Fade into you

Мы сидели за кухонным столом, пили обжигающий чай и молча курили. Воздух стал удушливым от дыма, но нам было похуй. Мирон извинился, что в квартире не оказалось жратвы. — Судя по хрупкости, частенько ты забываешь поесть, — я наблюдал, как изящно его тонкая рука стряхивает пепел в пустую кофейную банку, а затем снова подносит сигарету ко рту. Он сидел в той же светлой футболке и голубых джинсах. Сменной одежды в квартире, видимо, тоже не было. — Есть такое, иногда я могу сутки не жрать, если чем-то увлечен, — задумчиво кивнул Мирон. Его слезящиеся от дыма глаза были пиздец красивыми и грустными. Пристальный взгляд обжигал. Аж дыхание перехватило — сколько в нем тоски! — Похоже, ты редко здесь бываешь, — я окинул взглядом маленькую запустелую кухню. Газовая плита, простой белый чайник, коричневый шкафчик над металлической раковиной, деревянный стол со скатертью в красно-белый квадрат, за которым мы сидели, на полу — выгоревший линолеум. — Да, редко кто из случайных клиентов горит желанием меня куда-то везти. Обычно ебут в авто или могут прямо в туалете бара — нагнуть в кабинке, где я тебе сосал. А богатые сюда просто не поедут, они трахают в люксовых номерах и в дорогих особняках, — спокойно ответил Мирон. Я предложил ему ещё сигарету. Пацан, слишком глубоко затянувшись, закашлялся. Взглянув на мое слегка охуевшее от циничных признаний лицо, парень спрятал ухмылку в кружке. Думаю, ему просто нравилось шокировать меня откровенностью. — Это дохуя отвратительно. Почему ты так живёшь? — спросил я. — Я — нищий русский эмигрант. Причем двойную эмиграцию прошел: сначала переехал в Германию, потом в Англию. Сейчас вылетел из универа из-за депрессии и понял, что не хочу больше работать в супермаркете или другой хуйней заниматься за копейки, а там подвернулся случай — получилось потрахаться за деньги с обеспеченными извращенцами. Мне, в принципе, уже похуй, с кем и как. Я — конченый человек в восемнадцать лет. — Мирон смотрел и говорил серьёзно, мое сердце разрывалось. — Ты жил в Англии и был студентом? — Yes, проучился год в Оксфорде, единственный простой парень среди детишек из привилегированных семей, почувствовал пустоту, одиночество и съебался. — Охуеть, ты, бля, в Оксфорде учился и сосешь в туалете дешёвого бара незнакомцам. У меня разрыв шаблона, безумие просто! — я не выдержал и схватил его за руку. Он никак не отреагировал. — Ну да, свалился на самое социальное дно. Мне отсюда мир виднее и ненавидеть себя и окружающих удобнее, — его вызывающая усмешка сводила меня с ума. — Как долго ты этим занимаешься? — спросил я. — Проституцией? Недолго, всего полгода. Заработаю денег и в универ вернусь, наверное. Родным сказал, что ищу себя, не соврал даже, — рассмеялся он. — Зачем тебе дешёвый бар, если есть богатые клиенты? — я не мог понять его мотивов, несмотря на откровенность. — Потому что я не хочу чувствовать себя сексуальным рабом извращенцев! У богатых — больные фантазии, а обычные ебут честнее, что ли. Это — сложная идейная хуйня в моей голове, — Мирон взял мою руку и переплел наши пальцы. — Ты — первый клиент, который запал на меня после секса. Это льстит, — улыбнулся он. — Вообще-то я запал на тебя до секса, поэтому решил попробовать, — я хотел прикусить язык, но опустил глаза. — Сочувствую. Я — шлюха, грязная и дающая во все дыры. Больше не умеющая любить. Тебе, нормальному мужику, будет со мной стремно. К примеру, вчера на вечеринке у толстосума меня выебли пятеро гостей. Ненавижу этих тварей в костюмах, рассуждающих о политике и ебущих шлюх для «изысканных удовольствий». А до этого сам хозяин со мной наигрался, ну, ты видел. Отпиздил норм так. Зато за вечер мне заплатили астрономическую сумму, в супермаркете пришлось бы горбатиться лет пять. — Пиздец, и как после ебли с шестью мужиками ты вообще пришел искать клиентов на следующий вечер? — я совсем растерялся. Только осознал, что влюбился в Мирона тогда же, в баре, и не знал, что с этим влечением делать. От рассказа про мужиков у меня волоски на руках встали дыбом. — Я просто хотел почувствовать, что сам распоряжаюсь своим телом и выбираю, кому дать. Ты показался мне не таким, как они. Те, кого я ненавижу. — Да, я не толстосум, — пожал плечами я. — И все же не пытался торговаться, а сразу отдал мне триста евро, — покачал головой Мирон. — Я похуистично отношусь к деньгам и отдал бы за ночь с тобой любую сумму, нашедшуюся в кошельке. Ты владеешь гипнозом? — я погладил его теплую руку. — Нет, просто у тебя мозги после отсоса перетекли в головку члена, — съязвил Мирон. — Сука, я б тебе врезал, если б ты был мужик. Но телок не бьют, их ебут, — ухмыляясь, ответил я. — Бля, а тебе палец в рот не клади, — рассмеялся пацан, ничуть не оскорбившись. — Я много что видел, милый мальчик, — мы по-прежнему держались за руки. Мне было приятно до дрожи. — А чем ты по жизни занимаешься? — спросил Мирон, взглянув исподлобья. — Я — свободный художник. Рэп читаю, картины пишу. Коксом вот недавно барыжил. Недолго, бабла заработал и свалил. Мы с тобой похожи, я тоже занимаюсь аморальными делами. Пацанов-тинейджеров за деньги ебу вот, докатился, — я игриво поднес тонкое запястье к губам и нежно поцеловал. — Круто, я тоже рэп сочиняю порой! Балуюсь. Пришлешь мне на почту треки? Послушать хочу, — глаза Мирона заблестели. — Давай заключим сделку. Ты проводишь со мной две недели за тысячу евро. Плюс я полностью тебя содержу. Мы вместе живём, занимаемся сексом, разговариваем. Ведём себя, как настоящие любовники. Ты позволяешь себе кончать и можешь отказать мне, если вдруг прямо сейчас не хочешь. Я обещаю, что не буду ни к чему тебя принуждать. Мне просто хочется провести с тобой побольше времени. Мне кажется, мы могли бы быть друг другу интересны. — Ну нет, я не готов, прости, — Мирон отпустил мою руку. — Почему? Сколько ты хочешь за такое? — я понял, добуду любую сумму ради него. — Дело не в деньгах, я не хочу отношений, не желаю создавать их видимость. И потом, все быстро закончится, я продолжу скакать по хуям и сосать в туалете, а тебе будет больно, — Мирон говорил откровенно, у меня внутри похолодело от его серьезного взгляда. Он был прав, но я не мог упустить шанс побыть с ним подольше. — Ок, а если мы не будем забывать, что не пара, и ты — оказываешь мне сексуальные услуги? Скажем, за две тысячи евро плюс расходы, ты живёшь со мной две недели, трижды в день мы занимаемся анальным сексом, дважды — оральным. Ты не кончаешь, раз не хочешь. Быт делим пополам, разговариваем и гуляем вместе. Только мы вдвоем. А когда две недели пройдут, можешь возвращаться к прежним занятиям, я не стану удерживать. — В принципе, у меня нет других клиентов, а толстосумы бывают не чаще раза в месяц. Но, бля, ты же сейчас обманываешь и себя, и меня, — Мирон нахмурился. — Давай так, если мне не понравится, как будут развиваться события, я через неделю верну тебе одну тыщу и уйду. — Окей, согласен. Я сниму завтра деньги с карты. Мы будем жить здесь, или все же поедешь ко мне? — поинтересовался я. — Здесь, вдвоем в однушке — так ближе. И спать придется вместе, — улыбнулся Мирон и потянулся, хрустнув позвоночником. — Да, это — непременно. Ты не храпишь, кстати? — рассмеялся я. — Подъебал так подъебал, молодец, — отбрил Мирон. — А если серьезно, у меня одно условие, — добавил я. — Начинается, и какое же? — вопросительно поднял бровь Мирон. — Мы будем вести откровенные разговоры обо всем. Хочу узнать тебя получше, — я улыбнулся. — Это типа ты будешь допытываться, больно ли ебаться в жопу? — ядовито ответил Мирон. — Я планировал говорить о более глубоких вещах. Но раз уж ты начал, то больно ли тебе во время анального секса? — поддразнил я. — Обычно нет, — ответил Мирон. — Не любишь описывать сексуальные ощущения, да? — Бля, просто этот вопрос чаще всего задают мои друзья, заебали со всех сторон, — Мирон попытался улыбнуться, вышло неубедительно. — Значит, я — твой друг. И что ты им отвечаешь? — допытывался я. — Что анальный секс, как и любой другой — это удовольствие. К ощущениям надо привыкнуть, отпустить себя и переступить через общественные установки. Иногда может быть больно, если партнёр хочет причинить боль, но и самое острое наслаждение я получаю именно от анального траха. Особенно если партнёр ебет и одновременно мне дрочит. Стимуляция члена и простаты — двойное удовольствие. — Я думал, анальный и оральный секс — это удовольствие для того, кто находится в активной позиции. А когда ты сосешь хуй или тебя ебут в жопу — стремно. — Ха! Распространенное заблуждение. Когда влюблен, оральный секс — это ласка, которую даришь любимому человеку и наслаждаешься его чувствами. Когда лижешь деве — это же приятно? Просто оральный секс как акт не вызывает отвращения. Проявления насилия, чужого доминирования и сам факт, что в твою интимную область вторгается чужой человек — неприятно, да. Но униженность положения, а не физические ощущения. Я так часто занимаюсь сексом с незнакомцами, что у меня стёрлась эта грань. Плохо в туалетах и авто мне бывает редко, но с толстосумами ужасно всегда. Они — больные извращенцы и садисты, их заводит насилие, страдания и унижение. — И ты готов все терпеть ради денег? — я осторожно протянул руку и двумя погладил Мирона по хрупкому запястью. — Не все, конечно, но пока я готов к тому, что они делают. Хотя в моей жизни была пара историй с изнасилованиями, которые до сих пор снятся мне в кошмарах. — Тебя насиловали? Я имею в виду не клиенты за деньги, а реально? — я говорил все тише, почти шепотом. — Да, и не раз. Но я не хочу об этом рассказывать. Это — только мое. — Да, прости, Мирон. Я, наверное, сильно лезу в душу, но ты в любой момент можешь меня послать, — я слабо улыбнулся. — Не сомневайся, когда-нибудь я так и сделаю, — пацан неожиданно хитро улыбнулся и взглянул весело. — Хочешь отсосу? — Бля, не знаю. После таких откровений даже неловко, хочешь ли ты отсосать? — я понял, что сморозил глупость, и от волнения кровь прилива к голове. — Я здесь, чтобы воплощать твои сексуальные желания. И совершенно добровольно, не переживай. Ты мне нравишься как клиент, — Мирон открыто улыбался, его глаза оживились. — Пойдем приляжем, — он за руку повел меня обратно в комнату и остановился перед диваном. Не дожидаясь, пока наберусь решимости, Мирон быстро стащил футболку, носки и штаны с белыми боксерами. Голышом, ни чуть не смущаясь моих заинтересованных глаз, он сел на диван. — Ну, чего ты ждёшь? Я готов, — Мирон ухмыльнулся. И вдруг он сделал нечто из ряда вон, бьющее под дых, я не был готов к такому откровенному и постыдному акту, но никогда не забуду это возбуждающее зрелище — одно из самых блядских в моей жизни. Мирон, пристально глядя и развязно улыбаясь, вдруг широко развел ноги и согнул их в коленях. От вида стоящего члена, гладких яиц и слегка морщинистого анального отверстия у меня сразу встал хуй. Я вспомнил, как в нем охуенно тесно и горячо. Пока безотрывно рассматривал его интимные места, пацан сунул в рот и облизал два пальца, затем начав гладить и массировать розоватое отверстие. Оно, на контрасте с брутально заросшим пахом, выглядело уязвимым и нежным. Мирон медленно, подразнивая мою горящую похоть, ввел внутрь оба влажных пальца. Осторожно раскрывая, он демонстрировал анальную дырку. Когда я мысленно готов был умолять, а возбуждённый вздох застрял в глотке, Мирон, наблюдавший за моим выражением лица, ещё шире раздвинул ноги, отчего стал походить на лягушонка, и начал быстро трахать себя пальцами, погружая их до основания. Лицо парнишки запунцовело от сексуальных манипуляций, он прикрыл глаза и слегка прикусил нижнюю губу, сдерживая готовые сорваться стоны. Его тонкая рука резко выделялась на чернеющих паховых волосах, а неуправляемые кудри казались темной аурой. — Давай третий палец туда, — словно со стороны услышал я свой севший от возбуждения голос. Мирон послушно протолкнул ещё один палец, продолжая трахать себя в растянувшуюся дырочку. Как сомнамбула, я разделся и начал дрочить, с вожделением наблюдая за его действиями. — Иди сюда, — неожиданно низко позвал Мирон. Я едва не кончил от его голоса. Во мне что-то сломалось. Я бросился к нему и начал хаотично целовать, в губы, в шею. Он лишь рассмеялся подо мной, прекратил дрочить и обнял меня ногами. — Я не хотел сегодня трахать, но это же невозможно. Мирон — ты провокатор, — простонал я и от возбуждения оставил засос на белой шее. — Презерватив надень, он в тумбочке, — оттолкнул меня пацан, когда я потёрся головкой о вожделенную дырочку. — Сука, забыл, — я быстро нашарил гондон, второпях надел и, схватив пацана за руки, резко вошёл на всю длину. — Ай, блять, осторожнее, — вскрикнул Мирон. — Кто ж так хуй всаживает со всей дури. — Прости, мне крышу сорвало, тебе больно, может, вытащить? — я обеспокоенно начал пятиться. — Хули шевелишься! Стой уже, просто не двигайся, дай попривыкнуть к размеру. У тебя здоровый хер, когда всаживаешь резко, это прям больно. Лучше поцелуй меня, — сдавленно попросил Мирон. Я с удовольствием целовал его, кайфуя от мягкости губ и резкого запаха сигарет, которым пропитались наши рты. Мы лежали, страстно засосавшись, я прижал его весом к дивану, он крепко обнимал меня ногами, мой хуй тихо блаженствовал в его тугом анальном проходе. — Можно, — тихо сказал Мирон, отрываясь от моих губ. Я осторожно начал двигаться, наслаждаясь жаром и поглаживая податливое юное тело. Секс с отзывчивым на каждое прикосновение парнем оказался острым и эмоциональным. — Сильно давай, хочу грубо, — застонал Мирон, словно считывая мои мысли. Дважды просить ему не пришлось. Я разошелся, со всей силы втрахивая пацана в диван. — А! — Мирон протяжно стонал на одной ноте, хаотично гладил по плечам и груди и страстно выгибался, пока я бесцеремонно ебал его в нежнейший зад. — Я хочу, чтобы ты кончил, — прошептал я, целуя парня в ухо. — Здесь без вариантов, — громко простонал он в ответ. Фрикции стали животными и судорожными, пальцы вцепились в мою взмокшую спину. Ещё несколько сумасшедших мгновений, и Мирон исторг почти звериный рык, я почувствовал, как живот, к которому прильнул, стал липким от спермы, и в последний раз вогнал член, кончив глубоко внутри. — Мне было хорошо. Впервые за долгое время, — блаженно протянул Мирон, когда мы отдышались и привели себя в порядок. Мы лежали в темноте, Мирон — на моей руке, я ласково поглаживал и накручивал на палец его густые лобковые волосы, сунув руку под одеяло, и засыпал, держа пацана в объятиях. От этих слов мне стало так сладко, приятно. Я сжал его полувозбужденный орган, Мирон позволял трогать себя везде, и это было волшебно. — Мне ни с кем не было так хорошо, — ответил я, нашаривая ртом его теплые губы. В ночном мраке ни черта не было видно, но тактильные ощущения отпечатались в памяти. Наш глубокий поцелуй был последним, что я запомнил, прежде чем провалился в сон.