EDO 2103: эдомоногатари

персонажи: Мотизуки ► Размышления об институте семьи и геноме. Господин Окума отпустил Инами довольно тихо; без каких-либо торжественных церемоний или ужинов. Наблюдать за их разговором было довольно забавно — неловкое глупое представление, имитация семьи. Поприсутствовать на нем Мотизуки не удалось, не то, что она особо горела желанием — но просмотрела записи с камер просто для галочки, чтобы понять, что из себя представляет этот Инами при разговоре с господином Окумой, как ведет себя, какие слова выбирает. Лебезить он был мастак, она поняла это еще по информации от достоверных источников, но одно дело лизать пятки людям далеким от тебя, и совершенно другое — тому, кто назвался твоим родным отцом. Что он чувствовал в этот момент? Взбудоражила ли его новость? Заставила ли испугаться, или обрадоваться. Оба раза, оба разговора, что Мотизуки анализировала со стороны, ей становилось почти что смешно: ничто в этих моментах не напоминало то, что ныне называли «семейный единением». Казалось бы, одна кровь… Зачем люди заводят семьи? Окума считал, что Инами его сын — потому что это было так. Но они не были «семьей» в том самом понятии, которое ныне подразумевало общество. Между ними не было истории, теплых отношений, в принципе ничего — они только что познакомились. Инами был крысой не той категории, он привык копошиться на низах мелкой корпы, на которую никто не обращает внимания. Его поведение отличалось от поведения Окумы, что делало их еще дальше. Ведь ни характера, ни стойкости, ни уверенности ему не досталось. Лишь глаза. Разве это достойное наследие? Геном, наследие. Семьи… Институт семьи — устаревшее понятие, оставшееся от общества, где матери было необходимо принять участие в воспитании ребенка. Многие продолжали эту бессмысленную традицию просто как привычку, как что-то, без чего могли косо посмотреть через плечо; находили человека, подходящего себе по духу, и затем поддавались плотским утехам, повинуясь первобытным инстинктам. Но это бессмысленно. Если ты не хочешь тратить время на воспитание ребенка, если тебе важно лишь передать собственным геном, то потомок рядом создаст лишь проблемы. Естественно, что к нему можно испытывать теплые чувства; как создатель смотрит на собственное изобретение. Шедевр, сотворенный тобой, может запомниться людям — это очень важно. Нет ничего плохого в том, чтобы любить ребенка, особенно если ему передались лучшие твои черты. Но как можно было находить тягу к тому, чтобы воспитывать его, не имея при этом навыков? Не проще ли отдать его на попечение тому, кто знает свое дело? Кто сможет направить унаследованное в самое лучшее русло? Многие ошибались. Поэтому люди не раскрывали собственный потенциал. В нынешний век можно было выжать его на максимум, и этому мешали лишь привычки старого общества. Инстинкты материнства были пережитком прошлого. Как и семьи. Семьи. Близость родства. Где можно было провести черту между искренней «любовью» к своей семье, наслаждаясь удачно переданным геномом, и бесполезной симпатией, навязанной обществом? Любовь родителя к ребенку еще обоснована; но брата к сестре? Сестры к брату? Они не обязаны друг другу ничем. Их даже не связывают первобытные инстинкты. Почему подобное до сих пор существовало? Необъяснимый парадокс традиций. Любовь без необходимости. Сузив глаза, Мотизуки опустила взгляд вниз, внимательно наблюдая за картиной внизу, за окном. Там, около дороги рядом с такси, стояли двое, те, кто привлек ее внимание. Ей было любопытно; сын господина Окумы и девушка рядом, разделяющая с ним кровь по матери. Что их связывает? Подперев голову рукой, она со скучающим выражением лица проследила за тем, как та школьница, Ито Иккуко, кружила вокруг Инами, что-то радостно ему щебеча, а потом схватила его за руку и дернула на себя. И тот, хоть и скорчил гримасу, не воспротивился. Если у них был лишь один общий родитель, значит, их связывало еще меньше, чем обычных братьев и сестер. Но отношения между ними были довольно теплыми, не просто дружескими — это именно то, что подразумевалось под классической «семьей». Это было заметно по жестам, выражением лиц, слышь она их — наверняка и интонациям. Искренность легко было заметить. Но, подумалось Мотизуки, их с Инами связывали абсолютно аналогичные родственные связи. Выходит, к ней он должен был относиться так же? Если их с Ито отношения строились из того, что их связывало однобокое родство? Странно было наблюдать за ней. Их ничего не связывало, они не были родны по крови, но были в едином положении — с Инами их связывал один из родителей. Отношения у Мотизуки и Инами отсутствовали. Фактически, они были знакомы от силы пару минут, хотя она и знала о нем все. Так может, его игра в «семью» начнется если он примет предложение Окумы? Нет, поправила себя Мотизуки, не «если». Когда. Но Инами глупо потявкал на нее и не более. Это не походило на искренность или то, как он обращался к Ито. Мотизуки было известно про то, что иногда они вступали в так называемые «конфликты» — но это были показушные ссоры, в которых не было ни грамма искренности. Мотизуки задумалась. Ей не нравился Инами… по многим причинам. От него было мало пользы, а господин Окума слишком беспокоился о нем, отчего возюканье с ним утомляло. Сложно было даже похвалить его за что-то; будь Инами умнее, не согласился бы работать с Юасой. Она не могла найти подходящих качеств, которые бы возвели его на ранг выше «удовлетворительно»: таких в системе была тысяча, и он ничем не выделялся, лишь собственной кровью. Геномом. Проект «Момотаро», прототип, тестовый экземпляр, производственные экземпляры… Может, ей было просто завидно — промелькнула такая мысль. Мотизуки вновь опустила взгляд на сцену внизу: глупый физический контакт, объятия, неловкие улыбки. Но разве было тут чему завидовать? Инами впору было жалеть, что не раскрывал свой потенциал. Сомнения были нормальным процессом, но ей не нравилось, что они возникали из-за такого человека. Не отброса даже, тени. Господин Окума искал Инами, потому что тот был ему… семьей? Участником проекта? Господину Окуме был нужен Инами. Этого было достаточно. Но представление, разыгранное им — так называемая «семья», обещания делать все так, как «полагается», «по-семейному» — заставляли ее продолжать эту цепь бесполезных размышлений. Ей не удалось ощутить подобного, и Мотизуки была довольна — бесполезные любезности между хозяином генома и его следующим носителем были глупой традицией. Но с Инами он отчего-то разыграл эту конкретную сцену. Зачем? Или в «семье» было какое-то очарование, которое он захотел прочувствовать? Ведь Инами был человеком, подверженным влиянию традиций классического общества Эдо: у него была семья. Сестра, мать, отчим. С последним они не были связаны кровно, но он выполнял ту роль, что должен был исполнять отец. Значит, предположила Мотизуки, это было тонкое использование слабостей Инами, давление на знакомые ему понятия ради доверия. Ито внизу смеялась. Смеха не было слышно, но не понять это мог лишь бы дурак. Сестра. Семья. Родители… Люди влюбляются. Люди женятся. Люди заводят семью. Это нелогично; нет смысла надолго связывать себя узами с тем, кто может тебе надоесть, с кем твои интересы когда-нибудь, да разойдутся окончательно. Человек меняется со временем, и когда-нибудь приятный собеседник может причинить тебе вред просто потому, что пристрастился к дурной привычке, разрушившей его личность. Проще сойтись и разойтись по-быстрому без обязательств. Пересечься после обеда, заказать ужин вечером, а потом провести ночь вдвоем. Но на следующее утро вернуться к бытию коллегами или приятелями. И не более. Люди создают семьи из желания любить и быть любимыми — что нелогично. Если бы люди заводили семьи исключительно из жажды передать геном следующему поколению, было бы куда более правильно. Как господин Окума. Он не связывал себя лживыми обещаниями о счастье ни с кем из выбранных женщин, а потому его жизнь продолжала течь в русле, в котором ничто не мешало ему добиться успеха. Мотизуки повторила его опыт: ей не требовались отношения родителя и ребенка, чтобы делать то, что было необходимо. У нее было то, что недоставало многим другим, взращенным по классической схеме: знание о том, в чем именно она талантлива. И как этот росток совершенствовать. Дети наследовали недостатки родителей. И, когда их становилось слишком много, они преступали черту; и из людей, которые могли стать полезными инструментами для общества превращались в маргиналов и дикарей, на которых не посмотрят даже сквозь призму подпольного бизнеса. В них не оставалось ровно ничего ценного, и эти же люди находили подобных себе по духу, чтобы зачать следующее поколение людей еще более худшего сорта. Но некоторые преступали законы, выработанные еще Менделем… И среди грязи вновь рождались люди, которые были полезны для общества. Наученные горьким опытом своих родителей, они, словно слыша осуждение общества в свою сторону, старались достичь высот. И, хотя их кровь никогда не сможет очиститься от мусора, внесенного в их геном грязным поведением собственных родителей, они очищались как могли, отмываясь от позора, а затем становились Кем-То. Но если бы их семья изначально не существовала, то это бы попросту не понадобилось. Если бы каждый понимал свое место в обществе сразу же, то не приходилось бы страдать в поисках найти себе уголок. Занятие. Хобби. Свой талант. Мотизуки не верила в высшие силы, однако могла бы для красивого словца сказать, что была жутко благодарна им за то, что ей не удалось испытать подобного. Как Инами. Инами был тем «провалом», который не знал, что с собой делать. У него, казалось, было место в обществе, связи, увлечения. Удачный геном. Но он тратил время впустую; подаренный ему наукой, и удачным наследием господина Окумы и той женщины, ныне Ито Умэко, лотерейный билет генной инженерии был утерян. Прими Инами участие в проекте, то мог бы реализовать свой потенциал на полную. Но он оказался бесполезным тюфяком. Это, несомненно, удручало. С какой-то стороны. Можно ли было сейчас выжать из него хоть каплю таланта? Задатки у него были, но дрессировать уже взрослого человека было такой неописуемой морокой… Мотизуки склонила голову набок, когда Инами внизу неожиданно повернулся и поднял голову. Словно почувствовал, что все это время она наблюдала за ним и размышляла. Их взгляды пересеклись, и он замер, не слушая болтовню Ито. И сейчас в этом мире существовали лишь они двое. Жаль, что не слышали друг друга. Что сказал бы ей сейчас Инами? Он ведь наверняка понял, что в них течет одна кровь. Сломается ли он под гнетом традиций и собственного желания получить «другого» отца? Или же отринет предложения господина Окумы? Разозлился бы он? Сделал бы что-то неловкое? В первую встречу они были чужими людьми, но сейчас для Инами все изменилось. Но Окума всегда добивается чего хочет. Значит, у Инами нет выбора. Растянув губы в улыбке, Мотизуки медленно вскинула руку и помахала ему на прощание, едва пошевелив пальцами. Лицо у Инами мгновенно сделалось странным, бледным и одновременно красным, а сам он спешно отвернулся, словно хотел поскорее разорвать этот зрительный контакт. И это — что он сделал — отчего-то неожиданно сильно развеселило Мотизуки. В третировании идиотов было множество забавных моментов, но с теми, кто терялся при виде более влиятельных фигур, были еще веселее. Может, отметила Мотизуки в голове, поэтому Окума и разыграл весь этот спектакль. Потому что это было весело… Вряд ли, конечно. Но думать так было, несомненно, очень приятно. Но что же ей делать дальше? Сомнения, сомнения…