***
Саундтрек: Until the Night Is Done – Luke Sital-Singh Гермиона прогуливалась по школе, рассуждая, что ей делать дальше. Ее надежда сменялась отчаянием, затем наоборот, и так продолжалось уже несколько дней к ряду. Она до сих пор не верила в то, что встретила Драко в коридоре школы. Она не могла поверить в то, что когда-нибудь снова увидит его, и это осознание вселяло еще большую боль. Грейнджер любила Малфоя, сильно и безумно. Да, он не принц из ее фантазий, и было бы куда проще забыть о нем, и подарить себя человеку, который был бы способен отдать ей себя без остатка. Но, Боже, как же она его любила. Драко далеко не был идеальным парнем, какого Гермиона рисовала в своем воображении. Он – раненый мальчик, который имеет кучу боли и прошлого за спиной. Он не герой ее романов, и не рыцарь из мечтаний, но, Мерлин, как же она его любила… Грейнджер смотрела на него так долго, пока не увидела в нем уродство в виде Метки и зла, которое Малфою еще предстоит совершить. Но даже оно ее не оттолкнуло. Она продолжала думать о нем, пытаться понять, насколько сильно она полюбила его тогда, и насколько готова забыть все свои прошлые взгляды сейчас. Очередные пути расходятся, даже не начавшись. Жизнь – болезнь, а мы в ней – лишь пешки, которые вдыхают ее пары, проникаясь вирусом. Как больно и несправедливо. Мы думаем, что жизнь сказочная, что в ней нет места больному воображению. Но мы живем, отдавшись правде... Все, кроме Гермионы. Она по-прежнему верила в то, что еще не все потеряно, что она еще сможет попытаться исправить все, что сделала сама. Еще сумеет изменить свои выборы. Ей просто нужен знак. Один знак… -Мисс Грейнджер, пройдите в мой кабинет. Сейчас же. Гермиона замерла, как вкопанная. Стальной голос профессора Снейпа застыл у нее в груди, словно огромная глыба льда. На пороге кабинета ЗОТИ возник сам Северус. Его лицо вновь приняло привычный облик спокойной серьезности и равнодушия к происходящему. Снейп стоял у входа и разглядывал лицо Грейнджер, которая продолжала ошеломленно стоять на месте. Выгнув бровь, профессор скрылся в дверном проеме, махнув подолом своей фирменной черной мантии. Тревожно прокашлявшись, Гермиона шагнула в кабинет, закрыв за собой дверь. -Я по-прежнему держу все в тайне, профессор, -взволнованно начала Грейнджер с порога, -Даю слово, ни одной живой душе не будет известно о… -Присядьте, -оборвал Гермиону Северус. Грейнджер, неуместно кивнув, прошла вглубь кабинета и робко приземлилась на стул одной из парт, стоявших рядом с учительским столом. Гермиона принялась заламывать пальцы, ожидая очередного скандала. Однако Снейп лишь обогнул парту Грейнджер и облокотился на свой дубовый стол. Теперь профессор возвышался над Гермионой, такой гордый и величественный. Он скрестил руки на груди и вновь принялся всматриваться в обеспокоенное лицо своей студентки. Но теперь в глазах Северуса сквозила неведомая печаль, такая глубокая и долгая, что Грейнджер поневоле открыла рот. -Я вижу в ваших глазах прежний проблеск надежды, -загробным голосом начал Снейп, -что изменилось за эти несколько дней? Гермиона не решалась заговорить. Действительно, что могло измениться за пару дней? Что могло стать причиной ее внезапного оживления? Ведь все было по-прежнему. Малфой не желал ее видеть ни секунды, он четко дал ей понять не приближаться к нему. Грейнджер по-прежнему было больно и страшно, и она также не знала, что делать и думать. Неужели пара слов Фреда смогли вселить в нее надежду? Невозможно. Может быть, она просто научилась жить с любовью к Драко, не видя возможности подарить ее ему?.. -Я…, -Гермиона запнулась, подбирая слова, -Я надеюсь на то, что еще можно попытаться что-то исправить. Но я не знаю как. Северус вопросительно поднял бровь: -Неужели вы, мисс Грейнджер, не знаете, как можно все исправить? -Я не думаю, что Драко захочет, чтобы я пыталась что-то исправить. -А вы вольны решать за него? Вы владеете искусством легиллименции настолько хорошо, что прочитали его мысли на расстоянии? -Да он даже не хочет видеть меня, о чем вы, профессор! -взгляд Гермионы исказился знакомой болью, -Как я могу что-либо исправить, если он даже не позволяет мне приблизиться к нему! Я даже в школе его не вижу! Снейп тяжело вздохнул. Следующие слова явно давались ему с трудом, но Северус все же отчаялся заговорить с не менее отчаянной студенткой: -Я хочу рассказать вам одну историю, мисс Грейнджер. Не потому, что меня так волнуют ваши судьбы, а потому, что я не хочу видеть ваши страдания долгие годы после. Гермиона перестала ерзать на стуле и замерла. Лицо профессора отражало скорбную боль, к которой, казалось, можно прикоснуться. Немного помолчав, Снейп начал свой рассказ: -Когда я был ребенком, меня считали изгоем. Никто не хотел общаться с одиноким мальчиком, который одевался в обноски своей матери. Надо мной смеялись, а я ненавидел всех вокруг. Однажды я встретил девочку, которая, единственная из всей округи, не высмеяла мой внешний вид и мое одиночество. Мы проводили много времени вместе, и так стали лучшими друзьями. Она была для меня самым ярким светом, который не погас в моей груди до сих пор. Она была единственной, кто в первую очередь видел во мне человека, а не нищего оборванца… Сердце Грейнджер сжалось. Слова Северуса задели ее за живое, оголив самые больные струны души. А Снейп продолжал: -Она оказалась волшебницей, как и я. Мы вместе поступили в Хогвартс, ее определили на Гриффиндор, а меня на Слизерин. Я просил ее выбрать мой факультет, но Распределительная Шляпа отнеслась к вопросам ее внутренних качеств по-иному. Однако, несмотря на вражду факультетов и мою дружбу с не очень хорошей компанией, эта девочка продолжала дружить со мной… А я продолжал любить ее так же сильно, как в первый день нашего знакомства, когда я впервые увидел ее глаза. Я не решался признаться ей в своих чувствах, боялся, что наша дружба закончится, и у меня не останется ни одного дорогого мне человека… Гермиона почувствовала, как в ее глазах начали скапливаться слезы. Неужели Северус, такой злой и жестокий снаружи, способен на столь самоотверженные чувства и глубокую любовь? Как же обманчива внешность! И это неоспоримо. -После пятого курса, -голос Снейпа мрачнел и наполнялся нестерпимой болью, -Мы очень сильно повздорили. Я просил прощения, и она приняла мои извинения. Но после этого наши пути разошлись. В совершенно разные стороны. -Что потом? -едва слышно прошептала дрожащим голосом Грейнджер. -Она… вышла замуж за другого, -с этими словами лицо Северуса исказилось гримасой мимолетной, но такой сильной боли, -У них была истинная любовь, которая подарила им ребенка. А я…остался один. Как и полагал. -Профессор Снейп…, -Гермиона прикрыла рот рукой, и по еще щекам стали скатываться редкие слезы сострадания. -Я не прошу жалеть меня, мисс Грейнджер, -Северус слегка отвернул голову от ученицы, -Я рассказал вам эту историю не для глупой и бесполезной жалости. Из-за собственной глупости и страха я потерял первую и последнюю любовь своей жизни, и до конца своих дней буду винить себя за это. Я должен был бороться за нее, но я остановился на половине пути. И теперь я изо дня в день расплачиваюсь за детскую ошибку огромными муками. Грейнджер шмыгнула носом, пытаясь успокоить свои слезы, которые появились совершенно случайно. Она понимала каждое слово профессора, но она даже представить себе не могла, как могут люди ошибаться насчет других. Доводы против профессора Снейпа теперь казались ей совершенно незначительными – вся его холодность и злость скрывала лишь раненую до основания душу. -Почему вы рассказываете мне об этом, профессор? -дрожащим голосом произнесла девушка. -Потому что, мисс Грейнджер, -голос Северуса был отстраненным и грустным, -я хочу, чтобы вы поступили правильно. Жизнь – отнюдь не сладкая вещь. Напротив, она очень горькая и болезненная. Но, если судьбой вам по воле случая был предоставлен шанс быть счастливой – держитесь за него крепко. Ваши мечты, скорее всего, разрушатся, война заберет у вас дорогих людей и близких друзей. Но моменты счастья от осознания того, что вы сделали правильный выбор, уйдут вместе с вами в могилу. Если вы чувствуете, что должны все исправить – исправляйте. -Но в данном случае не все зависит только от меня..., -начала Гермиона. -Ошиблись вы, мисс Грейнджер. Вам и исправлять, -Снейп ненадолго замолчал, а затем, обдумав свои мысли, продолжил, -Драко Малфой – не плохой человек. Он ступил на неправильный путь, но его вины в этом не больше, чем знаний у мистера Уизли в голове. Мистер Малфой сам расскажет вам детали своей жизни, которые сочтет нужным. Но в его злости, которая видна всем, кроется лишь заблудшая душа, у которой нет четких ориентиров. Его всю жизнь бросают по сторонам, как жалкую игрушку, и он поддается всему потому, что у него никогда не было достойных примеров для подражания. Я понимаю его страдания и оправдываю его. -Но… -Я не могу заблуждаться, мисс Грейнджер. Я видел куда больше, чем вы. Гермиона молча кивнула и опустила голову в пол. -Я очень виновата перед ним, -Грейнджер вновь шмыгнула носом, -Если бы я только знала, где он… -Сегодня я видел его на втором этаже школы, -уголок губ Северуса слегка дернулся, отражая мгновенную короткую улыбку, - Постарайтесь найти его, пока… не стало совсем поздно. Гермиона подлетела со стула, позабыв о всех своих вещах, лежавших на парте. Слезы на ее глазах мгновенно высохли, и на их место пришла слепая уверенность и готовность пережить все, что ей уготовит судьба. Она получила свой знак, и возможность все исправить заискрилась перед ней ярким светом, который не позволял видеть перед собой ничего больше. Грейнджер рванула к выходу, но, уже дойдя до порога, резко остановилась и обернулась на Снейпа. -Спасибо профессор, -Гермиона слабо улыбнулась, -и… простите меня. Мне не стоило кричать тогда, в кабинете. Северус молча кивнул в ответ. -В начале года я попросила именно вас тренировать меня потому, что в глубине души я знала – вам можно доверять, -Грейнджер вздохнула и просмотрела профессору прямо в глаза, -Вы – не плохой человек. И мне жаль, что боль часто принимают за злость и слабость. Снейп резко отвернулся к окну. Он принялся разглядывать весенние ландшафты вечерней природы, постепенно погружавшейся в ночь. Гермиона замялась на пороге. Было еще несколько вопросов, которые ей так сильно хотелось задать. -А где сейчас эта женщина? Которую вы любите? Она до сих пор счастлива со своим мужем? Губа Северуса дернулась и поджалась, а его черные глаза заискрились от внезапной боли, будто Снейпа только что ударили по сердцу. -Ее уже нет в живых, -сквозь зубы процедил Северус. Грейнджер виновато опустила глаза. Она прочувствовала внезапную боль профессора. Он упустил свой шанс. Навсегда… -А как ее звали? -неуверенно спросила Гермиона. -Поторопитесь, мисс Грейнджер, -сухо ответил Снейп, -Время не любит ждать. Осознав, что откровения профессора на этом закончены, Гермиона рванула прочь из кабинета навстречу возможному счастью. Она знала, что ее разговор будет тяжелым, возможно, он ни к чему не приведет, но она хотела быть уверенной в том, что попыталась исправить свои ошибки, изменить свои выборы. Она не знала, где искать Драко, не знала, что будет говорить ему. Ей было плевать. Она так отчаянно желала все исправить, что ее мозг окончательно дал сбой, отдавая весь рассудок сердцу. А, как нам уже известно, действия сердца не имеют здравого смысла… Оставшись один в пустом кабинете, Северус приник лбом к холодному стеклу. Его брови истошно задергались, сжавшись на переносице. Старая боль обожгла его душу с новой силой, когда в мыслях Снейпа вновь возник образ его Лили, которую он так глупо и бессмысленно потерял. -Прости меня…, -тихо прошептал вечернему ветру Северус. В его сердце теплилась надежда на то, что он, возможно, поможет двум людям обрести свой путь рука об руку. Грейнджер может спасти Малфоя, может, она сумеет убедить его бросить все и бежать. А об остальном придется позаботиться самому Снейпу. Непреложный Обет – закон, который нельзя нарушить. Душа Северуса все равно потеряна, но он не мог позволить кому-то еще обречь себя на подобные муки. Эти двое должны попытаться спасти друг друга, ведь у обоих есть шанс изменить ход ужасной войны , которую предстоит пережить несметному числу невинных душ…***
Саундтрек: Hold Me Like You Used To – Zoe Wees Блейз сидел на берегу Черного Озера один, наблюдая за безмолвно темнеющей ночью. Ее тяжелые крылья накрывали Хогвартс, который издалека напоминал красивую картину безмятежности, обрамляющую безумие. В окнах одни за другими отключались фонари и лампы, и последние блики жизни исчезали с натюрморта. Теперь школа напоминала одинокую скульптуру, скрывавшую в себе тайны и скорбную боль. Забини бросал камни в озеро, оставляя на зеркально гладкой поверхности воды следы ряби. Парень был погружен в тягостные раздумья, которые не оставляли его ни на секунду. Блейзу было чертовски одиноко. Впервые в жизни он чувствовал себя опустошенным, безобразным человеком с душой, которую не может принять даже он сам. Его внешность, безотказный инструмент, сейчас представлялась Забини уродливой деталью его существования, отягчавшим его. Зачем красота, если любят только за нее? Зачем искусство, если его игнорируют? Зачем любовь, если она так жестока и несправедлива к одним, и лестна лишь к немногой части, что ее не заслуживает?.. Блейз швырнул очередной камешек в реку. На этот раз он не пронесся по воде, а лишь громко утонул поблизости с парнем. Забини громко вздохнул и опустил голову в руки, закрыв глаза. Когда сонная природа перед его глазами превратилась в черную пустоту, в мыслях Блейза начали всплывать мимолетные образы, которые усилили его душевную боль. Скримджер наотмашь бьет Забини, и парень, едва удерживаясь на ногах, отчаянно кричит проклятья, которое тут же утопали в пустом эхо стен. Его красавица мать, которая сидела в своем восхитительном пеньюаре посреди роскошной гостиной их особняка и совершенно ничего не знала о своем сыне. Она пила вино и смеялась с очередным ухажером, не ведая, какие ужасы таятся в душе ее мальчика. Малфой, который изо дня в день находился на грани жизни и смерти и мог в любой момент оставить Блейза одного. Гермиона, которая, несмотря на их дружбу, все равно никогда не сможет понять мир Забини. И Джинни, целующая свою первую любовь так нежно и осторожно, словно боялась разбить ее… Все эти моменты и люди мелькали перед глазами Блейза, унося с собой последние частицы его разбитой души. Забини убрал одну руку от лица и приложил ее к сердцу. Гнусный орган существования продолжал биться в унисон дыханию. Блейз стиснул ткань свитера, проклиная себя за то, что по-прежнему пытается на что-то надеяться. Глупое сердце "героя"! Почему оно продолжает жить, если ее обладатель просто существует? Зачем оно ему, если ему нельзя найти применение? Забини каждый день надеется на лучшее, верит в то, что он изменится и преодолеет все трудности. Но он один, и некому гордиться его успехами. Это было чертовски больно. Позади Блейза послышались аккуратные шаги. Чьи-то ноги тихо ступали по сырой земле, пытаясь не разрушить единение парня с природой. Спустя несколько мгновений Забини уловил рядом с собой знакомые нотки женских цветочных духов, и его душа сжалась так сильно, что у Блейза едва не перехватило дыхание. Джинни села на широкую корягу у самой воды, на которой задумчиво сидел Забини. Теперь они были так рядом, что их плечи едва касались друг друга тканью их свитеров. -Мы с Гермионой искали тебя, -неуверенно начала Уизли, -Она хотела поговорить с тобой…, и я тоже. Блейз слегка повернул голову на девушку, но, ничего не ответив, отвернулся и принялся вновь смотреть на искрящуюся гладь озера. Джинни, почувствовав резкий прилив страха, заговорила резким, неуверенным голосом: -Ты теперь собираешься меня избегать? Отлично, я ведь знала, что так и будет. -Тебя трудно избегать, Джинни, -вздохнув, ответил Забини, -Но сейчас я хочу побыть один. И завтра, и послезавтра тоже. Страх, неподдельный горький страх разлился в груди Уизли. Весь ее голос вмиг потерял всю резкость, и теперь девушка действительно боялась. Ведь она знала, что произошло недавно. И теперь она сомневалась, что мулату об этом неизвестно. Джинни заговорила слабым, нервным голосом: -Блейз, все в порядке? -Нет, -немного помолчав, ответил Забини. -Тогда скажи, что случилось? -Ты не захочешь об этом разговаривать. Да и я не хочу начинать пустые выяснения отношений. Это не мое. Уизли ошарашенно замотала головой и отвернулась, устремляя взгляд вдаль. Блейз до крови закусил нижнюю губу. Слова так и рвались наружу. Он устал, слишком устал держать все чувства в себе, забивая их до смерти своими несбыточными надеждами. И все же его отчаяние взяло верх. -Я видел вас с Поттером в Выручай-комнате. Я был там до того момента, как ты убежала, -со звериной болью в голосе подал голос Забини. Джинни не пошевелилась. Напротив, она замерла, как вкопанная, а ее взгляд остекленел от страха и тревоги, которые сменились на стыд, отозвавшийся в легком трепете ресниц. -Ты… следишь за мной? -Уизли сказала это без злобы, она надеялась разрядить обстановку. -Я был там по своим делам, -оскорбившись, резко отозвался Блейз, -Поверь, у меня нет никакого желания наблюдать за тем, как ты упиваешься любовью к этому… Поттеру. Сердце Джинни истошно забилось. Она знала, что не имела права играть чувствами Забини, знала, что его терпению когда-нибудь придет конец, что она должна сделать выбор… Но услышав слова Блейза Уизли поняла, что тепло, которое он безотказно дарил ей, сейчас исчезает в темноте. И это звучало как прощание, которое отдавало в душе Джинни неизмеримой мукой, которой она так боялась, которую она так оттягивала… -Блейз, все не так, как ты подумал..., -начала было Уизли, но Забини тут же ее перебил. -А это можно понять иначе? -Блейз повернулся к девушке, и в его черных глазах сквозила мучительная боль, -Джинни, не делай из меня дурака. Прекрати пытаться объясниться передо мной в чувствах, которые ты не в силах контролировать. -Хочешь спихнуть все на минутное помешательство и юношеские гормоны? -глаза Уизли наполнились тревожным удивлением. -Хочу спихнуть это на любовь, -со скорбью в голосе отозвался Забини. Мулат вновь замолчал и отвернулся к озеру. Он подобрал с земли очередной камешек и пустил его по воде. В этот раз бросок оставил после себя самый длинный след. Блейз еще некоторое время молча сидел на краю коряги, но затем резко встал и повернулся лицом к Джинни. Теперь его лицо искажала гримаса боли, которая напоминала лицо умирающего в Азкабане преступника, нарушившего самые серьезные законы. Эта боль сочилась из Забини, и Уизли почувствовала, как к ее глазам начинают подступать соленые слезы. -Джинни, я не могу так, -голос Блейза был полон мучений, -Я… люблю тебя и был готов ждать тебя. Но не тебя с Поттером. Уизли вскочила с коряги так резко, что у нее закружилась голова. Она забегала глазами по лицу Забини, пытаясь отыскать в нем хотя бы долю сомнений. Но он не сомневался. -Но мы с Гарри…, -Джинни попробовала оправдаться, чувствуя, как ее начинает трясти. -Не понимаете, что происходит между вами? -горько усмехнулся Блейз, и в его взгляде проскользнула ненависть, -Да-да, я слышал это много раз. -Почему ты злишься на меня? -уловив взгляд мулата, Уизли отчаянно попыталась вернуть все обратно. -Я злюсь не на тебя, а на него. -Почему? -Потому что ты любишь его. Джинни замолчала. Все мысли и слова разом исчезли из ее головы, и на их место пришел знакомый страх. Страх того, что она теряет Блейза. Забини находился на грани, которую он уже собирался переступить. И, сколько бы Уизли не пыталась все исправить, сейчас это было ни к чему. Нельзя вылечить долгую боль за секунду. -Блейз, я… я…, -Джинни сорвалась с места, увидев, что Забини двинулся в сторону школы, -ты не понимаешь… -Джинни, хватит! -Блейз вдруг резко повернулся к девушке, закричав ей в лицо, -Скажи уже что-нибудь стоящее! Настоящее! Собравшись с силами, постепенно покидающими ее, Уизли выпалила первое и самое честное, что пришло ей в голову в тот момент: -Проблема в том, что ты прав! Я люблю Гарри! Но я люблю и тебя! Я-я запуталась, и не понимаю, что должна сделать дальше! В ответ на ее крики Забини лишь с горькой насмешкой покачал головой. -Определиться. Нельзя любить двоих одинаково. -Но я не могу сделать этот выбор, Блейз! -к глазам Джинни начали подступать холодные слезы, которые размывали образ героя ее сказок перед глазами. Забини, наблюдая за тем, как в глазах Уизли скопились горькие слезинки мучительного выбора, отвернулся и зажмурился. Он едва сдерживался от того, чтобы не броситься бежать, или упасть на колени и расплакаться от своего же выбора. И от ее тоже. Блейзу было слишком больно. Чересчур, поэтому он, сжав руки в кулаки, вновь повернулся к Джинни и похоронным голосом произнес: -Нам пора перестать видеться. Глаза Уизли потемнели. -Чт-то? -Я понимаю, что сделаю себе только хуже, -Забини говорил кратко, едва сдерживая горькие слезы, -Но время лечит. Я надеюсь, что мы оба исцелимся. Джинни истошно замотала головой, не веря собственным ушам. По ее щеке скатилась первая слеза боли от прощания. -Блейз, нет… На этот раз не выдержал Забини: -Джинни, теперь я прошу тебя. Мне больно видеть тебя с Поттером. Мне больно засыпать с мыслями о том, как я люблю тебя, и как ты любишь его, и что мы, возможно, никогда не сможем быть вместе. Я страдаю, понимаешь? Вокруг меня одна фальшь и разочарование. От моей семьи уже давно осталось лишь одно название, а мои друзья могут исчезнуть из моей жизни в любой момент. Так зачем давать мне ложные надежды? Зачем делать вид, что я чего-то стою в жизнях других? Уизли, слыша каждое слово Блейза, которое отдавало глухими стуками боли в ее сердце, плакала все сильнее. Ее слезы стекали по щекам серебристыми водопадами, которые, опускаясь на землю, распадались на тысячи несбывшихся мечтаний, которые Джинни уготовила именно Забини. В одну секунду ей стало нестерпимо больно. Настолько, что ей хотелось лишь кричать и умолять Блейза остаться. И она выбрала второе. -Блейз, пожалуйста…, -хриплым голосом прошептала Уизли. -Джинни, прости, -глаза Забини заблестели и, увы, не от лунного света, -Я люблю тебя, и не хочу делать тебе больно. Но ты должна сделать выбор. А я должен оставить тебя Поттеру. Блейз сделал еще один шаг. Ближе к школе и дальше от нее. Он уходит. Он исчезнет, растворится в воспоминаниях, больше никогда не придет к ней. Это было сродни смерти, ведь что-то в сердце Уизли действительно умирало. Продолжая стоять на месте, Джинни закричала от отчаянного бессилия: -Ты сдаешься? Ты… ты же обещал мне! Обещал спасти меня! Ты обещал!!! Забини обессиленно опустил голову. Он шмыгнул носом, а затем, подняв глаза на Уизли, едва слышно произнес: -Да, Джин, я сдаюсь. Мне слишком больно, чтобы продолжать бороться. Уизли замолчала. Сердце в ее груди билось настолько громко и быстро, что у Джинни подкосились ноги. Блейз, еще раз пробежавшись раненым взглядом по ее заплаканному лицу, с болью во взгляде отвернулся и пошел в сторону школы, едва переставляя ноги. В одну секунду вся душа Джинни упала далеко вниз, туда, где хоронят разбитые сердца. Что-то в ней ломалось так быстро и отчаянно, что Уизли не могла контролировать себя. Отчаяние и боль смешались с мимолетной надеждой на лучший исход. Собравшись с силами, Джинни, сделав пару неуверенных шагов за Забини, глухо крикнула, разрезая своим страданием пустоту: -Блейз! Забини остановился, но не стал оборачиваться. Уизли зажмурилась так сильно, что в темноте закрытых глаз стали виднеться звезды. -Поцелуй меня, -едва слышно прошептала Джинни, надеясь, что он ее услышит. -Я не буду…, -донесся издалека неуверенный голос Блейза. -Поцелуй меня, прошу! -даже через закрытые глаза по щекам Уизли продолжали стекать слезы. Джинни стояла до последнего, боясь открыть глаза. Она была уверена, Забини ушел. И у нее даже не хватило сил и смелости посмотреть на него еще раз… Но внезапно губ Уизли коснулись чьи-то теплые губы. Нежно и осторожно, словно боясь разрушить то, что еще осталось, Блейз прикоснулся к губам Джинни своими губами, и сердца обоих сжались от прощального финала. Оба верили, что можно что-то изменить, но каждый из них не знал, что. Им было нестерпимо больно. И этот поцелуй, который оба осмелились про себя назвать последним, был самым страшным, что можно пережить. Чувствовать момент, который уходит навсегда, ощущать губы, которые больше не коснутся тебе и умолять о том, чтобы этот момент не кончался никогда – самое тяжелое, что бывает в жизни. Когда Забини разорвал поцелуй и Уизли ощутила привычный холод на своих губах, страх и боль окутали ее тело так сильно, что она не смогла дышать. Момент закончился, а страдание осталось. Джинни схватила холодными дрожащими руками кисти Блейза и, крепко сжав их, посмотрела на Забини. Мулат также открыл глаза, и теперь его зрачки застилала знакомая пелена горьких слез. Уизли издала тихий стон неимоверной боли. Услышав его, Блейз прислонился лбом ко лбу Джинни. Ему так не хотелось уходить. Он не мог покинуть ее, не мог. Но боль была сильнее здравого смысла. -Я прошу тебя, не уходи…, -дрожащим голосом прошептала Уизли. -А я прошу тебя выбрать меня…, -прошептал Забини, и по его щеке покатилась одинокая слеза настоящей боли… Джинни, плача, провожала взглядом Блейза, который исчез за горизонтом ландшафта. Она вновь и вновь прокручивала у себя в голове каждое слово Гермионы, каждый ее взгляд. Кажется, теперь Уизли понимала все. Она сама виновата. Виновата во всем. Она должна была определиться раньше. Она не должна была просить Блейза подыграть ей тогда, в октябре. Она не должна была причинять ему боль. И она пыталась, правда пыталась этого не делать. Но почему все равно все вышло иначе?? Почему судьба не дала ей шанса? Зачем любовь, если она так жестока и несправедлива к одним, и лестна лишь к немногой части, что ее не заслуживает?..***
Саундтрек: Writing’s On The Wall – Sam Smith Грейнджер пулей преодолела винтовую лестницу, ведущую в Астрономическую башню. Запыхавшись от бега и переполняющих ее эмоций, Гермиона, переводя дух, остановилась у входа на площадку. Наверху было холодно. Сильный, промозглый ветер леденил кровь. У края башни, облокотившись на балкон, стоял Малфой. Он задумчиво смотрел вдаль, по привычке разглядывая блестящую гладь Чёрного Озера, утопающего в ночи. Словно почувствовав присутствие Грейнджер, верхняя губа Драко дернулась от нескрываемого отвращения. Он стоял, не оборачиваясь. От него снова отказались, и четко дали это понять. Ему не нужны были лишние объяснения. Малфой злился, он был в бешенстве на Грейнджер, на весь мир, на себя… Люди не могут принять его таким, какой он есть. Они никогда не смогут понять мотивы его действий. И, если он никому не нужен, Драко не желал слушать лишних объяснений. Грейнджер, наконец восстановив дыхание, ощутила, что дрожит. Широкие плечи Малфоя безжизненно возвышались над балконом. Сейчас, они казались ей такими чужими и далекими. И в этом была лишь ее вина. Она сделала свой выбор. Беспорядочный, неосознанный. Но она отказалась от того, кто был почему-то так чертовки нужен ей. Отказалась сама. Потому что испугалась последствий. Потому что не понимала мотивов. Потому что не хотела даже и думать, что этот человек, сумевший вскрыть ее далекий сосуд души и проникнувший в ее сердце, в конечном счете оказался монстром. Потому что впервые не знала, чем она может помочь. -Один вопрос, -голос Гермионы едва держался ровно, -Почему? -Грейнджер, -Малфой, по-прежнему не оборачиваясь, лишь сильнее сжал прутья балкона, -Я четко дал тебе понять, что следует отъебаться от меня. Что мне нужно сказать, чтобы ты отстала? -Ничего, пока я сама не решу отстать от тебя, -сердце Гермионы болело, оно разрывалось и падало в бездну. -Тогда скажу следующее. Иди нахуй. Такой же грубый, как раньше. Неимоверно чужой, холодный и далекий. По щеке Гермионы скатилась слеза. Ее голос сорвался. Душа упала. Она заслужила эти слова. Она сама их выбрала. И она понимала, что вряд ли сможет что-либо исправить. Но ее сердце так отчаянно хотело ещё раз прикоснуться к душе Драко. К раненой. К чёрной. К самой злой. К любой. Грейнджер дрожащим голос выдавила: -После всего, что между нами было, ты от меня отказываешься? Малфой хрипло засмеялся: -Если мне не изменяет память, Грейнджер, ты это сделала первая. Теперь тебя ничего не связывает с таким чудовищем, как я. У тебя есть Диггори. А я не хочу даже вспоминать, что между нами что-то было. Гермиону затрясло. Драко нарочно делал ей больно, раня самыми едкими словами оголенные провода ее души. И у него это прекрасно получалось. Грейнджер едва слышно прошептала: -Драко, не говори так… -А как мне говорить? -Малфой наконец провернулся, устремив свои глаза на Гермиону, и его сердце дрогнуло в ответ, -Разве ты так не считаешь, Грейнджер? Ебись с Диггори, вяжи ему блядские свитера для квиддича, живи своей уебищной жизнью хорошей девочки и оставь меня в покое. -Прекрати сейчас же! -Каждое слово, сказанное Малфоем, отчего-то вызывало в Гермионе больное отвращение. -Я хочу, чтобы ты ушла нахуй отсюда! -Малфой наконец закричал, словно сходя с ума от злости, обиды и боли. -Я не уйду! -Поздно, Грейнджер! Оба замерли. В висках у обоих гудело. Малфой думал, будто сейчас взорвется, а Грейнджер чувствовала, что сейчас спрыгнет с Астрономической башни. Сердца у обоих бешено стучали, ударяясь и разливаясь о грудные клетки. Им обоим было слишком мало, но слишком больно. Грейнджер тонула в отчаянии. Оно заливало весь ее разум. Гермиона не могла, просто не могла отпустить его. Эти больная привязанность, раненая любовь, возникнувшие за пару месяцев, были сильнее всех ее прежних чувств и эмоций. Она не могла его отпустить. Она не хотела. Грейнджер от безысходности закричала, справившись с теми отчаянными словами, томившимися в ее душе: -Тебе всегда дают вторые шансы! Я пришла к тебе сейчас, потому что хочу все исправить, потому что я дала тебе второй шанс! Почему ты так жесток?! -Мне не нужны твои ёбаные подачки в виде шансов, Грейнджер! Мне не нужны твои попытки все исправить! У меня нет времени, чтобы давать вторые шансы. Мне не нужна ты! Слёзы брызнули из глаз Гермионы. Это была последняя капля. Это – чрезмерно больно. Смертельно. Но Грейнджер сквозь слёзы увидела тот больной, обиженный и виноватый блеск в глазах Малфоя, когда тот увидел ее слёзы. Ему тоже было больно. И однозначно сильнее, чем ей. Подобрав свою гордость, Гермиона дрожащим голосом, но твёрдо произнесла: -Нет, нужна. Малфой злобно сверкнул глазами. Но в этой злости тонула та обида, та боль, которую Гермиона понимала. Она знала, как это: испытывать давящую боль каждую секунду, потому что человек, в котором ты нашёл избавление, отказывается от тебя. Человек, которого ты любишь, уходит, не оборачиваясь. Малфой сквозь зубы прошептал: -Я сказал, иди нахуй, Грейнджер. Гермиона отчаянно замотала головой. Малфой громко вздохнул. Она не уйдет. Ему было противно видеть ее, противно вспоминать, что он думал о том, что Гермиона, возможно, не станет отказываться от него. Ему было слишком обидно. Ему было слишком омерзительно. Даже от самого себя. -Я спросила вначале, почему? -дрожащий голос Гермионы перекрывался холодом, ветром и потоком слез. -Потому что захотел, -Малфой с силой сжал скулы, пытаясь не завыть, -Захотел власти и силы. -Ты врешь! -Гермиона зажмурилась, пытаясь перекричать ветер. -Прекрати пытаться искать во мне хорошее, Грейнджер! Ты уже во всем убедилась! -отчаянно закричал Драко. -Я буду искать в тебе хорошее! Я не перестану! -горькие слёзы Гермионы мгновенно высохли на ее лице, сменяясь кричащим отчаянием, -Почему ты принял Метку? -Грейнджер, хватит! -голос Малфоя дернулся, срываясь, -Прекрати этот цирк! Я не обязан тебе объясняться! -Нет, обязан! -Грейнджер завизжала от боли, -Просто скажи причину, Малфой! Скажи! Посмотри мне в глаза и назови настоящую причину, какой бы она ни была! Скажи, что ты действительно этого хотел, скажи, что ты хотел стать похожим на Волдеморта, скажи мне правду! Это мое решение, что делать с этим дальше! Глаза Малфоя сверкнули. Их пронзили слёзы. То ли от ветра, то ли от боли, они собрались в уголках его глаз, боясь вырваться наружу. Малфой дрожащим голосом прокричал, оглушая ветер: -У меня не было выбора! Грейнджер на одно лишь мгновение замерла, а затем в истерике закричала в лицо Драко: -Выбор есть у каждого! Вопрос в том, какое решение ты принял, и почему! У тебя был выбор, Малфой! Почему ты стал Пожирателем, а не вступил в Отряд Дамблдора? Почему?! Почему?! Скажи! Малфой, набрав в легкие воздуха, из последних сил, борясь с неописуемой болью в душе, закричал в пустоту, разрезая отчаянным, израненным криком воздух: -Я выбрал семью! Все словно замерло. Драко остановился и замолчал, шумно вздыхая. Его плечи подрагивали, а тело трясло от холода и боли, которая с удвоенной силой врезалась в его сердце. Отчаянные, больные слёзы хлынули из глаз Гермионы с удвоенной силой. Они закрыли ей все, все, что можно было увидеть перед собой. Три слова. Три чертовых слова. Они пронзили ее сердце настолько глубоко, что девушка не могла пошевелиться. Она все поняла. Как она виновата. Она такая дура. Гермиона зажмурилась, пытаясь унять слёзы. Но та боль в ее душе словно выплескивала их с новой силой. Ее сердце разорвалось на две части. На до и после. Оно остановилась и замерло в настоящем, а душа с грохотом упала, заставляя все мысли остановиться и исчезнуть. Сквозь слёзы Гермиона разглядела, где стоял Драко. Дрожащей от холода и эмоций рукой, она смахнула один из потоков слез ладонью, а затем на ватных ногах бросилась к Малфою. Подлетев к нему, Гермиона в слезах обхватила руками его лицо и принялась целовать его. Она целовала его щеки, нос, и ее соленые слезинки мочили белоснежную кожу Драко, оставляя на ней замёрзшие следы. Малфой не двигался. Он стоял, по-прежнему вздрагивая. Но Грейнджер было плевать. Ей было плевать на холод, на ветер, на Метку, на войну, на все, на все в этом мире. Не унимая слез, Гермиона шептала, зная, что Драко слышит каждое ее слово: -Прости, прости меня, Драко… я такая дура… я думала, я думала… я просто идиотка… я знала, я всегда знала, что ты не плохой… прости за все, что я о тебе думала… я лю… прости меня, если сможешь, Драко… Словно что-то щёлкнуло в груди Драко. Он будто услышал предпоследние слова, пусть и недосказанные, пусть и не обдуманные. Малфой крепко обхватил руками талию Грейнджер, рывком притягивая ее к себе. Тело девушки, дрожа, беззвучно поддалось, обмякая в его руках. Драко целовал Гермиону, жадно, болезненно, скорбно. Он кусал ее губы, оттягивая их на себя, покрывал поцелуями каждый миллиметр ее щёк и подбородка, словно боялся пропустить хоть один. Словно он мог сейчас же исчезнуть. Сердце Малфоя треснуло. В него поверили. Его приняли. Он кому-то нужен. И этого было больше, чем достаточно. Три слова горели у Гермионы в сердце. Все ее стены, все барьеры рухнули. Грейнджер не сомневалась ни в чем. Им предстоит нелегкий путь. Но они оба сделали свой выбор, который скрепили отчаянным, израненным поцелуем надежды. -Я – самый ужасный выбор, Грейнджер, -Малфой, на секунду оторвавшись от Гермионы, шепнул ей это в губы, -Я даже не знаю, что будет завтра, что мне придётся делать. Я буду делать ужасные вещи, я причиню тебе боль… -Я знаю, -Грейнджер открыла глаза, рассматривая каждый миллиметр лица Драко, который стоял с закрытыми глазами, и его ресницы подрагивали от тяжести мыслей, -Мне плевать. Драко рвано выдохнул, обдавая щеки Гермионы тёплом и тем привычным запахом мяты, и принялся жадно целовать ее так, словно никогда бы не смог насытиться. Гермиона отвечала на его поцелуи такой страстью, смешанной с болью, словно в губах Драко заключено ее сердце. В этих серых, дождливых глазах….***
Саундтрек: Halo - Beyoncé Портрет, за которым находились покои старосты Слизерина, поспешно отъехал и исчез в темноте стены. Двое до боли в сердце влюбленных друг в друга человека влетели в гостиную, задыхаясь от безутешной страсти и восхитительной агонии. Все барьеры были разрушены. Этих двоих больше ничего не удерживало. Гермиона, которая едва не задохнулась от слез, сейчас с замиранием сердца погружалась в абсолютную, безотказную любовь к Драко. Ей казалось, будто она поняла само существование, истину жизни. Теперь Грейнджер и ее жизнь больше не станут прежними. Потому что она ни за что не откажется от своих чувств к Малфою и от него самого. Она сделала свой окончательный выбор. И, вспомнив все слова, сказанные ранее, не сойдет с этого пути. А Драко умирал в сладострастной агонии от того, что он нужен. Что он нужен до слова «лю…». Его хотят видеть любым, со всем злом, что плелось за ним. И он был поистине счастлив, возможно, впервые за долгое время. Ведь он был нужен ей также, как и она ему. Этого было достаточно, чтобы жить. Дверь в спальню захлопнулась под ударом его ноги, и Гермиону неожиданно охватило концентрированное возбуждение. Только Драко на этот раз не торопился. Он целовал ее, пока Грейнджер не лишилась рассудка, ощущая лишь его руки и ледяные длинные пальцы, ласкавшие каждый дюйм ее тела. Она теряла голову от каждого касания. Не отрывая губ, Малфой потянул вверх ее свитер, отступил и, задыхаясь, сорвал с себя пиджак. Ткань легла к его ногам, и Гермиона машинально наклонилась, чтобы ее поднять. — Не нужно, — велел Драко, не спуская с нее глаз и торопливо расстегивая рубашку. Они смотрели друг на друга пару мгновений, и эти секунды показались обоим сладостным забвением, всепоглощающей страстью, красивой историей, которая не имеет конца – лишь вечное начало. Когда она отвернулась, чтобы расстегнуть джинсы, Малфой, сорвав с себя последние предметы одежды, принялся наблюдать за Грейнджер, неспешно распускавшей волосы, собранные в пучок. В этой позе, с поднятыми вверх руками и слегка наклоненной головой, она напоминала ему самый прекрасный портрет, висевший где-то в Лувре. Когда последняя бронзовая прядь легла на плечи, Гермиона тряхнула головой и рыжий фейерверк заиграл бликами луны на ее плечах. «Она моя», — подумал Драко, сгорая от неистового желания — «Моя до конца». Он встал за спиной Грейнджер и, обняв ее за талию, привлек к себе. -А если я буду падать теперь, ты полетишь со мной? — прошептал он, и Гермиона едва заметно вздрогнула, а затем, без малейших раздумий, также шепотом ответила заветное «да». Драко повернул ее лицом к себе, подхватил на руки и бросил на постель, ложась на нее и приподнимаясь на локтях. Грейнджер чуть съежилась под его внимательным властным взглядом, вбиравшим каждый изгиб, каждую впадинку ее тела, и, когда их глаза встретились, задрожала, только сейчас полностью осознав, как он хочет ее. Малфой протянул руку, и коснулся ее губ медленным, воспламеняющим, легким, как прикосновение пушинки, поцелуе, едва гладя кончиками пальцев нежную шею. Гермиона прижалась к нему, и правая рука Драко мгновенно скользнула к груди, большой палец обвел напрягшийся сосок. Дразнящее, искушающее, соблазняющее прикосновение. Грейнджер обвила плечи Малфоя своими руками, пытаясь запечатлеть в своих ладонях каждый сантиметр. Его разгоряченная кожа казалась гладким атласом, обтянувшим сталь. На плечах дергались и сжимались мускулы, а его лицо словно высечено из мрамора. Он поистине великолепен. И принадлежит ей. До самого конца… Гермиона провела мизинцем по его губам, четко очерченным, тонким губам. Она посмотрела на Драко, который, не отрываясь смотрел на нее, словно вбирая в себя каждую искру ее взгляда. Его лицо было залито необузданной страстью, на шее выступила жилка. Грейнджер молча, покорно опустила веки и, обняв Малфоя, прижалась к нему и поцеловала. Его губы приоткрылись требовательно и настойчиво, язык проник в ее рот, пальцы стали медленно спускаться в низ живота, безмолвно требуя их впустить. Гермиона в беспамятстве принялась извиваться под его пленяющими ласками, всем телом умоляя о большем. Малфой оторвался от ее губ, накрыл поцелуем розовую вершину груди, и Грейнджер вцепилась ему в плечи, оставив на белоснежной коже кровавый след от ногтей. Драко, застонав, стиснул ее ягодицы, приподнял и ворвался в нее с такой силой, что Гермиона едва не лишилась сознания. Каждый медленный требовательный выпад подталкивал ее ближе к краю, но тут Малфой внезапно обхватил ее и перекатился на спину, увлекая за собой. Грейнджер, очутившись в позе всадницы, ошеломленно уставилась на него, и при виде ее испуганного раскрасневшегося лица Драко усмехнулся. На этот раз он хотел, чтобы она испытала истинное блаженство, перед тем как он окончательно потеряет контроль над собой. Протянув руку, он погладил Гермиону по волосам. -Ты такая красивая, Грейнджер, — прошептал он, лаская ее соски, и, едва она откинула голову и застонала, положил ладони на ее бедра, словно умоляя поскорее начинать. Гермиона не отличалась большой опытностью и не имела ни малейшего представления о том, как установить ритм и поддерживать его: замедляла движения, когда нужно бы быть настойчивой и поторопиться, изменяла темп в самые неподходящие моменты. Драко не мог предсказать, что она сделает в следующую секунду: Грейнджер держала его в подвешенном состоянии, возбуждавшем куда больше, чем все ухищрения опытных девушек. И стоило Малфою понять это, как Гермиона, внимательно следившая за лицом Драко, стала подчиняться каждому едва заметному его движению, и он забыл обо всем. Напряжение нарастало с каждым мгновением и с такой силой, что ему пришлось схватить Грейнджер за бедра, чтобы остановить ее. Притянув девушку к груди, Малфой попытался осторожно толкнуть ее на спину, лечь сверху и прижать к кровати, прежде чем вновь вонзиться в нее. Он впился поцелуем в ее губы, оттягивая и кусая, страстно желая поставить на ней свое клеймо, навсегда впечатать воспоминание о себе в ее мозг. — Открой глаза, — глухо пробормотал он. Длинные густые ресницы медленно поднялись. Огромные шоколадные глаза молчаливо молили об освобождении и прощении, и он так же безмолвно пообещал ей все наслаждения мира. Напрягшись как струна, Драко стал входить в Гермиону все глубже. Грейнджер ощутила знакомую пульсацию глубоко внутри. Пульсацию, которая не унималась, пока не взорвалась фейерверком острых ощущений, вырвавших из горла пронзительный крик. Малфой вошел в нее еще один, последний раз и задрожал от того же наслаждения, которое подарил ей. Прижав Гермиону к себе, Драко обессилено рухнул рядом... Они лежали у него на кровати. Была поздняя ночь, и луна, отражавшаяся в звездах, заливала своим мерцающим серебристым светом участки спальни, которые были не скрыты темнотой штор и тишиной любви. Голова Гермионы покоилась на груди Драко, в то время как он сонливо поглаживал ее тонкие плечи. Он рассказал ей все. Малфой поведал Грейнджер о Метке, как он ее получил, и что за ней стоит. Рассказал о пытках, которые были уготованы его матери в случае непослушания. Рассказал, как всюду слышал голос Волдеморта, грозящий уничтожить всю его жизнь. Драко также рассказал о задании, с которого и началась их с Гермионой история длиною в год. Рассказал о всех муках, ненависти, боли и страданиях, которые он переживал каждый день, и что его злость – не что иное как отчаяние и бессилие. Драко умолчал лишь о его предстоящем задании, которое ему предстоит выполнить. Вряд ли Гермиона сумеет вынести смерть Дамблдора от его руки, и вряд ли он сам сможет убить директора. Слушая исповедь Малфоя, Грейнджер чувствовала, как дрожит ее сердце. Она запоминала каждое слово, чтобы в этот раз не упустить ни единого звука. Теперь она все знала и все понимала, ей было больно и стыдно потому, что она всегда ошибалась. Она каждый день пыталась собрать в своей голове идеальный, как ей казалось, паззл, но теперь Гермиона осознавала – ее паззл был всего лишь деталью. Деталью огромной боли Драко, которую, не имея полной картины, невозможно осознать. Сейчас она стыдилась своих выводов, ведь каждый из них был сделан до издевательства ошибочно. Слушая каждое слово Малфоя, Грейнджер ощущала, как в ее сердце вспыхивает любовь. Она загоралась новым огнем, который до этого был не изведан душой Гермионы. Синее пламя великой, чистой и безумной любви, которая заставляла идти на край света за одним лишь человеком. Да, это чувствовали оба. В каждом вздохе и прикосновении. В ту ночь они, не произнеся ни слова, поклялись защищать друг друга, во что бы то ни стало. Защищать от мира, от будущей войны, от боли и от самих себя. Каждое касание кричало о том, что их любовь, вспыхнувшая на обломках разума, в бездне неизведанного зла – самое чистое, чего они когда-то касались. Безумие, правда? Да, оба сходили с ума от чувств, которые переполняли их душу настолько, что хотелось кричать. Но молчание говорило о большем. Гермиона и Драко словно дали друг другу Непреложный обет, связав себя признанием, тайной и любовью. И, если их обещание нарушится, они точно умрут, ибо невозможно жить, потеряв эти чувства. Есть в любви что-то магическое, самоотверженное. Мы говорим о комфорте, о мирских ценностях, но в настоящей любви также кроется волшебная связь. Объятия возлюбленного ощущаются как триумф, а каждое его слово звучит как признание. Любовь – это когда не стыдно, ничего не страшно. Когда тебя не подведут, не предадут. В тебя просто верят… -Не могу поверить, что ты так страдал весь год, Драко, -безутешно прошептала Гермиона, -Неужели и вправду не было другого выбора? -Передо мной поставили четкие условия, -с тяжестью в голосе ответил Малфой, -либо моя свобода, либо жизнь моей матери. А она – самый дорогой человек в моей жизни… один из них. Я не мог по-другому. Грейнджер замолчала. Ее душа вдруг наполнилась немыслимой тяжестью, которая вторила словам Драко. Гермиона аккуратно провела рукой по его груди, чувствуя, как от ее касания напряглись мышцы. После недолгого молчания, Малфой неожиданно заговорил холодным и обреченным голосом: -Эту неделю я был в поместье. Присутствовал на собраниях Пожирателей и ходил с ними на задания. Я теперь один из них. На весь миллиард процентов. Грейнджер перестала дышать. Ее сердце содрогалось от каждого слова Драко, сказанного с такой глубинной болью, что мозг Гермионы отчаянно пытался терзать себя мыслями. -Я понимаю, -дрожащим шепотом ответила Грейнджер. -Я должен буду выполнить то, что мне скажут. -Мы что-нибудь придумаем, -тяжело, сглотнув, произнесла Гермиона, а затем, немного помолчав, тихо прошептала, -Ты убивал кого-нибудь? -Нет, -ответил Драко и, зажмурившись, добавил, -пока что. Услышав эти слова, Грейнджер лишь сильнее обняла Малфоя, прижавшись к нему всем телом. Она плотно закрыла глаза, пытаясь всеми силами сказать ему, что она что-нибудь придумает. Они придумают. Она обязательно спасет его. В ответ на действия Гермионы Драко едва заметно кивнул и лишь еще крепче обнял девушку в ответ. -Ты умеешь вызывать Патронуса? -неожиданно спросила Грейнджер. -Несколько раз этим летом у меня получалось, -со вздохом отозвался Малфой, -не было необходимости, я лишь практиковался. -Какой он у тебя? Не удивлюсь, если это дракон или волк… -Фестрал, -усмехнувшись, отозвался Драко. Сердце у Грейнджер вновь загудело. Из всех существ на Земле, Патронус Малфоя принял облик фестрала, вороного коня в виде скелелета – несчастного существа, являющегося только тем, кто знаком со смертью. В случае Драко, это был символ того, что светлый образ Патронуса рожден на обломках боли и выстраданной надежды, как отголосок зарождающейся веры и попытки начать жизнь заново. Малфой действительно прошёл длинный путь трансформации, после которой не могло не остаться жертв в виде пошатнувшихся идеалов, разбитых надежд и разрушенных принципов… Двое вновь замолчали. Лунный свет струился из окон, освещая тела Драко и Гермионы, лежавших на постели так тихо, словно боялись, что кто-то снова может разрушить этот момент. -Что теперь с нами будет? -тихо спросила Грейнджер и, подняв глаза, посмотрела на Малфоя. -Я не знаю, -опустив глаза в ответ, со скорбью в голосе произнес Драко, -Я уже сказал тебе, что я – самый хуевый выбор из всех, что можно было сделать. Я не хочу, чтобы ты страдала, Грейнджер. -А я не хочу, чтобы ты снова исчезал, -с легкой, но горестной улыбкой, ответила Гермиона, -Больше не делай этого, пожалуйста. Малфой замолчал. Было видно, как он думал о чем-то, взвешивая каждую деталь. Точеные черты его лица обострились еще больше, словно их резко пронзила боль. -Я могу исчезнуть в любой момент, Грейнджер. Гермиона тяжело вздохнула. -Тогда я не хочу тратить ни секунды на глупые ссоры, перепалки и расстояния. Мы не знаем, сколько у нас осталось. Но мы заслужили хоть немного быть счастливыми. И я хочу, чтобы этого у нас было немного больше. Драко откинул голову на подушку и снова зажмурился. Впервые за год он чувствовал настоящее спокойствие, от которого даже звенело в ушах. Его сердце поминутно стучало от осознания, что в любой момент его душу, жизнь и любимых людей могут забрать раз и навсегда. Каждому из нас нужна хоть капля тепла. По ночам бывает одиноко, когда ты спишь только лишь с мечтами… -Грейнджер, -едва слышно произнес Малфой. -Да? Недолго думая, Драко продолжил: -Я не тот, кто будет каждое утро говорить тебе, какая ты красивая, хотя я знаю, что это так. Я не тот прекрасный принц из сказок, кто будет доставать тебе звезду с неба. Я конченый псих и эгоист, а еще искусный манипулятор. Я скорее убью всех, кто посмотрит на тебя, чем буду сидеть и смотреть, как какой-то идиот на тебя пялится и делать вид, что мне это льстит. И я вряд ли смогу сделать тебя счастливой, но… -Но что? -со слезами счастья на глазах отозвалась Гермиона. -…но я хочу попробовать.