EDO 2103: эдомоногатари

Сначала из воды показалась голова Миназуки. Он огляделся, по-быстрому, проверяя не было ли рядом лишних глаз, а затем, одним резким рывком, вытащил на белый свет и свою ценную ношу. Швырнул на берег. Поначалу тот просто хватал ртом воздух, словно рыба, лицо у Ханзе было жутко потерянным (а потому — смешным), очки съехали, но потом, когда ударился спиной о бережок, вдруг скривился. Такая поганая рожа значила только одно, Ханзе был в ярости, и Миназуки, выбравшийся следом, в намеренно излишне драматичном жесте прикрыл уши руками, стоило тому заорать: — Я убью этих уродов, блять! Сукины дети! Пока он скулил и катался по пристани, оставляя мокрые (и местами кровавые) следы, Миназуки убирал лезвие в ножны. Чтобы получить что-то от Ханзе, надо было играться в кошки-мышки. Они уже несколько месяцев этим забавлялись: Ханзе дурил его с информацией по Оторе (как тогда, при проникновении в какой-то из архивов «Накатоми», взломщик был, да не тот, что Ханзе даже не расстроило, хотя Миназуки весьма четко выразился, что с ним будет, если дальнейший слив данных окажется таким же лажовым), сливал всякое разное, а Миназуки шел у него на поводу. К своему огромному сожалению. Но выбора не было. Так он узнавал хоть что-то, хоть какие-то крупицы, которые затем мог передать Нумачи. И медленно понимал общую картину, видя, что его бывший товарищ бодро скачет по дорожке безумия. Гонка за Оторой утомляла сильнее, чем работа, потому что результатов, в сущности, не приносила. Так вот, кошки-мышки… Ханзе определенно чем-то походил на кошку: такой же шкодливый и себе на уме. Никому не принадлежащий. Но он переоценил своих противников, ту группу, что торчала на корабле, и в итоге мышки оказались крысами, которые чуть не перегрызли ему глотку. Было бы замечательно видеть, как кто-нибудь из этих ребят стреляет этому белобрысому ублюдку в голову, но Ханзе был нужен живым… Потому что так просил Кагура. Потому что так просила Иношиши. Как бывшая коллега… Макото. Миназуки был строг к себе и окружающим и находил эту слабость глупой. Идиотской. Но он точно так же медлил в принятии решения с Оторой, не раскрывал своей связи с ним, отчего эта абсолютно дебильная эпопея продолжалась. Поэтому он не осуждал никого вслух. Бессмысленно ругаться на других, когда ты точно так же испытываешь слабость. Надо просто поскорее найти уже Отору, сдать его местоположение Нумачи и забыть все это, как один страшный сон. — Первым я убью этого уебка Кичиро… С-су-у-у-уки… — Хватит скулить, — прорычал он, пинком переворачивая Ханзе на спину. — Я и так спас твою шкуру. Тебя совсем чуть-чуть задело. — Ты охуел?! — мгновенно ощерился тот. — Ты понимаешь, с кем ты так разговариваешь?! Одно мое слово и… — И что? — пророкотал Миназуки, прерывая глупые угрозы. — Что ты мне сейчас сделаешь? Оборвешь наше сотрудничество? Тогда я притащу твою голову СОЦБ. Все будут только рады. Несколько секунд Ханзе ошарашенно смотрел на него, явно не в силах подобрать ответ, что мог бы легко и просто вернуть ему лидерство в диалоге. Потому что он проиграл. Глупо оплошал, переоценив себя и не догадавшись, что у пришедших по его голову шиноби есть достаточно упорства и умений, чтобы не просто поломать все планы, но еще и так унизить. Ранить и обломать побег. Миназуки было искренне жаль, что он не мог поставить точку в этой замечательной и красивой истории обсера одного белобрысого гада. Иношиши бы поняла. Но они с Нумачи больше не могли игнорировать существование Оторы и последствия его действий. Поэтому Ханзе жил. Чувство катарсиса от его смерти было бы незабываемым. Но Миназуки был разумным человеком и знал, что от этого решения будет больше вреда, чем пользы. Затем, тот все же нашелся со словами. Единственным выходом из сложившегося положения был только проигрыш, а потому он тяжело откинулся спиной на асфальт и с видом абсолютной заебанности вскинул руки, сдаваясь (но раненную тут же опустил, зашипев). Затем бросил: — Ну все, все. Можешь спрятать зубки. Господи боже… — Наорался? — Да, да, — огрызнулся тот. — Ебало завали. «Совсем чуть-чуть» задело, твою мать! Я не жестяная банка, как ты, чтобы мне это было «чуть-чуть»! Дебил бесчувственный! — Много ноешь. — Хочу! И ною!.. Бля, плечо! И, наконец, заткнулся. Видимо, он находил какое-то очарование в том, чтобы валяться на пристани, потому что не пытался даже встать. Вымокший, с потемневшими от воды волосами он выглядел более чем жалко, и Миназуки на секунду задумался, не выкрутил ли он ощущения на максимум, раз так орал от простого выстрела в плечо. Мало ли, что творилось в его голове. Миназуки знал, что этого ублюдка отделывали и похуже, но что-то он сомневался, что тогда он закатывал такие концерты. Ханзе был загадкой, разгадывать которую не хотелось от слова «совсем». Затем Миназуки поднял взгляд. Команда наемников уже собиралась на пристани. Надо было спешить. Если он проторчит тут еще минуту, это будет подозрительно. Хотя, отметил он, парень с имплантом «оборотня» все наверняка поймет. Он был из того сорта людей, что видели многое и легко читали между строк. Кагура явно радовался, когда понял, с кем предстоит работать в дальнейшем. — Мне нужна информация. Когда следующий обмен? — бросил он, и Ханзе на земле лишь вскинул руки. — А я ебу? Звук вытащенного (буквально на пару миллиметров) из ножен клинка был весьма весомым аргументом тому, чтобы Ханзе перестал ломать комедию и даже перестал обезьянничать. — Сукин ты сын! Притормози, ок? Через пару часов. Я дам весточку. Дай только рану зализать. Миназуки кивнул и резко развернулся на каблуке. За пару часов он сумеет доехать до ближайшего безопасного терминала. Когда он уже раздумывал, как быстрее добраться до выбравшейся наконец из воды команды наемников, Ханзе вдруг поднял голову с земли и окликнул его: — И все? Миназуки резко остановился и обернулся. — Что еще? — Подкинуть меня не хочешь, не? Помочь там? Ничего не чешется? Я, вообще-то, раненый! — Значит, не будешь терять времени и вызовешь товарища. Процедив это ледяным тоном, Миназуки неторопливо направился в сторону собиравшихся у тачки наемников, абсолютно игнорируя доносившиеся в спину ругательства. Он будет самым счастливым человеком в тот самый день, когда избавит мир от этого прохвоста. Но пока надо было ждать. Ждать.