I Trust

      У Юци был глубокий и проникновенный голос. Когда она рассказывала о чём-то своём, путаясь в интонациях или словах, но оставаясь такой же весёлой, она была прелестной. Маленькое солнышко с громким смехом, такое милое солнце. В то время я окончила бакалавриат, в котором училась вместе с ней после того, как мы расстались, и именно тогда я, кажется, вновь обрела способность жить. Как сентиментально. Сначала я не подпускала её к себе, выпускала шипы и иголки, которые, наивную, притягивали сильнее. Она хотела со мной подружиться. Со мной. Неужели я заслуживала такого отношения? Заслуживаю ли я его вообще? Но я ломалась под её обращениями, нелепыми формулировками, игривым поведением. Она манила чем-то ярким изнутри, своей аурой смеха и веселья, притягиваясь ко мне и говоря, что хочет помочь. Разумеется, я сдалась. (Я всегда была слабой). Как не сдаться перед этой улыбкой широкой и перед этими губами, мягкими и… отдающими вкусом персика? Возможно, это был персик. И самое главное — голос. Какой у неё был голос, хотелось вслушиваться в него вечно. Пусть она говорила нелепицу, но как она это говорила. Я хотела слушать её вечно, потому что в репликах её вечно было своё видение, своё мнение, свои приоритеты. Не боясь быть осужденной за них, она спокойно говорила, объясняла, улыбалась. Она делала то, чего никогда не могла сделать я. Такой красивый голос, я, кажется, терялась, когда его слышала. Услышала, и все мои мысли улетучивались, а на лицо лезла безумная улыбка, потому что как можно такой быть? Я раскрывалась, прятала шипы. После… После того, как мы тогда поцеловались перед новым годом, перед тем, как куранты пробили двенадцать, перед тем как мы задумали свои сокровенные желания, я поняла, что хочу быть другой в этих отношениях. Совершенно другой. Я давала свободу, улыбалась, отпускала. Я говорила: — Всё в порядке. Я держала внутри себя гнев, когда она уходила с другими людьми, общалась. Я сдерживала свои порывы, я пыталась быть другой. Она обнимала меня своими нежными руками, я касалась её длинных кучерявых волос, перебирая между пальцами рыжие пряди, и шептала что-то вроде: — Конечно, дорогая. Так могло долго продолжаться, но, как всегда бывает, я не смогла спрятать свой характер полностью. И я стала той, кто начала её голос заглушать. — Боже, кто так думает? — Тебе действительно это нравится? — Разве это не глупо? — Это только для скучных. Нет, Юци не была не скучной. Это не было глупым. Ей могло это нравится. Она могла так думать. Но я плела сети вокруг неё, когда никого рядом не было. Осторожнее раскрывала двери, так же дружелюбно улыбаясь, не показывая себя, когда клокотала изнутри от злости. Обманчиво заворачивая её в плёнку заботы, я выдергивала её из своих мыслей, направляя в свои. А она слушала и слушала, постепенно теряя их совсем. Конечно, я ж не ревновала её, не ограничивала. Всего лишь насмехалась над её личностью. Её голос, яркий и незабываемый, терял окрас. Окрас, которым привлёк меня и заманил в свои сети, окрас, который я хотела и к которому я тянулась, хотела сделать своим. Она повторяла мои мысли, мои мнения, мои приоритеты. Наивная, так долго меня слушала. Сон Юци всё равно перестала ходить с другими, общаться, обнимать и объяснять свои реплики, шутить. Потому что зачем? Зачем, когда рядом есть я? Заботливая и понимающая, не правда ли? В её голосе всегда было столько оттенков: радости, когда он становился выше, грусти, скуки, обиды, злости. Но рядом со мной в этом голосе сквозила преданность и любовь, и я вновь как в мантре шептала: — Я люблю тебя, дорогая. И она со своим, что со временем стал монотонным и скрипучим для меня, повторяла: — И я тебя, и я тебя, любимая. Когда я поняла, что не вижу этих искр? Сейчас я могу сказать, что голос стал таким очень быстро, но тогда я заметила слишком поздно. Слишком поздно для того, чтобы попытаться как-то исправить свои ужасные действия. Со мной познакомилась девушка. Она знала про отношения и говорила, что ей это не нужно. Она хотела со мной подружиться. Я захотела… Неожиданно для себя сделать это тоже. Спустя такое время получить так много предложений и интереса со стороны? Я ведь скучная, неяркая, злобная и скрытная. Имеющая столько тараканов. Неужели люди жалели меня? Понимали ли они меня? Знали ли они, что не стоит принимать меня такой, а стоит попытаться подтолкнуть к изменениям? Впрочем, не в этом вся разрушительная моя сила. И жалкая, жалкая, жалкая сила. Юци, в отличие от меня, скрытной в этом плане не была. И она закричала, закричала громко так, что стены задрожали, начала трястись, будто её охватила сильная лихорадка, озноб или вообще судороги. — Почему ты мне не сказала? Где ты была? Она ревновала меня. Она злилась на меня из-за того, что я не подняла трубку, а после отключила телефон в кинотеатре и забыла включить. Как долго я ей не объясняла всё, она не понимала. Но зато поняла я. Как щелчок. Вот что чувствовала она. Вот во что я превратила Юци. Милую девушку с искристым смехом, незабываемым глубоким голосом. Зажимая ей воздух так незаметно, я создала для неё иллюзию выбора. Мол, ты сама захотела проводить со мной время, но никак не потому, что я смеялась над тобой. Ты же меня любила. Ты думала это шутки. Ты не понимала. А я делала так искусно, что не давала понять. Я бросила: — Забудь меня, — и ушла, не закрыв даже дверь. У Юци было широкое мировоззрение, понятия, взгляды. Спокойный характер. После того, как мы разошлись, я надеюсь, что она смогла себе вернуть себя. За всё то время, что я впрыскивала в неё тихонько яд, я хочу верить, что сейчас она его вывела из своего организма навсегда. Я была такой ядовитой. Такой странной.