Благими намерениями устелена дорога в Ад

Прятать свою физиологию от других — тоже признак хорошего тона. Посторонним и так слишком много дозволено, раз они наблюдают твоё внешнее, потому пусть хотя бы во внутреннее не лезут. Странно приучать себя не показывать внутреннее, когда в тебе побывал каждый второй в твоём окружении — оттого учишься отделять. Кто бы что ни говорил, решаешь, что тело — не больше, чем физическая оболочка, всё сущее — внутри. Даже когда кажется, что в душе ничего не осталось, взращиваешь в себе метафору о посыпанном солью пепелище. Говорят, даже палка стреляет раз в год — значит, раз в столетие на сухой земле уж точно что-то вырастет. Так что там по поводу физиологии? Правила очень просты. Первое — не есть на людях. Второе — не попадаться, когда ширяешься. Третье — не показываться на глаза, когда настигают последствия второго пункта. Но что с сексом? Ведь он — чистейшая физиология, которую прячут даже те, кто далёк от твоей аскезы. Как скрыть то, над чем даже не имеешь власти? Приходится вводить условие, что секс, пока он не продиктован чувствами и искренним желанием, считается внешним, а, следовательно, не подлежит сокрытию. Как только, но, в первую очередь, если когда-нибудь, секс приобретёт значение более сокровенное, то и относиться к нему можно будет как к чему-то личному. Люцифер даёт много наставлений — с ними ещё предстоит разобраться. Но в одном сомнений не возникает. Когда у тебя есть цель, ты не задумываешься о том, счастлив ты или нет. Какой целью задаваться на Небесах, если принятие стороны, чекпоинт, к которому так стремятся все новоприбывшие, для тебя ничего не значит? Бороться со злом или примкнуть к нему? Внутренний компас и мертвые философы говорят, что нет истинного добра и истинного зла. А, значит, бороться придётся только с их оттенками. Беда в том, что, в отличии от цветового абсолюта, оттенок меняется в зависимости от угла обзора и освещения. Отойди в сторону — и серый станет асфальтовым, открой шторы — и он приблизится к белизне. Имеем ли мы основания считать, что тому же эффекту подвергнется наше восприятие морали, наши представления о добре и зле, если и на них мы будем смотреть не в идеальных условиях, а со своей «стороны» — мировоззрения, жизненной ситуации, настроения и состояния? Утренние лучи на коридорном мраморе, о которых говорил Демон, преломляются не просто так. Несовершенство конструкции порождает несовершенство условий, в которых мы наблюдаем происходящее. Если бы колонны были равны, свет ложился бы ровно, и мы бы наблюдали узор мрамора таким же безупречным, каким он выглядит в идеальных условиях. Если бы стороны Ангелов и Демонов были равны, наши углы обзора и, соответственно, взгляды на добро и зло также ложились бы ровно, и мы бы наблюдали небесное равновесие — идеальные условия. Так что же тогда стоит за несовершенством постройки? Замысел Создателя или божественная ирония? Может быть, исчисление сечения колонн — и есть искомая высшая цель? Можно ли, решив математическую задачку преломления света, решить проблему неравенства Ангелов и Демонов? И стоит ли эта цель того, чтобы каждое утро вставать с кровати? Нет. Это всё не то. Это не цель, а всего лишь этап на пути к ней. Но что тогда цель? Цель должна быть дикой. Не дающей спать, впрыскивающей адреналин под кожу, сносящей с ног, подобно цунами. Такой, чтобы от неё хотелось жить, а от её невозможности и амбициозности — умереть. Тогда всё будет не зря. Тогда действительно не придётся задумываться о счастье. И только тогда у всего этого будет смысл. Этими размышлениями была занята Непризнанная в пять утра следующего дня, сидя на коленях на мраморном полу центрального коридора, соединяющего комнаты и двор. — Как твои успехи? — Демон подошел со спины и сел рядом. — Отвратительно. — Что на этот раз? — Люцифер, скажи… — Ты не ответила. — Скажи, кто больше похож на людей — Ангелы или Демоны? Люцифер негромко рассмеялся низким, бархатистым голосом, обнажив идеально ровные зубы. Редко кто мог увидеть его улыбку, но сейчас её виновница даже не обратила на эту улыбку внимание — лицо девушки выражало мыслительный процесс, несовершенный в своем хаосе: когда пытаешься ухватиться за отгадки, но они, как нотные страницы на ветру, не даются в руки и разлетаются во все стороны. — Похожи на людей? Мы? Не много ли ты думаешь о людях? — Демон всё ещё снисходительно улыбался. — Ты понял, о чём я. — И всё же. Не допускай погрешностей. Это люди похожи на нас — созданы по образу и подобию. Какая у людей кровь? — Что значит какая? Красная… Различается группами и резус-факторами. — Холодная или горячая? — Откуда мне знать? — Подумай. — Правда, понятия не имею. — Хорошо. Тогда подумай, какова кровь Ангелов и Демонов — чью можно назвать холодной, а чью — горячей? — Ну-у-у… На земле говорят «райская прохлада» и «адское пекло». Плюс, вы, Демоны, довольно вспыльчивы, вскипаете за минуту, а Ангелы — более последовательны и рассудительны. Так что пусть будет холодная — у Ангелов и горячая — у Демонов. — Неверно. Ровно наоборот. Я ожидал от тебя большей глубины и проницательности. — Но почему? — Горячая кровь — пылкость сердечных порывов, душевная теплота, живость чувств, благородные стремления наверх. Ледяная кровь — расчетливость, острота ума и жестокость. Мы можем убить, и глазом не моргнув. Разве пылкость Ангелов может такое им позволить? Они изойдутся рыданиями своего горячего сердца, оплакивая жертву. — Да, то, что «убить и глазом не моргнув» — в стиле Демонов, я уже поняла. Благодаря тебе. Между двоими воцарилось напряженное молчание. Такое, что воздух можно было черпать ложками. Теперь уже Вики смотрела на Люцифера, а он — в пустоту. И теперь его лицо отражало уход в мысли, но он всё так же решил не отвечать. Это становится стилем общения — бросать вопросы вникуда, оставляя без ответа самое сложное, но зато подробно разжёвывать то, что не может иметь практического применения и смаковать детали. Вики вспомнила Асмодея, когда тема коснулась убийства, и невольно сравнила их манеру вести беседу. Если разговоры Вики и Асмодея напоминали искусное фехтование, парирование точёными фразами, как шпагами, не уступавшими друг другу в остроязычии, то общение с Люцифером не похоже на равный бой двух мастеров. Это в целом мало похоже на взаимодействие — скорее, так можно было бы описать разговор с Богом, или, не допуская существование первого, с судьбой. Ты задаёшь судьбе довольно конкретные и важные вопросы, а получаешь вместо них горькие уроки, о которых даже не просила. Но судьба знает, на какие вопросы ответы ты можешь достать сама, а от знания каких тебя лучше уберечь. Если судьба справедлива, конечно, чего сложно сказать о Люцифере. Демон теребил манжеты — не нервно, а методично, поправляя запонки и с интересом рассматривая шов. Задумчиво нахмурившись, он будто действительно рассказывал историю, которая нужна была Вики,, но только не вслух — возможно, в его голове и правда таились все объяснения, причины и секреты того, что на самом деле произошло в день убийства Асмодея. Словно удовлетворившись своим же ответом во внутреннем монологе, он оставил рукав рубашки, слегка кивнул и снова посмотрел перед собой. Нахмуренные брови выпрямились, спина, наоборот, ссутулилась — поза стала более расслабленной. — Так вот, что касается температуры крови… — Ты не будешь мне отвечать, да? — … что касается температуры крови, вспомни школьный курс биологии. Теплокровные — млекопетающие и птицы. Их температура тела всегда стабильна. Холоднокровные — все остальные. Змеи, например. У них всё иначе — тело подстраивается под окружающую среду. — И о чём это должно мне говорить? — Ты сама спросила меня, на кого больше похожи люди. Хотя, подозреваю, узнать ты хотела не о людях, а о себе. Так вот, Вики, ответь себе на вопрос — твоя кровь, душа и сердце подстраиваются под то, что тебя окружает, или не меняются? Способна ли ты реагировать на перемены настроений вокруг, или полагаешься лишь на стабильность внутреннего ресурса? — Я учила биологию. Змеи впадают в спячку, когда вокруг слишком холодно. — А у млекопитающих нет яда. У всех свои слабости. Если пытаешься выбрать сторону, надо принимать не только силу, которую получишь, став Ангелом или Демоном, но и слабость, с которой придётся жить. Получать — легко, а чем ты готова пожертвовать? — Прямо сейчас я не готова жертвовать ничем, потому что у меня ничего нет. — Ошибаешься. Но пусть так. Дальше разговор не клеился — если отсечь величие метафор и притвориться зрителем, в сущности, над ситуацией можно только посмеяться: Демон и Непризнанная сидели на залитом рассветным солнцем мраморном полу с двумя преломленными полосами света, пока вся школа спала, и разговаривали о различиях собак и лягушек. — Почему мы никогда об этом не говорим? Почему всегда просто избегаем этой темы? Она не назвала предмет разговора, но Люцифер прекрасно знал, о чем она. — Я ожидал, что ты набросишься на меня с кулаками, как только выйдешь из больницы. Но ты этого не сделала. — Не сделала. И что с того? Как это исключает необходимость разговора? — Ты считаешь, в нём есть необходимость? — Мы замалчиваем самое важное, говоря о пустяках. Ты говорил мне каждый день отчитываться о несовершенствах и парадоксах, которые я замечаю — вот тебе первый. Вики снова вспомнила своё сравнение ощущений от диалогов с Асмодеем и Люцифером. Сейчас, после всех этих сложных концепций, ей вдруг стало ясно, что в случае Люцифера всё намного проще, чем беседы с судьбой и Богом: они танцевали. Да, так просто, всего лишь танец. Но это не танец двух влюбленных, не единение душ. Они танцевали танго на минном поле, искусно двигаясь в паре так, чтобы не наступить на мину болезненного воспоминания, связавшего их. Одно неверное движение в этом танце — и всё взлетит, взорвавшись. И, общаясь, они, как в танго, то приближаются, то отдаляются: не зря танго так подходит «идеальным врагам». Отточенные, резкие движения так хороши и так захватывающи, что зевака залюбуется сменой страсти и нападения, но только сами танцоры знают, с каким трудом даётся каждый шаг, где нет права на ошибку. Чуть-чуть соскользнёт нога — и па провалено: мина задета. Одна неверная фраза, и тема того трагического дня больно всплывает в диалоге о высоком, перечеркивая значимость всего сказанного. — Что ты хочешь услышать? — Зачем ты это сделал. — Спасти тебя. — Не ври мне. Кто я такая, чтобы меня спасать? И кто такой ты, чтобы ставить мою жизнь выше жизни лучшего друга и сильнейшего Демона? Почему ты вообще решил вмешаться? Как ты оказался там? — Слишком много вопросов. — И ни одного ответа, Люцифер. Ни одного, за весь чертов месяц. Я ничего не знаю, и, мне кажется, если бы я хоть немного разобралась в том, что происходит, я могла бы отпустить своё прошлое. Но чем больше в нём загадок, тем крепче оно держит меня и возвращает в тот день, — Вики повернулась к Демону и слегка коснулась его руки, — Расскажи мне. Пожалуйста. Я не могу спать, не могу есть и не могу жить дальше. Освободи меня, Люцифер. Легкая рука девушки на тыльной стороне ладони Демона жгла, как раскалённое железо. Он всегда просыпался рано, чтобы почувствовать блаженную пустоту, но сейчас, когда он сам выбрал впустить в своё утро Непризнанную, блаженная пустота испарилась, сменившись каменной тяжестью. Конечно, она была права. Он знал, что они так и не поговорили. Помнил, что за преступлением не последовало наказания. Но взять на себя тяжелую роль посвящения девушки во все тёмные тайны происходящего — слишком строгое наказание, даже для него. Но кто сделает это, если не он? Ведь никто больше и не знает. — Давай так. Я расскажу тебе, но не всё сразу. Мы будем «есть слона по кусочкам». Ты будешь продолжать учиться под моим наставничеством, выполняя задания, раскрывая свои способности и окрепая морально. Я буду по частям открывать тебе историю Асмодея. Если я обвалю на тебя это знание сейчас, целиком и сразу — ты не выдержишь. Либо взорвется голова, либо разорвется сердце. Мне это не нужно. — Но я хочу всё сразу! Что это за детские игры? Мне теряться в догадках и сгорать в нетерпении следующей встречи, когда ты соизволишь посветить меня в мои же дела? Это точно не поможет мне нормально спать и не думать о своей боли. — Либо так, либо никак. Выбирай. — Хорошо. Одно условие. — И ты ещё будешь ставить условия? — Люцифер немного расслабился и тихо засмеялся, — Какое? — Каждый день. Я хочу, чтобы ты рассказывал мне часть за частью каждый день. Если перерывы будут больше — я стану забывать, путаться и накручивать. — Идёт. Сутки — достаточное время, чтобы переварить информацию так, чтобы она улеглась, а ты была готова к новой. — Начинай. — Сейчас? Ну уж нет, скоро школа проснётся. — Люцифер, — ласкова положенная сверху ладонь грубо сжалась, — Сейчас. — Я не понимаю, Вики, давно ты говоришь мне, что делать? — он в очередной раз усмехнулся, поднимая лицо к небу и поджимая губы, обдумывая, с чего самого безобидного начать историю. Девушка сама не верила, что её показная уверенность сработала, и Демон серьезно согласился поговорить с ней, хоть немного разъяснив ситуацию. Её крылья возбужденно встрепенулись, и весь вид выдавал волнение и готовность слушать. — Смотри. Начнем с самого простого. Я вернулся к вам в комнату, потому что у меня было видение. Сильным бессмертным свойственны видения — это что-то между вашим бессознательным и интуицией. Как и сны, и то, и другое, не бывает просто так и всегда вызвано сильной связью или посылом свыше. Не хочу разбивать тебе сердце, — он неожиданно тепло улыбнулся, но было видно, что он шутит, — но сильная связь в моем случае выражена дружбой с Асмодеем, а не магическим зовом сердца к тебе. Никаких предназначенных друг другу соулмэйтов, поняла? — Демон тихонько посмеялся, и Вики, закатив глаза, посмеялась вместе с ним. Атмосфера немного разрядилась. — Какое упущение. — Так вот. В моём видении я не спас Асмодея, когда тот бросался со скалы. Судя по всему, он убил тебя, и, не выдержав чувства вины и потери, решил покончить с собой. В видении я пытался аккуратно подойти к нему, но как только сделал шаг вперед, он раскинул руки и упал. Крыльев у него не было, и, полагаю, так бы и закончилась его история, если бы я его не остановил. Это простые уточнения событий того дня, чтобы тебе было спокойнее — они не объясняют их причин, но ты должна видеть полную картину. Видимо, Вики хватило и этого — сердце уже упало вниз, когда она услышала о пусть и гипотетическом, но всё же самоубийстве Асмодея из-за неё. Она осознавала своё переживание и уже была мысленно благодарна Люциферу за то, что он настоял на том, чтобы не обрушивать на неё всё сразу — если ей так плохо от одной только предыстории происходящего, которая ничего не меняет, что будет дальше? Во рту резко пересохло, но желание разобраться было сильнее тревоги. — Теперь серьёзнее. Ты когда-нибудь видела Асмодея на занятиях? Или в библиотеке, или на крылоборстве, или хотя бы в столовой? — Н.нет… — парень ещё ничего не сказал, а ей стало ещё хуже. Простые вопросы заставляли предчувствовать продолжение, которое её не порадует. — Асмодей — не ученик школы. Скажем так… Он периодически живет со мной, как друг детства, но часто… пропадает. На определенное время. С тем, почему он пропадает, мы разберёмся в другой раз. В остальное же время я живу один, как и большинство сильных старшекурсников — даже твой любимый Дино. Ты ведь не думаешь, что ему бы выделили отдельную комнату, а меня поселили с назойливым соседом? — Люцифер снова попытался разрядить обстановку, но на этот раз шутка не расслабила Вики, которая вцепилась пальцами в подол и смотрела в одну точку, — Асмодей не учится с нами довольно давно. Он всегда был другим, и всё равно никогда не подчинялся общей программе, даже когда я сам только проходил азы. Так что за одной партой мы почти не сидели. Он повернул голову, чтобы проверить состояние Вики — та была напряжена, но лавины паники внутри старалась не выдать, сильно сжав зубы. Поэтому, боковым зрением заметив взгляд Люцифера, только кивнула. — Учителя не знали, что Асмодей здесь. Они никогда не знают. Те учителя, кто здесь не слишком давно, наверное, вообще с ним не знакомы. Он появляется тогда, когда ему вздумается — ну, или когда его зовет его демонический долг. Они с Лилит появляются здесь, когда на Небеса прибывает достаточное количество особенно сильных Непризнанных, чтобы посвятить их в известные тебе традиции. Наверное, можешь принять это как комплимент — выходит, что ты изначально очень сильная, раз с твоим прибытием вернулись демоны разврата. Однако Вики уже не слышала последнюю фразу — её самочувствие ухудшалось с каждой минутой, но после слов «Они с Лилит» всё внутри окончательно обвалилось: лицо, руки и даже внутренности будто онемели. — Они… с Лилит? — девушка собрала в кулак буквально все свои силы, чтобы задать этот вопрос. Никогда прежде ни одна фраза не давалась ей так тяжело, как простое уточнение о девушке, которую поставили с Асмодеем в одно предложение. — Да. Ты же сама хотела всё знать, верно? Девушка снова несмело кивнула. — Лилит и Асмодей, как бы тебе сказать… «работают» вместе. Это будто один Демон в двух телах, и миссия у них тоже одна. На той вечеринке, тебя посвящал Асмодей, да? — на третий кивок у Вики бы уже не хватило сил, шок, боль, страх и тревога сковали всё тело, и Люцифер принял молчание за знак согласия — Асмодей посвящал тебя, потому что ты — девушка. К парням же приходит Лилит. Вечеринка была одна, а видели вы все разное. Демонам вроде этих двух легко даются иллюзии — наверное, они говорили одно и то же со сцены, просто каждый ученик видел того Демона, который предназначался именно ему. Обычно всё решается половой принадлежностью, но я не знаю тонкостей. Если все прошло гладко, Лилит ты никогда не видела, или, по крайней мере, не осознавала, что она рядом. А парни, например, Энди, никогда не видели Асмодея. Союз и слаженная иллюзорная работа этих двух — сильное искусство. Никто бы не смог повторить то, что вытворяют они с умами и телами Непризнанных. Спину Вики прошиб холодный пот. Почему-то вспомнилась средняя школа, когда она в похожем состоянии от волнения перед экзаменом упала в обморок. Запах нашатырного спирта, которым тогда её разбудили, пронёсся флешбеком мимо носа, но от этого стало только хуже. А вот Люцифер, кажется, увлёкся рассказом, продолжая вываливать на уже невменяемую от панической атаки девушку новую информацию. — Так было столетиями. Два демона-искусителя. Это они разворотили понятие любви, выдавая голос похоти за голос чувств, обольщая иллюзиями, посылая сны, мороки и подталкивая людей к изменам. Асмодей ведь был идеальным, да? Какое совпадение — в нём сочеталось всё, что тебе нравилось в мужчинах. Тебе никогда не приходило в голову, что это из-за… — Прекрати! Люцифер, прекрати сейчас же! — Вики закрыла руками уши и зажмурилась, будто какой-то шум рвал ей перепонки, но во дворе у коридора с колоннами всё так же было тихо, — Я больше не могу! Не могу… Это слушать… Прекрати, — её голос сорвался на крик, надломившись. Демон был прав — это было слишком. Даже небольшая порция отрезвляющей реальности оказывается «слишком», когда ты так долго жила в мире, который представляла совершенно, абсолютно другим. В одну минуту рушится вся твоя картина мира — всё, что ты знала, больше не имеет значения, потому что всё было неправдой, игрой, чьим-то хитрым планом. Этому очень не хочется верить, но размеренный голос сына Сатаны и внутреннее чутьё подсказывают, что именно так разбиваются иллюзии. По щекам катились слёзы, и Непризнанная почувствовала, как мужские руки крепко обнимают её. Не нежно, не романтично, не заигрывая — просто крепко и по-настоящему. Ровно так, как надо прямо сейчас. В объятиях слёзы сдерживать ещё тяжелее, и она окончательно даёт волю чувствам, разрыдавшись у Демона на плече. Бордовые крылья накрывают их двоих, пряча от мира, и что-то снова меняется. Вики обнимает Люцифера в ответ, как обнимает блудного брата сестра, и матрица вокруг будто начинает лагать. — Это работа боли, девочка. Потерпи. Иначе не могло быть. Ты будешь свободна. Мы справимся. Я тебе обещаю.