Тени прошлого

      Состояние Хиро было похоже на то, если бы он вдруг начал терять сознание и, пока его мысли плавно затухали, стал медленно падать на землю. Сновидение никак не отпускало его, взрываясь перед плохо размыкающимися глазами каскадом ярких вспышек. Как будто бездонная дыра, кишевшая омерзительными чудовищами, оно норовило поглотить мальчика целиком, но явь, не повременив вступить с ним в схватку и вцепившись в беспокойный разум мальчика, с не меньшей жадностью вытягивала Хиро из царства кошмаров обратно к себе. К решающему моменту схватки клацанье отвратительных зубов чудищ и их ужасающие вопли слились в один невыносимый шум, заполнивший все вокруг, и оба противника рассвирепели до такой степени, что, казалось, вовсе позабыли о хрупкой детской душе, за которую и боролись изначально, и, увлеченные битвой, могли просто разорвать ее на куски...       И вдруг все мгновенно стихло. Чудовища отступили во мрак, из которого вышли, и стали видны лишь их светящиеся глаза, смиренно ждавшие чего-то. И тогда на границе между сном и явью мрачной тенью выросла высокая стройная фигура — не то грозный часовой, не то сам повелитель тьмы, один вид которого смирял жаждавшую безжалостно обрушиться на жертву сущность своих подданных. Черный человек плавно балансировал на границе миров, и каждое его движение было исполнено величественной размеренности и грации, что крайним образом отличало его от диких чудищ мрака. Но леденящий холод, таившийся в загадочной фигуре, был страшнее бешенства любого чудовища. От черного человека так и исходила невозмутимая мощь, не дававшая усомниться в его превосходстве и власти над всем. Этим всеобъемлющим спокойствием черный человек давал своим слугам понять, что не стоит так остервенело тянуться за добычей, ведь беззащитная маленькая душа сама будет возвращаться к ним вновь и вновь, и недалека минута, когда в очередной битве яви и сна она впервые выйдет из мучительного забытья и приложит усилие — решающее усилие, которое окончательно толкнет ее в руки тьмы. Именно поэтому он так легко уступал душу Хиро яви, позволяя сну рассеяться. Исполненный зловещего торжества, черный человек начал медленно таять и вскоре исчез совсем.       Хиро открыл глаза. Из пространства, бурлившего множеством маленьких точек, появлялись окутанные полумраком кровать, застеленная синим покрывалом, и потертый плакат с натюрмортом на деревянной стене. Взгляд опустился вниз — и в поле зрения возник плетеный коврик на полу. На нем, будто свернувшийся клубком котенок, тихо приютилось солнечное пятнышко. В границах этого сгустка света коврик овеял мягкий блеск, осевший крохотными звездочками на с таким кропотливым старанием и любовью сплетенных друг с другом шерстяных нитях. Пятнышко трогало душу своей неясной хрупкой прелестью, ведь в очаровании им скрывалась чуть осязаемая жажда чего-то, тоска по нечто неумолимо ускользающему, как песок сквозь пальцы, глухая надежда, что не все еще потерянно. Хиро глядел на капельку солнца в море мрака, околдованный всеми теми непонятными чувствами, которые она в нем пробуждала. Затем он видел, как пятнышко начало испаряться, рассеиваться в стремительно наступающей на него тьме и вскоре исчезло совсем. В то мгновение, когда это случилось, сердце Хиро слегка дрогнуло, словно уколотое тупой иглой. Так, неразгаданное ощущение, снизошедшее к нему в образе солнечного света, оставило его одного тонуть в зыбком полумраке.       Старый пол протяжно заскрипел под приближающимися грузными шагами — Хиро тотчас понял, кому они принадлежали. Аки-сан дошла, покачиваясь, до прикроватной тумбочки, наклонилась к ней и стала вытаскивать из нее вещи, пока наконец не достала небольшой предмет в черном чехле. Неотрывно смотря на нее затуманенным взором, Хиро без внимания слушал ее размеренное, хоть и несколько тяжелое дыхание, мгновенно разносившееся по комнате, погрязшей в тоскливой тишине. Разогнувшись, женщина взглянула на плакат, склонила голову на бок, вздохнув с умилением, и пригладила пальцем отклеившийся клочок бумаги. После этого она развернулась и, увидев Хиро, со спокойным удивлением улыбнулась. — Хорошо вздремнул, Хиро-кун? — спросила она, присаживаясь рядом с Хиро на край кровати. На ней было длинное черное платье с украшенными вышитыми цветами рукавами и подолом; над голове возвышался неизменный хвост из темных волос, таких чистых, ухоженных, и оттого приятных глазу, вызывающих желание прикоснуться к ним; ее прищуренный взгляд как обычно выражал спокойствие и внимательность. За свое пребывание в доме пожилых супругов Хиро искренне проникся симпатией к этой женщиной: Аки-сан всегда вела себя крайне ненавязчиво, в каждом ее слове или действии, обращенном к нему, чувствовалась учтивость и понимание. Хиро прекрасно знал, что она не требовала от него ответа на свой вопрос. — Как солнышко скрывается за облаками, сразу становится так темно, — Аки-сан задумчиво перевела взгляд на окно спустя пару мгновений вновь посмотрела на Хиро. — Мы с Горо собираемся полдничать. Ты будешь молоко с печеньем? Хиро потянулся, протер кулачками глаза и, слабо улыбнувшись, кивнул. Аки-сан встала. — Когда приходи на кухню, когда вдоволь нанежишься. Взяв с собой зачехленный предмет из тумбочки, она ушла. Хиро сел в кровати и снова безразлично оглядел комнату. Немного просидев так в неподвижности, мальчик в последний раз бросил взгляд в окно, в котором уныло серело затянутое облаками небо, слез с кровати и понуро зашагал вслед за женщиной.       К тому времени когда Хиро пришел на кухню, Аки-сан расставляла на столе стаканы, кремовые тарелочки с печеньем и конфетами; Горо-сан с усталостью и досадой глядел на уложенную сиденьем на пол табуретку, две ножки от нее, лежавшие рядом, и маленький ящик с инструментами. — О, вот и Хиро-кун проснулся! — сказал он, заметив Хиро. Его голос звучал как всегда доброжелательно, но значительно слабее, чем в остальные дни. Хиро взобрался на стул, сев напротив Горо-сана. Тогда же он увидел, что руку мужчины охватывал манжет, соединенный длинной трубкой с небольшим аппаратом — тонометром, за которым и ходила Аки-сан. Тогда же она взяла глубокую тарелку ягод, которые в следующую минуту почти до краев наполнили стаканы, залила их молоком из упаковки коровьего окраса, после чего к одному из стаканов сразу же потянулась рука Горо-сана. Он медленно отхлебнул, блаженно прикрыв глаза, и его губы под побелевшими усами расплылись в довольной улыбке. — Молочка попил, и хоть чуть-чуть полегче! — Он опустил взгляд на прибор. — Ну, и что же там у меня с давлением? Аки-сан подошла к супругу и тоже взглянула на аппарат. — Повышенное, — коротко заключила она. — Сейчас принесу таблетки, после перекуса выпьешь. — Плохо-то как, а! — покачал Горо-сан головой с виноватым видом, стягивая с руки манжет. — Думал, наконец-то соберу тебе табуретку, и вдруг... Мужчина недоговорил, внезапно скорчившись, словно в его голове что-то больно щелкнуло. Он стал выглядеть еще более виновато. — Ничего, потом починишь, — сказал ему Аки-сан с поддерживающей улыбкой. — У меня тоже ноги болят сильнее, чем обычно. Погода меняется. — Точно ведь, погода меняется! — воскликнул Горо-сан, снова скорчился и затем продолжил тише: — Сегодня и в правду не поймешь, какой день — солнечный или пасмурный. Аки-сан убрала прибор со стола и вышла из кухни. Горо-сан снова отпил молока. — Какая вкуснятина! А ты чего это не пьешь, Хиро-кун? Хиро, до того момента все глядевший невидящими глазами прямо перед собой, вздрогнул. Под исполненным невинного любопытства взглядом мужчины он тут же заволновался и стал краснеть. — Я просто... просто... — Задумался о своем, да? Горо-сан взял с тарелки конфету и положил себе в рот, избавив от фантика, который потом, пока жевал, с интересом рассматривал. Хиро взглянул на свой стакан, еле слышно вздохнул и сделал небольшой глоток. Свежее молоко приятно оттеняло сахарную сладость ягод — в другой раз Хиро бы точно разделил восторги Горо-сана. Однако тогда, хоть и оценив напиток, мальчик остался равнодушен к нему и, вернув стакан на стол, бесцельно посмотрел вокруг.       Кухня в доме Горо-сана и Аки-сан излучала необыкновенный уют. Это было просторное помещение с большими окнами, из которых в погожие дни лился ясный солнечный свет, заполнявший своим ласковым теплом всю кухню. Почти всюду взгляд натыкался на ящики и симпатичные шкафчики под разную утварь, сделанные из светлого дерева. Достаточно длинный стол с несколько задвинутыми стульями с высокими спинками напоминали о давно покинувших отчий дом детях Горо-сана и Аки-сан. Впрочем, даже если бы их не было, в кухне все равно бы сохранилось ощущение чумазой, громкой, суетливой и простодушной радости, которая царит в дружных многодетных семьях. Дело было в следах творчества детских ручонок, оставленных в кухне на каждом шагу: полотенцах, скатерках, салфетках с вышитыми узорами, разделочных досках со сценами из старинных сказок, выжженными паяльником. Все это рукоделие не привлекалось к кулинарным хлопотам, но определенно вносило в обстановку радостные краски. Хиро не раз замечал, как Аки-сан, делая что-нибудь на кухне, время от времени очарованно заглядывалась на какую-нибудь салфетку, пускай узор на ней мог быть кривым или слишком простым. В другие дни мальчику нравилось сидеть здесь за столом и рисовать в своем альбоме, тайком наблюдая за занятиями супругов, или пить с ними чай, прислушиваясь к непринужденным беседам. Но тогда даже милая кухонька никак не занимала и не радовала его.       Аки-сан к тому моменту вернулась с таблетками для мужа и тоже села за стол. Горо-сан еще немного пожаловался жене на переменчивую погоду, потом принялся нахваливать молоко с ягодами и вдруг, легонько хлопнув себя по лбу, сказал: — Совсем же забыл! Хиро-кун, пока ты отдыхал, Наоко-сан звонила! Печальные глаза мальчика вмиг вспыхнули, и на их дне затаилось чувство, схожее с тем, что вызывало в нем солнечное пятнышко сразу после его пробуждения. Его сгорбленная под грузом тяжелых мыслей фигурка тотчас выпрямилась, замерев в волнительном ожидании. Такое резкое его преображение несколько смутило Горо-сан, заставив поделиться удивленным взглядом с женой и пожать плечами. Сама Аки-сан слегка нахмурилась. — Она сказала, — услышал дальше Хиро от мужчины, — что ей нужно сегодня задержаться из-за работы, поэтому она приедет за тобой на часика два позже. На лице Хиро появилось недоумение, сопровождавшееся улыбкой, робко выражавшей неверие или, скорее, нежелание верить в прозвучавшие слова. Затем улыбка стала постепенно сходить с его лица, пока губы не вытянулись в линию, а только начавший разгораться огонек в глазах снова глухо заволокло дымкой. Можно было подумать, что услышанное особо Хиро не задело и было воспринято им со спокойствием и смирением, к которому давно привыкла его душа. Но буквально через мгновение в его отрешенном взгляде промелькнуло выражение глубочайшей тоски. — Все в порядке, Хиро-кун? Из-за мамы расстроился, что ли? — заботливо спросил, немного подавшись вперед, Горо-сан — Да ты не переживай! Ты ведь сам прекрасно знаешь, что твоя мама не кто-нибудь, она — ученый! — он значительно воздел палец вверх. — Такие, как она, на общее благо трудятся! Понимаешь ведь, Хиро-кун? Общее благо — это тебе не шутки! Гордиться нужно, что у тебя такая мама! Правда же, Аки? Аки-сан промолчала, задержав взгляд на лице мужа на пару секунд, и затем серьезно посмотрела на Хиро. Он снова ссутулился, сник.       Резко он почувствовал, будто окружавшая его действительность вдруг обрела глаза и стала хищно всматриваться в него, медленно подбираться к нему со всех сторон, угрожая безжалостно раздавить. Он словно провалился в одно из своих кошмарных снов, которым таки удалось проникнуть в реальность. Удержаться над этой пропастью ему помогла лишь Аки-сан. Она не отводила от него взгляда, будто терпеливо ожидая чего-то. Хиро тоже стал глядеть в ее темные глаза, словно ища в них ответ на ее же негласный вопрос, что он прямо в тот момент собирался делать.       И наконец он понял. — Можно мне сходить погулять? — Погулять? — удивился Горо-сан, беря новую конфету. — Не подходящий для прогулок денек, Хиро-кун. Может, ты дома чем-нибудь займешься? Порисуешь, например. — Я хочу на улице порисовать. — тихо ответил Хиро. Он снова взглянул на Аки-сан, с мольбой. Она мягко улыбнулась. — Пускай погуляет, если хочет. — сказала она мужу и потом обратилась к Хиро: — Только не уходи далеко, а то дождь может начаться с любую минуту. Хиро быстро-быстро закивал, посмотрев на женщину взглядом, полным благодарности, спрыгнул со стула и побежал собираться.       Мальчик вернулся в комнату за своим альбомом, что держал под огромной подушкой. Он все же опасался, что супруги ( в особенности Горо-сан ) могли ради чистого любопытства заглянуть в альбом и увидеть все преданные бумаге ужасы, которые в последнее время преследовали его во снах. Сложив альбом и карандаши в тонкую широкую сумку, он направился в прихожую, где затем стал повязывать на шею свой изумрудный платок, стоя перед старомодным бюро на изящно изогнутых ножках, значительно выделявшемся из всей мебели в доме изысканностью. На чудесной кружевной скатерти можно было видеть прелестных фарфоровых кукол, красивые картинки с видами природы, храмов, дворцов или людьми в национальной одежде, вырезанные из разных журналов, черно-белые фотографии улыбающихся детей в утонченных золотистых рамках... и конверт с надписью: "На починку машины". Положенный на одну из рамок, чтобы надпись была видна всем. Это была, пожалуй, единственная вещь, которая вызывала у Аки-сан открытое недовольство по отношению к Горо-сану. Иногда Хиро приходилось видеть, как в течение дня, проходя мимо бюро, Горо-сан задерживался у него, довольно смотрел на конверт и произносил с неприкрытой гордостью: — Уделал же этого расфуфыренного павлина! Пускай теперь только попробует выдать мне что-нибудь! — Он сам решил выслать тебе деньги. — сухо говорила ему Аки-сан. — Конечно, сам! Совесть-то замучила негодяя! — ухмылялся он. — Сегодня опять видел, как он проезжал на своей дорогущей машинке, будь она неладна. И все же мне до жути интересно, где это он все время пропадает? — Лично меня это не трогает совсем, — отвечала женщина низким от раздражения голосом. — Меня больше волнует, что такую безделицу хранишь наравне с фотографиями детей. Усмешка тотчас исчезала с губ мужчины, он отводил виновато взгляд и со вздохом отправлялся дальше заниматься своими делами. Хоть и то, что Горо-сан сохранил конверт, было ничем иным, как проявлением самолюбия, Хиро тоже нравилось подходить к бюро и смотреть на надпись. Сначала его покорило абсолютное совершенство почерка: фраза вытягивалась в идеально ровную строку, все буквы были написаны разборчиво и аккуратно, и они не были слишком маленькими или слишком большими — они были ровно такого размера, в котором было наиболее комфортно читать их. Можно было подумать, что этот почерк принадлежал руке кого-то крайне строгого и даже бесчувственного. Однако вскоре Хиро открылось кое-что интересное: спустя некоторое время пристального разглядывания мальчик вдруг заметил, до чего же плавно одна буква вытекала в другую. Глаза буквально скользили по словам, обкатывали каждую завитушку, словно ледяные горки. Также Хиро увидел, что буквы не выглядели одинаково, как казалось раньше, а содержали множество нюансов, ведь было видно, что в одних местах нажим ручки был сильнее, а в других — слабее. В этих деталях чувствовалась некая легкость, изящество и в то же время скрупулезность. Внезапно за сухими буквами Хиро разглядел жизнь, полную интригующей загадки. Что за человек мог быть владельцем такого многогранного почерка? Мальчик мог судить об этом лишь по гневным высказываниям Горо-сана, который никогда не упускал случая поругаться на "сыча", "самодовольного павлина", "наглого автолюбителя", "мрачного типа" и "просто негодяя" в одном лице. И все же Хиро никак не верилось, что владелец почерка был именно таким, каким его описывал Горо-сан, да и информации в словах мужчины, пускай и фонтанирующих эмоциями, было невероятно мало. Вот и получилось, что в череде унылых дней тайна вокруг личности приславшего конверт помогала Хиро отвлечься от мрачных раздумий и в занимательных поисках ответа на вопрос почувствовать себя лучше. — Надо бы платок получше завязать: на улице ветряно. Аки-сан смотрела на Хиро, опершись плечом о стену. Подойдя, она наклонилась к нему, аккуратно сняла с тонкой мальчишеской шеи платок и стала завязывать его заново, завязывать плотно, не отставляя ни сантиметра нежной кожи открытым непогоде, бережно разглаживая все складки. Глядя на то, как между ее пальцев струилась бирюзовая ткань, с какой заботой она укутывала его, Хиро невольно вспомнил бабушку Йоко. Его глаза резко защипало. — У тебя все хорошо, Хиро-кун? — спросила Аки-сан, закончив завязывать шарф. — Да, Аки-сан. — ответил Хиро и поспешил отвернуться от нее, чтобы скрыть слезы, после чего принялся натягивать на себя куртку. Когда он был полностью одет и обут, Аки-сан снова приблизилась к нему и протянула ему ладонь. В ней была горстка конфет. — Подсластишься на прогулке. — сказала она с улыбкой и положила конфеты в карман его куртки. — Спасибо, Аки-сан. — смущенно улыбнулся мальчик. — Приятно погулять тебе, Хиро-кун, — ласково произнесла Аки-сан. — Только не очень долго, договорились? — Хорошо, Аки-сан. — кивнул Хиро, поклонился и вышел из дома.