***
Возвратившись из Швейцарии, Штирлиц отправился не к Шелленбергу, а к себе домой, где застал поджидавшего его Холтоффа. Это стало для него неожиданностью. Упускать из поля зрения Мюллера и его подручных было досадной ошибкой. Шутя с незваным визитером по поводу причины этой импровизированной засады, Штилиц подумал, что было бы намного лучше, если бы он и в самом деле, несмотря на поздний час, поехал с вокзала прямиком к Шелленбергу, как тот и просил. Продрогший и сонный, он вынужден был цедить коньяк, выслушивая подробности всплывшего в результате санкционированной Мюллером проверки дела физика Рунге, и размышлять, как лучше всего будет поступить с изрядно захмелевшим по ходу их беседы Холтоффом. Возясь с этим неудачником и пытаясь сообразить, как ему безопасно и быстро вытащить в Швейцарию Кэт с ребенком, переправить туда же пастора Шлага и устроить в Берне профессора Плейшнера, Штирлиц не раз вспомнил о Шелленберге. Ему хотелось очутиться в уютной обстановке рабочего кабинета шефа внешней разведки, усесться поудобнее в давно облюбованное им мягкое кресло с фарфоровой чашечкой кофе, закурить и неспешно наблюдать за грациозными, порывистыми движениями изящного по-щегольски одетого в штатское Шелленберга. Штирлиц так и видел устремленные на него блестящие воодушевлением глаза шефа. Шелленберг дружески располагающе улыбается, протягивая пачку своих любимых американских сигарет, и ободряюще восклицает: «Вы как всегда были правы, Штирлиц! — эти головорезы Мюллера снова пытались завалить все дело! Я не мог дождаться вашего приезда, чтобы рассказать, как мне удалось обвести их вокруг пальца!» Он от души смеется, искрит жизнелюбием. Штирлиц тоже доволен и ухмыляется, разглядывая безвкусную пеструю расцветку шелленберговского галстука. Как же ему не хватало поддержки и дружеского тепла, которыми он ощущал себя окутанным, словно уютным коконом, находясь поблизости от Шелленберга! И хотя Штирлиц прекрасно сознавал, насколько на самом деле опасным и коварно-обманчивым может быть это «чувство локтя», испытываемое им помимо воли в отношении шефа внешней разведки нацистского режима, в последние годы он не мог отказать себе в удовольствии время от времени провести несколько минут, беседуя с ним за кофе и сигаретой.2 - Клаус Штёртебекер
13 февраля 2021 г. в 17:18
Примечания:
Моверс Франц Карл - немецкий ориенталист, богослов, историк и римско-католический священник, профессор, основатель научного изучения Карфагена и Финикии, автор многотомника по истории и лингвистике Финикии.
Виталийские братья - средневековые пираты, которые в конце XIV в. — первой половине XV в. активно действовали в Балтийском и Северном морях.
Клаус Штёртебекер - пират, один из предводителей Виталийских братьев, ставший фольклорным персонажем в качестве прототипа «Робина Гуда» северных морей.
Вы бы не смогли пройти целых двенадцать метров, чтобы спасти кого-то из команды - когда в 1401 году экипаж судна, которым командовал Штёртебекер, захватили и приговорили к смертной казни, он попросил выполнить его последнее желание — помиловать тех членов пиратской команды, мимо которых он пройдет со своей отрубленной головой в руках. И прошел, держа голову, мимо 11 человек. Но палач подставил ему ногу, так что обезглавленное тело рухнуло на землю. Несмотря на обещание, бургомистр приказал казнить всех.
Штирлиц подготовил для Шелленберга материалы из досье на предполагаемых «заговорщиков», ищущих мира, которые якобы отправят пастора Шлага в Берн. Сейчас они стояли перед письменным столом шефа внешней разведки, изучая фотокарточки людей из ведомства Риббентропа и люфтваффе, каждый из которых в свое время был завербован гестапо как осведомитель.
Выслушав его доклад, Шелленберг иронично улыбнулся и, артистично прижав к груди сложенные руки, заметил, что таким образом они смогут скомпрометировать всех потенциальных «миротворцев», кроме VI департамента, а заодно и лишний раз указать Мюллеру и его головорезам на их место.
Отхлебнув кофе из маленькой фарфоровой чашечки, выглядевший довольным собой и проделанной Штирлицем работой Шелленберг внезапно перевел разговор в неожиданное русло:
— Что вы сейчас читаете, Штирлиц?
Это был необычный вопрос. Он был задан, как могло показаться, совсем не к месту. Штирлиц подумал, что шеф, продлевая таким образом их поздние посиделки в своем кабинете, желает задержать его у себя.
Шелленберг метнул в его сторону быстрый взгляд и тут же склонился над бумагами и кофейной чашкой, глядя в содержимое лежавших на его столе листов.
— Моверса*, — нашелся Штирлиц. — пятьдесят седьмого года. Лейпцигское издание.
На лице резко повернувшегося к нему Шелленберга на секунду отобразилось искреннее замешательство, но уже в следующую секунду в глазах его засветилась насмешка, а левый уголок рта приподнялся.
— И что вы нашли интересного в его богословских рассуждениях?
— Я сейчас читаю девятый том, — серьезно покачал головой Штрилиц. — Там он пишет про финикийцев… а вы что читаете, бригадефюрер?
Было заметно, что Шелленберг не ожидал ответного вопроса.
— «Хроники Виталийских братьев»*, — интригующе улыбнулся он. — Рекомендую!
На что Штирлиц только иронично хмыкнул, пристально поглядел на шефа и тоже сделал глоток кофе.
— Обожаю пиратов! — весело добавил Шелленберг. — В детстве я любил слушать рассказы об отважном Клаусе Штёртебекере*…
— И представляли себя на месте нашего «Морского Робин Гуда»?
Штирлиц удобно уселся в гостевом кресле напротив рабочего стола главы СД.
— Как вы догадались? — рассмеялся тот. — По-вашему, мне пошел бы образ благородного пирата?
Шелленберг сладко прищурился, поднося к растянувшимся в хитрой улыбке губам не зажженную сигарету. Казалось, он дразнит, подначивает, куда-то клонит, а не просто так говорит о книгах и пиратах.
— Не хотели бы сделаться одним из моих «красных дьяволов»? А, Штирлиц?
— От чего же? Мы с вами уже десятый год в одной лодке. Только вот, боюсь, окажись вы на месте Штёртебекера, вы бы не смогли пройти целых двенадцать метров, чтобы спасти кого-то из команды*.
Услышав это, Шелленберг взмахнул рукой, вытащив изо рта сигарету, и расхохотался своим заразительным глуховатым бархатным смехом.
— Вот как, оказывается, вы обо мне думаете?! — воскликнул он. — По-моему, Штёртебекер был первым утопическим коммунистом! Во всяком случае, эта его идея о делении на равные доли награбленного золота очень смахивает на коммунистические воззрения Маркса, ахах-ах! Нам, национал-социалистам, этого не понять… Однако вы, ей-богу, недооцениваете меня, дорогой Штирлиц, — Шелленберг заглянул ему в глаза, как если бы намеревался загипнотизировать. — Когда придет время, а придет оно совсем скоро, я хотел бы разделить участь моих подчиненных. В этом смысле я истинный виталиец, — улыбаясь одними губами, констатировал он.
«Уж кто-кто, а ты, когда все рухнет, будешь искать любые способы, чтобы спастись самому, оставив на произвол судьбы твоих людей…» — подумал Штирлиц и сказал:
— В таком случае, я с вами, капитан. Я слишком погряз в ваших пиратских делах, а потому мне не остается ничего другого, как верить вам на слово.
— Вот и замечательно! — торжествовал Шелленберг. — А теперь идите, иначе вы рискуете опоздать на поезд.
Он снова сжал губами сигарету, поднес к ней зажженную спичку, затянулся и, казалось, о чем-то глубоко задумался. Этим же вечером Штирлиц должен был выехать в Швейцарию, чтобы подготовить «окно» для приезда пастора Шлага.
— Слушаюсь.
Штирлиц поднялся с места.
— И вот что, — прикусив полную нижнюю губу, произнес Шелленберг. — Будьте там как можно внимательней и сразу же, как вернетесь, приезжайте ко мне. В любое время… Я жду вас с хорошими новостями!
Глядя Штирлицу в глаза, он опять улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок.
— Постараюсь, бригадефюрер, — мягко улыбнулся в ответ Штирлиц, бесшумно склоняясь над столом и ставя на него пустую чашку.
Уже сидя в поезде, в своем купе на месте номер 16, Штирлиц снова мысленно вернулся к этому разговору. Что-то в сказанных сегодня Шелленбергом словах настораживало и тревожило его. Но четко выделить это тревожащее его нечто Штирлиц пока не мог. Он вспоминал взгляд Шелленберга. Такой взгляд бывает у азартного игрока в казино, почувствовавшего близкую удачу…
Шелленберг не мог знать, что перед отъездом в Швейцарию Штирлиц успел встретиться с Борманом и выдать ему находящегося в Берне на переговорах с Даллесом генерала Вольфа.
«Он что-то понял или что-то узнал… — подумал Штирлиц. — Узнал и молчит. Пока молчит. Хочет приберечь этот козырь до поры в рукаве, а иначе он немедля разыграл бы эту карту».
«Чего сейчас больше всего хочет Шелленберг?» — спрашивал себя Штирлиц. Он хочет переговоров с Западом. Однако предмет этих переговоров не будущее Германии, а его личная безопасность и неприкосновенность. Задачей же Штирлица, которую он сам, предвосхищая директивы Центра, себе поставил, был срыв этих переговоров. Таким образом получалось, что, срывая переговоры Гиммлера и Шелленберга с американцами, он подставлял последнего под серьезный удар.
Мысль об этом тяготила Штирлица, но он понимал — выбора у него нет. Если бы существовал путь к достижению поставленных им целей, не угрожающий жизни и здоровью шефа внешней разведки рейха, Штирлиц бы пошел по этому пути. Он даже пытался строить в уме возможные комбинации и вскоре пришел к выводу, что решения задачи, которое не затрагивало бы напрямую интересы Шелленберга, не существовало. Это отчасти успокаивало, но тягостное чувство все равно не оставляло Штирлица.
Он сидел в купе двигавшегося по маршруту Стокгольм-Берн поезда и задумчиво глядел из окна в темноту весенней ночи. На душе у него было тревожно и тоскливо.