***
Хлипкая дверь номера жалобно скрипнула под весом навалившегося на нее тела, но выдержала. Из-за нее раздались приглушенные ругательства, кто-то завозился. Наконец, звякнули ключи и страдалица распахнулась, пропуская внутрь зеленоволосый вихрь. Хлоя влетела в комнату и, кажется, заняла ее всю сразу, тут же заглушив своим голосом вновь включенную музыку и закрыв собой вид на вечерний Миннеаполис. Макс лениво подняла взгляд от книги и зевнула. Прайс подошла вплотную, нагнулась и легко поцеловала девушку. — Приветхиппикакделакакиепланы? — Прайс и не пыталась разделить фразу на слова. Впрочем, ждать ответа она тоже не стала, — Пойдем в центр? Там уже нет рождественской толпы, но много всякой крутой хрени. — Ммм… — Макс демонстративно прищурилась и еще ленивее растянулась на поскрипывающем диване. — Кажется, чья-то задница слишком ленива, чтобы вставать с дивана. Раньше я мотивировала тебя возможностью сделать парочку фоток, что предпочитаешь теперь? — Макс нахмурилась. — Остаться здесь. — Как с тобой сложно. Чем займемся? Даже не смотри на свою задротскую книжку. Можем поиграть в «Крокодил» с телеком. Или помереть со скуки. Тебе решать. — С тобой совершенно невозможно спорить. Ладно, допустим, я все же соглашусь пойти погулять. Но попозже. — Так бы и сразу. — Прайс с победной ухмылкой проследовала в прихожую и вернулась через минуту, сжимая в зубах самокрутку, начиненную явно не табаком, и жонглируя банками с пивом, взявшимися будто из воздуха (по крайней мере, пакета Макс не заметила). Девушка подумала, что если бы у Хлои и была суперспособность, она была бы именно такой. Неожиданно Хлоя протянула одну из банок Макс, поймав ее вопросительный взгляд. — Ты же знаешь, что я не пью. — Да брось. Раз в год даже такая зануда как ты может пропустить баночку-другую. В честь праздника! — Какого к чертям праздника? Ты уже успела накуриться и несешь чушь? — Хэй, я еще даже не затянулась! Дня рождения баночного пива! — Так ты не придумала его? — Макс говорит с усмешкой, полушутя, но Хлоя все равно застывает и широко распахивает глаза. Резко распрямляется, во взгляде читаются злость и обида. — Ну конечно. Я ведь пьяница и наркоманка, которая только и может, что придумывать отмазки, чтобы продолжать пить. Разумеется. Ты даже загуглить не потрудилась! Зачем?! Ведь и так все понятно. И конечно же, ничего не поменялось за два года. Как же меня это заебало! — Зеленоволосая буквально выбегает из комнаты, хватает куртку и выходит из номера, безжалостно хлопая дверью, отчего та издает протяжный скрип и суховатый треск, явно планируя развалиться.***
Макс выпрямляется на диване. Издает что-то похожее на злобный рык, в сердцах пинает злосчастные банки пива, оставленные Хлоей на полу и откидывается на спинку. В ее глазах стоят слезы. Раньше в таких ситуациях Колфилд чувствовала себя ужасно виноватой, но это чувство давно уступило место усталому раздражению и злости. Нет, серьезно, ну что за детский сад? Хлоя все время сбегает, предварительно прочитав ей, Макс, отповедь, а потом ищи ее по всем злачным местам города. Утром они, разумеется, сделают вид, что ничего не было. Ну или Прайс потребует извинений. И Колфилд принесет их, чтобы свернуть конфликт и закрыть тему до следующего подобного побега. При этом если сама Колфилд отреагирует на грубоватую шутку или отсылку, Хлоя разозлится или обидится, и в виноватых опять окажется кто? Правильно, Макс. Извинения скрипели у нее на зубах. В одном зеленоволосая уж точно права. Заебало. И что делать с этим, девушка не имела ни малейшего понятия. Когда Хлоя так сбегает, часть Макс (довольно большая, стоит признать) сходит с ума от беспокойства. Паранойя грызет ее всегда, когда Прайс вне досягаемости, но когда Колфилд еще и не знает, где девушка в данный конкретный момент, тревога буквально сжирает ее, услужливо напоминая, что произошло бы, если бы Макс не было рядом. Она вновь видит Хлою, падающую от пулевого ранения в туалете, на свалке (дважды). Хлою, сбитую поездом, снова слышит ее искаженный телефонной связью голос за секунду до ее смерти. На задворках сознания маячит желание перемотать время, остановить Хлою. Вот только даже если бы Макс могла, это бы вряд ли что-то изменило…***
Примерно через час после ухода Прайс кто-то звонит Макс на мобильный. Обычно это был бармен из заведения, в котором Хлоя напивалась до бесчувствия в этот раз, уведомляющий о том, что за девушкой нужно приехать. Или полицейский из ближайшего участка, если бунтарка успела с кем-то подраться. Это тоже злило. Если Макс пыталась остановить зеленоволосую от саморазрушения, то она «вела себя как мамочка» и получала в ответ или скандал, или короткое «отъебись». Но как забрать из бара или отделения, уложить спать, предварительно озаботившись тазом у кровати, так сразу Колфилд. Причем примчаться она должна была по первому звонку и без возражений. Телефон замолчал, но уже через несколько секунд вновь издал звуковой сигнал. Девушка раздраженно вздохнула, но все же подошла к нему, уже приготовившись произнести что-то вроде «да, спасибо, извините за неудобства, сейчас подъеду». Однако слова так и застыли у нее на языке. Из трубки раздавался голос Хлои. Трезвой Хлои. И очень-очень тихой Хлои. Это было так непривычно и так пугающе, что Макс застыла, не в силах вымолвить ни слова. Не в силах даже понять, о чем именно говорит Хлоя. Только многократно повторенное девушкой имя возвращает Макс в реальность. — Макс, Макс, ты слышишь меня? — что-то в ее голосе заставило слезы подступить к горлу Колфилд. Всхлип вместо ответа, кажется, вполне устроил Хлою. — Макс, нам нужно поговорить. — слезы уже катились по щекам Колфилд, капая с подбородка. — Я очень устала. Устала быть не воспринятой всерьез. Я, кажется, всю жизнь живу с ярлыком «симулянтка», как будто все время слышу «ты просто придумываешь». Я не готова больше жить с чувством вины за то, что рушу твою жизнь. Я все время чувствую себя… загнанной в угол. Я так больше не могу, Макс… — рыдания в голосе Хлои нарастали по ходу ее речи, пока она не расплакалась и не продолжила сквозь слезы. — Прости, Макс, прости… — Я понимаю, Хлоя. Мы обязательно справимся. Скажи, где ты, я приеду. — Нет, Макс. Мы только тянем друг друга вниз. Мы свернули куда-то не туда, и я больше не могу делать вид, что это не так. — Нет, Хлоя, подожди, я все исправлю, все будет хорошо… — Голос Макс становился все выше, перерастая в истерику, голос Хлои напротив, стал мягче, хотя было слышно, что она все еще плачет. — Не нужно ничего исправлять. Нам просто нужно… разойтись. Иначе мы сойдем с ума. — Я… я не могу отпустить тебя. — Тебе придется, Макс. Прости. — Я не могу. Я люблю тебя! — Голос Хлои стал больше походить на шепот. — Я тоже люблю тебя, Макс. Поэтому я больше не хочу портить тебе жизнь. Так будет лучше. — Макс уже не могла отвечать, и просто тихо плакала в трубку. Хлоя замолчала. Макс осела на пол, сжимая телефон дрожащими руками. Теперь раздавались только тихие всхлипы обеих девушек, в которых звучали извинения. В основном Хлои, но и Макс тоже. Постепенно все стихло, и Хлоя бросила трубку, последний раз повторив «прости, Макс, прости». Опустив телефон на пол, Макс обхватила руками колени и замерла в такой позе. Слез больше не было. Даже боли в общем-то не было. Боль придет потом, когда Колфилд проснется ночью в пустой постели и поймет, что Хлоя не вернется в нее через пару минут, не обнимет ее со спины и не прошепчет «все хорошо, хиппи, я здесь, я жива». Когда Макс одернет себя в супермаркете и вернет на полки половину корзины. Когда озадаченно уставится на только что купленную на автомате пачку ее сигарет. Но это будет потом. Пока был только тихий шок и странное спокойствие.