Right In Front Of Me

Муз: - Angus & Julia Stone - Chateau - Cash Cash - Nice - New Politics- Harlem

Весь следующий день они проводят, разъезжая по живописным местечкам, а Коуске-сан выступает в качестве их персонального гида. — Камакура была местом расположения первого военного правительства Японии, - рассказывает им Коуске-сан. – Здесь было создано то, что вы все знаете под «Путём самурая» - свод ценностей, кодекс чести, религия и культура касты воинов, которой предстояло править Японией на протяжении 700 лет… Они побывали в Цуругаока Хатимангу – храме-достопримечательности, посвящённом божеству Хатимана, Кантё-дзи, который неоднократно подвергался пожарам; съездили к Статуе Великого Будды или Дайбуцу – Сато и Нобу наделали возле неё столько селфи, что, наверное, забили всю память на своих телефонах. Впрочем, не они одни. — Тсукки, Тсукки, смотри, как красиво! – поёт Ямагучи, восторженно рассматривая огромного – на тринадцать с половиной метров - бронзового Будду. – Давай сделаем фото на память, ну пожалуйста? Обычно Тсукишима категорически против фотографий с собственной персоной – только если не он сам решает, что именно нужно сфотографировать. Но атмосфера вокруг и вид такого счастливого Тадаши действуют на него настолько умиротворяюще, что он соглашается без лишних вопросов. На Ямагучи сегодня воздушная чёрная рубашка с расстегнутым воротом и чёрные же джинсы – на взгляд Кея, чересчур тесные, но он ничего не имеет против: Тадаши выглядит восхитительно, просто чертовски горячо. Они встают поближе: Кей как будто боится обжечься сегодня, старается не приближаться к Ямагучи больше, чем на расстояние вытянутой руки, но сейчас, убеждает себя он, обстоятельства требуют. Ямагучи счастливо улыбается на фото, он то ставит рожки Кею, дурачась, то наоборот принимает нарочито эффектные позы, прикладывая к своему подбородку разведённые большой и указательный пальцы. Стоящий неподалёку Нишиноя начинает угарать над ним, показывая на своём телефоне позы, которые он хочет чтобы принял Ямагучи. А тот, добрая душа, с радостью принимает заказы. Тсукишима и сам невольно хихикает, листая в своём телефоне их с Ямагучи селфи. Остальные тоже развлекаются, как могут: Виталий позирует, окружив себя близнецами, и они, копируя пальцы у подбородка, подсмотренные у Ямагучи, делают памятные фото на фоне статуи: Виталий в очках-сердечках посередине вполуоборот и Сато с Нобу по сторонам от него. Каэде взял с собой альбом для рисования: как выяснилось, он неплохо рисует, Хината даже попытался взять у него пару уроков и нарисовать увиденного в доме Коуске-сана Сатира. К сожалению, путного у рыжего ничего не вышло, кроме пиписьки, ну тут, как говорится, кому что, а лысому – бантик. И когда Кагеяма решается простебать художественные потуги Хинаты, тот мстительно стирает недорисованную голову своего Сатира и пририсовывает вместо неё – довольно похоже – голову самого Кагеямы. Последний разражается руганью и пытается поймать Шоё, чтобы накостылять ему по шее, но тот проворно уворачивается от его тумаков. Кей расслаблен и, не побоимся этого слова, счастлив: редко когда ему действительно нравится, как он проводит своё время, он даже готов взять свои слова обратно насчёт «сомнительного кемпинга». Вечереет, и Коуске-сан зовёт их всех обратно в машину: пора возвращаться домой. Всю дорогу, пока они едут, Рю и Коуске-сан о чём-то заговорщически перешептываются, причём, пока Рю настаивает, его оппонент явно колеблется, до острого слуха Кея даже долетает фраза «Я серьезно не считаю это все хорошей затеей». Тсукишима в очередной раз задумывается, что за шило в жопе от рождения у Танаки, не может человек спокойно себя вести от слова совсем. Они приезжают обратно в коттедж, где Коуске-сан приготовил для них сюрприз: он заказал на ужин доставку блюд из местной кухни. В меню были и устрицы, и креветки, и немыслимое количество всевозможных суши и онигири, гёдза, мраморная говядина Вагю, темпура, сашими, а из десертов – рубинового оттенка виноград, дайфуку, данго, клубничный чизкейк и ещё много-много всего, перечислять устанешь. — Это… намного колоссальнее прошлогоднего барбекю, - осипшим голосом произносит Хината и все вокруг счастливо смеются. — Это ещё не все, - делает шаг вперёд Танака и Кей неосознанно напрягается: щас отчебучит. И Рю оправдывает его опасения, снимая со своего плеча тяжелую сумку и выставляя на стол алкашку. Чего он только не купил: вино, сакэ, шампанское, пиво – парень, похоже, всерьёз задумал оторваться сегодня по полной. Коуске-сан, за счёт которого, видимо, все это добро покупалось, поднял руки, словно сдаваясь: — Его бы остановил только переехавший его тушку автобус, меня не спрашивайте. Понимаю, что это бесполезно озвучивать, но все-таки: пожалуйста, знайте себе меру. Что ж, давайте приступим? Они с довольным гулом приступают к еде: Каэде, напрочь проигнорировав сложные углеводы, приступает сразу к сладкому, подгребая к себе одновременно чизкейк и дайфуку. Хината с Кагеямой вонзают зубы в мраморную говядину, Нишиноя с Рю поглощают гёдза и креветки, а Виталий, элегантно отставив пальчик, подцепляет себе на тарелку несколько суши. Набивший щеки Хината удивленно выпучивает на него глаза: — И ффто , это и ффсе, фто ты сегодня фьеф ? – старательно разбрызгивая летящие в стороны из его рта крошки, спрашивает он. — У меня низкий обмен веществ, я даже если подышу рядом с едой, набираю вес. А тут целая углеводная бомба, - спокойно подцепляя овощи и листья салата, отвечает Виталий. — А как же хваленая «русская кровь»? – не переминул поддеть его Кей. — Ну, я себе меру знаю, - нежно улыбается ему Виталий, - и уже привык к такому питанию. Зато я – красивый и пропорциональный. Все расслабленно хихикают над их очередной словесной перепалкой. Ямагучи же, забив на свои чересчур тесные джинсы, напротив, набивается едой, забыв, что именно он обычно топит за правильное питание. Кей, стараясь сильно не палиться, умиляется на его набитые щечки. Откуда-то справа звучит громкое «чпок»: Рю открыл шампанское. — Ну, кому налить?! – радостно возопил Танака, подняв руку с шампанским высоко над бритой головой. — Ебашь! – тут же придвигает ему свой бокал Нишиноя. Этот, как говорится, за любой кипиш, кроме голодовки. Хината с Кагеямой переглядываются и, не сговариваясь, одновременно передают радостно светящемуся Рю свои бокалы. Кей колеблется секунду: не то, чтобы он был совсем уж против алкоголя, но его педантичность не позволила бы ему нахрюкаться перед таким скоплением народу. Все, что он когда-либо себе позволял из алкоголя, было максимум полбокальчика красного вина, которым на семейных праздниках обычно пичкали его взрослые родственники. Пока он ломается, Ямагучи рядом с ним решительно хватает оба их бокала и без лишних слов протягивает материализовавшемуся в мгновение ока Рю. Кей с легкой улыбкой приподнимает брови: — А если я еще не решил, буду пить или нет? — Ну пожалуйста, Тсукки, я никогда не видел тебя пьяным, - сексуальным голосом стонет Ямагучи. Сидящий рядом с ним Хината пронзительно хихикает, а у самого Кея от этой, пусть и в шутку сказанной, фразы Ямагучи, в животе поднимается целый рой чертовых голубых бабочек. Разлив шампанское всем желающим, Танака торопливо открывает вино и наливает себе и поджавшему от смеха губы Коуске-сану по бокалу: — За самую крутую школьную команду в Японии! Вы лучшие, посоны, вы знаете… - он смахивает несуществующую слезу. – Я невероятно горд быть с вами в одной команде, и как семпай для некоторых из вас, торжественно клянусь: вы всегда можете обратиться к дядюшке Рюноске за помощью… — Семпай, одолжи мне миллион йен, - поднимает руку Нобу и все хохочут над посложневшим выражением лица Рю. В ответ тот показывает Нобу кулак и продолжает: — В этом году многие из нашей команды выпустятся, это будут и наш замечательный капитан Энношита, и лучшие посоны Киношита и Нарита, которые сегодня с нами не присутствуют по личным причинам; самый замечательный либеро на планете – серьезно, Юу, ты топовый чувак, я рад, что познакомился с тобой, ну и, конечно же, ваш покорный слуга – я… — Блять, Лысый, - растроганно шмыгает реально прослезившийся Нишиноя и встаёт со своего места, чтобы заключить Танаку в свои объятия, - мы тоже все очень тебя любим и уважаем, правда, посоны? Присутствующие в зале просто-таки взрываются одобрительными криками: Рю, не смотря на его странности, любят все. — И спасибо тебе за Коуске-сана! – поднимает бокал Виталий. – Без его гостеприимства нас бы тут не было. — Да, точно! – Хлопает себя по лбу Рю и широко улыбается облокотившемуся на спинку своего стула хозяину дома. – За гостеприимство Коуске-сана! — Кампай!! – стройным хором тянет команда и пьёт из бокалов. *** Кей изрядно веселится, наблюдая за постепенно захмелевающими сокомандниками. Самыми устойчивыми к алкоголю оказались, конечно же, более опытные Нишиноя с Рю – небось квасили иногда на пару, причём, Кей был почему-то в этом уверен – в школе в том числе. Энношита старался не подавать дурной пример своим кохаям: чинно тянул себе то, что ему налили в самый первый раз. Первогодки тоже особо не борзели: то ли боялись бдящего Ока Саурона (читай: Энношиты), то ли просто не сильно фанатели от алкоголя. Виталий, покачивая ножкой, важно давал уроки сомелье для Каэде: сначала с томным видом нюхал вино и только потом пил. Наблюдать, как Каэде пытался коряво скопировать движения своего «сэнсея» было очень забавно. Хината с Кагеямой - два дебила – это сила, нет ума, зато красиво – и тут устроили свои соревнования: кто больше выпьет. Причём делали они это так искусно и беспалевно, что ни Коуске-сан, ни бдящий за первогодками Чикара пока их соревнования не заметили. На данный момент лидировал Кагеяма: Кей видел, что стоящая на полу рядом с Хинатой бутылка вина была выжрана только на четверть, тогда как Кагеяма ухайдокал уже больше половины красного полусладкого. Эти двое ещё и умудрялись делать вид, что ведут светскую беседу, поедая листья салата, хотя захмелевший Хината уже явственно напоминал мем с человечком в пенсне, даже, вон, усы от бокала отпечатались, правда, красные, но кто тут придирался к деталям? Ямагучи рядом с ним выпил, наверное, около трёх-четырёх неполных бокала шампанского и вина: его щеки раскраснелись, а глазки нехорошо заблестели. — Кей. Кееееееееей, - подзахмелев, хихикает Тадаши, чокаясь бокалами с Тсукишимой, который к слову, все ещё тянул налитое в самом начале шампанское. — Что, Тадаши? – пристально смотрит на друга Тсукишима, легонько придерживая того под локоточек: уже немножко шатается. Вся команда с легкой руки Коуске-сана решила покинуть кухню и перебраться в зал с роскошным камином и персидскими коврами. Пока они идут, прихватив с собой кто бутылки с алкашкой, кто – закуски, Кей подпирает сладко хихикающего Тадаши. — Ты такой хороший, Кееей, - пьяно улыбается Ямагучи, и сердце Тсукишимы в этот момент делает обратное сальто: на эту улыбку он бы смотрел вечно, даже если до конца своих дней он будет вынужден поддерживать нужный градус алкоголя в крови Тадаши. — Я знаю, что я хороший, - отвечает ему Кей, - ты, главное, не споткнись, пьянь. — Но, Кей, я не так уж и много выпил, смотри! – в подтверждение своих слов Ямагучи пытается пройтись по прямой линии и поочередно потрогать кончик своего носа обеими руками. Только вот он забывает, что в одной его руке зажат бокал с вином, но Тсукишима вовремя успевает выхватить его из пальцев друга. На секунду он случайно прижимается своей грудью к груди Тадаши, и его шею обдаёт жарким дыханием. Кей по-дурацки замирает с бокалами в обеих руках, пока Тадаши, как ни в чем не бывало, доходит до камина и одним из первых плюхается на шикарный ковёр с имитацией леопардовых пятен. Впрочем, учитывая широкий карман Коуске-сана, Кей бы не удивился, если бы ковёр реально был из шкуры леопарда, но в данный момент это не та вещь, которая его волнует больше всего. Он все ещё чувствует дыхание Ямагучи на своей шее, и он отчаянно, до боли в сердце, хочет отмотать время вспять, чтобы ещё раз это испытать. Но вместо этого он только крепче сжимает их с Тадаши бокалы, и, осторожно обойдя улёгшегося на спину Ямагучи, ставит бокалы на каминную полку.