии о ком-бы то ни было, любая привязанность вас уничтожит. И Вики Уокер познала это сполна, только слишком поздно. Щупальце, похожее на отросток какого-то морского чудища, приближалось всё ближе, хлестая и обдавая противной холодной слизью. Сейчас оно войдет ей в горло, перекроет воздух и закончит этим все страдания. Но чудовище резко остановилось — сначала поникла баранья голова, потом закатились глаза бычьей, а человеческое изуродованное лицо исказилось гримасой боли распахнутыми глазами и открытым ртом, издало протяжное шипение и замолкло, опустив голову и выдавив из себя последний хрип. Вики медленно открывала глаза, убирая от лица руку и опасливо смотря на бездыханного монстра, падающего ничком. Прямо за его спиной стоял Люцифер, истекающий потом и державший в руке меч, острым концом воткнутый в спину ужасающего Асмодея. Сын Сатаны тяжело дышал, прикрывая глаза и не отпуская рукоятку оружия, и, обессилив, упал на колени. Чудовище не шелохнулось, окончательно распластавшись по мраморному полу. — Уходи, Вики. Сейчас. Ничего не соображая от ужаса, обнаженная девушка подняла с пола оборванный кусок ткани, и, еле прикрывшись, стремительно выбежала из комнаты. Напоследок обернувшись у двери, она увидела Люцифера, припавшего головой к земле, скрюченного одышкой и то ли сглатывающего слезы, то ли глотающего воздух. Думать было некогда — она бежала изо всех сил, не помня, где её комната, путаясь в коридорах и бившись в каждую дверь, пока не достигла тупика холла и не уселась в углу, зарыдав во весь голос и отключившись от потери крови и старха, разрывающего сердце. Через пять часов она очнётся в больничном отделении школы, перемотанной бинтами и окруженной запахом мази, а у её кровати, сидя на стуле, будет спать ненакрашенная и опухшая от слёз Мими. Никто не узнает о том, что происходило. По крайней мере, я не буду говорить об этом.