Не больнее, чем жить

      Худенькая девушка стояла на пирсе возле бара и наслаждалась шумом Индийского океана. Ночь поглотила закат и лёгкий ветерок трепал каштановые кудри. Луна одноглазо следила за людьми, которые отдались во власть музыки, алкоголя и наркотиков. - Привет, - тихий голос звучал ласково. - Знаешь, я вижу, тебе плохо. Может, ты чувствуешь себя одинокой. Ты - прекрасна. Я бы многое отдала, чтобы быть такой, как ты. Молодой. Полной будущего. Красивой. Береги себя, малышка.       Гермиона повернулась и посмотрела на женщину. Красивая, яркая и очень открытая. - Я не лесбиянка, честно, - усмехнулась она. - Я вижу, что тебе больно и хочу сказать, что все проходит. И это пройдёт. - Как у Соломона? - спросила Миона. - Как у Соломона, - согласилась женщина. - Выпьем, малышка? - Выпьем. Через час, да и через два, они планомерно накидывались. - Я вынимала тела из под осколков… - Знаю, малышка… Я видела многоэтажки после бомбежки… - Я не помогла… - Я тоже…       Рыжая магла сползла с барного стула. - Гера, береги себя, - она тяжко вдохнула. - Гоа, "розовая любовь", может добить тебя. Попробуй жить дальше. Рыжая магла послала воздушный поцелуй волшебнице. - У тебя есть шанс. Ты - прекрасна. А война прошла. Женщина ушла в сторону отеля. Гермиона Грейнджер, разумная и правильная, заказала сет шотов. Она подумает об этом завтра. Ночь, полная алкоголя и доверительных бесед с совершенно посторонней женщиной, мягко уступала новому рассвету. Гермиона лежала на шезлонге, слушая шум океана, волна за волной стирали все следы с песка. И девушке так хотелось, чтобы был такой океан, что смоет следы с души. Пришла волна и унесла потери от войны, пришла волна и унесла пытки в Малфой-мэноре. Пришла волна и стёрла уродливый шрам от магического кинжала Беллатрисы. Пришла волна и стёрла из памяти Рона Уизли. Так где же найти такой океан, что смоет следы с ее души? Мысли вновь и вновь возвращались к той, боли, что Героиня Войны, Самая Умная Волшебница Столетия, Великая Грейнджер, носила в себе постоянно. Прошло порядочное количество времени, боль перестала быть острой, слезы закончились, как закончилась жалость к себе. Каждый вдох и выдох сопровождался тупой болью, ноющей, словно все поломанные кости ныли на перемену погоды. А сегодня ночью что-то изменилось. Рыжая дамочка не жалела её, не восхищалась ею, она слушала и понимала, что случилось с молоденькой девушкой. - Перед рассветом всегда самый тёмный час, малышка, - весело раздалось за спиной. Гермиона обернулась. Магла стояла и улыбалась. - У меня йога, - рассмеялась женщина. - Держу баланс между разрушением и пользой. И действительно, едва забрезжил рассвет, магла опустилась на песок, в позу лотоса, а потом переходила из одной позы в другую. Познаний Гермионы в йоге хватило лишь на то, чтобы определить первую. Когда розовое солнце превратило океан в золотой, женщина встала, разделась до купальника и пошла в воду. Гермиона смотрела на ее тело, покрытое татуировками и недоумевала. Скоро магла вернулась к шезлонгам. - Я, конечно, не читаю мысли, но эти тату прячут шрамы. Все уродство войны, отпечатанное на моем теле, с помощью иглы, чернил и мастера, превращены в красивые и памятные для меня моменты. Пулевое на плече я спрятала под цветами яблони. Бабушка пела мне в детстве, что всё пройдёт как с белых яблонь дым. Гермиона усмехнулась. - Хочешь, - продолжила магла, - мы спрячем твоё ножевое под тем, что ты любишь? - Хочу, - неожиданно для себя согласилась волшебница. - Будет больно, предупреждаю, - улыбнулась женщина, - но не так больно, как жить.