EDO 2103: эдомоногатари

Когда Юки-тян вернулась с расследования (хотя, пожалуй, скорее, подошло бы «когда ее вернул отряд медиков»), она выглядела плохо. Одной руки у нее не было, весь хром, тот, от которого не зависела ее жизнь, был выдран, а сама она ничего не могла говорить — только дрожать и плакать при каждом громком звуке. Травма, сетовали врачи, следы пережитого ужаса. Хромом можно было заменить свое тело, но не душу, а потому лечение должно было занять долгие и долгие годы, если, конечно, кому-то будет дело. И если она сама когда-нибудь выбралась бы из созданной скорлупы. Такемучи еще в молодости слыл вспыльчивым болваном; профессия журналиста помогла ему несколько сбавить обороты, но он все еще мгновенно загорался, когда дело касалось чего-то личного. Поэтому критику он терпеть не мог. Юки-тян была ему дорога, следовательно, он взбесился — и побежал расследовать, что же такое скрывали в расследовании, которое с таким усердием проводила Юки-тян. Дело касалось грязного белья одной мелкой корпы. Ничего примечательного: кто-то где-то облажался, не пошел по правилам, как обычно. Но Юки-тян писала, что компания была подставной, и через третьих-четвертых лиц выявилась связь с «Накатоми». А там — с бельем таким, что даже говорить страшно. Но Такемучи было все равно, он полез в это дело ради мести — а еще ради сенсации. Старый завод на окраине, найденный шов, а там — целая фабрика скавов. Как мясной комбинат — только потрошат хром. И тут же нашлась целая куча пропавших пиджаков. Мелких, поважнее. И все — тут. Выпотрошенные, как на вешалках. Потом уже, Такемучи подумалось — раз он нашел вход, то, наверное, так было нужно. Его заманивали. Но это он успел обдумать уже намного позже этого момента, когда, опьяненный собственной находкой, спускался по коридорам фабрики смерти: чем дальше он шел, тем больше у него появлялось вопросов. Техника, слишком современная, чтобы находиться у мусорщиков. Аккуратные стопки ящиков со стертой маркировкой. И больше, больше… А потом раздался шум. И Такемучи вжался в стену, выглядывая из-за угла. Увиденное поразило его: потому что вместо скавов он увидел там людей, которые по его мнению, тут быть не должны были. Звезды экранов, показушных справедливых дел. Все журналисты знали, что «Ши-Тэнно» были просто красивой рекламой и этикеткой для торговли оружием за бешеные деньги, и того же мнения был и Такемучи. «Ши-Тэнно», чудесная четверка «Накатоми» — герои передач, едва ли не сентай-отряд в реальности. Только без хеншина. Спасающие всех, на кого наведется камера, они выступали неплохим пиаром для компании. Справедливые, гордые, честные. Их глава, прилизанный мальчишка Кирино Ханджиро, гордо вещал с экранов о справедливости, лил слезы над потерями и изображал из себя самого послушного мальчика. Вырастили себе звезду, называется. Помимо него там было еще несколько человек с тщательно продуманной историей: красотка Шинбей Танако, умница и спортсменка, с детства желавшая спасать людей и работающая сверхурочно; Комори Генджиро, бывший юрист, решивший помогать людям не только в суде, но и по факту. И, конечно, Сакамото Наонари. Один из тех самых «перевоспитанных» преступников. Среди вылизанной четверки он вел себя наименее показушно, выделяясь разукрашенным шрамами лицом — но те его только красили. Сразу было видно, что специально подбирали красавчика. И вот эта вся шайка гремела по каналам и передачам, радуя детишек и продавая мерч. Но это была показуха. Так думал Такемучи. Ровно до этой секунды — потому что впереди Сакамото Наонари давил кому-то пальцы молотком. На стуле перед ним сидел кто-то, кого Такемучи сначала не узнал — но потом с ужасом признал собственного коллегу из враждующего интернет-издания. Пара пальцев у него уже была вывернута под странным углом, и сейчас к ним добавлялся еще один. Сакамото занес молоток. Вот она, сенсация? Не он ли искалечил Юки-тян?! Выходит, ничуть он не исправился. Остался таким же преступником, просто на побегушках у «Накатоми». Я искалечу твою жизнь тоже — так подумал Такемучи, и фото-имплант у него в глазу сверкнул в полумраке. Затем, вдруг, Сакамото развернулся. И посмотрел в его сторону. Такемучи замешкался на секунду и пропустил удар по голове. А потом, когда очнулся — понял, что сидит рядом с коллегой. На таком же стуле. Тот уже был в глубокой отключке, а вместо пальцев у него было… Горечь подступила к горлу Такемучи, и он резко отвернулся, мрачно взглянув на стоявших перед ним людей. А там был Сакамото — с молотком, бесстрастный; рядом с ним стояла Шинбей, возившаяся со своими имплантами и устройствами. Некоторое время они провели в молчании, но затем Такемучи хотел было уже что-то вякнуть — но издал лишь писк, потому что Шинбей резко ударила его под колено. — О-о-о, очнулся. Говорю же, — она выразительно взглянула на Сакамото, — их проще всего ловить прямо на месте. Запаришься по одному выискивать, а тут бац — и все. — Я в ваших пиджачных делишках не шарю, — с усталым вздохом пробормотал Сакамото, потирая затылок. Он смерил взглядом Такемучи и кивнул на него. — Ну что? Этому тоже все ломаем? — Ой, чего пристал-то? Своей головы на плечах нет? Хан-тя-я-ян! — Шинбей развернулась и махнула кому-то в темноте. — Он очнулся! И из полумрака вышел Кирино Ханджиро. Словно с обложек изданий — статный, гордый, с суровым лицом. В темноте его глаза казались совсем бездонными, и вдруг Такемучи подумалось: боже, ну хоть он-то их образумит? Это же просто недоразумение. Наверное, они подумали, что он скав… потому что Такемучи хорошо прятал камеру и умел делать снимки незаметно. Ну точно. Но он-то не скав, правда! Ханджиро обвел взглядом окружающих и остановился на Сакамото, задержав свой взгляд на молотке. С отвращением он взглянул на кровавые ошметки на нем и тоном, полного омерзения, поинтересовался: — И что это, позволь узнать? — Молоток! — ехидно отозвался Сакамото и проигнорировал острый взгляд Шинбей. — И что я просил сделать? — Разобраться. — Да, я просил… — Ханджиро быстро взглянул на Такемучи, но затем вернулся к Сакамото. — Но что именно я просил, напомни? Может, это был не Сакамото?.. Может, он просто пришел выполнять приказ так, как знал. И не он изуродовал Юки-тян… И все просто было плохим совпадением. Боже, ну ладно там этот Сакамото. И Шинбей, она-то просто пропитана рекламной фальшью. Но Ханджиро же явно отбитый, это по всем записям видно было — и он наверняка и правда верил в то, что он — герой. Нет актера лучше, чем тот, кто искренне верит во весь этот бред. Могло же, да? Почему его нутро говорило, что это просто попытка заглушить испуг от осознания реальности? — Ты просил разобраться с крысами. — Я просил, — нарочито медленно произнес Ханджиро, — почистить молоток, прежде чем ты вернешь его мне! И что я вижу?! Помой его, ради бога! — он устало вздохнул, проведя рукой по лбу. Черные перчатки тускло блеснули кожей под дешевыми лампами. — Почему каждый раз все должен делать именно я? — Я это уже говорил. Ханджиро резко распахнул глаза и обернулся вслед. — Что?! — Разбирайтесь дальше сами, — Шинбей ковырялась в телефоне. Вдруг ее лицо исказилось в довольной солнечной улыбке. — У меня сегодня фотосессия. Хан-тян, я возьму твой новенький меч для съемок, это не вопрос, это не обсуждается. Чао, мальчики! И три глаза — Сакамото был слеп на один, хоть и установил вместо него очевидный имплант — уставились на Такемучи. Боже, черт. Интуиция его подвела. Это не только Сакамото был отбитым — просто продукт своего окружения, они все были абсолютно тронутыми. Значит, Юки-тян была именно… — Ты дружок той журналистки, да? — вкрадчиво проговорил Ханджиро, и Такемучи вздрогнул. — Я так и знал. Как и говорил Комори-сан. Все вы, журналисты, просто грязные крысы, которые всюду лезут ради сенсаций. Ни чести, ничего… Только и жаждите сделать громкий заголовок! — с каждым словом тон его повышался, и он рявкнул: — Молоток! — Че разорался-то? Сакамото появился из темноты и протянул ему чистый молоток. Один замах — и Такемучи всхлипнул, чувствуя, как с хрустом треснула кость. Пока он трясся, стараясь не заорать, Ханджиро продолжал ходить вокруг него кругами, подобно тигру перед добычей. Лицо него приняло прискорбный вид, а сам он продолжил бормотать себе мантру под нос: — Вы ведь все одинаковые. Чертовы журналисты. Каждый раз лезете и все портите. Помнишь новый проект «Накатоми» по перевоспитанию преступников? Из мусора и швали делают людей! Посмотри на Сакамото! Вот-он стал из дикого зверя человеком! — в ответ тот лишь закатил глаза и покрутил пальцем у виска. — Но нет, надо было все раскапывать той твоей подружке, а?! Только мы дали надежду жителям Эдо, как вы тут же выкатили полотно, что это все не так! Любой закон пишется кровью, любое спокойствие растет только в сложные времена, — глаз у Ханджиро начался нервно дергаться. — И надо же было ей постоянно это спрашивать, прямо перед кучей журналистов, и ее эта ручка, постоянно ею щелкала, щелкала и щелкала… Молоток в его пальцах дрожал, и, глядя на это, Сакамото тихо присвистнул. Его взгляд ничем хорошим на сулил, и Такемучи сжался, видя, как бьется жилка на шее у Ханджиро. Пустым невидящим взором он смотрел куда-то вперед, продолжая бормотать себе под нос что-то про ручку, а затем резко занес молоток. Еще удар. — Твоя маленькая подружка… она долго сопротивлялась. Говорила что-то про суды, но кого они беспокоят, если там сидят такие же продажные твари?! — он закусил губу до крови и с хрустом сжал молоток в руке. — Комори-сан верно говорил. Этот город полон грязи, и только мы и способны ее вычистить. Только я на это и способен! Хруст. Затем, Ханджиро наклонился. Глаза у него блуждали где-то в пустоте, не смотря на Такемучи конкретно. — Я вырвал флеш-карту из ее окровавленных пальцев. Разбил у нее на глазах. Но знал, что она наверняка оставила бэкапов, а потому пришлось ждать, устроить ловушку, чтобы заманить сюда тех, кому она доверяет. Потому что нашим честным гражданам надо лишь немного подождать, прежде чем все пойдет так, как и следует. Правильно и верно. Щелчок. Удар. — Ты думаешь, наверное: «но я же ни в чем не виноват!» Но ты виновен! Я внимательно читал все ваши статьи, несколько дней напролет, — продолжал он кружить по комнате. — Видел каждое ваше гадкое слово в сторону нашего благодетеля. «Накатоми» сделала вашу жизнь реальной! Каждый раз!.. Как только рука поднималась… И она тоже, эта твоя маленькая подружка. Писала ужасные лживые вещи. Но, даже наказав ее, мы отпустили ее. Отпустили… Несколько секунд он пожевал это слово, словно распробовав на вкус, и затем кивнул, словно окончательно соглашаясь с собой. И подошел ближе. В полумраке тени делали его лицо куда страшнее, чем на любой фотографии. И следы крови на лице лишь подчеркивали это сильнее. — Да. Мы отпустили ее. И не убили. Потому что именно так и поступают герои Голос у Ханджиро дрожал, а по лицу словно прошла судорога. Такемучи только задрожал сильнее, когда из глаз у него покатились слезы, очерчивающие его искаженное яростью лицо еще сильнее. — Они проявляют милосердие.