EDO 2103: эдомоногатари

персонажи: Сакура ► Предполагаемый визит семьи Ито после кражи меча и выяснение некоторых интересных подробностей. Ну, это классика. Так сказать, буффонада в ее стандартном виде. Сакура притаскивается домой, там, разумеется — вся семья. Никакой серьезный разговор не может обойтись без небольшого семейного (да-да, очень важное слово) перекуса в виде приготовленных кем-то натуральных овощей, огромная редкость и гадость, поэтому они сначала разливают друг другу всякого, в основном безалкогольного (в основном чая)… Когда он сидит на диване и смотрит на это зрелище — невиданное доселе — где вот рядом отчим, там еще мать, Иккуко туда-сюда бегает, то в голову проникает мысль: ну и дичь. Такого никогда не было. Обычно он старался избегать первого, а сестра с матерью семейно разве что устраивали гав-гав-гав, хотя, очевидно, друг друга любили. А тут? Прямо идиллия. Вот уж точно все пойдет наперекосяк после такого, уныло размышляет Сакура, и, конечно же, так оно и происходит: потому что спустя пару минут спустя сей шальной мысли Иккуко неосторожно проходит рядом, спотыкается, и, дальше, как в тех старых мультиках про кота и мышь. Поднос с чаем вылетает у нее из рук и приземляется прямо на него. Иккуко смотрит на него глазами человека, решающего срочно уехать, мать с каким-то легкой философской усталостью во взгляде, и лишь отчим хмурится и вздыхает. Но не зло. Он вообще не злится на эту козявку. Сакура лишь критически осматривает потери. Ну, рубашка залита — это факт. К счастью, ничего больше. Не самая большая проблема, это хотя бы не снаряд пулемета одзэки, вот там было пятнышко покрупнее, еще и дырень такая, ух, закачаешься. — Боже, Иккуко, — проговаривает отчим. — Умоляю, скажи, что это не одна из тех новомодных дорогих рубашек Ягью, — шепчет Иккуко. Конечно же она знает Ягью. Сакура знакомит их на тот случай, чтобы дать тому понять, кого не стоит атаковать за посягательство на его физическое благополучие. А еще чтобы похвастаться перед ней, но это уже секретик. А еще они встречаются на свадьбе какой-то там далекой родственницы Нико, короче, полный фарш. И поэтому Иккуко знает цену его услугам. Сакура взирает на нее молчаливым загадочным взглядом, который стоит расценивать не иначе, как «да, это одна из тех новомодных дорогих рубашек его мамочки». Она тут же чертыхается. — Мне будет больно? — Если Ягью узнает? Очень. — Хватит шушукаться, — подлетает позади Умэко и протягивает руку. — Снимай, сейчас застираю. Где-то остались некоторые твои вещи… Он, разумеется, прямо как в том самом дерьмовом кино с дешевым фансервисом или как муж Той Самой Родственницы Нико, который звезда рекламы с его белозубой улыбочкой, стягивает с себя рубашку и уже хочет отдать матери, но Иккуко, обуянная виной и страхом за сохранность себя любимой, выхватывает рубашку и убегает, обещая, что точно-точно все исправит, и очень слезливо просит (все еще крича из коридора) не говорить ничего Ягью. Стиральной машинкой, к счастью, она пользоваться умеет. Сакура провожает ее взглядом. Повисает неловкая тишина. Только сверчков не хватает. Обычно он не щеголяет без рубашки при родителях, это как-то… ну, вроде нормально, но ему сколько лет уже? Да и он так давно сбегает из дома, что, ну, они уже не та очень тесно знакомая семья. Так он размышляет. Но мысль спотыкается, прямо как Иккуко, когда Сакура чувствует на себе аж целую пару пристальных взглядов, и вот, ему уже неловко… — Какой интересный у тебя шрам, — говорит Аритомо. Ой. — Что-то не припомню у тебя такого… Ой-ой-ой. — Выглядит свежим. Бля! Многозначительное молчание. Сакура косит глазки в сторону и делает крайне озадаченное лицо. Ой-й-й, и правда, откуда? Он спешно думает над всякими отмазками, вроде «очень неудачно упал», но все звучит так… ненатурально? Фальшиво? Он вздыхает, хваля богов, что Юаса не успевает протащить его в «Союз», потому что, ну, шрамы шрамами, но вот тату во всю спину поразит родителей еще больше. Но, блин, это никуда не девает долбанный вопрос, поэтому Сакура издает нервное хи-хи и тянет: — Ой, тут такая история… — Тебя подстрелили? — перебивает его Умэко. Голос сухой, словно не сомневается даже. — Э-э-э… — Так и знала. Всплескивает руками и уходит, явно обозначая, что даже не хочет поднимать этот разговор; Сакура крайне напряженненько глядит ей вслед, потому что, ну, выходит, она что-то знает? Хотя мама всегда что-то знает. Вероятно, раскусывает что-то, когда он приходит сюда в первый раз после большого дела, хромает. Потом, наверное, уламывает Иккуко рассказать… Или всегда знала, потому что, ну, она вообще-то тоже не лыком шита. Сакура, конечно, сбегает от «Накатоми», но он-то этим зарабатывает, а Умэко в юности явно другими вещами занималась. Зато остается Аритомо. Многозначительно смотрит на Сакуру, мол, так просто не отвертишься. — Чем ты таким занимаешься? Ладно, видимо, пора сдаваться. Тут не выкрутиться, у инвесторов всегда нюх на пиздеж, а они еще друг друга столько лет знают, его раскусят за секунды. Поэтому Сакура решает сыграть в полуправду, но без упоминания бытия шиноби, а то ору будет, ой-й-й… — «Санкье» принадлежит «Союзу 109». Отчим издает то самое «хм», какое обычно значит «я знаю, но ты продолжай, продолжай». — И… э-э-э… В отделе безопасности мы смотрит за, собственно, безопасностью всяких подпольных казино… Иногда случаются «инциденты». — Сакура. О не-е-ет, сейчас будет нотация. — Ты мог работать в нормальной компании, где не надо было бы рисковать своей жизнью, — Аритомо всегда говорит подобное голосом человека, который на выгодных вложениях собаку съедает, и он, вообще-то, да. — Я до сих пор не слишком понимаю, почему ты выбрал именно «Санкье», но опустим подобное, это опять сведется к демагогии… Мама сказала, что тебя повысили. На новом месте так же опасно? Сакура хочет рассмеяться. Крякнуть, что из-за кражи меча, интриг «Йошивары» и прочего говна, которое переворачивает его жизнь с ног на голову, былые посещения казино кажутся вообще детской прогулочкой. Но если он ляпнет или даже намекнет на подобное, то ор будет не только от Умэко, но вообще ото всех, поэтому он чешет затылок и издает гулкое: — Ы. Затем по-человечески: — Ну, вообще, нет, — дальнейшие слова слетают как-то сами. Он теперь больше по деловой части, а по минному полю пусть бегают люди вроде Сатоши, кому в кайф. — Максимум мне отгрызет лицо Мотизуки. О нет, опять этот «продолжай-продолжай» взгляд! — Из «Йошивары» дамочка. О-о-очень важная, — уважительно произносит он, опасаясь, что в чипе слежения уже упомянутой корпы стоит прослушка, и лицо она отгрызет ему не фигурально, если узнает. — «Санкье» у «Союза» выкупает «Йошивара», ага. Наверное, я туда со временем перейду. — Есть основания полагать? — Ты просто не представляешь. Привет, меня зовут Инами Сакура, и я сын генерального директора корпорации «Йошивара», Окумы Сидзуоки. Кстати, а вы знаете, что на самом деле я продукт какого-то немыслимого генного эксперимента, который прерывает моя мать? Сто процентов, окажись я в цепких лапках «Накатоми», Окума бы развязал корпоративную войну или чего похуже. Боже упаси об этом думать. И что тут сказать? Ему тут, вообще-то, пророчили пост гендира все той же «Йошивары», но даже думать не хочется, что придется пережить на пути к этому… Ладно, может, Окума не странный, а реально неловкий, но планы у него просто до пизды грандиозные. Поэтому Сакура вновь отвечает столь великолепно удающимся «э-э-э». Аритомо задумчиво потирает подбородок. — Это хорошо. Уф. — Главное, что не шиноби. А то порой у меня создавалось такое впечатление. Уф отменяется. — Да ну бре-е-ед, — очень натужно тянет Сакура. — Разве я похож на шиноби? Да я просто офисный планктон, ничего серьезного, в смысле, реально, с чего вообще идеи, что я мог быть шиноби? Они там бегают стреляют, у меня другие хобби, вот, совершенно другие, нор-маль-ны-е! Пожалуйста, серьезно. Ага. Ух ты, какая сногсшибательная речь! На него смотрят так, словно вот ничуть не верят, и Сакура мысленно уже планирует свалить как можно дальше, и, в принципе, уже оценивает маршрут броска до двери, только вот не успевает даже скосить туда взгляд, как позади появляется Иккуко: радостная, словно сейчас защебечет. В руках у нее какая-то его старая майка, и она всучивает ее прямо в рученьки со словами: — Фух, сушится, твоя рубашка! Кто бы знал, что чай намного проще отстирать, чем кровь? Она смеется. Смеется, а Сакура чувствует, как сверлящий взгляд в затылке становится ощутимее.