Обратная связь

Итачи вытаскивает руки из рукавов плаща, и подсаживается ближе к огню. Его знобит, в стране Снега они с напарником находились уже третий день, и из-за погодных условий миссия грозила затянуться на целую неделю. Ему здесь не нравилось: он скучал по теплу, по стране Огня, по зеленым листьям и ясному небу над головой. А здесь - небо изо дня в день затянуто свинцовыми тучами, и ничего, кроме снега и льда. - Пейте чай, а то остынет, - Кисаме протягивает ему дымящийся стакан, и Итачи с благодарностью принимает его. Поначалу его удивляла такая вежливость со стороны напарника, и Итачи даже считал, что Кисаме таким образом подтрунивает над ним. Ему недавно исполнилось 14, в то время как Кисаме ему в отцы годился. Из-за специфической внешности он так и не смог определить его возраст, но считал Кисаме намного старше себя. Но потом Итачи увидел, что тот так разговаривает со всеми, и вскоре привык к такому почтительному отношению. Итачи выпивает чай залпом, как лекарство, и удивленно осознает, что это не помогает - чай и огонь не могут его согреть. "Наверное, подхватил простуду," - думает он, кутаясь в одеяло, укладываясь спать. Он вспоминает, как мама заваривала травы для Саске, когда тот заболел. Не послушался отца, и залез в реку, чтобы быстрее научиться стоять на воде. И от этого воспоминания становится тепло и больно одновременно. Итачи просыпается от того, что ему трудно дышать. Он думает, что запутался в одеяле, в недоумении усаживается посреди своего спальника, понимая, что видимых причин для проблем с дыханием нет. Грудная клетка болела при каждом вдохе, будто его ударили в солнечное сплетение. Странно... -Что-то случилось? - Кисаме, будто уловивший смену настроения в пещере, в которой они остановились для ночевки тоже проснулся. - Нет, - отвечает Итачи с некоторой задержкой. - Показалось, что снаружи кто-то ходит, - он склоняет голову набок, и прислушивается. Не к уличным звукам, к собственному организму. - Ветер шумит, - он отворачивается от напарника, показывая, что разговор окончен. Наутро он чувствует себя на удивление бодрым, даже отдохнувшим. Боли в груди прошли, будто их и не было, и Итачи списывает ночное пробуждение на переохлаждение. Они идут через заснеженный лес, Итачи отстает от Кисаме, невольно залюбовавшись зимним пейзажем. Внезапно грудную клетку сдавливает, совсем как тогда, ночью, и Итачи чувствует, как из легких что-то поднимается, и ползет вверх, по трахее. Он заходится кашлем из-за невозможности нормально дышать, эта жидкость внутри, как пленка не дает циркулировать воздуху. Вскоре слизь добирается до гортани, на языке он чувствует липкую массу, которую тут же сплевывает. Он удивленно смотрит на кровавый сгусток, который впитывается в снег, на секунду испытывает страх перед неизвестностью: "что со мной происходит?", но заметив стремительно приближающегося Кисаме, быстро берет себя в руки. Утирает рукавом рот, пинает ногой снег, чтобы тот присыпал брызги крови. Они на миссии, Кисаме незачем отвлекаться на его проблемы. - Вам плохо? - Кисаме обеспокоенно всматривается в его лицо. - Я слышал... - Все в порядке, - отрезает Итачи. - Морозный воздух, - небрежно бросает он, как будто это должно все объяснить, и уверенно идет вперед, оставляя растерянного напарника позади. Они останавливаются в рекане. В очень старом, скрипучем здании, продуваемом со всех сторон сквозняками. Итачи не чувствует холода, ему жарко, тело будто горит. Он чувствует вязкую слизь, собирающуюся в легких, на это не обычная мокрота, которая бывает при сильном кашле. Она гуще, от кровавой массы, которую он несколько раз сплевывал украдкой от напарника, исходит странный, специфический запах - как от трупа во время разложения. Ему нужно к врачу, но он не уверен, что в этой глуши есть хороший медик. Кисаме, кажется, бывал здесь, но спросить у него Итачи не решается. Это только его проблема, и он сам с ней разберется. Он ненадолго засыпает, а просыпается от того, что мечется по постели, и не может найти ни клочка холодной простыни. От жара ломило все кости, во рту стоял привкус крови, перед глазами все расплывалось. Итачи замечает рядом с собой высокую тень, и с губ срывается вопрос прежде, чем он успевает хорошо осознать происходящее: - Папа? Когда прохладная ладонь с шершавыми островками мозолей осторожно дотрагивается до его лба, он вспоминает, где находится, кто сейчас рядом с ним, и что именно он сделал с собственной семьей. Его извинения тонут в лающем кашле, переходящем в поток кровавой рвоты. Легкие освобождаются от скопившейся в них жидкости, наконец, он дышит свободно. Кисаме откидывает в сторону заблеванные простыни, Итачи чувствует, как он приподнимает его, холодный пол обжигает босые ступни. - Здесь, в деревне, есть хороший врач, - Кисаме вытряхивает его из влажной, пропитанной потом одежды. - Утром покажем вас ему, - он прислоняет Итачи к себе, чтобы переодеть. - Вы бы еще дольше играли со мною в прятки, - вздыхает он с укором, - тогда бы в одно прекрасное утро, я нашел бы ваш остывающий труп. Может, по вашему мнению, я и старый, - его голос стал жестче, - но не слепой. Итачи не хочет оправдываться и объяснять причины своих поступков. Он чувствует себя ужасно вымотанным этим ночным приступом, и не высказывает возражений, когда Кисаме укладывает его на свою постель, и пристраивается где-то сбоку. "Это просто кошмарный сон", - думает он, находясь между сном и явью. В доме медика душно и натоплено, а от запаха трав кружится голова. Низкий, приземистый старик щупает его грудную клетку, складывает разные печати, рисует непонятные символы на спине... Потом качает головой и вздыхает: - Это не лечится. Итачи относится к этой новости равнодушно, он уже давно для себя все решил. Натягивает обратно кофту и плащ, и ровным, лишенным эмоций голосом спрашивает: - Сколько? - Лет пять или шесть, - медик пролистывает старую, пожелтевшую книгу. - Если будете беречь себя, есть шанс продержаться на пару лет дольше. Кисаме стоит, прислонившись спиной к стене с низко опущенной головой. Они прощаются со стариком, и выходят за дверь, не говоря друг другу ни слова. Спускаясь по лестнице, неприлично короткой, совсем как его оставшаяся жизнь, Итачи думает, что никогда не видел у напарника такой потемневший взгляд.