***
Саундтрек: Sirens – Fleurie Удар. Серебряный тяжелый наконечник в форме шикарной сверкающей змеи прошелся вдоль щеки, задевая губу и висок. Тупая боль пронзила часть лица, утяжеляя голову и заставляя тело припадать и опираться на любой стоящий рядом объект. Из верхней рассеченной губы Драко хлынула алая кровь, окрашивая жизнью мертвецки бледное лицо, а на виске стал загораться фиолетовый синяк. Малфой всем телом оперся на стол, схватившись за край обеими руками. Проведя пальцем по рту, Драко почувствовал, как утекают из него последние капли надежды на смысл своего существования. Это было больно. Во всех смыслах. Люциус опустил руку со своей тростью вдоль туловища, слегка приподнимая подбородок, придавая себе более надменный и победный вид. В эту секунду он будто упивался болью сына, который несколько недель назад погубил последние крупицы сострадания к себе. Ненависть, прикрытая любовью и заботой – то, что держало Люциуса на плаву. То, что он испытывал ко всем, в том числе и к своим близким. Драко, сквозь дикую, стучащую боль в виске, исподлобья взглянул на отца. Боль, прикрытая злостью и ненавистью – то, что держало на плаву парня. То, что он испытывал ежеминутно, с каждым вздохом своей никчемной жизни. Люциус вот уже неделю лупил Драко тростью всякий раз, когда парень неправильно вздыхал или запинался в приветствии. От этого Драко не посещал занятия, а домашние задания ему передавал Блейз – единственный, кто знал все. И даже больше. Люциус переживал за свою жену, это было очевидно. А Драко просто молча умирал. Получив задание от Волдеморта, юноша сначала хотел прямо на месте вскрыть себе вены маггловским кинжалом. Но узнав о пытках Нарциссы Драко понял, что единственный шанс спасти мать кроется за смертью Дамблдора. Это было невыносимо тяжело. Драко перестал есть, не мог спать, его осунувшееся лицо говорило лишь о безутешных муках, которые Малфой младший переживал в себе. Убить себя снова не представлялось возможным – повсюду в доме находились приятели отца, которые в любой момент его непослушания могли притащить его прямо к Темному Лорду, который, при виде растрепанной, гноящейся Метки придумал бы наистрашнейшее наказание. А Люциус и Нарцисса не стали бы противиться этому. Люциус – потому что не хотел, а Нарцисса – потому что не могла. С каждым днем ей становилось все хуже, хотя количество пыток Круциатусом не превышало трех. Однако пытки Волдеморта являлись почти что самым страшным в мире зрелищем и чувством. -Может, ты перестанешь меня бить и позволишь мне вернуться в школу, доучиться последний год и выполнить свое задание? Драко с ненавистью посмотрел на отца. Все, о чем он мечтал, заключалось в двух вещах – либо умереть нахер, либо сбежать. Но ни тот, ни другой план не представлялись возможными. Просто из-за матери. А в глазах Люциуса зияла пустота. Драко никогда не видел его таким беспощадным. Он любил свою жену, любил, как не любит никто, и парень всегда это знал. Но Драко ведь его сын. Он не может расплачиваться за изначальные грехи отцов и за ошибки в безуспешных попытках все исправить. На кону жизнь, но чья? Чьи? -Я буду бить тебя столько, сколько нужно, -процедил сквозь зубы Люциус, -Если будешь препираться, я направлю тебя прямиком к Темному Лорду, и он сделает с тобой все, что пожелает. Помнится, это он поручил мне заняться твоим воспитанием, которое я, по всей видимости, упустил. Драко оттолкнулся от стола и развернулся, продолжая упираться в него от убытка сил. Его колени дрожали, и парень был не в силах даже взять в руки палочку. -Прости меня, отец, -Едва слышно произнес Драко, -Я не хотел, чтобы мама пострадала… Люциус тремя большими шагами преодолел расстояние между ним и сыном и с силой воткнул другой, более острый конец трости прямо в грудь Драко. -Не смей разговаривать со мной о матери, -из отца сочилось отвращение и ненависть, -Ты не имеешь права, после всех своих проступков. Драко тяжело сглотнул. В груди заболело. Малфой не мог не противостоять отцу, но сейчас он был слишком слаб, чтобы вымолвить хоть слово. Но все же попытался. Попытался сделать еще хуже: -Знаешь, это ведь я изначально пытался ее защитить. Это ты привел в дом всех шавок Тома, которые живут здесь на правах моих братьев. Тебе изначально было плевать на нас с мамой, и тебя никогда не волновала наша сохранность… -Как ты смеешь так говорить?! Еще один удар тростью пришелся прямо в то же место на виске. Драко тихо и отчаянно взвыл. Впервые в жизни он молился о том, чтобы сейчас к ним в комнату ворвалась Беллатриса и замучила его до смерти. Малфой в исступлении зажал рукой висок, чтобы хоть как-то унять свою боль. Но это совсем не помогло. Драко съехал по столу вниз и приземлился на пол, поджав колени и зажмурившись от стонущей боли. Над ухом Драко раздался зловещий шепот отца: -Порой мне так стыдно, Драко, что ты мой сын, -даже при закрытых глазах парень чувствовал, как улыбается Люциус, -Ты бываешь таким ничтожеством… Из глаз Драко хлынули слезы. Они несколькими крупными каплями скатились по щекам, отключая весь свет в мире. Снова. Драко действительно был ничтожен. Он сидел на коленях перед своим отцом, который дубасил его без капли сожаления, и плакал. Мерзко. А Люциус продолжал: -Знаешь, надеюсь, когда-нибудь, я смогу тебя простить за это, как и ты простишь когда-нибудь меня. Ты скоро поймешь, что все это – лишь для твоего блага. И для блага нашей семьи. -Ты сошел с ума… -обезумевши прошептал Драко, -Ты не понимаешь, что говоришь. Ты ослеп. -Напротив, я все прекрасно вижу, -Люциус поднялся, распрямляя спину, -Я вижу, что без моего контроля ты не справишься. Мы все тебе доверяли. А ты подвел. Ты не замечаешь очевидных последствий, которые несут твои действия. И кто из нас слеп? Драко с силой стиснул зубы. В этот момент он хотел растерзать своего отца, забить его до смерти его же тростью. Или уничтожить себя. Без сожалений и раздумий. Малфой балансировал на грани рассудка. В этом доме становилось невыносимо дышать. В том самом доме, где Драко проводил свои лучшие вечера и где он приобрел самые теплые воспоминания. Все разрушено. Из-за него. Из-за него, или из-за отца. Голос Люциуса вновь разрезал больную тишину: -Знаешь, ты прав. Отправляйся в Хогвартс завтра же и закончи наконец то, что тебе поручили. Я не хочу смотреть на то, как твоя мать медленно умирает… -Думаешь, я хочу это видеть? –из последних сил прошипел Драко. -Мне плевать, -отрезал Люциус, -Ты ничего не делаешь. Ты бесполезен. Я не понимаю, ради чего Темный Лорд держит тебя здесь. Ты разочаровал даже меня, меня, который всегда в тебя верил… -Ты никогда в меня не верил. -Лжец, -Люциус с ненавистью посмотрел на сына, -Я давал тебе все самое лучшее, Драко. Я дарил тебе свою любовь, а ты растоптал мое доверие. Драко поднялся с пола, тяжело вздыхая. Каждое движение давалось ему с трудом, поэтому парень морщился в агонии душевной и физической боли. Твердо почувствовав пол под ногами, Драко сплюнул кровь на пол и гневно прошептал: -За что ты меня так ненавидишь? Но Люциус лишь бессовестно засмеялся в ответ: -Я не ненавижу тебя, Драко, а учу взрослой жизни. Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания. Ты скоро сам все поймешь, и еще скажешь мне спасибо… -Никогда, -Драко злобно зашептал, утопая в больной ненависти, -Я ненавижу тебя так сильно, что хочу сдохнуть сам. Я ненавижу то, что ты мой отец. -Как трогательно. Когда-то я это уже слышал, -лицо Люциуса на секунду пронзила гримаса задетых чувств, -Но, в свете последних событий, Драко, я тоже с радостью бы забыл о твоем существовании. -Ты пожалеешь об этом, -безумно засмеялся Драко. -Не в твоем положении мне угрожать, -Люциус снова почувствовал былое превосходство, -Спешу напомнить, пока ты не справишься с заданием, Драко, ты – заложник этого дома. Хочешь ты этого или нет. Пока здесь твоя мать – я от тебя не отстану, помяни мое слово… Так они и стояли, сверля друг друга взглядом. Отец и сын. Такие родные и одинаковые, они стояли на разных краях пропасти, такой глубокой и бездонной, что ее концу не было видно. Один – высокий, статный мужчина – утопал в ненависти, злости, страхе и амбициях. Он не жалел никого, даже собственного сына. Его сердце ожесточилось, а душа и вовсе перестала существовать. Он хотел лишь одного – победы. Любой ценой, любыми жертвами. Другой – такой же высокий и статный юноша, с такими же белоснежными, платиновыми волосами – разрушался с каждой секундой все больше и больше. Все его бывшие принципы и предрассудки, все каменные стены падали и рассыпались в прах. Он хотел быть сильным, хотел быть похожим на отца. Но, прочувствовав весь ужас положения, наступающей войны и жесткости людей, которые его окружали, юноша просто не мог сделать правильный выбор. Не мог выбрать меньшее из зол. На кону слишком большая цена. И сможет ли он ее заплатить? Вечное противостояние двух миров, жаждущих и потерявшихся, сильных и слабых, борющихся или страдающих… все это идет настолько рядом, что порой границы размываются, оставляя людям шансы сделать лишь собственные выводы. Но сможем ли мы сделать их правильно? Сможем ли мы почувствовать и обратить в свет то, что кажется нам неправильным? Что из этого необходимо? И есть ли у некоторых выбор? Порой нам кажется, что легкий путь всегда заметен. Но что если оба выбора будут нести разрушительные последствия? Что, если мы просто выбираем, кто в итоге пострадает? Это – совсем не детские решения. Это – взрослая игра. И как бывает чертовски жаль, что нам не дают права остановиться и подумать. Что нам не дают шанса увидеть свет, найти добро, как нас учили сказки. Кто знал, что, став взрослыми, мы все научимся быть беспощадными. В первую очередь, к себе…***
Саундтрек: Lay By Me – Ruben Зимними вечерами темнеет рано. Ночь, такая черная и холодная, накрыла своим тяжелым, мрачным одеялом стены школы. Гермиона молча двигалась по коридорам, гадая, какие события уготовит ей завтрашний день. А сейчас все мысли и чувства Грейнджер обострились. Так происходило с наступлением каждого вечера. Гермиона думала о том, как это невыносимо тяжело – тащить на себе все встающие на пути к ее счастью вопросы. Волна холодного, томящегося в душе отчаяния захлестывала ее с каждой секундой все больше. Она стала слишком взрослой. Слишком готовой к трудностям и к их последствиям. Вместе с этим Грейнджер твердо ощущала, насколько беззащитна ее душа, насколько не способна она постоять за себя в это время. Тяжесть всего прошедшего и грядущего давила на нее, как сейчас давили на нее стены того места, которое Гермиона обожала всем сердцем. Сейчас было слишком, чертовски тяжело. И Грейнджер была готова на что угодно, абсолютно на все, что сможет вызвать у нее всплеск эмоций, зажечь ее сердце, израненное тяжестью ее поступков, и ее душу, плачущую над открытым далеким сосудом чувств… Гермиона остановилась. Она зажмурилась, задумалась о Седрике. Грейнджер представила его улыбку, его объятия, в которых ей отчего-то становилось теплее, его нежность. В сердце приятно защипало. Седрик за недолгое время их близкого знакомства стал для нее чем-то важным. Он казался ей обезболивающим для раны. Он знал о ее страхах, ведь Гермиона доверилась ему, и рассказала некоторые подробности своих тревог. Он обнимал ее и успокаивал, и от этого Грейнджер становилось немного легче идти дальше. Одна проблема – обезболивающее лишь на некоторое время притупляет боль, а не лечит ее. И это было слишком очевидно для Гермионы. Нельзя полюбить человека за то, что он закрывает тебе глаза на проблемы. Нельзя влюбиться в это до конца, до сгоревшего сердца. Однако, сейчас Грейнджер нуждалась в том, чтобы кто-то сумел на время обезболить ее страхи. За иллюзорной ширмой Седрика было очень хорошо. Ведь только так сердце Гермионы могло хотя бы на секунду забыть о тяжестях. И это было… удобно. Вот и все. Дойдя до лестниц, Грейнджер остановилась. Волшебные ступени летали по всему коридору, бесшумно передвигаясь и меняя направления. Гермионе нравилось наблюдать за лестницами. Они пугали и одновременно восхищали ее. Они были похожи на линии судьбы. Медленно и быстрая двигаясь, они взлетали и меняли направление. Поддавшись какому-то усталому, неизвестному порыву, Грейнджер присела на ступеньку одной из лестниц, остановившейся подле нее. Пусть она двигает ее жизнь куда угодно, пусть повернет в еще одном направлении, давая Гермионе либо еще больше тайн, либо хоть немного ответов. Когда лестница резко остановилась у одного из направлений и этажей, в проходе, покоившемся за спиной девушки, Гермиона услышала один из своих любимых голосов: -Я думал, у магглов с депрессией справляются при помощи алкоголя. Грейнджер слабо улыбнулось краем губ, и, дослушав до конца приближающийся стук шагов по каменному полу, почувствовала на своем плече крепкую мужскую руку и терпкий запах до одури пряного, мускусно-ванильного, дорогого и родного парфюма. -Таким образом с депрессией справляются только слизеринцы, Блейз. Гермиона подняла глаза. Забини возвышался над ней, а его лицо было удрученно спокойным, будто из него выжали радость. Но Блейз старался шутить и сохранять непринужденность. Будто он успокаивал себя и всех вокруг. Храбрился. -Пройдемся? Мы оба не собираемся в наши гостиные, и оба не знаем, куда приведет нас этот коридор, -с этими словами Забини протянул Грейнджер руку, а другой указал на путь, открывшийся пред друзьями. Факелы со стен отбрасывали на пол причудливые тени, уводя тьму в глубь коридора. Гермиона приняла руку Блейза, и, встав, томно вздохнула. Друзья шагнули в темноту. По дороге они молчали. Оба хотели многое обсудить, но никто из них не знал, с чего начать. Тишина не давила, наоборот, позволяла двум душам проникнуться друг к другу пониманием. Гермиона и Блейз словно мысленно поддерживали друг друга в том, в чем каждый из них нуждался. -Может, прекратишь уже напиваться, Блейз? –Гермиона знала, что обилие одеколона вокруг шеи друга лишь скрывает запах алкоголя. Блейз всегда так делает. -А чем мне еще заняться? Все херово, а до матчей по квиддичу далеко, -Забини ухмыльнулся и обреченно пожал плечами. -Начни рисовать, -Грейнджер вдруг неожиданно вспомнила подарок Джинни, -Я видела, у тебя хорошо получается. -Я знал, что Уизли тебе покажет, -глаза Блейза загорелись, но вмиг погасли, -К сожалению, подруга, сейчас нарисовать у меня получится лишь смерть… -Блейз, я ни черта не понимаю! – гонимая ответами, Гермиона резко остановилась, -Что с тобой происходит? Почему я изо дня в день чувствую, будто ты куда-то вляпался? Блейз резко остановился. Его глаза призрачно сверкнули облегчением. А затем пустеющие зрачки посмотрели в сторону Грейнджер. Девушка замерла. В глазах ее друга было, возможно, оно из самых страшных и ужасных противоречий: он так отчаянно желал рассказать обо всем, но твердо знал, что не имеет права вымолвить ни слова. И Грейнджер было это очевидно. Ведь подобный взгляд изо дня в день встречал ее в зеркале по утрам. -Потому что ты права, -Забини говорил почти сквозь зубы, -Я действительно кое-куда вляпался. И это «кое-куда», возможно, самое тупое решение в моей жизни. Это связано с… типа с моей семьей. Но я не могу тебе это рассказать. -Но, Блейз, –взмолилась Гермиона, -если это связано с твоей семьей, или с матерью, я все равно этого не касаюсь, и никому не скажу тем более. Но я могу попытаться тебе помочь. Почему ты не можешь сказать? Забини коротко вздохнул, а затем, тряхнув головой и слегка прикрыв глаза, почти прошептал: -Потому что ты меня возненавидишь. На этот раз замерла Грейнджер. Что-то в ее душе словно надломилось. Еще один вопрос? Но как искать на это все ответ? Блейз что-то натворил, что-то очень страшное. Ведь он четко знал, что Гермиона сможет понять все его поступки. Они пообещали друг другу это еще в начале знакомства. Грейнджер без раздумий схватила Забини за плечи. -Я не могу тебя возненавидеть, Блейз, ни за что. Просто скажи, я хочу помочь… -Я не могу, Гермиона, -было видно, как Блейз с очевидно заметной болью прервал слова Грейнджер, -Я не могу. Зная тебя, ты полезешь помогать мне. А я хочу, чтобы ты была в безопасности. Ты и твои друзья… Брови Гермионы взметнулись вверх. Ногти на ее руках намертво вжались в свитер с эмблемой Слизерина. Гермиона было открыла рот, чтобы возразить, но внезапно поняла, что она в шоке. Ее мысли слишком беспорядочно носились в голове, путаясь в бесчисленных догадках. В коридоре похолодало, словно потушили все факелы. Наконец, все суматошные мысли Грейнджер нашли выход, выливаясь в нескончаемый поток вопросов: -Тогда прошу, хотя бы скажи мне, почему Пожиратели Смерти просто ушли, не тронув нас? Почему вы с Малфоем хотели заключить Непреложный Обет, и у кого? Почему Малфой освободил меня от нашей сделки? ... Внезапное осознание сказанного ударило Гермиону кувалдой по голове. Она тотчас поняла, что от смятения и шока раскрыла свою самую темную тайну этого года. Оторвав руки от плеч Блейза, Грейнджер закрыла ими рот, пораженно уставившись на друга. Забини стоял на месте, явно ошарашенный словами Гермионы не меньше, чем сама девушка. Его глаза были распахнуты так широко и шокировано, что, казалось, у них вот-вот должен поменяться цвет. Не веря своим же словам, Блейз аккуратно переспросил: -У тебя была сделка с… Малфоем?! Грейнджер поняла, что назад дороги нет, и молча кивнула. Блейз все равно не отстанет. Гермиона все равно не сможет уйти от подробностей. Пропустив мимо ушей вопрос об Обете, будучи чрезмерно шокированным новостью, Забини яростно двинулся к Грейнджер. -Зачем ты вообще с ним связалась? Я же говорил тебе, не копать под него! Ты вообще не должна была с ним заговаривать! -Но он же твой друг… -Да, он мой друг, поэтому я лучше знаю, что с ним не стоит иметь дело, не сейчас, Грейнджер! –Блейз шумно выдохнул воздух и принялся массировать переносицу, -Что за сделка? -Мы ее уже расторгли, это уже неважно… -Гермиона блять! –Забини выкрикнул эти слова так громко, что Грейнджер пошатнулась, -Это важно! Это пиздец как важно! Девушка замерла в ступоре. Блейз никогда не кричал на нее. И что-то подсказывало Грейнджер, что лучше все рассказать, возможно, для ее же блага. Ведь Забини определенно знает больше. -В начале года, где-то в октябре, -Гермиона вздохнула, каждое слово давалось ей с трудом, -Малфой объявил условие. Я должна была следить за… кхм, Седриком, и выведывать у него информацию касаемо его отца. Я не знаю, зачем ему это было нужно. Но он вынудил меня согласиться. Он сказал, что, если я все сделаю, как ему надо, он… оставит моих родителей в живых… потом мы с Седриком начали встречаться, но все, что я успела сказать Малфою – это информацию о русалках, которые, кстати, после этого пропали. Я знаю, что он как-то в этом замешан, но я не знаю, как и почему. Я хотела узнать, но тогда, в Министерстве, он отменил нашу сделку, сказал, что не видит больше в этом смысла… ну, что ты молчишь? Рот Забини в изумлении распахнулся, а нижняя челюсть медленно полетела вниз. Неожиданный хлопок заставил Гермиону дернуться. Блейз со всей силы ударил себя по лбу, закачав головой. -О, Салазар, -в голосе Забини сквозило и явно читалась безудержное отчаяние, -какой же пиздец… -Это еще не все, -Гермиона не могла остановиться, чувствуя, как тяжелые каналы тайн падают и громко ударяются об пол ее души, -В тот же день, в Министерстве, у Драко начался приступ. Он корчился на полу от боли около пятнадцати минут, сжимая левое предплечье. Я думаю, что он получил какую-то травму, или был отравлен, но я об этом еще почитаю, если ты не знаешь, что с ним… Забини лишь на миг остановил свои причитания и благие маты, ежесекундно сыпавшиеся из его рта, а затем снова зажмурился в каком-то непонятном порыве. -Какой же еблан… ради Салазара, лучше бы я его не спасал… -Да ты объяснишь мне наконец, какого дракла происходит, Забини?! Наконец вспомнив о присутствии подруги, Блейз снова резко остановился и замолчал, уставившись в пол. Его глаза судорожно забегали по щелям в кирпичах, украшающих пол, а сам мулат начал истерично о чем-то думать. Его кисти то и дело сжимались в кулаки так сильно, что было видно, как на них белели костяшки. Гермиона молча стояла рядом и ждала. Ждала ответов. Но Забини, наконец справившись со своей истерикой, тихо и сердито произнес то, что Грейнджер явно не ожидала услышать: -Об этом знает еще кто-то? Гермиона резко замерла и замотала головой. Блейз шумно выдохнул, отведя взгляд в сторону, и продолжил: -Об этом никто не должен знать, ясно? Даже Джинни. Все это останется между нами… тремя. Сердце Грейнджер отчаянно и обреченно бухнуло. Она только что рассказала другу то, с чем ей приходилось мириться месяцами, но в ответ получила лишь подтверждение о сохранении секрета. Никаких ответов. Никаких разгадок. Снова эти чертовы вопросы. -Ты… ты можешь мне сказать, зачем ему это все? Но Блейз будто не слушал Гермиону. Он полностью погрузился в свои мыли, которые были понятны только ему одному. Колено Забини нервно задергалось. -Что-то еще произошло в Министерстве? Грейнджер округлила глаза и ее дыхание сбилось. Она истошно замотала головой, будто боясь, что Блейз может прочесть ее мысли. -Нет, нет, только это. Когда его «приступ» закончился, вошли вы с Гарри, а затем мы вернулись в Хогвартс… -Оставь это мне, -продолжал Блейз, -я поговорю с Малфоем, скажу, чтобы он больше к тебе не подходил… -Нет! Забини внимательно посмотрел на Гермиону, поразившись ее внезапному порыву. А Грейнджер словно почти потеряла сознание. Ее мозг совершенно противился тому порыву души, который вырвался в прошлую секунду из ее груди. Девушка была в шоке. Чтобы отвести подозрения, она поспешила оправдаться: -Ему же плохо! Каким бы он ублюдком и уродом ни был, ему нужна квалифицированная помощь, хотя бы мадам Помфри… -Гермиона, -на этот раз Блейз крепко сжал костяшки на плечах Грейнджер, -ты не понимаешь. Все это – пиздец как серьезно. Что бы ни произошло у вас с Малфоем, знай – он обречен. У него все намного хуже, чем ты думаешь… -Но я не понимаю, -Грейнджер непонимающе затрясла головой, -Что может быть хуже, чем боль? Что такого происходит с Малфоем, отчего я должна бежать без оглядки, даже не пытаясь понять сути? -Что ж, если тебя это остановит, -Блейз тревожно вздохнул, а его голос задрожал, -Недавно, Малфой пытался себя убить… Морозная тьма будто постучала по оконному стеклу, и от этого ощущения Грейнджер показалось, будто сама старуха смерть уже вздохнула на ее плече. Липкое чувство неподдельного страха просочилось в кровь, перекрывая дыхание. Гермиона стояла, как вкопанная, не в силах даже пошевелиться. Буквально на секунду ей показалось, будто она сошла с ума. Ведь во фразу Блейза, собрав все свои тяжелые мысли воедино, Грейнджер четко увидела, как над сердцем Малфоя красной линией, убивающей всю логику и предыдущие выводы девушки, повисло одно лишь слово: раскаяние. С Драко происходят ужасные вещи. Руки задрожали так сильно и быстро, что Гермиона подумала, будто она сама сейчас умрет. Все внутри нее взорвалось от очевидного осознания всей тяжести предстоящих последствий. Ведь Грейнджер тотчас же сделала свой выбор. Блейз должен был понимать, что теперь Гермиону ничего не остановит…***
Саундтрек: Man or a Monster (feat. Zayde Wølf) – Sam Tinnesz, Zayde Wølf На другой день, после урока с Пуффендуйцами, Грейнджер яростно захлопнула учебник, прислонившись лбом к холодной древесине парты. Она украдкой взглянула на Гарри и Рона – Поттер увлеченно прокручивал листы своего загадочного учебника по зельеварению, а Рон нелепо отвечал на заигрывания Лаванды. Все как всегда. Вот только Гермионе было не по себе. В ней словно разом собрались все тяжести проблем и тайны Хогвартса. Это было невыносимо. Невыносимо было также то, что никто, кроме Грейнджер и Поттера не пытался найти никакие ответы. Все просто жили своими жизнями. Веселыми и беззаботными. Словно никакой войны не будет. Будто Волдеморт не возвращался. Словно как минимум два студента не попали в ужасные передряги. Будто никто не знает о пророчестве, которое Гермионе удалось получить. Да и сам Гарри настолько верил в защиту Дамблдора, что иной раз просто забывал о том, что сам взвалил на свои плечи. Все слишком странно и спокойно. Когда урок наконец закончился, Гермиона, не спеша собрав вещи, обдумывала свой предстоящий поход в библиотеку. Ей отчаянно хотелось найти в нем хоть какие-то подсказки, указывающие на дальнейший маршрут. К сожалению, жизнь – не конструктор, и руководства к сборке к ней не прилагается. Выйдя из кабинета, Грейнджер огляделась. Все те же коридоры, все те же лица и студенты, все те же мысли… внезапно, Гермиона резко замерла, уставившись в одну точку коридора. Чуть поодаль, возле подоконника, стоял ее парень, Седрик, который недоверчивым взглядом рассматривал смеющуюся перед ним Пэнси Паркинсон. Сердце девушки пропустило удар. Грейнджер замерла, в исступлении уставившись на странный во всех смыслах союз. Пара не замечала Гермиону, которая стояла у входа в кабинет, то и дело получая в спину гневные комментарии натыкающихся на нее студентов, выходящих из класса. Что они делают вместе? О чем вообще можно разговаривать с Паркинсон? Гермиона сразу вспомнила слова Малфоя о том, что ей стоило бы брать пример с Пэнси. Сердце пропустило еще один удар. Неужели, ей нашли замену? Неужели, она ревнует? Или это просто собственническая злость? Внезапно мелькнувшая вдалеке коридора платиновая макушка вывела Грейнджер из транса. Взгляд девушки мигом устремился на высокую фигуру, облаченную в черный костюм, норовящую скрыться за поворотом. Сердце Гермионы вмиг забыло о таких сущих пустяках, как невинный диалог Седрика и Паркинсон. Теперь оно было занято привычным ей поиском ответов. Незаметно промелькнув мимо всех студентов, и удостоверившись, что поблизости не мелькает голова Забини, Грейнджер пулей понеслась по коридору вслед за силуэтом, растворявшимся в глубине школьных коридоров. Адреналин, смешанный со страхом, вселял в кровь решимость. В висках стучала вчерашняя фраза Блейза о Малфое. О том, что тот хотел себя убить. И Гермиона, по-прежнему ненавидевшая его всеми фибрами души и отчаянно желавшая Драко смерти в любой другой день, сегодня спешила вслед за его черными лакированными туфлями, отстукивающими побежденный марш, совершенно не понимая, что она делает. -Малфой! Драко замер посреди пустого коридора. Грейнджер, наконец догнав его, остановилась за его спиной, тяжело дыша и отчаянно желая, чтобы он никогда не оборачивался. -Уже соскучилась по нашей сделке, Грейнджер? Малфой безразлично, и в привычной манере, слегка скучающе, бросил эту фразу из-за плеча. Не поворачиваясь. Грейнджер закатила глаза и хмыкнула. Внезапное чувство ненависти начало шевелиться глубоко в ее душе. Несмотря на все возникнувшие жалостливые чувства к Малфою, Гермиона по-прежнему его ненавидела. И так будет всегда. -Мечтай дальше, -восстановив дыхание, надменно фыркнув, произнесла Грейнджер, -Я просто хотела поинтересоваться, как твоя ру… Мерлин, что у тебя с лицом?! Проследив, как Малфой медленно повернулся в ее сторону, Гермиона ужаснулась: на верхней губе Драко красовалась свежая ссадина, а один из его висков украшал фиолетово-черный синяк огромного размера. Сам Малфой выглядел ужасно. Впалые скулы и огромные мешки под глазами, мертвецки бледный – казалось, он не спал сто лет. Грейнджер в исступлении забегала глазами по лицу, отмечая каждое изменение в четком, привлекательном лице Драко. Сейчас он все меньше походил на себя. в голову снова врезались слова Блейза. А что, если он снова…? Но Малфой лишь пожал плечами и также безразлично отчеканил: -Упал с метлы. -На Гремучую иву? –сердце Гермионы пропустило еще один удар. -Грейнджер, что тебе надо? –Малфой вопросительно поднял бровь. -Хотела спросить, как твоя рука? –Гермиона продолжала в ужасе разглядывать осунувшееся лицо Драко. -К сожалению, еще не отрезали, -Малфой вновь пожал плечами, а затем развернулся и пошел прочь. Грейнджер вспыхнула, словно спичка, которую зажгли. Этот человек всегда настолько отвратительный? Но Гермиона не уняла свой пыл. Она обогнала Малфоя и остановилась перед ним. Безразличные серые глаза смотрели куда-то сквозь нее. А перед глазами Грейнджер стоял четкий образ вчерашних слов и синяков Малфоя. -Ты получал какие-то травмы, обращался к врачу? Ты не думал, что тебя могли отравить? С твоим поведением, думаю, желающие бы нашлись… -Грейнджер, я еще раз повторяю, что тебе, блять, надо? –было видно, как Драко терял терпение. Он принялся сверлить взглядом обеспокоенное лицо Гермионы, а его верхняя разбитая губа слегка дернулась в привычном жесте презрения. -Малфой, тогда, в Министерстве, я думала, что ты умрешь от боли, -Грейнджер еле смогла подавить в себе ненависть и отвращение после слов Драко, -Мне просто любопытно, что с тобой происходит. Я могу почитать об этом… -Грейнджер, я не твоя подопытная крыса, -Драко выплюнул эту фразу сквозь зубы, едва шипя, -Успокой свой блядский мозг и иди занимайся своими контуженными дружками. -Но тебе же было больно! Я хочу – -А я не хочу, -Малфой гневно посмотрел на Гермиону, пытаясь справиться с нарастающей яростью, -Не лезьте. В мою. Жизнь. Грейнджер посмотрела на Малфоя. Он был бледным и уставшим, таким, что его хватало только на злость. Драко стоял, раздувая ноздри, пытаясь привести свои мысли в порядок. Он словно ждал, когда Грейнджер сама развернется и уйдет прочь. Гермиона сощурила глаза, по-матерински разглядывая слизеринца. Драко был разбит. Сейчас он злился лишь потому, что был полностью и абсолютно изуродован изнутри. Все его действия были привычным защитным механизмом, который просто работал по старой схеме. Он злился потому, что не мог по-другому скрыть свое отчаяние или боль. Возможно, он даже сейчас хотел отделаться от всех лишь потому, что привык страдать в одиночестве. А умирать тем более. После его недельного отсутствия его состояние значительно ухудшилось. И, как бы Гермиона ни ненавидела Малфоя, она не могла позволить себе просто взять и бросить человека, чьи мысли заняты самоубийством, чье лицо украшают синяки, и чье тело в одиночку сжимается от ужасной душевной и физической боли. -Скоро… скоро Рождество…, -Грейнджер постаралась перевести тему, смотря на Драко, который, несмотря на его слова, по-прежнему не уходил, -Ты поедешь на праздники домой? -Нет, -кадык Малфоя слегка дернулся, и парень в отвращении поморщился. -Почему? -Это не твое дело, Грейнджер. Внезапно, Драко сделал шаг, сокращая расстояние между ними. В нос Гермионы ударил запах мяты, смешанный с персиковым гелем для душа с волос. Малфой опустил голову, заставляя Грейнджер поднять свою. Он возвышался над девушкой, нависнув над ней, словно тень. Драко стал всматриваться в глаза Гермионы, истерично бегая взглядом по ее лицу, словно пытаясь понять, для чего она это делает. Вынюхивает что-то для Поттера? -Я не понимаю, что ты делаешь, -Малфой проследил, как от удивления округляются шоколадные глаза девушки, -Ты меня ненавидишь. А я ненавижу тебя. Но ты какого-то хуя пытаешься разговаривать со мной, спрашиваешь про праздники и про мою блядскую руку. Какого хуя, Грейнджер? Мне от тебя больше ничего не нужно. Наши пути разошлись также, как и сошлись. Быстро и безболезненно. Я четко дал тебе понять, что не хочу больше видеть твое лицо в радиусе сорока метров от себя. Что. Тебе. Еще. Надо? Гермиона, будучи ошарашенной словами Драко, в исступлении прошептала: -Я видела твою боль и твой страх, Малфой. Я просто хотела помочь… Что-то резко почернело в глазах Драко. Он словно услышал запретные слова, те, которые нельзя произносить при нем. При виде этого затуманенного взора, Грейнджер ужаснулась. Чернота глаз Малфоя исходила из его души, оттуда же, откуда и лилось раскаяние. Драко резко схватил Гермиону за локоть, слегка тряхнув. От внезапной боли Грейнджер поджала губы, но все же решила не отрывать свой взгляд от серебряных глаз Малфоя. Драко злобно зашипел: -Прекрати строить из себя святую. Я не знаю, кто послал тебя ко мне, иначе другого объяснения, почему ты достаёшь меня, я не вижу, -неожиданно, лицо Малфоя расплылось в дьявольской улыбке, он придумал, как можно снова сделать больно, -Тупая Грейнджер. Ты и вправду думаешь, что парой щенячьих вопросов и своим присутствием сможешь осчастливить мою жизнь? Запомни, Грейнджер, раз и навсегда: ты для меня - бесполезная хуйня. Твоя блядская помощь и тем более жалость - также бесполезны. Я общался с тобой, пока ты была мне нужна. А теперь, грязнокровка- отъебись от меня нахуй. Одно из самых обидных чувств в жизни – предлагать помощь, а взамен получать кучу дерьма, грубого и обидного. Все искренние посыла Гермиона были растоптаны и уничтожены, парой едких фраз, которых Малфой однозначно произнес специально. Но это не имело никакого смысла. Грейнджер преступила свою гордость, свою ненависть, во имя помощи и доброты. А Малфой нет. Да, между ними давняя война. Да, их отношения слишком злые, слишком напряженные. Но Гермиона была не в силах справиться с подобными американскими горками, которые то зажигают ее душу, то уничтожают ее до осколков, оставляя лишь несчастные дрожащие струны души. -Знаешь, ты такой мерзкий, -Грейнджер почти выплюнула эту фразу в лицо Драко, -Ты пытаешься обидеть, задеть меня всякий раз, когда понимаешь, что ты слаб. И у тебя это получается, поздравляю. Ты сидишь в Министерстве, сжимаешься от боли, высокопарно рассуждаешь о любви так, что у меня по спине идут мурашки, а в следующую минуту плюешь мне вслед? –Гермиона проследила, как распахнулись от удивления глаза слизеринца, и продолжила, -Так где же ты настоящий, Малфой? Знаешь, продолжай вести себя, как последний мудак, продолжай плевать на чувства других, но потом не удивляйся, что плюют на твои. Я ведь… просто хотела помочь… К концу слов Гермиона почувствовала, как из ее глаз потекли горькие слезы вновь возникнувшей ненависти. Грейнджер развернулась на пятках и бросилась прочь по коридору, на ходу смахивая с лица слезинки. Она не может допустить его смерть. Не после всего, что видела и слышала. Но она не может больше находиться рядом с ним. Не после всего, что чувствовала… Драко продолжал стоять посреди пустого коридора, сжимая ладони в кулаки. Перед его глазами стоял четкий образ слез Гермионы. Слова о помощи стучали в висках, не желая вылетать из его головы. Малфой глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он ненавидит ее. Ненавидит. Самой черной ненавистью в жизни. Но чертово желание Грейнджер помочь выбивало землю из под ног. Она, возможно, единственная во всем этом чертовом мире, кто отчаянно желает увидеть в Драко свет. Тот свет, которой он сам в себе потерял. От непонятного чувства что-то внутри Малфоя сжалось и тот, поддавшись неведомому ему порыву, крикнул вслед удаляющимся шагам: -Грейнджер! ... Но когда Драко обернулся, коридор был предательски пуст…***
Саундтрек: Cut - Plumb -Гермиона! Нежный голос Седрика остановил летящую вдоль коридоров Грейнджер, которая будто пыталась бегом высушить слёзы, собравшиеся в уголках ее глаз. Девушка замерла и резко развернулась. Диггори подошёл к ней вплотную, пристально вглядываясь в ее лицо. -Куда ты так летишь? Что-то случилось? Да, Седрик, случилось. Твоя девушка просто не может больше тонуть в ненависти и злости, которые вызывает у неё один лишь человек. Она хочет помочь, но и одновременно не может. Она желает все узнать, но боится получить ответы. И от этого она сходила с ума. У Гермионы медленно ехала крыша. И сейчас она словно не думала ни о чем, кроме бурлящих в ней эмоций, которые могут вырваться наружу в непонятном проявлении… Седрик, заметив слёзы в уголках глаз Грейнджер, обеспокоено заговорил, стремительно набирая обороты сердитой громкости голоса: -Гермиона, тебя кто-то обидел? Скажи мне, я все решу… Подбородок Грейнджер слегка дернулся от злости и обиды, но девушка осознавала весь абсурд и сложность ситуации, поэтому, поддавшись эмоциям, выпалила первое, что пришло ей в голову: -Ты общаешься с Паркинсон? Давно? Брови Диггори резко взметнулись вверх, и лицо парня приняло обеспокоенный и слегка виноватый вид. Он не на шутку удивился словам Гермионы. В его лице читалась нескрываемая озадаченность. -Ты… только не говори мне, что это и является причиной твоих слез. Гермиона очень хотела рассказать. Чувство злости и обиды сочилось из неё, и Грейнджер мечтала раскрыть все жалкие и несчастные карты Малфоя. Но она почему-то не могла. Какой-то невидимый барьер останавливал ее так явно, что начинало ныть под лопаткой. Гермиона посмотрела на Седрика. Он стоял и обеспокоено смотрел на неё, словно готов был тотчас же подписать себе смертный приговор. Его чистые, серые, как сталь, глаза, отражали искренность, тепло, симпатию, чувства… Грейнджер так не хотелось врать Седрику. Собравшись с мыслями и поняв, что так будет правильно, она сквозь зубы прошептала: -Да. В следующую секунду Седрик накрыл своими губами губы Гермионы. Он целовал ее нежно, двигаясь языком по краю губ Грейнджер. Влажный поцелуй оставлял следы на языке Гермионы, опускаясь куда-то вниз живота, раскрывая неизвестный спектр чувств. То ли от ещё не ушедшей злости, то ли от нервов, которым становилось все хуже, то ли от внезапно возникнувших чувств. Гермиона обхватила руками шею Седрика и впилась в него губами, столкнувшись с его зубами. Руки Диггори заскользили по талии, пуская нежные, тёплые разряды по всему телу девушки. Его ладони сжимали ее мантию, слегка оттягивая ее от кожи и ткани рубашки. По каждому движению Седрика было видно, как трепетно и безмятежно он хватал невинные порывы своей девушки. Грейнджер чуть не задохнулась от такого порыва нежности. Это то тепло, которого ей не хватало последние недели. Это – то чувство, которое обезболивает раны и обиды. Это так шло в разрез со всеми тяжестями и проблемами, о которых думала Гермиона. Оторвавшись от губ Грейнджер, Седрик провёл рукой по ее щеке, вглядываясь в потемневшие карие глаза: -Гермиона, ты не должна волноваться из-за таких мелочей, как мое общение с Пэнси. Между нами никогда ничего не будет. Я восхищён тобой, и любые твои действия никогда не вызовут у меня осуждения. Ты мне нравишься. Очень сильно. Этого было достаточно. Очередная доза обезболивающего забурлила в венах Грейнджер, и девушка, улыбнувшись, словно молча дала согласие на все предстоящие последствия. Снова столкнувшись губами, пара принялась страстно и нежно целовать друг друга, словно пытаясь выразить наяву слово «романтика». Гермиона обнимала крепкую спину Седрика, а парень в ответ запускал руки в ее волосы, плавно проводя кончиками пальцев по шее Грейнджер. Их очередной поцелуй на этот раз был чем-то интимным. Разряды скопились внизу живота Гермионы, и девушка почувствовала, что взрывается, когда рука Седрика проскользнула по ее груди, слегка нажимая на неё. Внезапное чувство страха пронзило Грейнджер, но отчего-то ее тело не противилось жестам парня. Дело в доверии, или факте отношений? Гермиона слегка сдавила плечо Седрика, и Диггори тут же притянул ее ближе к себе. Ощутив резкое столкновение тел, Грейнджер уперлась ногой в пах парня, и она почувствовала, как твердеют его брюки. Все внутри Гермионы стремительно падало. Оно рассыпалось в страхе перед неизвестным и в четком желании заглушить все свои терзания души. Нахлынувший страстный порыв двух влюблённых прервал громкий скрежет, раздавшийся на стене справа от пары. Кирпичи каменной стены стали разъезжаться, вырисовывая четкие контуры и очертания высокой, резной двери. Гермиона слегка отстранилась от Седрика, который продолжал сжимать ее в своих объятиях, и в изумлении уставилась на дверь, которая к этому времени уже четко проступила в стене. -Это… Выручай-комната? -Грейнджер старалась скрыть учащенное дыхание и шумно колотящееся сердце. -По всей видимости, да, -Седрик не скрывал нарастающего возбуждения. -Но как она появилась? -Грейнджер пыталась сохранить прежнюю стойкость и логику. -Просто… -Диггори немного виновато почесал затылок, -Пока мы целовались, я подумал, как было бы хорошо сейчас оказаться там, где нам никто не сможет помешать. Гермиона подошла к двери и потянула за резную ручку. Дверь без усилий поддалась и открылась, впуская немного растерянных студентов внутрь. Войдя, Гермиона увидела маленькую уютную комнату, чем-то напоминающую маггловский отель. Внутри находился красно-желтый махровый ковёр, на котором стояла красивая, широкая кровать с кучей подушек на ней. Возле кровати с двух сторон стояли тумбочки, на которых светились бархатные торшеры. Тёплое свечение озаряло комнату, создавая атмосферу уюта и нежности, интимности и романтики. Грейнджер ещё раз оглядела комнату. -Ты мог бы придумать какие-нибудь царские хоромы, -Гермиона ухмыльнулась, все ещё пытаясь справиться с возникнувшим смятением. -У меня была такая идея, -улыбнулся позади неё Седрик, -Но я подумал, что здесь нам будет… комфортнее. -И что мы будем здесь делать? -Гермиона резко развернулась и тут же пожалела, что задала такой идиотский вопрос. Но Диггори, кажется, совсем не растерялся. Медленной подойдя к Гермионе вплотную, он аккуратно провёл рукой по ее мантии в том месте, где грубая ткань соприкасалась с нежной кожей шеи. -Можем сделать домашнюю работу… -Я уже все сделала, -щеки Грейнджер вспыхнули, у неё, казалось, началась лихорадка. Седрик аккуратно наклонился и оставил легкий, манящий поцелуй на шее Гермионы, попутно прикасаясь к туго застегнутому воротнику ее рубашки. Внутри Грейнджер зажегся красный цвет. -Тогда можем поиграть. В слова, к примеру… -Седрик расстегнул несколько пуговиц. -Ты же знаешь, что я выиграю, -Гермиона больше не смогла сдерживаться и шумно выдохнула воздух, уловив нежную победную улыбку Седрика. -Тогда мы можем…, -Седрик отвёл край рубашки Грейнджер и оставил легкий поцелуй у начала ее ключицы. Последняя капля стремительно упала вниз. Гермиона заткнула Диггори поцелуем, впиваясь своими губами в его, притягивая Седрика за свитер к себе. Ближе. Ещё ближе. Седрик мгновенно ответил на порыв Грейнджер, обхватывая ее талию руками и толкая девушку по направлению к кровати. Когда затылок коснулся мягкой поверхности большой кровати, Гермиона сквозь закрытые глаза ощутила, как Седрик всем своим весом навис над ней, беспрестанно покрывая нежнейшими поцелуями ее разгоряченную кожу. Все это было похоже на незабываемую романтическую трагедию Шекспира – ведь так должен выглядеть первый раз, и с кем… Диггори, жадно продолжая целовать Грейнджер в губы, то и дело сплетая их языки, аккуратно расстегнул пуговицы ее рубашки, обнажая грудь, прикрытую белым лифчиком. Гермиона на мгновение задержала дыхание, тем самым остановив поцелуй. Седрик помутневшими от желания глазами осмотрел лежащую под ним девушку и слегка облизнул губы, расплывающиеся в восхитительной улыбке. Он быстро снял через голову свитер, отбрасывая его в сторону, позволяя летящему предметы одежды развеваться в воздухе, и снова припал губами к шее Грейнджер и, спустившись вниз, оставил томный, глубокий поцелуй на груди, где кружево бюстгальтера соприкасается с покрытой мурашками золотистой кожей. Гермиона ахнула и притянула Диггори к себе, хватаясь руками за его дергающиеся от возбуждения скулы. Грейнджер порой стеснялась своего тела, даже сейчас, когда один из самых привлекательных парней школы восхищенно блуждал руками по холодным ребрам девушки. Но сейчас все чувства будто обострились, словно их возвели в квадрат, и жажда той неизвестной нежности перекрывала весь разум. Гермиона понимала, что пожалеет. Эта мысль стучала ее в висках в перерывах между волнами возбуждения и страстного забвения. Это Седрик. Это должно был когда-то случиться. Это приятно, и так желанно… но почему тогда Грейнджер это все казалось видением, сном, который нечаянно превратился в явь? Диггори поцеловал Гермиону в живот, и от этого пресс девушки напрягся до предела, утопая в очередном приливе страсти. Седрик провел пальцами вдоль бедра Гермионы, начиная от колена и, добравшись до окончания ноги, слегка сжал кожу девушки ладонью. Грейнджер слегка прогнулась, выгибая спину навстречу парню. Диггори шумно выдохнул и быстро снял с себя рубашку, открывая Гермионе вид на шикарное рельефное тело, дышащее жизнью. Мышцы на его животе также напрягали, словно сердце билось у него в животе. Грейнджер провела рукой по животу Седрика. Откуда эта смелость, которой порой так не хватало? Почему во всем этом отсутствует нелепость, корявость, и почему это выглядит так страстно и прекрасно? В один миг Грейнджер согласилась со всеми девушками Хогвартса: это того стоит. В учебниках не пишут о страсти, а книги не олицетворяют живые эмоции. Впрочем, ничего, кроме страсти и желания помочь в себе, Гермиона не замечала. -Ты мне доверяешь? –лицо Седрика шумно вздохнуло в миллиметре от носа Грейнджер. -Да, -Гермиона рассыпалась в животном удовлетворении от столь нежных слов, -Седрик… у меня никогда до этого… Не дав Грейнджер закончить фразу, Диггори вновь поцеловал девушку в губы, слегка раздвигая коленом ее ноги. -Я не сделаю тебе больно, Гермиона, -прошептал он, -Ты прекрасна… Грейнджер, словно под действием заклинания, подалась вперед, снова выгибая спину. Седрик притянул Гермиону ближе, наклоняясь над ней. Одной рукой он сжимал ее подбородок, а другой приподнял юбку, проводя рукой по самым чувствительным местам. Сердце Грейнджер отчаянно застучало, а ее дыхание сбилось, словно она никогда и не дышала ровно. Было слышно, как шелестит грубая ткань джинсов Диггори, опускаясь все ниже по его ногам. Седрик раздвинул ноги Гермионы и, при помощи палочки наложив противозачаточное заклинание, вошел в нее. Грейнджер задержала дыхание, борясь с желанием вскрикнуть от внезапной боли. Но Диггори медленно продолжал двигаться, не наращивая темп, стараясь причинить как можно меньше боли. И это заводило еще больше. Движения Седрика, такие плавные и нежные рассыпались в бесконтрольно наслаждение, которое играло в душе Гермионы приятную музыку, по звучанию похожую на арфу или пианино. Грейнджер обхватила руками плечи Диггори, а ее тело будто двигалось в унисон его толчкам, подчиняясь нежной страсти. Сейчас, она словно забыла обо всем на свете, словно все скрылось за горизонтом наслаждения, которое заглушало любую боль. Свет торшеров слегка подрагивал, пуская блики на разгоряченные тела. Теплое свечение играло с волосами Гермионы, отбрасывая золотистые тени на широкие, вспотевшие плечи Седрика. Их прерывистые дыхания сливались воедино, образуя финал, развязку Шекспировской пьесы. Но мы же знаем, что финал поэмы может быть не совсем таким, как мы хотели бы его видеть. В голове Грейнджер пролетела мысль, такая короткая и неважная, которая тотчас же растворилась и утонула во всеобъемлющей страсти: «Надо взять в библиотеке пару книг по анатомии из Запретной секции, а еще узнать про врожденные пороки организма и реакции на яды…»