EDO 2103: эдомоногатари

персонажи: Кирарин, Момусу ► Бывшие протеже Юрики навещают ее могилу. В Эдо нет культуры похорон. Да и уже давно в Японии. Слишком много места уйдет на кладбище; поэтому те, у кого хватает ресурсов, закатывают себе урны в колумбарии, и урн этих там миллионы — большинство пустые, конечно, мало кто может позволить себе и кремацию и местечко. Некоторые заказывают места давно сгинувшим родственникам, пытаясь восстановить родословную… У богатых свои причуды. Чем больше денег, тем, как говорит Эйджи, больше припезданутости. Кагуя, честно сказать, не особо большой фанат таких мест: была один раз, когда хоронили какую-то крайне далекую родственницу, но кроме этого — как-то не доводится. У Кирико нет могилы, ее кости гниют в Могильнике, поэтому соваться сюда повода как такового у нее нет. Но потом происходит таинственное убийство Юрики… Кагуя готова поклясться, что в этом замешан Эйджи, вероятно, он сам ее и убивает, но к нему не подкопаться. Плюс он достаточно подвержен эмоциональным спадам, да и они живут в Эдо… В какой-то момент она теряет то немногое, что строит ее мораль так таковую. В общем говоря, ей очень жаль — Юрика ей дорога, и она даже думает о том, как бы вынести кое-кому мозг за то, что он теоретически делает то… что делает, но какого-то искрометного ужаса не испытывает. Возможно, дело еще и в множестве успокоительных, которые ей приходится пить, чтобы не чокнуться. Они слегка затормаживают. Отличное решение, когда мыслей становится слишком много, но сестра говорит, что перебарщивать нельзя… Но она беспокоится, это логично. Поэтому Кагуя решает пока об этом не думать. Отложить на более спокойные времена. Первым делом в своей новой жизни не селебрити (хотя, можно ли так сказать, с учетом, как назойливо ее зовет один режиссер в свою картину) она отправляется в колумбарий, где выискивает урну Юрики. Она не знает, делают ли это ее какие-то родственники, либо же Широ (он наверняка к такому тяготеет, довольно бережно относится к подобным вещам), но урна есть — и она ее довольно быстро находит. Вокруг пустота и тишина, после громких сцен и нескольких интервью (теперь рядом нет Эйджи, который гавкнет на журналистов, точнее есть, но не в том амплуа) это кажется жутко сюрреалистичным; даже неправильным. Нет заискивающих взглядов, вспышек фотокамер… Лишь тишина, мертвая. Жуткое ощущение. Кагуе искренне жаль Юрику, она не заслуживает быть убитой. Может, Эйджи на самом деле и не причастен, но Кагуе думается — наверняка, он жутко зол, и произошедшее срывает те немногие тормоза, что не давали их конфликту разжечься. Вся эта история переламывает «Зетиму» в форме ее же заглавной буквы. Жаль… Но нет смысла бесконечно горевать, потому что это не вернет человека с того света. Юрика становится точно такой же жертвой Кайтэна, как и многие в этой нелепой гонке непонятых чувств. Крохотный храм относительно недалеко от ее урны, всего пять рядов влево. Сначала Кагуя идет туда — останавливается и замирает, складывая ладони. Интересно, захотят ли слушать ее боги, если у нее скрыто лицо? Глупо было приходить сюда одной, кто знает, не захотят ли коллеги Кайтэна закончить начатое, но Эйджи не поймет, остальная команда разбредается кто куда, и единственный, кто еще высказывает мысль, что надо — Широ — слишком занят с Кидо-саном. Мисака тоже бесконечно занята. Да и глупо это. Эти молитвы. Кагуя не верит в богов, те не приходят на помощь, лишь разрушают и пожинают, и имя им — Четыре Твердыни с «Накатоми» во главе. Единственные, кому есть дело до Юрики на том свете — она и бывшая команда за исключением Эйджи. О, боги, кто услышит, принесите Юрике спокойное посмертие… Техно-ками ближе, чем люди. Такие, как призрак Мио, о котором рассказывает Кайтэн; который приводит к ней Эйджи. Они, может, и ответят. Жаль, что Юрика не нетраннер — может, ее бы вышвырнуло в цифру, и она присоединилась бы к Мио. Жаль, очень жаль… Кагуя раскрывает глаза. Все еще тихо. Можно бесконечно много молиться, но это не принесет спасения. В чем-то Эйджи прав: он не боится кары за свои действия, он знает, что делает верно для собственного успеха. Нет смысла беспокоиться о будущем после смерти, там нет ничего. Люди умирают и не возвращаются после смерти, Мио — исключение, кажется, но это лишь ее отражение, Мио ненастоящая. Юрика мертва из-за нее. Потому что она слишком занята своими проблемами. Потому что не догадывается, что ее это тоже коснется. Если бы они только поговорили до этого… Хотя бы немного. Можно бесконечно много говорить, что из-за Юрики разваливается старая группа, но это глупость — предложи она Кирико выступать, случилось бы то же самое. Простая закономерность. И мертворожденная группа. Но, честно говоря, Кагуя бы сказала ей — как благодарна, обняла бы. Юрика была, в общем-то, хорошим менеджером. Без особого мудачества, как у типа, что продвигает Момусу. Хлопок. И позади раздается шаг. Это легкая поступь; Кагуя учится различать такое не только от паранойи, но и потому, что ее учит Мисака. Может, Некомия? Нет, ее хром делает ее шаг слегка тяжелее. Или Мей? Слегка оборачивается, скорее ради приличия. Это общественное кладбище, напоминает она себе, не твоя личная территория, тут много кто ходит — просто сейчас разгар рабочего дня, и не все могут так безалаберно бездельничать. Позади, однако, оказывается не кто-то до умопомрачения подозрительный: какая-то девица ее возраста. Ничего особо примечательного, короткие волосы, солнечные очки. Но поза и то, как она замирает, говорят о том, что она знает, кто перед ней. И это вынуждает Кагую напрячься. Рука невольно тянется к шокеру на поясе… Но странная девушка вдруг опережает ее: — Почему-то так и думала, что если встречу тут кого-то — так тебя. Этот голос довольно сложно признать без эффектов, да и не то, что они особо много говорят вживую, но Кагуя понимает: это Момусу. Ее злейшая конкурентка… и так далее. Бывшая, конечно, потому что сейчас Момусу на своей пальме первенства в одиночестве. Наверное. Кагуя старается игнорировать новости некогда родной сферы, от этого больше тошнит. Момусу работала с Юрикой, поэтому ее присутствие тут неудивительно. Странно, что она навещает урну; на похоронах ее, кажется, не было. А может, Кагуя слишком погружена в себя, а потому как-то упускает из вида. Но без цветных одежек и лент в волосах ее и правда не узнать. Склоняет голову набок. — Сейчас я должна удивиться. — Чему? — фыркает Момусу и подходит к алтарю. С хлопком сводит руки. — Юрика и мне помогла. Как ни крути. — У тебя каждая минута должна быть расписана. Их взгляды пересекаются. Аргумент «да что ты знаешь» тут не прокатывает, они обе — из одной сферы и одного ранга, расписание в целом похоже. Но Момусу смотрит на нее все еще странно, словно с упреком, и затем подходит ближе. У них примерно один рост, но из-за каблуков та кажется выше. Даже сейчас, в выходной, она выглядит броско; сама Кагуя одета в невзрачную черную худи на пару размеров больше (вообще-то, это вещь Эйджи, но). Затем удивляется, кажется. Уголки рта опускаются. — Это шутка? — Шутка тут разве то, что мы разговариваем. — Ты не слышала? Маруяма мертв. Не только слышала, но и видела, хочется сказать Кагуе, но она сейчас не на пике нервного расстройства, чтобы сбалтывать лишнего. Лишь пожимает плечами, дескать, ну и что. Момусу хмурится еще сильнее, чуть приспускает очки. Смотрит на нее так пристально, что от этого взгляда Кагуе становится неуютно — на сцене у них всегда иной, не такой… внимательный. Это вообще плохо для образа, насколько она знает, и работает лишь в двух случаях из ста. Если амплуа подходящее, как у «Адских Сестричек». Это те смотрят в душу, а у них немного другая задача. Ну, была. У нее. — Там вскрылось столько дерьма, что я поняла: с меня достаточно. И ушла. Кагуя некоторое время молчит для приличия. Но потом все же осторожно и крайне вежливо интересуется: — Что, твою мать? Что ты сказала? — Так что вот… — Момусу разводит руки в стороны, словно в этом нет ничего такого удивительного. И крайне дикого. Голос у нее вызывающий, словно ей самой не слишком-то верится, и Кагуя прекрасно понимает, почему. — Теперь я не собственность «Зетима», как и ты. На нее тупо вытаращиваются. — Почему. — Маруяма запятнал мне репутацию, а разбираться со всем этим в одиночку или с новеньким менеджером мне не хотелось. Я поговорила с парой спонсоров, они тоже сказали, что лучше уйти на пике славы. Так и продажи вырастут. Кагуя смотрит на нее во все глаза. Не мигая. Если бы Юрика не была прахом, то, наверное, сейчас бы отчаянно вертелась в гробу. Потому что Момусу упускает шанс — огромнейший, она остается единственным айдолом своего калибра на сцене, и сейчас вся аудитория — ее. Но тоже уходит. Для Кагуи такое слышать — немыслимо. Может, конечно, она слишком заражается этой жестокой рациональностью от Эйджи, но для нее дикость даже думать о подобном. Сама-то она уходит потому, что ее эмоциональная нестабильность в ту секунду достигает своего пика. Будь она немного медленней, увидь смерть Маруямы и узнай всю подноготную, может, и осталась бы. Да, несомненно, она жутко счастлива, что свалила из этого гадюшника, но… Но это так нелогично! Момусу явно озадачена подобной реакцией. Склоняет голову набок. — Думала, ты будешь злорадствовать. — Хватит с меня! Злости, — рявкает Кагуя, но затем снижает тон. Они, все же, в колумбарии. Надо проявлять уважение. — Не могу поверить. И ты говоришь это перед духом Юрики. Да она бы взбесилась. Сначала ушла от нее, теперь это. — А ты лучше, прямо. Ну, меня все это время накручивает шиноби из числа детей-солдат «Накатоми», который сначала хочет меня морально уничтожить, а потом начинает чувствовать нездоровую привязанность из-за смерти близкой подруги, им же и устроенной. А еще мне в мозги буквально пытаются вживить чужую личность, отчего меня иногда клинит. И это не считая всей беготни с «террористом», которую устраивает Эйджи, а еще вынутых глаз, что, конечно, не особо-то больно, потому что это аугментация, но все равно крайне неприятно. Ах да, кажется, теперь я на успокоительном, иначе впадаю в истерику… И все потому, что кто-то того хочет. А не потому, что я зазнавшаяся сучка, решившая перейти к более успешному менеджеру. Но всего этого Кагуя не произносит. Она продолжает смотреть на Момусу, не зная даже, что и сказать. С одной стороны, логично. Сцена — та еще змеиная яма. Но со стороны Момусу терять такую возможность только из-за всех всплывших пикантных подробностей… Как-то мелочно, что ли? Ей даже никто не угрожает. По сути, ей надо просто найти успешного менеджера. Наверняка у Маруямы есть ученик. Хотя, думается, если тот и держит под крылом своего «Эйджи», то тот наверняка замешан во всей этой кровавой истории, и, значит, его голова покатилась с остальными. Поэтому Кагуя качает головой. — Все равно нелогично. Ты карьеристка. Должна была мгновенно захватить сцену, а если не ты, то кто? Виви? — У Вивиан успешный менеджер. Ну да, госпожа с синевой в имени, как ее… Эйджи хорошо о ней отзывается, значит, крайне успешная. Он просто так людей не хвалит, со своими стандартами. Но сама Виви невероятно наивна, по крайней мере из того, что о ней знает Кагуя, из тех их коротких диалогов. Выглядит такой… воздушной. Доброй. Не испорченной сценой. Честно говоря, ей неловко злословить о Виви, потому что та за кулисами никогда не изображала из себя невероятную суку. Даже у самой Кагуи случались моменты, когда она на всех рычала. Но Виви? Не-а. Но ладно. Что там эта Виви. Тут проблема в миллион раз серьезней, и стоит прямо перед ней. — Ты знала? Что Маруяма хотел убить Юрику через меня. Момусу сужает глаза. — В тот момент — нет, но когда всплыла вся информация, пара фактов стала понятней. — И что думаешь? — А что ты… — задыхается, вдруг. — Неужели ты считаешь, что я буду радоваться такому? Кагуя пожимает плечами. На самом деле, это логично. Даже не обидно, то есть, они принадлежат сцене и фанатам, если хочешь выжить — надо уметь жертвовать моралью и человечностью. Момусу на вершине, она предает Юрику и так далее… Явно умеет отсекать ненужное. Это у Кагуи еще остается то немногое, что вынуждает поступать ее не так логично, как хочется. Например, отказываться от крайне выгодного предложения Кайтэна, пожертвовав Эйджи. Или сетовать из-за гибели Кирико. И так далее. Мисака воспитывает ее слишком хорошим человеком. Кайтэн этого явно не ожидает. И потому проваливается. — Ты меня ненавидишь. Понятно, — резюмирует Момусу. — Мы соперницы. Не знаю, чего ты ожидала. Наши менеджеры буквально на войну были готовы ради первенства в чартах. Да и ты была не самой приятной особой, когда мы виделись. Не учитывая, что ты нахамила Юрике… — Кагуя загибает палец, — вела себя как самая огромная в мире пизда… Мне продолжать? На лице Момусу — неприязнь всего мира. Но посмотрите, молчит! Даже не возмущается. Неужели и правда вся эта история ударяет по мозгам? Кагуя в шоке. Нет, реально — в огромном шоке. А что дальше? Эйджи перестанет ловить нервные припадки, когда у него аугментику клинит? Ну, может бы-ы-ыть… — Я не… слушай. Кирарин… нет, как тебя зовут на самом деле? — узнав, кивает. — Да, вот, Хошино. Мне не интересна война побочными методами. Это самый отстойный способ вести борьбу за первенство. Мы, прежде всего, певицы. Значит, играет роль лишь талант. Кагуя издает крайне глубокомысленное «у». — То, что Маруяма решает поиграть в политика — исключительно его инициатива. Я такого не хотела. Мне куда интересней исполнять песни так, чтобы они втаптывали твои в грязь, а не… — Момусу осекается, чуть кашляет, для солидности. — Надеюсь, ты поняла. Ничего личного. У тебя хороший репертуар. Это уже профдеформация. Несколько секунд Кагуя смотрит на нее с выражением лица, которое можно описать коротко и емко как Я Просто В Ахуе, потому что Момусу — та самая сучка Момусу, от которой у всех остальных айдолов зубы скрипят — тут вроде как изливает душу и говорит, что все происходящее не нравится и ей, ровно до такой степени, что приходится свернуть карьеру. Некоторое время она молчит, пытаясь сложить два и два, потом задумывается… Открывает рот… — Ты меня точно наебываешь. Я уверена. — Это ты от своего менеджера нахваталась словечек? — морщится Момусу, и Кагуя думает, что, пожалуй, вероятно, потому что Эйджи тот еще любитель сказануть. — Нет же, я говорю. Мне это не по душе. Я за честную конкуренцию. Вообще не понимаю, почему Маруяме не дали по шее за то, что пытается загубить успешный бренд… У него иногда бывало. Да уж. Отношения у них явно были не такими, как у самой Кагуи с Юрикой; или с Эйджи. Но они хорошо друг другу подходят, оба мыслящие скорее прибылью, чем иными величинами. Другое дело, что, вдруг выясняется, Момусу оказывается больше творцом, то есть, «Зетима» не убивает в ней все хорошие начинания. Может, думается, она говорит это недалеко от урны Юрики, чтобы замолить свои грехи. Их старую обиду. Хотя, зная Момусу, вряд ли та верит в подобное. Им вот двоим сейчас пару лет пойти поучиться в менеджмент, и можно своих айдолов ваять. Только в этот раз с мировым договором на фронте: если и бороться, то через дизайны и песни. Никакой крови! А боги… Кого интересует их мнение. Но это как-то крайне далеко забегая вперед. — Хотя твой Минору ничуть не лучше. В каком-то смысле мы квиты. Без комментариев. Кагуя не собирается его оправдывать, хотя знает, что убивает Маруяму не Эйджи. — Он тебе нравился? В смысле, не как мужчина, как менеджер. Кагуя крайне выразительно смотрит на Момусу. — Попрошу разъяснения первого пунктика… — Да ладно, а то нет. Записи в фальшивом блоге просто так бы не появились. Особенно та, из гримерки. Ну, в этом нет ничего плохого, думаю. В какой-то степени мне тоже нравился Маруяма, просто он оказался муднем огромных масштабов, так что вот мы здесь. Нравился, значит? А не поэтому ли кое-кто свалил от Юрики… ладно, это уже детали, которые никого не волнуют. Теперь. Юрика мертва. Маруяма мертв. Карьеры Момусу и Кирарин — к ним же. «Зетима» просто в полной жопе, и если бы не крайне вовремя засуетившаяся менеджер Вивиан, то, ну, было бы крайне грустно. Для бизнеса. Хорошо. Допустим… Допустим, Момусу реально немного грустно из-за смерти Юрики, и она приходит сюда в поисках утешения, озвучить последние несказанные слова благодарности. Возможно. И даже из «Зетимы» уходит потому, что ее реально угнетает вся та ситуация. Но зачем весь этот разговор? Помолились — и хватит. Момусу явно не из тех, кто будет строить мосты, а Кагуя сейчас не в том настроении, чтобы терпеть чье-то излишне назойливое присутствие. Весь этот диалог не имеет смысла. Пустышка. Глупая. — Зачем ты здесь? Они обе понимают, о чем вопрос на самом деле, поэтому раздражающих прелюдий не происходит. Момусу снимает очки и вертит на пальце, взгляд у нее задумчивый. Вздыхает, прикрывает глаза. Невероятное зрелище. Даром, что вокруг нет папарацци, слетелись бы, словно коршуны. И, следом, абсолютно спокойным голосом замечает: — Давай заключим мир. — «Мир»? — Кагуя скептически вскидывает бровь. — У нас одно хобби и одни проблемы — эффективные менеджеры. Сейчас второго нет. Мне нравится твоя упертость и твой стиль. Честно сказать, из всех моих знакомых, ты одна из немногих, кто не будет ко мне подлизываться из-за былой славы… Плюс, мы ровесницы. В общем, я предлагаю забыть прошлое. Начать с чистого листа. Протягивает руку. — Мне не пять лет, я не особо помню, как завязывают дружбу. — Ого-о-о-о. — Хватит изображать из себя своего менеджера, — Момусу начинает злиться. — Я знаю, что ты в состоянии адекватно воспринимать информацию. Ну! Попытаемся? Или мне забыть о тебе, все дела? Вообще-то, Кагуе хочется послать ее о-о-очень далеко и надолго, но она понимает, что это довольно глупо. После ухода из «Зетима» становится немного попроще, и круг общения теперь не состоит только из команды шиноби и управленцев: она восстанавливает дружбу с Асами, помогая той со всякими стримами и привлекая на канал народ (кто бы подумал, что торговля лицом так помогает), вроде как теперь ей не надо изображать из себя мисс Вечную Улыбку, а еще она может спокойно тусоваться с Эйджи. Журналисты, конечно, иногда следуют по пятам, но это не самые серьезные проблемы: одно из первых интервью после всей ситуации без маски очаровательного айдола дает им достаточно пищи для размышлений аж до их пор. Сейчас ей нет смысла воевать с Момусу даже по старой памяти. Тем более, та приходит сама: и даже навещает могилу Юрики, то есть, весь образ зазнавшейся сучки наконец исчезает. В принципе… В голове мелькает крамольная мысль, что ее можно позвать на стрим к Асами, и тогда у той просмотры подскочат до невиданных высот. Заметка: запомнить. — Начинаю жалеть, что предложила… — Попытаться всегда можно, — перебивает очередную унылую заметку Кагуя и хватает ладонь Момусу. Жест странный, западный. Кажется, приходит в культуру из старых иностранных фильмов. — Но вот выйдет ли из этого что-то… — Главное попробовать. Нет смысла вертеть носом; в конце концов, сейчас они сами свои хозяева, и никакое руководство не может запрещать им сидеть рядом. А если уж их засекут папарацци… Кагуя давит внезапную усмешку. Стоит ли ожидать спонтанного буста продаж старых дисков? Может, спросить того режиссера, не нужна ли ему еще одна бывшая звезда?.. Они обе подходят к алтарю и складывают руки. В память о Юрике. Ей бы польстило. Затем — тишина.