По маршрутам другим

— Почему мы вообще туда едем? — спрашивает Антон, и на лбу у него появляется смешная морщинистая складка, как у шарпея: Арсу безумно хочется ткнуть туда пальцем, но он, конечно, сдерживается. — Тох, ты спрашиваешь это вообще каждый раз, — наконец говорит он, усмехнувшись, — даже если мы, типа, идем в продуктовый. — Ну ясен хер, если мы идем в Азбуку вкуса, где хлеб стоит, как моя месячная зарплата. — Не пизди, — фыркает Арс, — в конце концов, это я плачу тебе зарплату и отлично знаю, какая она. — Ну технически не совсем ты, а… Арсений закатывает глаза, отмахивается, переводит взгляд на дорогу, делая вид, что чертовски занят, хотя перед ним буквально пустое огражденное шоссе — через высокий забор не вылетишь ни на встречную полосу, ни в ближайшую канаву, даже если врежешься со всей силы. Безопасно, безумно и очень грустно: Арсу это напоминает этакое гетто наоборот, мол, территорию отгородили для богатеньких детишек. Впрочем, почти так и есть: загородный клуб, куда их зовет Эд, выглядит пафосно даже на сайте — там и бассейн, и сауна, и ресторан, и выход к Финскому заливу, правда, в конце марта пользы от него немного, но хоть потоптаться между сосен, подышать, как говорил дедушка, свежим воздухом. От разговоров о Шастуновской зарплате Арсу почему-то тошно. Он и сам не замечает, как потихоньку начинает к пацану привязываться — не настолько, чтобы возможное расставание принесло невыносимую боль, но, пожалуй, невозможно проводить с кем-то столько времени и не ощущать совсем ничего. А может, дело в том, что Арсений изначально соглашался на эту свадебную авантюру, потому что чувствовал в Антоне родную душу: он еще помнит тот разговор в офисном туалете, когда губы сами собой растягивались в улыбке от Антоновых чужих шуток. И сейчас он не то чтобы в восторге от их сотрудничества, но и раздражения не испытывает — даже если иногда позволяет себе ворчать. А возможно, — Арсу страшно об этом даже думать, — он просто влюбляется в чужую актерскую игру. Как ни крути, они вынуждены играть парочку, особенно после того, как отец узнает про статью Пчелкиной и закручивает гайки, обрушивая на Арса гнев за неправдоподобность чувств. С тех пор они буквально живут под прицелом объективов, и хотя Арсений сомневается в этой стратегии, отец остается доволен, а это — самое главное. И Антон относится к нему иначе: учится сдерживать неловкость, не боится больше касаться, все смелее отвечает на Арсовы прикосновения и ведет блог, от которого Оксана пищит и прыгает от восторга, настолько по-настоящему выглядит этот цирк. Арсений за отцовскими махинациями не следит больше: оно ему не нужно, он ведь сам мечтал отойти от дел, и теперь, с появлением семьи, наслаждается свободой. Пусть бегают по судам и ищут справедливость многочисленные юристы и, если проблемы действительно существуют, он даже приложит руку к их решению, а пока обвинения против Попова-старшего держатся на словах обиженных сокращенных сотрудников — к черту. Арс никого не обманывает, значит, не ему и тащить этот крест: правда, совесть то и дело просыпается, намекая, что он, вообще-то, живет на возможно краденые деньги, но Арсений уверенно затыкает ее логичными аргументами. Доказательств нет, нет ничего, кроме желтушной Пчелкинской статьи — то есть в принципе ничего. Одно «но»: Арсу становится страшно, и кажется, будто они с Антоном играют в дурацкий тиктоковский челлендж, мол, проиграет тот, кто влюбится первым. Страшно ошибиться, обмануть самого себя, приняв работу по договору за искреннюю нежность. Страшно однажды ответить на очередное объятие слишком искренне. Арсений почти уверен, что сердце у него — камень, закованный в лед, покрытый инеем для верности, и эту дьявольскую конструкцию не разбить так просто. Но засевшая глубоко внутри нерастраченная нежность то и дело вскидывает голову, когда Шаст на очередной красной дорожке обнимает его со спины, а на закрытом показе в кинотеатре позволяет закинуть на себя ноги и долго и вдумчиво массирует уставшие ступни. Арс почти плавится тогда, нежно поглаживает Антоновы костяшки и благодарно кивает в ответ на импровизированный массаж, а наутро все это разносится по газетам, фанаты пищат, клепают очередные эдиты под песни Лазарева, и, когда Шаст влетает на кухню с радостным «Ты видел, сколько там лайков?!», становится ясно, в чем все-таки было дело. — Так что, зачем мы туда едем? Эта бухаловка чем-то отличается от других? — Антон все-таки возвращается к тому, с чего начал, но все безопаснее, чем обсуждать условия контракта, особенно когда Арс уже знает их наизусть. — Нам вообще можно туда ехать? Репутация, все дела. — Как раз хотел об этом сказать. — Арс перехватывает руль и не сдерживается, скользит по Шастуну взглядом. — Понимаешь, эта, как ты выразился, бухаловка, достаточно хорошо замаскирована под загородный выезд, чтобы не вызывать подозрений. Там даже есть какие-то викторины! И ноль журналистов, если ты понимаешь, о чем я. — И журналисток? — хихикает Шаст. — Да, и их тоже. Короче, со стороны — красота и мир, а все гости примерно одинаково известны, так что компромат друг на друга не собирают. Ну и если кто-то сольет какой-то пиздец в сеть, накажут по полной. Антон смеется — и это само по себе неожиданно, потому что обычно он, как замечает Арс, пытается занимать как можно меньше пространства. А теперь, смотри-ка, размахивает руками, едва не задевая Арсово плечо, и уже не выглядит таким стесненным, как в первые дни. Прогресс. — Как накажут-то? Пальчиком погрозят и попросят так не делать? — Не знаю, — честно признается Арсений. — Еще никто не сливал. — Жаль. — Антон картинно вздыхает. — Я уже представил эту показательную порку и аж… Он запинается на полуслове, видимо, понимая, какую говорит глупость, но Арс, честно, предпочел бы услышать вариант Шаста, чем додумать сейчас самое мерзкое и неприличное и возможное, что только могло возникнуть в чужой голове при мысли о показательной порке. И плевать, что показательная порка — это нечто нарицательное, а не буквальный БДСМ-экшен прямо в лесу. Нормальная картина, учитывая его бурное воображение, слегка смущает только, что он заперт в машине один на один с молодым альфой, а организм выкручивает гормоны на максимум, вынуждая рассуждать не в ту сторону. — К тому же, нас туда позвал Эд, а это, считай, знак качества, — говорит Арс, сворачивая по указателю. — Я так и не понял, хорошо это или плохо. — Походу отец тоже не понял. — Арсений фыркает. — С одной стороны, вроде как сын инвестора, дружить нужно, с другой, видно, что у него от Эдика прям скулы сводит, так он бесится, что этот шкет выглядит как уголовник. Это, кстати, цитата. Но и запретить не может, типа, это ж важный деловой контакт. Вот и приходится лицемерить и пытаться жопу подставить всем сторонам сразу. — Странно, — тянет Шаст, хихикая себе под нос, — вроде доступными шлюхами называют омег, а пока что самая большая проститутка в этой истории — альфа. Говорит — а сам косится, не сказал ли лишнего, будто ждет от Арса справедливого возмездия и борьбы за честь семьи. Но Арсений и сам смеется, кивает, полностью соглашаясь: даже понимая, что без хитрости и коварства бизнес вести невозможно, он все еще не готов принять многое в своем отце. Правда, и полностью отречься не готов тоже. Забавно, когда с детства и на примере семьи понимаешь, что любовь и ненависть часто идут рука об руку. — Я бы даже сказал, единственная, — поддакивает Арс. — Ну, я же тоже продаюсь за деньги. Антон грустнеет будто, и у Арсения не находится достойного ответа. До самого клуба они так и молчат, думая, видимо, каждый о своем. Арс на сегодня выбирает не думать. Не нагонять печаль и сомнения там, где их не предполагалось вовсе, а просто классно провести день — а заодно и ночь, и следующее утро, и следующий день, потому что в город им нужно вернуться больше чем через сутки. Там маячит на горизонте разговор с отцом: Арс все еще помнит про обещанную свободу и возможность завести бизнес, начать свое дело пусть и с опорой на родительские деньги, но — самому, но для этого нужно соображать куда лучше, чем он сейчас может. У Арсения в голове уже плещутся волны бассейна, сделанного с приливами и отливами, как настоящее море, в голову ударяют все невыпитые еще коктейли, и даже Антон рядом, подпевающий Кэтти Перри, вызывает неожиданное умиление — если не вникать в перевод и не думать о том, насколько это «you’re hot then you’re cold» подозрительно на них похоже. — Охуеть, — выдыхает Шаст, когда они подъезжают к высокому, выложенному камнем зданию. — Нам прям сюда? Арс хмурится, пытаясь соотнести идеальный пейзаж с тем, что он видел на сайте. — Да, там, сзади, половина стены из стекла сделана, за ней бассейн, панорамный вид, хуе-мое. — Папарацци мы не боимся? Антон фыркает, но видно, что спрашивает наполовину серьезно, и Арсений закатывает глаза. — Видел стену у дороги? Тут такая же. Это больше, чем закрытый поселок, это… не знаю, экосистема. Тут вид из окон как в сказке, но на территорию просто так не попадешь. — Тюрьма, короче. Шаст хмурится — ему, конечно, непривычно, но Арсу хочется верить, что тот уже понял, к чему может привести популярность. — Скорее, заповедник… — Арсений ведет плечом. — Не скажу, что я в восторге, но в сложившейся ситуации лучше так, чем шкериться по подвалам или светиться в газетах, если решишь потанцевать на барной стойке. Спасибо Эду, что показал новое местечко. — Откуда Эд только его знает, если живет вообще в другом городе… Арс улыбается. — Мне кажется, Эд вообще все знает, а если где-то можно выпить без последствий — это точно к нему. Он загоняет машину на подземную парковку, чуть не врезается в столб на въезде во второй ряд, и Антон сбоку шипит совершенно по-змеиному и, Арс уверен, мысленно подсчитывает возможные затраты на устранение царапины вдоль всего кузова. Арсений, в свою очередь, смотрит на него укоризненно, мол, не издавай звуков, когда человек паркуется — и мастерски впихивается между киношно-желтым БМВ и потрясающим спорткаром. У Шаста при виде этой машины разве что слюни не капают, и Арс продумывает возможность подарить ему авто на какой-нибудь праздник — заодно и девочки в интернете попищат от восторга. Разумеется, он делает это только для шипперов. — А ты вообще знаешь, куда идти? — спрашивает Антон, пока Арс пытается запомнить конкретную модель спорткара. — Мы тут ночуем? — Да, на территории отель, — кивает Арсений, выгружая из багажника рюкзак, в котором совершенно по-школьному лежат сложенные в пакетик плавки и футболка для сна, — у нас там забронирован номер. Ну, я надеюсь, потому что Эд обещал… — Я одного не понимаю. — Антон забирает у него из рук вещи, и это одновременно мило и раздражает, потому что отдает средневековыми стереотипами: мол, омегам нельзя тяжелое, им еще детей рожать, какое там напрягаться. А Арс, между прочим, не хрустальная ваза. — Вот тебя Эд позвал, тебе можно тут тусить, ну, классно. Я здесь зачем? — В смысле? — Здесь нет папарацци, а гости наверняка слишком известные, чтобы про нас сплетничать. К тому же, как я понял, им и нельзя будет, это же территория, свободная от слухов. Нам не перед кем играть. Арсений хмурится. В словах Антона есть определенная логика — но, что еще хуже, он вдруг понимает, что не думал об этом, когда соглашался на поездку. Эд действительно приглашал только его, вряд ли в романтическом смысле, знает ведь, что Арс счастлив в отношениях, но все-таки — а он машинально добавил «плюс один» в свое радостное согласие на поездку, потому что а как иначе? Это действительно странно. Еще недавно он был бы рад от Шастуна отдохнуть: Антон ему не то чтобы противен, но иногда накатывают мысли о том, что все это ненормально, они переигрывают, да и личного пространства вдруг становится маловато. Арс так или иначе оказывается увешан обязательствами и стереотипами — просто раньше это было о том, что пора бы найти себе достойного альфу, а теперь — что нужно быть хорошим омегой, иначе его бросят и найдут кого-то получше. А сейчас… — Ну, мы можем сами выкладывать сторис, — пожимает плечами он. — Главное, чтобы в кадре не было других людей, но что-то чисто свое, личное… — Поцелуи в бассейне? — фыркает Шаст. — Ага, и в джакузи. — И баночку шоколадной смазки, чтобы все фанфикописатели офигели и до конца жизни добавляли ее в свои рассказы. — Фикрайтеры, Тох. Это называется фикрайтеры. Арсений поудобнее перехватывает вечно сползающий рюкзак, кое-как выбирается с парковки в блестящий лифт с зеркалом во всю стену, и Антон тут же достает телефон, выкладывает сторис с дурацким фильтром — не важно, народ все равно умилится, мол, мужья вместе, и не важно, что они просто стоят и дышат. — О, — выдыхает Шаст, отрываясь от редактуры. Лифт с мягким щелчком тормозит на уровне второго этажа. — А ты читал? — Упаси боже. — Арс закатывает глаза так сильно, что, наверное, зрачки полностью скрываются под верхним веком. — Это же, ну… по-дурацки? Антон косится на него как-то непонятно. — Ну… да. По-дурацки. Примерно в этот момент Арсений немного, всего на секунду жалеет, что вообще Антона позвал. В голове разом всплывает с десяток сцен из этих самых фанфиков, которые читать не особо-то и хотелось, но любопытство оказалось сильнее — а там писательская фантазия разогревается до температуры седьмого круга ада, и несовершеннолетние зачастую ребята пишут такое, от чего у Арса глаза на лоб лезут. Нет, он не против секса, не против даже нестандартного секса — у него в целом почти нет стереотипов, если все в сознании и соглашаются на каждый шаг, но читать про себя, связанного поперек кровати и отшлепанного Шастуном, все равно странно, особенно если прежде не смотрел на ситуацию в таком ключе. Ему, честно, почти становится стыдно — это все-таки ложь, мог бы и признаться, что заглядывал в группы по Артону, как прозвали их фанаты, но… как это обсуждать? Должны ли они с Антоном скидывать друг другу ссылки на понравившиеся тексты и смеяться над своим возможным сексом? А обсуждать, как забавно, что в чьей-то работе они становятся супергероями, одного из которых зовут человек-жопа, а в другой — попадают в средневековье, но там все равно ебутся как кролики? Это забавно, правда, странно и слегка неловко, но на мгновение Арсу становится не смешно. Чертов омежий организм с почти критическим недостатком секса. — И… как ты хочешь, чтобы мы себя вели? Шаст едва не врезается в колонну на входе, и Арсений смотрит на него, как на дурака. — Как обычно, думаю. Не бегать друг от друга, но и не вешаться на шею, так же никто не делает. Да и, сам понимаешь… Вряд ли нам будет комфортно без лишней необходимости… — Без б. Импровизируем, получается. — Антон осматривается в широком холле, выглядящем буквально как большой зал Эрмитажа, и явно впечатляется этой роскошью; Арс же скорее удивляется неуместности такого декора, ну, это же буквально загородная база отдыха, пусть и пафосная, какие колонны? — А нас разве не должны были встретить? Типа, вещи отнести? — Ага, и в жопу поцеловать, — отмахивается Арсений. — Должен был только Эд, но он написал, что пошел ненадолго поплавать, так что нам повезет, если он еще не ныряет в реку из виски. — Ты о нем плохого мнения. Арс фыркает. — У меня просто неопределенное мнение об этом месте. Культурно попить кофе мы могли и в городе. Антон ему не отвечает — да и вообще вновь становится молчаливым, этакой тенью, скользящей по пятам, пока Арс разбирается с формальностями, получает электронный ключ от забронированного номера и мило щебечет с девчонкой на ресепшн. От девушки исходит такой явный аромат альфы, что у Арса ноги буквально сами раздвигаются — видно, она то ли на гормонах, то ли находится в самом активном периоде развития; кто-то говорит, что это, как омежья течка, связано с временами года, чуть ли не с приливами и отливами, но это, кажется, не доказано, а Арсений — не ученый, чтобы разбираться самому. Так или иначе, он почти сочувствует девушке: альф женского пола сильно меньше, и в обществе они считаются странными, даром что не выбирали, кем родиться. Это не важно. Люди так и обсуждают, мол, как могла природа таких хрупких цветочков сделать кем-то, кроме милых омежек, а для парня-омеги взять в жены такую — и вовсе пожизненное испытание нервов на прочность, потому что тупые вопросы у окружающих не закончатся никогда. — Ваш номер — последний в коридоре на четвертом этаже, угловое панорамное окно, личный санузел с джакузи, кровать размера кинг-сайз, — заученно перечисляет она. — Если возникнут вопросы, вы можете позвонить мне по номеру, указанному на табличке на обратной стороне двери, кнопка экстренного вызова сотрудников находится в изголовье кровати, а также справа от душевой кабины, если вы желаете заказать питание в номер, то… Арсений выслушивает длинную тираду, искренне пытаясь что-то запомнить, но память отключается будто, и остается только ковырять плитку носками кед, пока девушка болтает без перерыва. Он мог бы, конечно, остановить ее, тем более, что сил после дороги почти не остается — но в какой-то момент становится интересно, как долго это будет продолжаться и сколько еще есть информации. Получается почти четыре минуты чистого времени. — Наконец-то, — тихо говорит Антон, когда они наконец оказываются на своем этаже. — Они реально думают, что кто-то запомнит все эти инструкции? — Я думал, ты лучше многих понимаешь, что иногда с идиотскими требованиями начальства бороться не получается, — беззлобно цепляет его Арсений. — Ну да. Я же сюда приехал. Шаст улыбается — и озорно показывает ему язык. Арс удивляется только: с какой скоростью у пацана меняется настроение, как можно быть в одну секунду радостным, в другую — тихоней, в третью — беситься на каждый чих? Что за Билли Миллиган на минималках? — Я вообще имел в виду твою курьерскую службу. — Арсений в тысячный раз перехватывает рюкзак, плечо уже откровенно ноет. — Блин, нужно было все-таки заказать носильщиков, не думал, что можно так заебаться от двух килограммов вещей. — Выбирай сам, шутить про хрупкого омежку или про древнего деда? — Шути, о чем хочешь, но до деда мне еще далеко, а фигура у меня лучше твоей. — Арс хихикает и ускоряет шаг, замечая, как Антон шутливо тянется, чтобы шлепнуть его по плечу. — Кто последний, тот лох! — Ладно, ты не дед, тебе, сука, пять! — Антон возмущается, но все-таки перебегает вперед, пользуясь небольшим, но все-таки преимуществом в росте, но Арсений заграждает собой весь коридор и первым упирается ладонью в дверь. — Господи, ну ты и придурок! — Зато сразу видно, что мы ведем себя, как давно женатая пара! — парирует Арс, открывая дверь. — Нифига тут хоромы. — Я думал, ты уже привык к роскоши. — Антон первым скидывает вещи на пушистый ковер у входа и оглядывается. — Но это все ерунда. Главное — это то, что здесь реально можно заказать пиво прямо в номер. Эд приходит, когда вещи уже разложены в отдельной небольшой гардеробной, отгороженной почему-то стеклянными дверями — спасибо, хоть дверь в санузел прочная, дубовая, зачем-то выложенная изнутри плиткой. Арс успевает потеряться в туалете, Антон — заржать в голос, выслушивая его оправдания о том, что дверь сливается со стеной. Оба синхронно вздыхают, оценивая размер кровати: номер бронировал Эд, и никто, конечно, не вспомнил о том, что спать придется вместе, но почти трехметровый матрас выглядит так, будто можно друг друга даже не коснуться. Забавно. В Шастуновской деревне Арс об этом даже не думал: ну, спать и спать, они и так проводят кучу времени вместе, а стесняться ему нечего. Теперь же все катится по наклонной: тот жуткий случай с дрочкой, про который он предпочитает не вспоминать, Антоновы поцелуи в шею и демонстративно-развратные танцы, хоть и неуклюжие, заставляют изредка засматриваться на пацана по-настоящему — и это почти губительно. Не хватало еще действительно его захотеть. — Ну че, Поповы, обжились? — спрашивает Выграновский, врываясь в номер, как к себе домой. — Привет, Арс. Арсений пожимает влажную Эдову ладонь — и тот совершенно неожиданно притягивает его к себе, прижимает так крепко, что Арс чувствует, как его футболка намокает от чужого влажного тела. Он только теперь замечает, что Эд, кажется, только-только выбрался из бассейна, от него пахнет виски с колой и еще немного — чем-то еловым, приятным и свежим, как само лето. — Воняешь, как освежитель воздуха, — комментирует Антон, заставляя Арса фыркнуть: как по-разному могут ощущаться ароматы! — И выглядишь примерно так же… — Это как? Арсений изгибается в крепких медвежьих объятиях, смотрит на Шаста с искренним любопытством. — Как будто его в машине над приборной панелью повесили и катали два месяца. — Это запах секса! — усмехается, кажется, ничуть не обидевшись, Выграновский. — Не ревнуй, шпала. Давайте лучше все одевайте плавки и погнали, там внизу клуб, бар и аквапарк в одном флаконе. И бассейн теплый! — Надевайте, — поправляет его Арс, за что получает легкий шлепок по бедру, а лицо Шастуна темнеет еще на пару оттенков. Если бы Арсений не был уверен в том, что это невозможно — поверил бы, что тот действительно ревнует, но это, конечно, лишь убедительная игра. Антона похвалить бы: для единственного зрителя старается так, что у Эда если и были подозрения в их искренности, теперь они наверняка развеиваются, потому что Шаст цепляет его запястье и дергает на себя даже слишком резко, на мгновение становясь похожим на стереотипно-грубого альфу. Когда они оба сбегают в туалет, чтобы переодеться, Арс краснеет, как школьник на выпускном, но Антон за спиной Эда жестами показывает, что ходить по очереди — странно. Нет, само помещение просторное, и они не трутся бедрами, пытаясь стянуть белье, но Арсений невольно успевает заметить подтянутые обнаженные бедра и выступающие лопатки — чисто эстетическая красота. И, что хуже, Антон сам по себе пахнет сексом. Арс и раньше слышал, что так бывает: стоит лишь обратить внимание и задуматься о каком-то альфе — и мозг выкручивает инстинкты на максимум. Нет, он не планирует изнасиловать Шастуна здесь и сейчас, его не тянет, как магнитом, и ноги не раздвигаются прежде, чем он успевает сообразить, — но в замкнутом помещении, когда оба стоят в одних трусах, воздух все-таки чуть потрескивает от напряжения. Арс наспех переодевается и позорно сбегает, стараясь не смотреть на Антона, а развалившийся на кровати Эд встречает его понимающей ухмылкой. — Иди в жопу, — одними губами шепчет ему Арсений, на что тот смеется. — А ты свои проблемы на меня не перекладывай, меня это не так ебет. Арс только закатывает глаза. Что за дурацкие подростковые переводы стрелок? И как на это отвечать, учитывая, что у него-то проблемы как раз появились, но делиться ими нельзя? Арсений выбирает перевести тему и, дождавшись Антона, резво сбежать в бассейн, пока Эд и Шаст устраиваются на барных стульях, расположенных, впрочем, так близко к воде, что брызги долетают до самой стойки. Арсению, в целом, все нравится. Он искренне не понимает, кто и зачем спроектировал то, что назвал загородным клубом, именно так: в одном углу — бар, в другом — бассейн, плавно переходящий в джакузи, в третьем — огромные колонки с почти клубной музыкой, благо, играет она тихо и не мешает дышать. Это выглядит как неудавшийся сиамский близнец юного дизайнера, до тех пор проектирующего только общественные участки в «Симс», — но, вот же парадокс, оно кажется настолько уютным и правильным, что не хочется задавать вопросов. А может, он просто счастлив возможности плавать. Бассейн, хоть и небольшой, явно не пользуется популярностью: сидят на бортиках, щебеча о чем-то, незнакомые Арсу девчонки в цветастых купальниках в стиле бохо, в джакузи собирается компания инстаблогеров, чьи лица то и дело всплывают в контекстной рекламе с очередными курсами а-ля «Заработай миллион за день». Вдалеке Арсений, кажется, замечает солиста одной Питерской группы, но не спешит его догонять. У него есть несколько полупустых квадратных метров: вода, пахнущая солью и морским ароматизатором, отгораживает от всего мира, и Арс задерживает дыхание так надолго, что легкие вспыхивают, как Москва при Наполеоне. И — все исчезает. И Антон в этих своих цветастых купальных шортах, и Эд, увитый татуировками почти полностью, и ненавязчивая танцевальная музыка. Арс концентрируется на деревьях за панорамными окнами, на запахе отпуска и тех отцовских командировок в Сочи и Крым, когда можно было урвать немного счастливого детства между неуместно-взрослыми обязанностями. Он плавает до тех пор, пока не начинают болеть от постоянной гребли руки, а голова не кружится от недостатка воздуха — болезненно-прекрасное ощущение здоровой усталости в сочетании с душевным покоем. Почти медитация. А после — выныривает и слышит Эдово «Да-вай, да-вай»: Выграновский хлопает Антону, который стоит на барной стойке, виляя бедрами, и наклоняется, протягивая руку молодому омежке. Арсений, кажется, шипит вслух, потому что дрейфующий неподалеку мужчина вскакивает и едва не захлебывается водой, переворачиваясь со спины на живот — плевать. У Арса глаза закатываются чертовски сильно, и он ощущает себя родителем, которому нужно следить за неразумным дитем, чтоб не убился и не натворил глупостей. Поэтому к барной стойке он не подходит — подлетает, едва не проскользив на облицовывающей бассейн плитке. — А что здесь происходит? — спрашивает он громким шепотом, обращаясь скорее к Эду: тот стоит ближе и выглядит адекватнее. — Малый повз-рос-лел! — скандирует Шаст, виляя задницей так сильно, что едва не валится на пол, но в последний момент успевает схватиться за блестящий поручень на углу стойки. Та со скрипом прокручивается, слышится тяжелый вздох бармена, где-то раздаются одобрительные хлопки и пьяные визги. — Не хочешь потанцевать? У Арсения в голове — с десяток сценариев возможной катастрофы. Даром что клуб закрытый, и теоретически — теоретически! — информацию отсюда сливать не должны едва ли не под страхом смертной казни. Случись что, одна крохотная утечка — и отец открутит им обоим яйца, нафарширует их же мозгами и подаст на блюдечке с голубой каемочкой. Им нельзя палиться так явно, а если Антон наклоняется, чтобы поцеловать явно на все согласного пацаненка… «Пиздец», — думает Арс, отметая непрошеную ревность: он имеет право на Шастуновские поцелуи разве что по контракту, да и то, оба, не сговариваясь, избегают полноценных поцелуев в губы — будто это что-то слишком значительное, и не важно, что это сопливо и глупо. Его сейчас волнует исключительно семейная репутация и их сахарно-хрустальный образ, за который держатся тысячи фанатов. С какой-то болезненной обреченностью он смотрит на Шаста — тот стоит так высоко, что у Арса начинает болеть шея. Спасибо, в помещении тепло, почти жарко — а может, это жжется изнутри раздражение, потому что, ну, какого черта на своем отдыхе ему нужно контролировать этого дурака-переростка? — Пойдем, я знаю, ты умеешь, — улыбается Антон именно ему, Арсу, и от этого должно бы стать легче, но почему-то становится только хуже. — Забирайся, отсюда такой вид на звезды! Арсению кажется, что он сходит с ума. Он косится на панорамное окно — так и есть, звезд на небе не видно, да и там едва наступают легкие сумерки. — Тох, это у тебя перед глазами звездочки, — не сдерживается он, но замолкает чертовски быстро. Потому что Антон, наклонившись, неуклюже садится на стойку — и упирается носом в его нос, вытягивает язык, облизывая самый уголок губ. У Арса все внутри восстает — неконтролируемое, почти животное, инстинктивное желание ответить, продолжить, позволить повалить себя на пол прямо здесь и сейчас. Мимолетная вспышка абсурдного безрассудства, когда Антон опускает ладони ему на шею, наверняка не от большой любви, а просто чтобы удержаться и не рухнуть вниз, и едва ощутимо сжимает. Арсений представляет, как его бешеный, пулеметной очередью скачущий пульс, отдается в кончиках чужих пальцев. Он почти готов этого дурака целовать — вот так, на виду у всех, под вздохи бармена, который даже не пытается повлиять на ситуацию: видно, наблюдал за чем-то похуже и уже познал дзен, ну, либо знает, чем может обернуться вмешательство в личную жизнь гостей, даже если личной она остается только условно. Боковым зрением Арс видит, как Эд облокачивается на стул, смотрит на них тоже пьяно, но не настолько ведь. — Это текила, — комментирует, точно специальный корреспондент из центра событий. — Он выпил сначала пиво, потом три шота, потом сделал перерыв на водку, потому что бармен сказал, что это вообще лучшее, и в конце немного поболтал с милой девушкой, которая постоянно про тебя спрашивала. Странная херня. Арс отвлекается: Антон буквально стекает на пол, еле держась на ногах, изо всех сил обнимает, скользит ладонями по талии, и это могло бы быть сексуально, если бы он не был так отвратительно пьян. Арсений, честно, не понимает, как вообще можно было дойти до такой кондиции буквально за полчаса, или на сколько они там разлучались — талант, не иначе. Жаль, когда всем выдавали суперсилу, Антон пришел последним и забрал самое бесполезное. — Что за милая девушка? Все было прилично? — только и спрашивает Арс, в очередной раз ощущая себя отцом, забирающим непослушного малыша из детского сада. Эд пожимает плечами. — Да вроде. Я не следил особо, там как раз позвали, ну и… Антон, кажется, успокаивается: стоит ровно, разве что, если поднести зажигалку к его приоткрытому рту, можно устроить пиротехническое шоу. Арсений пьяных не любит — здесь и буйное поведение, и глупость, и откат в развитии минимум на десять лет. А еще — неискренность, от которой тошнит. Не важно, о чем идет речь, о сексе или о разговорах — никогда не знаешь, где заканчивается собеседник и начинается влитая в него водка, и это попросту мерзко. — С кем ты обо мне разговаривал? — спрашивает Арс, пытаясь посмотреть на Шастуна строго. — Что сказал? Антон молчит секунду, две, и Арс начинает подозревать, что это бесполезно. У него на руках — бездыханное почти тело, стоит, покачиваясь, обнимает сбоку, укладывает подбородок на плечо. Арсений почти готов признать, что выглядит тот красиво, несмотря даже на небольшой животик и слишком тонкие по стандартам красоты руки — но даже животная тяга к полуголому альфе не перебивает отвращения перед выпивкой. Шаст сейчас — не совсем Шаст, и нельзя принимать во внимание ни его пьяные поцелуи в щеку, ни скользящий по плечу кончик языка, ни пальцы, вовремя тормозящие на поясе Арсовых плавок за секунду до того, как сам Арсений успевает его одернуть. — Сказал, что ты даже не подозреваешь, как сильно я тебя люблю, — выдыхает Антон ему в шею. — Она спрашивала и спрашивала, а мне так сильно не с кем поговорить об этом, Арс. Не с кем поговорить о… Арсений, не церемонясь, изворачивается и затыкает ему рот ладонью, на что Шаст протестующе мычит, но почти сразу послушно оседает в его руках, виснет почти всем телом. — Я тебя понял, — врет Арс, хотя тревожность бьет все сильнее. — Ты не хочешь в номер? И на свой страх и риск опускает руку. — Хочу, — шепчет Антон, и Эд, до сих пор притихший, хихикает и говорит что-то про ненасытных молодоженов. — Пиздец, ты… Конкретно с этой характеристикой Арс совершенно согласен. Он кое-как тащит Шаста к выходу — благо, тот сопротивляется не особо, даже сам пытается волочь его наверх, будто действительно сгорает от нетерпения, но врезается в первый же угол и громко стонет, потирая мгновенно покрасневший лоб. Арсений вздыхает. Антон и в трезвом виде — человек-катастрофа, а теперь, когда в нем плещется смесь самых адских высокоградусных напитков, а спирт бежит даже по венам, он и вовсе превращается в ураган. Арс тащит его за собой, впихивает в лифт, хотя Шаст держится за автоматические двери, точно ребенок, не желающий идти на прививку, и слегка расслабляется, когда они доходят до дверей номера. Одной проблемой меньше — вот только в голове вертятся слова Эда про милую девушку, которая о нем спрашивала. Это ведь не может быть просто так? — Антон, — тихо говорит Арс, когда Шаст вваливается в потемневшее уже помещение и Пизанской башней рушится на кровать. — Тох, это важно. — Ты… — тянет Шаст пьяно, смазанно, возвращает ладонь на Арсов живот, и это уже непонятно, зачем, потому что зрителей у них нет. Даже Эд остается внизу, бросив напоследок что-то вроде «Удачи, пацаны». — Ты. — Информативно. — Арс нервно смеется, но тут же вздрагивает, когда Антон вновь оглаживает некоторое подобие пресса и останавливает пальцы на границе плавок: спасибо, конечно, что не хватает смелости пролезть дальше, но и этого хватает, чтобы в животе вспыхнул небольшой ядерный взрыв, а организм завелся быстрее, чем разум осмыслил происходящее. — Тох, послушай, пожалуйста, это важно. С кем ты говорил и о чем? Ты говорил про контракт? Паранойя почти сжирает: Арс верит в безопасность этого места, правда верит, но не теперь, когда кто-то лезет к пьяному Шасту с вопросами, даже не поздоровавшись с самим Поповым. А чего так, сил не хватает? Или нервов? — Нет, — отвечает Антон, и Арсений снова спотыкается о то, что верить ему не может. Как доверять пьяному телу? — Я говорил только о том, как я в тебя пиздец влюблен и как хочу тебя трахнуть, и какой ты красивый, и хотел еще рассказать, как ты охуительно дрочишь, но она почему-то сказала, что ей нужно идти… «Почему же», — мысленно фыркает Арс, потому что нервов уже не остается, и в целом он достигает той степени пиздеца, когда его устроит Антонова пьяная болтовня о его дрочке. Только бы не делился подробностями их делового соглашения и не намекал на трудоустройство у Попова-старшего, а так — любой каприз. — Так кто это был? — еще раз спрашивает он, пытаясь выловить в полумраке чужой пристальный взгляд. — Тох, ты… Договорить он не успевает. Антон приподнимается на локтях — с чудовищным, видимо, усилием, потому что дрожь в его ладонях передается даже через кровать, — и обнимает Арса за шею. Сильно, так, что того утягивает вниз, и Арс упирается носом в чужую грудь, слышит ухом биение сердца. — Почему мы об этом раньше не говорили? — говорит Шаст с прямо-таки мхатовским надрывом. — Я тебя тогда увидел, и с тех пор думаю об этом, и думаю, и думаю, а ты делаешь вид, что этого не было, а я там был, и я видел, и ты… Антонова речь смешивается в бессвязный лепет, и это, наверное, к лучшему. Услышанного Арсу хватает, чтобы мысленно вернуться в то проклятое утро, когда его застали в неудобной, мягко говоря, позе; уши у него краснеют до самых кончиков, и в целом ощущения — будто он снова в десятом классе, а отца вызвали к директору за поцелуи с одноклассником в туалете. И тут, и там хочется сказать, что он просто экспериментировал. «Потому что ты так не думаешь на самом деле», — думает Арсений с неожиданной горечью, но он не пал еще так низко, чтобы обсуждать свою дрочку с пьяным фиктивным бойфрендом. — Антон, вспомни, пожалуйста, это важно. Кто спрашивал тебя обо мне? Шаст под ним дергается, елозит, от чего поза становится еще более неудобной, но так и не отпускает. Арс, кажется, задерживает дыхание, когда слышит имя, и только теперь понимает, что знал с самого начала. — Юля Пчелкина, — говорит Антон, с поразительной точностью копируя интонацию девицы, — журналистка.