***
— Блядская хуета блять, — эта фраза, произнесённая на всю квартиру в унисон с грохотом на кухне, могла означать только одно: утро началось не с кофе. Он уже знал, что незамеченным это не останется, и жена сейчас же телепортируется к двери. — Ты какого хрена так разорался с утра пораньше? — Алëна резко распахнула дверь. Предсказуемо. — А вообще, я тебе сколько раз говорила не ругаться и, тем более, не орать дома матом? Или тебе на мои слова совсем наплевать? Я, конечно, понимаю, что работа выматывает, туда-сюда, но срываться на нас не нужно! — девушка настолько повысила тон, что, казалось бы, выражалась намного громче, чем сказанная минутой ранее фраза мужа. — Алëн, ты снова скандал на пустом месте устраиваешь? — он тяжело вздохнул, затылком чувствуя прожигающий взгляд. — Я просто обжëгся, вот и всë. Ни на кого я не срывался, разве что на турку, и то, которую по глупости сам схватил голой рукой без прихватки, — плавный голос ни на толику не перешëл в разряд «громко». Мужчина развернулся, придерживая пакет с пельменями у повреждённой кисти. — Ты не заводись раньше времени, пожалуйста. За мой французский, извини, было на самом деле больно. На вас я не срывался ещё ни разу, так что не нужно придумывать, — он посмотрел жене в глаза, а затем снова развернулся к плите. — А ты меня не выводи, тогда и ссор не будет. Не успел приехать, а уже нервы мои все на пределе, — брюнет переложил из сковороды яичницу на две тарелки, украсил их кусочками помидоров и зеленью. — Я надеюсь, хоть в этот раз ты не на три дня приехал? Мне уже надоели твои постоянные разъезды ради «неизвестности». Тебя постоянно нет, я одна. Мне тяжело! — девушка уселась на кухонный диванчик, которым они недавно заменили старый замызганный, перешедший от старых хозяев. Это было последнее, что от них оставалось в этой квартире. — Алëн, ты ведь сама понимаешь, что я не просто так езжу в Москву. Я зарабатываю деньги, стараясь сделать так, чтобы в ближайшем будущем их было больше. И не нужно каждый раз говорить что-то про наш проект, я и так с первого раза усвоил, что тебе это не по душе. Я признаю, в который раз, что мне действительно неловко за то, что ты здесь одна и я редко уделяю вам время, но пойми же — я делаю всë для вас! Все твои капризы тоже всегда исполняются, разве не так? — Арсений, закинул пакет пельменей обратно в морозилку, поставил тарелки с двух сторон стола, сел напротив и продолжил. — Я не понимаю, чего ты хочешь добиться всеми твоими упрёками? Я, как только перешагиваю порог дома, каждый раз слышу не «привет, я так скучала!», а вечные недовольства. К примеру, вчера тебе на вид не понравился торт, который я заказал в честь очередной годовщины нашего знакомства. Спасибо, мне очень приятно. — А, ещë и я во всëм виновата? Ну, спасибо, муж. Деньги можно зарабатывать и другими способами, живя с семьëй нормально, постоянно, а не как ты. Я хочу добиться, чтобы ты, если и не совсем перестал ездить в эту грëбаную столицу, так хотя бы реже. Ты меня будто не слышишь каждый раз. Я, в тот момент, когда тебя нет, чувствую себя так спокойно без твоих меня непониманий, но и в то же время так одиноко, — девушка придвинула к себе тарелку, взяла столовые приборы, разрезая яйцо на кусочки. — А торт этот реально был не очень. Да и вообще, это же так по-детски. Кто отмечает день знакомства? — Мы. Семь лет подряд. На восьмой, ты, оказывается, начала считать это детской забавой. Уж извини. — Сень, мы взрослые люди. Пора уже прекращать эти «ритуалы» великой любви, — мужчина нахмурил брови на такую форму имени. Так он позволял называть себя только жене и маме, но это сокращение стало с недавних пор таким несочетающимся с обстановкой, что каждый раз сильно резало слух. — Когда тебе следующий раз в Москву? — перевела тему девушка, немного сбавляя тон. — Об этом я и хотел тебе сейчас сообщить, — мужчина немного отставил пока так и не тронутую тарелку от себя, собирая руки в замок, — мне позвонил Стас сегодня пару часов назад, сказал, что у нас важные переговоры с продюсером намечается на завтра и несколько дней далее, но подготовиться к ним было бы лучше немного заранее, — он видел, как меняется взгляд жены с только-только успокоившегося до снова разгневанного. — Мне нужно будет сегодня ближе к вечеру снова уехать. На неделю, — напротив послышался глубокий вздох, не предвещавший ничего хорошего. — Как же меня это всё задолбало, Попов! — она резким движением отодвинула тарелку и ранее поставленную кружку чая так, что они чуть ли не перевернулись, а напиток частично вылился. — Может тогда вообще нас бросишь и переедешь на свою эту «работу»? Ты определись наконец, что тебе важнее! — девушка встала, обошла стол, остановившись за спиной мужа, продолжив. — Молодец, так держать! — она хлопнула его пару раз по плечу. — Только учти: когда опомнишься, будет уже поздно, — и вышла из кухни. — Алён, — позвал. Тщетно. — Блять, надоело! — резко встал, повторяя действия жены, направился в их, некогда совместную, спальню, закинул в сумку уже стандартный набор вещей для поездки, понимая, что бо́льшая часть предметов так и осталась неразобранной после вчерашнего приезда, захватил одежду, пошёл в ванную, переоделся, в коридоре накинул на себя ветровку, обулся, накинул на плечо багаж и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Впервые за сегодняшнее утро в квартире заплакал ребёнок.***
— Не, Арсюх, я, конечно, понимаю, что тебе это уже всё осточертело, все её вечные оры, крики, упрёки. Но и ты её пойми, она одна в этом Питере, да ещё и с полугодовалой дочерью. Ей тяжело там без тебя, поэтому уже потихоньку сходит с ума девчонка. Ты просто представь, — Арсений лежал головой на коленях лучшего друга, слушая его монолог, — вы оба хотели ребёнка, я бы даже сказал мечтали, а тут, после её появления ты дома бываешь в среднем половину каждого месяца, как бы не меньше. И ребёнок отца не видит, и жена страдает. — Серёж, я ведь понимаю. Я стараюсь делать всё для них. В каждой ссоре на эту тему пытаюсь ей это объяснить, заводя разговор про финансы и их возможное увеличение, но она не верит ни во что, считая всё то, что мы делаем, бессмысленным, — он широко развёл руки, пытаясь показать тот объём работ, который они выполняют. — Она меня даже слушать не хочет. И ты понимаешь, — он приподнялся на локте, направляя взгляд на Серёжу, — ссоримся мы не только насчёт работы и моего постоянного отсутствия, она начинает возмущаться буквально из-за всего: то дышу громко, то кружку я её передвинул, то неправильно памперс дочери надел, хотя всё делал так, как показывала изначально она сама, да и никогда ничего против не говорила, даже наоборот. Просто по любой мелочи. Мне даже иногда кажется, Серёг, что она во всём повод найдёт в моём присутствии, — Арсений снова лёг на колени, смотря в потолок. — Ты представляешь, в последний мой приезд, а это была восьмая годовщина нашего знакомства, я привёз торт, ты мне ещё его заказывал у знакомой своей. Так она сказала, что он убогий, а на утро заявила, что это всё детские забавы и никто из здравых людей не отмечает какой-то там день знакомства. Видимо, мы все семь лет до этого занимались какой-то чушью, и, вообще, это была не Алёна и я всё придумал. Пойми, я делаю пусть и не всё, но многое для сохранения семьи. Я люблю её. Люблю дочь. Обеих. Но я устал. Устал приезжать домой и снова загружать себя негативом, который можно было бы и избежать в любом случае. Устал вечно выяснять отношения, споря, кто прав, а кто нет. Устал быть неуслышанным, говоря всё то, что меня волнует будто в пустоту. Мне даже неловко думать о том, что, по сути, я от неё отдыхаю на работе, загружая себя ещё больше. — Арс, я даже и не знаю, что в таких случаях делают люди. Когда оба друг друга любят, но в семье разлад, и никто ничего сделать не может, как бы не старался. Может, вам к семейному психологу сходить? Говорят, помогает многим наладить совместную жизнь, иногда даже выстраивая всё с самого начала. — Я был бы и рад, но Алёна, скорее всего, посчитает меня психом и пошлёт куда подальше. Я уже давно об этом думаю, на самом деле, — мужчина поднялся, сел на кухонном диванчике прямо («Отличная у Серёжи мебель, даже на кухне. Лежать удобно на любой поверхности, кроме пола»), взял стакан с виски, щедро налитым другом. — Как она отреагировала на заявление, что ты приехал меньше, чем на день? — поинтересовался Серёжа. — Ну, по приезде и я ещё не знал о моём скором возвращении, а после того, как утром Стас решил позвонить ни свет ни заря, я больше не спал, посидел, подумал, посмотрел документалок всяких, помыл посуду, оставшуюся с вечера, а затем решил сделать завтрак, чтобы сначала немного отвлечь её, а потом сообщить «новость», — он показал руками кавычки, — чтоб не сразу, не слёту. А потом, когда делал себе кофе, обжёгся несильно и от неожиданности и резкой боли матом буквально три слова сказал чуть громче своей обычной громкости голоса. Она и прибежала сразу же, упрекнула и за это. Потом поговорили, я немного поумерил её пыл, всё было относительно нормально пару минут. А после моего заявления, она почти опрокинула тарелку с яичницей и кружку с чаем, сказала, что ей это всё надоело, похлопала меня по плечу, похвалив за всё и ушла в зал. А я ведь тоже не железный, Серёг. Собрал вещи и ушёл, не попрощавшись даже, — он залпом допил остатки напитка. — Не, я всё понимаю, но чтобы даже не попрощавшись уйти… Это не красиво, Арс, — Серёжа встал с дивана, направляясь к раковине, захватив с собой грязные тарелки из-под ужина. — Даже я бы обиделся. А ты подумай, как ей сейчас. Она и без этого тебя пилит постоянным отсутствием, а ты тут такой распрекрасный заявляешь с самого утра, что снова уезжаешь, через несколько минут психанув после небольшой очередной перепалки, собираешь вещи и уезжаешь ещё раньше, чем нужно было, так и не сказав ничего напоследок, — он включил воду, стараясь её перекричать, продолжил. — Как по мне, если бы я был твоей женой, я тебе в лицо сказал бы, что ты мудак. Ты даже не обижайся. И не ищи потом причин ваших очередных ссор. И, опять же, я бы, будучи на твоём месте и послушав мудрого лучшего друга, постарался всеми силами вернуться домой пораньше, сделав сюрприз, извиниться как следует, букет для сглаживания углов подарить. Ты, конечно, делай, как посчитаешь нужным, но моё мнение ты услышал. — Услышал. Даже понял отчасти, — пробурчал себе под нос брюнет, не ставя цели сказать это именно другу. Просто озвучил мысли. Следующие три дня он постоянно думал над сложившейся ситуацией и сказанной Серёжей идеей. Мужчина принял для себя, что он, действительно, был не прав в то утро. Арсений чётко решил, что откажется или, на крайний случай, постарается перенести «интервью» какому-то знакомому Стаса, возьмёт ближайшие билеты на Сапсан, закажет большой букет любимых мелких ромашек жены в проверенной цветочной лавке и заявится домой на два дня раньше обозначенного срока возвращения, тем самым устроив Алёне сюрприз. Извинится за поведение, поговорит с ней спокойно, постарается помириться. Да, так и сделает.***
Мужчина ехал в такси от вокзала в хорошем расположении духа. Ему, из намеченного, оставалось только забрать букет, который, как сообщил в сообщении уже знакомый флорист, «будет готов с минуты на минуту». В голове вырисовывались картинки, как жена с удивлëнным лицом от раннего возвращения и огромного букета в руках мужа встречает его в прихожей, оставляя все негодования и обиды на «потом», как он извиняется за свою выходку, как у любимой наворачиваются слëзы на глазах, она подходит, обнимает его, пытаясь успокоиться. Как она забирает цветы, нежно целуя, благодаря за неожиданность. Вместе они проходят в комнату, где на детском коврике увлеченно рассматривает новые игрушки их полугодовалая дочка. Услышав голос папы, она, подняв головку и увидев его, начинает улыбаться и, пока неуверенно, ползти в сторону родителей. Отец аккуратно поднимает малышку, прижимает еë к себе, осторожно целуя крохотный носик. Жена на скорую руку ставит букет в вазу, пока дочь нежится в объятьях папы, после чего, возвращаясь к ним, наблюдает за идиллией, забывая все обиды… — Молодой человек, — в очередной раз окликнул таксист, еле касаясь колена пассажира. — А? — отвлëкся от мыслей Арсений. — Приехали. — Ах, да. Извините, задумался о своëм. Вот, держите, — он протянул водителю купюры и пару монет. Захватил сумку, приоткрывая дверь, пожелал мужчине всего доброго, вышел из авто, направляясь к цветочной лавке, которая уже виднелась за деревьями. Выйдя от флориста, Арсений чувствовал неимоверный прилив счастья и лëгкости, неся в руке шикарный, не только по его собственным меркам, букет ромашек. Они, будто маленькие солнышки, улыбались ему, навевая мысль о том, что всë обязательно будет хорошо. Сегодня всë вокруг, заметил брюнет, создавало предчувствие чего-то прекрасного, удачного. Погода в Петербурге радовала своим теплом, дневное солнце скрывалось за редкими облачками, но большенство времени проводило у всех на виду. Пробки сегодня решили внезапно исчезнуть, как бы специально, ради скорейшего примирения супругов. Пребывая в приподнятом настроении, он налегке прошëл несколько дворов до их дома, достал из сумки ключи, проходя в подъезд. «И лифт наконец починили! День точно обещает быть хорошим!» — подумал брюнет, улыбаясь своим мыслям. Он доехал до своего этажа, прошëл до двери их квартиры, аккуратно, будто приехал поздно ночью, когда все спят, вставил ключ и начал его проворачивать, открыл дверь, вспоминая картинки, пришедшие в голову в такси. Арсений, тихо перешагнув порог квартиры, уже почти прикрыл дверь, как услышал голос жены, доносившийся явно из спальни. Он на мгновение застыл, вспоминая былые времена. Мужчина давно признался себе, что голос жены всегда действовал на него, как на кота специальная мята, успокаивая. Его мелодичность обволакивала весь организм, погружая в состояние полного расслабления, а хорошее настроение всегда в разы усиляло эффект. Это тогда, восемь лет назад, было одним из того, что Арсения в Алëне и зацепило. Но от воспоминаний Попова отвлëк негромкий смех, явно принадлежавший не женщине. «Быть может, это звук какого-нибудь фильма?» — подумал Арсений. Он прислушался, стараясь уловить каждую нотку. — Да тише ты, дурак! Дочь разбудишь, если так ржать будешь. — Сама же знаешь, что дети еë возраста спят крепко, — в голосе послышалась ухмылка. — Не глупая, понимаю. Но ты так громко смеëшься, что это можно сравнить с грохотом молнии! Тебя можно использовать как будильник, — усмешка. — Ты так мне и не обозначила, когда этот твой Арсений вернëтся, — перебирая в голове всех друзей и знакомых их семьи, которые бы могли прийти к ним домой в гости, Арсений не мог сопоставить голос, который сейчас слышал, ни с кем-либо из них. — Забегалась совсем, прости. Через два дня, Ром, так что можешь не переживать. Ему лишь бы свалить быстрее от нас каждый раз. В крайний так вообще приехал в полночь, считай, а, психанув ни с того ни с сего, уехал утром того же дня. — Мудак он у тебя в этом плане. До сих пор не понимаю, зачем ты за него держишься? Деньги? Наличие отца для ребёнка? Так это и я смогу тебе дать полноценно. Сама же знаешь уж сколько лет, — Арсений стоял неподвижно, анализируя каждое слово двух людей, сидящих в его (их) комнате. Да, он даже когда-то задумывался над тем, что его Алëна могла бы уже при таком раскладе их семейной жизни найти кого-то ему, Арсению, на замену, но старался это не представлять, выкидывая подобные мысли из головы. Попов считал, что она не смогла бы пойти на такой отчаянный шаг с дочерью на руках. Он верил, что жена, не смотря на все разногласия и конфликты, всë ещё любит его. Мужчина размышлял, как он отреагировал бы на измену? Ему казалось, что, чисто теоретически, наверное, так было бы даже лучше. Для человека, которого он любит. Он бы навещал дочь, в любом случае, ведь эта маленькая кроха — его отдушина, маяк во время бури. Он еë не бросил бы. Никогда. Думая о том, что, возможно, их браку настал конец, он продолжил подслушивать разговор. — Ром, ну я тебе сколько раз говорила? Ну, ждать же осталось совсем немного. Ещë чуть-чуть и я скоро ему всë расскажу. Мне сложно будет ещё дольше продержаться. — Сама же говоришь постоянно, что он выводит постоянно, ты срываешься, потому что терпеть уже этого не можешь. Я в очередной раз повторюсь, что вы в любой момент можете переезжать ко мне. Финансами обеспечен достаточно, если даже не больше твоего муженька ненаглядного. Комната для дочки готова ещё с того времени, когда ты последние месяцы беременная дохаживала. Если ты переживаешь, что развод ваш затянется, не волнуйся. Я договорюсь, а если нужно будет, связи найду. Ты только определяйся побыстрее. Я хоть и терпеливый, что мы выяснили из опыта длиною в столько лет, но не терпила, как твой Попов, — Арсений, на удивление, не был в глубоком шоке, будто бы так должно было быть. Но его смущали некоторые реплики этого Ромы. «Откуда же ты такой умный взялся, оказывается, столько лет назад?» — думалось ему. — Ром, я обязательно ему расскажу. Если ты так сильно этого жаждешь, могу даже по его приезде через два дня. Он, естественно, будет не в восторге, но… — её перебили. — Ну ты и сказала, конечно, — усмехнулся мужчина. — Не думаю, что в мире так много людей, кто был бы доволен от новости, что ребëнок, которого ты ждал девять месяцев, а потом, как бы, воспитывал полгода, вовсе и не твой. Да и вообще, я жажду совсем другого сейчас. А, если быть точнее, другую. Диалог прервался тишиной. Арсений не мог определить, закончили ли разговор люди в комнате, либо же он так резко оглох. Голова отказывалась переваривать информацию от слова совсем. Не ведая, сколько он так стоял в тишине, мужчина прокручивал туда-сюда всë, что услышал, стараясь уцепиться хотя бы за одну здравую полноценную мысль. Но пазл потихоньку начал складываться в нужной последовательности, образуя целостную картину. И тут его как обухом по голове огрели. «Ребëнок вовсе и не твой». Арсений, казалось, не моргал вечность, стоял неподвижно примерно столько же. Он не мог в это поверить. «Может, я просто не так его понял? Может быть, он не это имел ввиду? Как такое могло произойти? Такого просто не может быть! Это моя девочка! Я уверен!» — подобные мысли начали роиться безостановочно, затмевая «новость». Из «тишины» собственных мыслей его вырвали тихие звуки, доносившиеся из комнаты, — мужчина их даже не распознал поначалу. Спустя буквально минуту среди давящей тишины квартиры и шорохов, из спальни послышалось что-то, напоминавшее женский стон. Арсений даже не стал ещë раз напрягать слух — он отчëтливо его расслышал. Такой тягучий сладкий стон его любимой жены, подобными которому он сам упивался не первый год. Не понимая, что им в тот момент руководило, он развернулся на носках, переступил порог квартиры, аккуратно закрыл дверь, провернул так же тихо, как и ранее, ключ и прошёл в лифт. Арсений не думал ни о чëм. Он нащупал в кармане бомбера ключи от своей машины и, выйдя из подъезда, направился к ней, стоявшей на парковке за домом. С ним, кажется, только что поздоровался сосед из квартиры напротив. Он не слышал и не видел ничего вокруг себя, шëл интуитивно и в полной тишине, словно в вакууме. Дойдя до авто, он разблокировал его, на автомате открыл заднюю дверь, закинул на кресла сумку с вещами и букет, не заботясь о его состоянии. Сев за руль, завëл машину, выезжая из двора. Небо начало затягивать облаками.***
Он не помнил, как добрался до одиннадцатого километра ЗСД, где, в последнее время стал частым гостем, не помнил, как и где бросил машину, — его совершенно не волновало тогда, что её могут забрать на штрафстоянку, — как дошëл до нужного места. Арсений очнулся уже там, стоя у воды, не шевелясь. Его настигла жуткая боль где-то глубоко в душе. Мужчина чувствовал, как она буквально жгла изнутри, оставляя его на пепелище одного со своими мыслями. И он закричал. Срывая голос, хотел столкнуть весь груз, что так резко и неожиданно свалился на его плечи. Не замечая боль в горле, напрягшаяся оболочка, некогда бывшая Арсением Поповым — счастливым человеком, ценившим всë, что его окружало, жившим по понятию «кайфуйте, жизнь одна», как скажет через три года Ольга Бузова на своëм сольном концерте в Крокусе, — стояла у самой воды Невской губы, волны которой, из-за настигнувших порывов ветра, били прямо ей в ноги. Вокруг всë стало ненужным, совершенно незначимым. Было всë равно на то, что начался ливень, что волны обдавали по самые колени, сбивая с ног. Арсению не было холодно, не было мокро, ему было не страшно заболеть. У него из чувств осталась только боль и зарождающаяся неприязнь. К кому? К себе. За свою жизнь, за всë то, что он говорил и делал было стыдно так, что хотелось прямо сейчас просто исчезнуть, в миг исправив чужие жизни, будто бы его и не было в них. Он плакал в унисон дождю. Арсений будто бы и был Петербургом, только в человеческом обличии. Ему было больно не физически — груз давил настолько сильно, что мужчина просто упал под его давлением на колени, не замечая воды. Ему уже было трудно дышать, но совладать с собой сейчас было ещё труднее. За время, что он просидел так на берегу, переместившись немного от воды на камни, ливень успокоился, выдавая свои остатки в виде моросящего дождика, потихоньку начало темнеть, а Арсений много о чëм успел подумать. Мысли были разные, создающие один клубок в голове запутавшегося человека. Наконец брюнет ощутил вдруг что-то помимо боли, — та будто бы испарилась. Это был холод. Он поднялся на ноги, неуверенно на них стоя, выпрямился, вследствие чего голова резко пошла кругом, и побрëл в сторону машины. Подойдя к ней, мужчина похлопал по всем карманам — тщетно: ключей в одежде не было. Но ему было это безразлично. Он сел рядом с водительской дверью на асфальт, поджимая ноги к себе, утыкаясь подбородком в колени. Устремив взор прямо, Попов заметил ключи, которые мирно лежали чуть поодаль, почти у травы, совершенно никем, разве что дождëм, не тронутые. «Хоть что-то в этой жизни хорошее», — подумал Арсений, тяжело вздохнул, поднялся на ноги, подобрал ключи, после чего, разблокировав авто, сел в салон, включая печку. Он снова сидел, глядя только в одну точку, практически не моргая. Мокрая одежда неприятно липла к коже, поэтому брюнет вспомнил о вещах, брошеных сзади. Он вышел из машины, открыв заднюю дверь, садясь, после, дотянувшись до сумки, он вытащил спортивные, рассчитанные на домашнее использование, штаны, толстовку, подаренную Серëгой когда-то в шутку, с принтом, давно стëршимся от стирки, носки, достал с задней полки за сиденьями кроссовки, которые когда-то оставил здесь, забыв забрать позже. Арсения от процесса переодевания отвлëк рингтон телефона на переднем кресле. Он дотянулся до мобильника, на экране высветилось «Алëна». Мужчина с минуту размышлял, нужен ли ему сейчас этот разговор, жена успела сбросить и позвонить ещё раз. Принял вызов. — Сень, я уже испугаться успела. Я понимаю, что мы в последний раз не на хорошей ноте разошлись, но я переживать сильно начала, потому что ты не звонил и не писал. У тебя там всë хорошо? — воу, вот это заявления пулей в лоб. — Привет, — повисла небольшая пауза. Арсений не знал, о чём с ней вообще говорить, тем более после всего того, что он узнал ранее днëм. Но он ещё до принятия вызова решил ничего не говорить про сегодня. Только если не сорвëтся. — У меня всë в порядке, я работаю. Ты чего? — Да я не знаю, Сень. Я думала все эти дни только о том, что я тебе наговорила, и как себя с тобой повела. Знаешь, я была, наверное, слишком резка с тобой утром тогда, — это прикол что-ли какой-то? Или же уже профессиональная ложь? «Это подготовка почвы, Арс» — говорило сознание. — Прости меня, пожалуйста. Наверное, это было совершенно неправильно на тебя кричать из-за ожога. — Я понимаю, Алëн. С кем не бывает. У вас там как дела? — У нас всë замечательно! — «Я днëм это заметил, что уж там». — Дочка тебя сейчас слышит, улыбается. Скучает сильно, — она на мгновение затихла, — и я скучаю. Приезжай скорее. — Я тоже, поверь, тоже. Буду дома послезавтра утром. — Хорошо, ждëм! А чего у тебя голос такой хриплый? — поинтересовалась девушка. Режим заботы, давно забытый, нашëлся, видимо, на барахолке старых чувств. — Да приболел немного, наверное. Под дождь попали с пацанами позавчера вечером, — ложь вылетала из его уст быстрее, чем он мог еë придумать, будто за него работал чужой мозг. Навык импровизатора не пропьëшь, — сейчас уже лучше. — Ты аккуратнее давай, не болей. Лечись и приезжай, не хватало ещё нас заразить, — а-н нет, всë о себе да о себе, как обычно. — Ты занят сейчас что-ли? Так скудно говоришь. — Да, мне нужно идти, а то нам уже пора продолжать, меня ждут, — на сегодня хватит разговора. На завтра, наверное, тоже. — Ой, тогда беги. Ты звони обязательно! Люблю! Целую! — и отключилась. — Ага, как же, — брюнет, зайдя на сайт хорошего, по мнению знакомых и коллег, отеля, забронировал номер на полтора дня, откинул телефон на соседнее кресло, выезжая на нормальную дорогу. Прибыв в номер, Арсений разулся, бросив сумку с вещами у входа, помыл в ванной руки, и, пройдя к кровати, забрался под одеяло, сняв перед этим толстовку, и, на удивление, почти мгновенно отрубился. Организм ослаб слишком сильно. Впереди была тяжëлая неделя. А дальше — посмотрим.***
Практически всë время до выезда Арсений провëл в постели, за исключением частых походов в душ. Он подóлгу стоял под струями горячей воды, стараясь прийти в чувства, но, увы, не получалось. Буквально кипяток обжигал кожу, но брюнет ничего не чувствовал, проворачивая вентиль до упора, жаждя уловить хоть что-то. В постели он лежал, свернувшись в комок, с закрытыми глазами, но уснуть после отключки в первые же минуты пребывания тут, он не смог. Утром в день выезда Арсений, сев в машину, что стояла на парковке для посетителей отеля, долго размышлял, как ему вести себя при жене, что говорить. Он решил так: не упоминать и не намекать про то, что всë знает, до того момента, пока Алёна не начнëт очередной скандал, который будет уже на пике. Короче, когда сорвëтся, тогда и самое время. Мужчина выехал в сторону дома в полном «заду́мничестве».***
— Да ты уже достал меня, Попов, своими выходками! – утром следующего дня квартира снова была наполнена криками девушки. Встреча мужа прошла хорошо, для их обычного общения даже отлично, Арсений держался изо всех сил, чтобы случаем чего-нибудь не сказать лишнего раньше времени. И вроде бы всë нормально, даже, будто бы, так было всегда, но повод для ссоры всë равно нашëлся. Мужчина поздно вечером сказал жене, чтобы та засыпала одна, а он ещё немного поработает в другой комнате. Его срубило к трëм часам ночи, а чуть позже, дочка, – как недавно выяснилось, вовсе и не его, – проснулась, начав плакать. Алëна, успокоив ребëнка, проходила в туалет мимо гостинной, заметила мужа спящим на диване без каких-нибудь признаков работы до этого (ни ноутбука, ни чего-либо подобного рядом с ним не было). Ей не понравилось, что его не было рядом ночью. Она всегда добивалась своего. И вот, как говорили во всеми известном фильме – «Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково. Это уже обычай, традиция, я бы сказал ритуал». – Я уже сыта этими твоими закидонами по самое горло! — Алëна, это нормально, вообще, предъявлять мне за то, что я заработался и уснул на диване, не придя к тебе? Раньше ты была только рада этому, – он снова разговаривал с ней спокойным ровным тоном. — Да что ж ты заладил-то «раньше, раньше»!? Я тебе всегда про «сейчас» говорю, а ты мне постоянно что-то припоминаешь. Я уже жить спокойно с тобой не могу. Ты постоянно капаешь мне на мозги по любому поводу! Даже присутствием давишь, – супруг слушал жену абсолютно спокойно, немного улыбаясь даже. – Что ты улыбаешься!? Смешно тебе? Знаешь, мне это всё надоело! Серьëзно. Мне надоело постоянно терпеть твоë хамское поведение и делать вид, что всë нормально! – он усмехнулся и, наконец заговорил. — А мне надоело притворяться, будто бы я не знаю, что ты всë время нашего брака мне изменяешь и дочь вовсе не моя, – Арсений произнëс чëтко, смотря прямо в глаза. Занавес. Браво. — Чт.. – девушка, казалось, будто окаменела, с ужасом глядя на супруга. — Да, Алëн, у меня нет связей в органах, у меня нет девушки, которую я жду, пока она, наконец, уйдёт с моим ребëнком от мужа, потому что я просто терпила с недостаточным для тебя заработком, – он не кричал. Ему было плевать. — Откуда?... – тихо подала голос девушка. — Это не важно. Никто мне не рассказывал, это единственное, что тебе нужно знать. А сейчас я уезжаю на два дня из квартиры. Чтоб через двое суток тебя и твоих вещей здесь не было. Куплена она всë таки мной на мои же деньги. С Ромой своим поговори насчëт связей и «быстрого развода» и обрадуй наконец "мужа декабристки". Дочк..девчонку вот жалко, я к ней привязался, полюбил сильно, но ничего. Справлюсь, – он молча собрался, захватил ключи от дома и машины и ушёл, оставив девушку в тишине. Она хоть и была, в глубине души, рада тому, что, наконец-то, всë закончилось, но она не хотела, чтобы всë произошло именно так. Он не должен был узнать раньше! Алёна тяжело выдохнула, подойдя к гардеробу. Через два дня, как и было объявлено, Арсений вернулся «домой», где и духу от семейной жизни не осталось. Первое время он уходил или уезжал оттуда, пытаясь убежать от тишины. Арсений просто не мог находиться там. Бродил по ночам по городу, приезжал к берегу Невской губы на 11-м километре ЗСД. Бракоразводный процесс прошёл очень быстро. Благодаря связям Романа, примирительный срок удалось сократить до полутора недель. И вот, спустя десять суток, он стоял в ночи на безлюдном Английском мосту, беззвучно плача. Было тяжело. Было больно. Но он держался из всех сил. Старался. Всë случившееся снилось мужчине не первый месяц, чаще вчего в форме кошмаров. Он резко вскакивал на кровати, не понимая, сон ли это. Он плакал во сне. Ему не хотелось жить с этим, но забыть не давало сознание. Спать удавалось на работе в Москве, когда, не спав подряд несколько суток, Арсений просто обрубался во время собраний и совещаний. Ему надоело жить. Ему не хотелось жить так.