Благими намерениями устелена дорога в Ад

— Неужели. Как прошло пробуждение? — Я не могу разговаривать в такое время, Люцифер. У меня просто глаза слипаются. — Ничего, ты привыкнешь. Только первые разы тяжело. — Откуда вообще это помешательство на ранних подъемах? Что мне это даст? — Слишком много бесполезных вопросов. Ты тратишь время. Просто усвой, что пока ты под моим надзором, ты будешь жить по моим правилам и следовать моему расписанию. — Я не смогу каждый день заставлять себя встать в пять утра, если не буду знать, зачем. — Хорошо, это имеет смысл. Я расскажу, но на этом мы закончим лишнюю болтовню и начнем учиться. — Начнем, если я не засну. — Сколько людей вокруг ты видишь? — Никого кроме тебя. — Верно. А ведь библиотека редко бывает пустой. — К чему ты клонишь? — Если ты начинаешь свой день раньше остальных, ты уже впереди них всех. Пока они валяются в кровати, ты завоевываешь мир. Ну, или в твоем случае, хотя бы наполняешь свою пустую голову знаниями. — Можно без оскорблений? — Время — бесценный ресурс, даже когда оно бесконечно, как здесь. Эти два-три часа до общего пробуждения дают тебе сильнейшее преимущество. Ты не отвлекаешься на шум и глупые разговоры, сосредотачиваясь на действительно важном. А ещё — тишина. Я бы окончательно возненавидел это место, если бы видел его только таким, каким видят его остальные. Я люблю школу только на рассвете — когда ни один писклявый голос не нарушает величественного спокойствия, нет этой мельтешащей суеты перед глазами. Ты обратила внимание, как выглядит главный двор, когда шла сюда? — Нет… — Зря. Нужно замечать такие вещи. Если бы ты была чуть внимательнее, ты бы уже знала, что колонны здания расположены не симметрично. Расстояние между ними не идеально ровное. — Ты серьезно вымеряешь школьные колонны в пять утра? — Мне не нужно их вымерять. Первые лучи солнца, с которыми ты должна просыпаться, падают на школу так, что на полу отражаются линии света. В двух местах они преломлены — так можно понять, что конструкция не идеальна. — И зачем мне это знание? — Дьявол в деталях, Вики. Никогда не знаешь, где тебе пригодится элементарная наблюдательность. Во время войны, например, знания о любом несовершенстве построек могут спасти тебе жизнь. Так что теперь ты каждый день будешь рассказывать мне о любой нестандартной мелочи, которую ты заметишь. И придумывать, где ты сможешь это использовать. До тех пор, пока дедукция не войдет в привычку. А если сможешь меня удивить и приметить то, чего я сам не видел, — получишь бонус. — Что ещё за бонус? — Узнаешь. В любом случае — если человек встаёт с рассветом, он знает, зачем он это делает. Когда у тебя есть цель, ты не задумываешься о том, счастлив ты или нет. Ты — это всё, что у тебя есть, так что будь добра себя контролировать и не ударь в грязь лицом. Не отмоешься. — К чему все эти ограничения? Чтобы быть лучше остальных, и всё? — Дисциплина — это не ограничения, а отсечение всего лишнего. Неудивительно, что ты ещё не открыла свою силу. Ты распыляешься на всё и тратишь свою энергию на пустяки. Настоящую силу почувствуешь только тогда, когда отметешь шелуху. — И как мне понять, что — шелуха, а что — нет? — Поменьше задавать вопросов. Они тоже тебя распыляют. Три раза повтори вопрос в голове, прежде чем его озвучивать, и убедись, что точно не можешь найти на него ответ самостоятельно. А потом — точно ли человек обладает нужными знаниями, чтобы на него ответить. Не надо колыхать воздух пустыми словами. А теперь бери книгу и читай. Вики достала с полки первый попавшийся учебник, наткнувшись на недовольный, но равнодушный взгляд Люцифера. Видимо, он не оценил выбор, но вида решил не подавать. Несмотря на то, что она любила читать, сейчас делать это было трудно — мозг слишком хотел вернуться в спящий режим и никак не концентрировался на занудных строчках. Однако делать было нечего, и уснуть перед Люцифером в первый же день их совместной работы было бы унизительно. Уже через несколько минут Вики втянулась, проглатывая страницы одну за одной. Наука чтения мыслей серьезно увлекла её, и пусть начинать пришлось с азов и нудного введения в историю, два часа прошли незаметно. Из школы изредка начали доноситься звуки — судя по всему, учителя просыпались и совершали утренний обход. — Скоро у меня начинаются занятия. Можно я пойду? — Ты вольна делать всё, что хочешь. — Если бы я была вольна делать всё, что хочу, я бы спала сейчас, а не сидела здесь с тобой. — Отправляйся на уроки. Я загляну к вам на лекцию Фенцио. — Ты? Зачем тебе быть на лекции для младших курсов? Ты же все это проходил… — Не забывай, что я твой наставник. Во время занятий и вне них. Учись усердно.

***

— Это новенький? — Этого я забираю себе. — Да ну, Непризнанные так не выглядят! — Но если выглядят, то мы точно повеселимся… — Да что вы такое говорите, он не Непризнанный, он ученик школы, который был заперт в башне, и теперь Кроули вернул его. — С чего бы ему его освобождать? — Не знаю, отбыл наказание, наверное. — Запрет нарушил? Разве за это не исключают навсегда? — Да откуда мне знать… Высокий статный парень спокойно шагал по коридору. Размеренные шаги лаковых туфель раздавались по всему пространству холла. Он не бросался в глаза, но не заметить его было сложно. Говорят, в этом и проявляется элегантность. Изящество слишком ценно для того, чтобы демонстрировать его на радость зевакам и провоцировать одобрительные возгласы. Он здесь не за этим. Редко встретишь мужчину, который знает, за чем он идет. Не превращая суету в день сурка, не привлекая внимание, а совершая крестовый поход каждым своим движением — небрежным, но в то же время отточенным. Это тот редкий случай, когда еще не знаешь человека, но по одному внешнему виду и аристократическим повадкам знаешь, что он не может быть глупым. Истинная интеллигенция не кичится своим превосходством — ей это ни к чему. Ты и так почувствуешь, с кем имеешь дело — по состоянию набоек на ботинках, по осанке, по крахмалу манжетов. По пище, которую он употребляет, по книгам, которые видишь в его руках. По умению держать лицо в любой ситуации. Он слышал то, что о нем говорят, прекрасно слышал, и не придавал этому никакого значения. Ему на самом деле было всё равно — это не показное, а натуральное равнодушие к всему, что не относится к делу. Он знал, зачем вернулся. Он наконец-то был дома. — Бонт, — Дино протянул руку в приветствии, — рад видеть. — Меня зовут Мальбонте. — Как знаешь, дружище. С возвращением.