Вой метели

      Пустыня холодной соли часто забирает жизни, хотя лежащий неподвижно в сугробе Дарро явно стал исключением. Пусть так. Червонные кляксы на лилейно-хрустящим полотне доказывали — ещё одна жизнь угасла.       Веки лежачего разомкнулись и глазные яблоки стали щипать. По всему телу раздалась боль, словно стая шмелей начала жалить. Оное не помешало бледному, как чистые кости, мужчине с щурившись оглядеть окружение. Ветер поутих и взору позволил разглядеть местность. Кровавое небо соприкасалось с побелевшей безжизненной равниной. Ярко-лимоновый полукруг, выглядывающий из горизонта, вгонял в страх. Рядом заледеневшая река, а позади опушка леса. Сбросив оковы усталости, бледнокожий принялся стряхивать снег. В груди от чего-то ныло, а голова не могла собраться с мыслями. Словно половина всех воспоминаний бесследно утеряна. Боль в правом ухе не смягчилась. Пальцы, ощупав в поисках заостренной, как кончик кинжала, мясной ткани, не нашли ничего. Еще свежие рдяные следы заставили испугаться.       Дарро стал тщательней осматривать окрестности. Никого. Лишь цвет алой жидкости ведущий в лес. Не тратя на раздумья времени, он помчался в гущу сада елей. Поиски увенчались успехом быстро, однако увиденное не утешало. Мертвые тела и людей и хураев и даже трупы риров. Один умер стоя на коленях перед бездыханным зверем. Ложь! Он не мертв, ибо, услыхав приближающийся хруст мертвец обернулся. Еще ложь! Это она, Нари. Свою дочь с белой как снег кожей, волосами, бровями и ресницами хурай быстро узнал. Печальные глаза изумрудного цвета, окаймлённые темно-лиловой боевой раскраской словно глядели в душу. От боли в груди Дарро лишь закрыл глаза.       «Теперь она опустошённая»       Хураю потерять своего рира равносильно пережить смерть. Только первое хуже. Такие становится опустошёнными. Часто они бродят в одиночку, ища то, о чем сами понятия не имеют. Правда отряды собранные из опустошенных также существуют. Отчаянные — им неведом страх, ведь осталась лишь жажда смерти.       Дарро опомнился и вернулся к пояскам. Он уже не предчувствовал беду, а был уверен в ней, хоть и питал хрупкие надежды. Найти своего рира среди кучи мертвых животных не проблема для хурая. Но Дарро все никак не мог найти своего большого волка.       «Может успел убежать?»       Хурай мгновенно разрушил силу оных мыслей, когда увидел тело своего рира. Пушинки снега уже успели немного закопать волка и с первого раза заметить его представлялось невозможным. Однако Дарро его чувствовал.       «Ватун!»       Пошатнувшись, бледнолицый упал на колени. Он долго и молча сидел перед тушей могучего зверя. Глаза его покинула сама жизнь — пришла пустота. Хруст снега не подвигнул Дарро дернуться. А меж тем его окружали выжившие хураи.       — Гахерис. — обратился к нему один с жидкой бородой. Дарро пропустил слова мимо ушей. — Ты не единственный кто потерял рира. Мы все опустошенные. Даже твоя дочь. Неужели ты просто будешь здесь сидеть и ничего не делать?       — Ничего не делать? — эхом отозвался хурай, вставая с колен. — Нет. Такое никто не прощает. И мы не будем. Собирайтесь братья и сестры. Вооружайтесь и готовьтесь. Я клянусь кровью всех наших павших друзей и родственников. Этот маршал короля Дунгина — Тиндарей, поплатится за свое предательство. За каждого хурая, за каждого рира. Он будет умирать так долго как мы захотим. А люди, да те самые, что разбили нас, ограбили и отняли все самое дорогое, что у нас было. Наши пол жизни. Они познают нашу ярость. И я не успокоюсь пока Тиндарей не будет мертв и кровь убитых не получит отмщения!       — Рааа! — разом крикнули все.       — Кто владеет грамотой? — вопросил Дарро.       — Я! — из строя выскочил небольшой хурай с выбритыми по бокам волосами и кривым носом.       — Тогда записывай, что я тебе скажу. Это будет наше личное требование королю Дунгану.