1
Стояла темная осенняя ночь, неумолимо холодало, хотя сухая почва все ещё отдавала воздуху накопленное за лето тепло. Тихая ночь, как и все предыдущие и последующие. Только порывы ветра разрывали тишину пустоши. Вскоре ветра станут совсем шквальными и порывистыми, пока только разгоняются, набирают силу. Этим вечером Нюк решил совершить очередную опасную вылазку на свалку Южного сектора, которые, к сожалению, приходилось делать регулярно. Синклит исторгал свои помои в определенных местах по периметру стены, строго отведенных для каждого сектора, и эта конкретная свалка была самой ближайшей, всего в нескольких километрах от дома Нюка. Нюк шел за тканью. Одежда, которую он уже давно делал сам, пришла в полную негодность, истлела от грубой «ручной» стирки и постоянного воздействия пыли пустоши. Он собирался найти что-нибудь из тряпья, чтобы отремонтировать свое или даже, если повезет, просто перешить найденное. Да и неплохо бы найти каких-нибудь очисток овощей. Одним мясом питаться он устал невыносимо за несколько лет проживания в пустоши. Выбираться на свалку можно только по ночам, когда легко маскироваться во мраке руин, и огромные автоматические защитные турели переходят на тепловидение. Но ночь — страшное, опасное время. С заходом солнца в пустоши появляются тирабиты, вылезают из своих нор и охотятся на все живое. Плотоядные хищники, скорее всего раньше, несколько веков назад, еще до войны, они были чем-то вроде кроликов, но ядерная зима вынудила их обучиться охоте в темноте, а отсутствие каких-либо растений долгое время — стать плотоядными. Нюк умел от них скрываться, прекрасно знал повадки, даже приметил их тропы и периоды, по которым они патрулируют пустошь. Кроме того, у него были укрытия — на протяжении всего пути от дома до ближайшей свалки он соорудил не один небольшой опорный пункт, куда можно было забраться в случае угрозы и дождаться рассвета. С восходом солнца тирабиты перестают видеть и расползаются по норам. Нюк шел привычным маршрутом. Первые полтора километра его дорога проходила по выжженной пустой степи, где изредка попадались руины фундаментов небольших домов — здесь когда-то был частный сектор какого-то города, как и все в пустоши, обескровленного войной и затем разрушенного временем. Иссохшая земля в отсутствии дождей зияла тонкими глубокими трещинами. Затем начинался сам город. На протяжении нескольких километров пути руины строений становились больше и выше, и у стены можно было обнаружить даже останки высотных домов. Смрад мусора начал одолевать еще за полкилометра до стены, но Нюка это уже не беспокоило — привык за несколько лет регулярных прогулок на свалку. Территория, куда скидывали мусор, представляла из себя, наверное, когда-то пару кварталов города, тут были строения, которые или почти разрушились или были засыпаны отходами, но кое-где возвышались целые фрагменты зданий с зияющими дырами оконных проемов. Стекол не было, а от черноты внутри на душе становилось тоскливо и холодно. Время позволяло спокойно покопаться в отбросах Синклита, пока не появятся тирабиты. И Нюк старательно делал это, разворачивая кульки и пакеты, поднимая коробки — изучал, что на этот раз ему подкинула судьба. Со стороны стены доносился протяжный мерный гул, создаваемый перерабатывающими узлами горнодобывающих комбинатов. В Красном кольце, что начиналось сразу за стеной, располагались только они. Этот вечер для Нюка не отличался ничем особенным, пока он не услышал резкий звук, внезапно распоровший приглушенный гул. Это, кажется, был крик. Нюк отвлекся от своего занятия и прислушался. Может, померещилось? Слишком далеко, звук доносился несколько восточнее от свалки, и Нюк зашагал туда. За пределами мусорного полигона было более-менее чисто, так что он нашел удобное укрытие и притаился в руинах невысокого строения. Крики, что бесцеремонно отвлекли Нюка от изучения мусора, вскоре показались ближе и уже превратились в стоны, перемежающиеся с рыданиями. Голос был женский. За стеной еще одна девушка начала вопить, но то было значительно дальше и западнее. Нюк заинтересовался. Такого раньше не случалось, так что за стеной, определенно, что-то происходило. Темнота была почти кромешная, только луна давала немного видимости. Стену ничем снаружи не подсвечивали, поскольку турели по периметру защищали Синклит от непрошеных гостей и в полной темноте. Но Нюк прекрасно ориентировался по слуху — жизнь в пустоши многому его научила — он выбрал направление звука и вгляделся в полумрак ночи. Привыкшие к темноте глаза увидели, как через стену перевалилось тело и с глухим ударом приземлилось на пыльную землю. Хрупкая женская фигурка сама выползла и рухнула буквально за пределы Синклита. Нюк стоял не шелохнувшись, размышлял. Он не раз видел изгнанников. Он видел их даже слишком часто, все они в скором времени после изгнания умирали в пустоши — кто от турелей при попытке пробраться обратно в Синклит, кто от зубов и когтей тирабитов, а кто от банальной жажды или бессилия. Нюк никогда не помогал этим людям — не видел смысла — весь мир спасти невозможно, только подвергать себя лишнему риску. Он пытался и здесь убедить себя пройти мимо, но… В этот раз перед ним была не изгнанница. Во-первых, место — изгнания происходили с некоторой помпой и только на специально отведенном участке стены. Во-вторых, одежда — изгнанники всегда были одеты в тюремную робу, поскольку казнили их после суда, которого они дожидались за решеткой. В-третьих, ситуация — во время изгнания человек спрыгивает со стены, но не вываливается за нее. Эта девушка была определенно ранена, раз не смогла спуститься по-нормальному. Нюк помедлил еще с полчаса. Терзали сомнения. Кто там, и почему она оказалась за бортом Синклита, он знать не мог, как и не был уверен, что за ней не явятся те же гвардейцы. Стоны уже прекратились — наверное, незнакомка потеряла сознание. Нюк уже даже развернулся, чтобы отправиться к дому, но вспомнил, что врач. А если рана серьезная? Сколько он ни пытался убедить себя, что ничем не обязан этой девушке, на душе почему-то было неприятно. Изгнанники всегда виновны, но эта, похоже, была беглянкой. Нюк собрался с силами и решительно зашагал в ту сторону. До возвращения тирабитов на эту территорию оставалось чуть больше часа, если он собирается спасать ту девушку, стоит поспешить. Он подобрался к незнакомке. Девушка полулежала на земле, облокотившись об обломки, из одной ноги, что была согнута в колене, сзади торчала стрела. Нюк наклонился, пощупал пульс. Констатировал, что девушка еще жива, но без сознания. Лужа крови под ее ногой говорила о серьезной кровопотере. Нюк аккуратно осмотрел торчащую стрелу. Утолщение в середине означало, что разрывная. Заряд не сдетонировал, потому что не соприкоснулся с кожей — стрела вошла недостаточно глубоко. Нюк пришел в ярость — сработай эта взрывчатка, последствия для девушки были бы катастрофическими. Тот, кто стрелял в нее, собирался причинить ей очень серьезный ущерб. Нюк продолжил осматривать тело незнакомки, заметил на лодыжке браслет. Трекинговый, какие используют военные и тюремщики. Кажется, кто-то определенно не хотел дать ей уйти. Мужчина срезал с ноги тяжелое украшение и ожесточенно растоптал. Нюк сжал челюсти — эта юная особа оказалась чьим-то развлечением, и он даже догадывался, чьим. Злость подстегивала его забрать девушку с собой, хотя бы себе доказать свою гражданскую позицию. Да уж, гражданскую, он же покинул Синклит, единственный добровольный изгнанник, а точнее, трусливый беглец. В спасении этой незнакомки был определенный символизм, так что Нюк решил действовать. Он аккуратно отрезал стрелу у самой границы с плотью и аккуратно, чтобы заряд не сдетонировал, положил на землю. Затем подхватил незнакомку на руки и понес. Это было не самое лучшее решение — транспортировать раненую в свое убежище ночью, но другого не было. Ждать до утра было неправильно — преследователи могли пойти ее искать, но еще страшнее было, что в ране начнется заражение. В конце концов, они однажды доберутся, а от тирабитов можно укрыться и в одном из укрытий, если припрет. Путь до дома занял почти три часа, когда в одиночку он добирался за каких-то тридцать-сорок минут. Наверное, это была самая страшная авантюра, в которую Нюк ввязывался со времен жизни в Синклите. За эти три часа ему пришлось дважды прятаться от тирабитов. С бессознательной девушкой на руках это было крайне проблематично. Его укрытия представляли собой «летающие» платформы. Он сам смастерил их — горизонтальный небольшой настил на высоте пару метров над землей с отвесной лестницей, чтобы забраться. Тирабиты не чуют запах на таком расстоянии, а если не видят движения или света, вовсе считают, что здесь нечем поживиться. Их стрекот он слышал еще задолго до их появления и успевал оба раза своевременно принять меры. Спускаясь в свою землянку, он настолько устал, что чуть не выронил свою ценную ношу, а пытаясь подхватить, едва не скатился по крутой лестнице вниз. Но он дошел! Дошел! Нюк был горд собой, хотя руки дрожали, а ноги подгибались. Он вытер покрытый потом лоб, перевел дыхание. Еще не конец. Девушке очевидно требовалась медицинская помощь, с момента ее ранения прошло уже почти четыре часа, Нюк не мог терять время на отдых. Очистив единственную пригодную горизонтальную поверхность — настил, на котором он спал — Нюк раздел и положил незнакомку лицом вниз, осмотрел рану. Виднелось довольно тонкое карбоновое древко стрелы, а вокруг — крестоообразный разрез по форме наконечника, чуть шире самого древка. Нюк решительно достал свой набор медицинских инструментов — что же, придется вспомнить рабочие навыки. Чтобы извлечь стрелу, рану пришлось расширить. Нюк мысленно поблагодарил Бога, что девушка пребывала в отключке, потому что анестетиками он не располагал. Кожа вокруг разреза была чистой, на стреле тоже загрязнений не обнаружилось, стало быть, рана чистая. Нюк на всякий случай обработал рваные края зияющего ранения крепкой настойкой, положил дренаж из полоски тонкой резины и ушил, оставив только небольшой отрезок разомкнутой кожи вокруг торчащего конца. Теперь можно было и отдохнуть. Его тело изнывало от усталости — давненько не было таких экстремальных нагрузок, но Нюка успокаивало чувство выполненного долга. Он сделал, что мог — теперь все зависит от иммунитета девушки и ее везения, наверное. Хотя последнее у нее явно было на высоте — суметь выпасть за пределы стены с разрывной стрелой в ноге, которая не взорвалась, да еще в тот момент, когда единственный, кто мог ей помочь, оказался рядом… Сами звезды благоволили этой странной незнакомке.2
Реймир Фрост пришел в ярость, когда дичь выползла за стену. Ну, как выползла — свалилась, как мешок тухлых овощей. Он же рассчитал все правильно, но почему-то стрела не оторвала ногу дрянной девице. Он добежал до места, где дичь вывалилась за пределы Синклита — камни кладки плохо держались, норовя осыпаться прямо под ногами. Погода не щадит даже монументальные сооружения — следует, наверное, поднять вопрос о ремонте стены по всему периметру… Черт, о каком ремонте речь! Как теперь выудить девку с радиоактивной зоны! Реймир досадливо посмотрел во тьму и понял, что не видит свою дичь, только ее жалобные всхлипы доносились откуда-то уже издалека, и звук их удалялся. Скорее всего, стонет от боли в ноге, но ползет, тварь! От злости он направил арбалет на звук и выстрелил вслепую. Убьет — хорошо, а не убьет, и плевать. Реймир уже знал, что совсем рядом его компаньон из числа охотников поймал другую девицу, это немного успокоило его, он вскинул арбалет на плечо и отправился туда, где вопила еще одна дичь. Он подоспел вовремя: его друг, Саш Байль — симпатичный светловолосый парень, только-только начал развлекаться с раненой девкой. Из ее лопатки торчал осколок стрелы, очевидно Саш отломал оперенный конец, чтобы не мешался, и сейчас, сорвав с несчастной то, что должно было быть юбкой, грубо поставил на четвереньки и уже сношал. Дичь совершенно не сопротивлялась, склонила голову к земле, подметая ее прямыми соломенными волосами, и с трудом опиралась только на одну руку, в то время, как вторая, теперь потерявшая подвижность, нелепо и безжизненно болталась рядом, будто и вовсе не ее. Реймир приблизился, и Саш одарил его довольным, но вопросительным взглядом. — Я присоединюсь? — спросил Реймир, упирая палец в остаток стрелы. — Моя сука сбежала за стену. — Я не против. — Почти прорычал Саш, остервенело вколачиваясь в тело девушки. — Дождись своей очереди! Реймира меньше интересовал секс с фавориткой Канцлера, чем причинение боли. Ему недавно стукнуло сорок, былая привлекательность постепенно тускнела, редела темная шевелюра, оставляя отвратительную лысину на макушке и давая плодородную почву для целого рассадника комплексов. Он не верил, если очередная девка говорила, что он красив и сексуален. Фаворитки Канцлера отдавались ему не по своей воле, и верить их словам было нельзя, и потому нереализованные комплексы не позволяли Реймиру получать удовольствие от обычного секса, процесс непременно должен был быть густо сдобрен болью, а лучше смертью девушки. Нет, у него был выход на бордель, в котором можно было запросто получить эти услуги, но то было за кругленькую сумму, а здесь, на охоте — бесплатно. Черт, если бы его дичь не сбежала, он бы не пришел к Сашу. Разобрал бы свою девку на запчасти прямо там, труповозка вывезла бы ее по частям — а что, все равно разделывать! Но сейчас ему оставалось лишь довольствоваться тем, что позволит друг. Впрочем, Саш, к счастью, не возражал, чтобы Реймир получил свое удовольствие от причинения боли его дичи — друга он знал давно, и не было охоты, на которой Рей не пытал бы свою жертву. Когда дело доходило до личной дичи, Реймиру не было равных в изощренности болевых воздействий, он единственный из всех использовал разрывные стрелы, чтобы с первого же его попадания девушка испытывала все муки ада. Сейчас ему пришлось умерить желания. Это дичь Саша, и он будет решать, как с ней поступить. Рей начал с простого — пока друг наслаждался дикой скачкой, он по-всякому ворочал остаток стрелы в лопатке девушки. Она исступленно скулила и слабо извивалась, но ничего не могла предпринять — рука, которой она могла бы обороняться, была единственной опорой, предупреждающей падение лицом в пыль и каменные осколки. Насытившись одним положением, Саш предложил овладеть дичью вдвоем, на что Реймир с удовольствием согласился. Разрядка в любом случае не мешала, почему бы не так? Для облегчения процесса Саш прострелил девке и вторую лопатку, теперь руками защищаться она и вовсе не могла. Зато у Рея оказалось сразу два рычага «воздействия» на жертву, которые он с удовольствием использовал, добавляя изрядных страданий насилуемой девушке. Наконец насытившись двойным проникновением, Саш решил, что дичь можно и прирезать. Реймир сделал с большим наслаждением — перерезал девушке шею одним длинным медленным движением, глубоко погрузив лезвие ножа, рассекая все важные сосуды, а заодно и трахею с пищеводом. Правда, предсмертные хрипы дичи недолго ласкали его слух — через несколько минут несчастная истекла кровью, и ее страдания закончились. Саш вынул планшет и вызвал транспорт — приземистый небольшой автомобиль с открытой кабиной и широкими маленькими колесами. Маломощная машина — она не могла развивать большую скорость, но этого и не требовалось. Такой транспорт использовался, чтобы забрать охотника и его дичь из любой точки «охотничьих угодий» и доставить «на базу», к железнодорожной станции.3
На станции Саша и Реймира уже ожидали остальные трое охотников, очевидно, справившиеся со своей задачей раньше. Здесь же находился привезший фавориток конвой, и сопровождающая господ свита. Канцлер вернулся с дичью совсем недавно и еще оттирал кровь с лица и рук полотенцем, которое верный прислужник то и дело смачивал в спиртовой жидкости. Все жертвы были уже упакованы в вакуумные пакеты, еще два пустовали, дожидаясь трофеев Саша и Реймира. Так было принято — охотники привозили дичь в виде тушек, а не живьем. Завидев, что в транспорте только одно тело, Канцлер возмущенно спросил: — Что это значит? Где ещё одну девку потеряли? Вам, идиотам, трекера мало, найти не можете? — Простите, господин Канцлер, — виновато ответил Реймир, нарочито обращаясь к главе государства по титулу. — Она вылезла за стену. Ей удалось сбежать в радиоактивную зону. Она или сдохнет от потери крови со стрелой в ноге, или хищники… — Бестолочь! — Канцлер раздраженно плюнул в сторону. — И за каким чертом я только сделал тебя главой управления внутренних дел? — Господин Канцлер… — щеки Реймира залились румянцем. — Осечка, стрела не рванула… — Вон у Саша, у Бруно, у Герда не произошло осечек! — глава Синклита был в состоянии крайнего негодования. — В следующий раз проверяй свои чудо-стрелы старательнее, или лучше используй, как мы, обычные. Вечно от твоих новшеств какая-то беда приключается. От души у Реймира отлегло — Канцлер не исключил его из числа охотников, только пожурил. У Лита Нарибу характер был скверный, вспыльчивый, так что отстранить от охоты он мог легко и непринужденно, а Реймиру это развлечение было слишком дорого, чтобы вот так его лишиться. Когда прислужники упаковали последнюю жертву в вакуумный пакет, вся процессия тронулась в обратный путь. Трупы сложили в том же вагоне, в котором до этого фаворитки ехали еще живыми. Когда азарт погони и последующего развлечения спадал, раскуроченные тела видеть не хотелось, поэтому их благоразумно убирали с глаз долой. По приезду в замок, повара займутся свежеванием, потрошением, а потом и приготовят, по обыкновению, что-нибудь вкусное в этот же вечер. Остальное будет разделано и заморожено, чтобы Канцлер мог питаться натуральным мясом в течение следующих тридцати дней до ближайших Красных Венков. Свою Древнюю охоту он учредил только с этой целью — есть мясо. В Синклите оно исчезло. Скот вымер полностью и бесповоротно ещё два года назад. С тех пор Канцлер и развлекался Красными Венками, удачно совмещая каннибализм с услаждением похоти и утолением адреналиновой жажды. Сложно себе представить более азартное занятие, чем охота на живое существо, на человека, интеллект которого позволяет ему прятаться и предпринимать яростные попытки спастись. Другое дело, что оставлять никого в живых в планы не входило, поэтому каждую даже хорошо спрятавшуюся жертву всегда можно было отыскать по трекеру и забить на мясо.4
Во дворце было все, что только нужно для продолжительного автономного существования. Начиная от запасов простой еды на тридцать лет вперед, заканчивая всевозможными удобствами. Одним из таких была римская баня — разумеется, уменьшенная копия термы, восстановленная по историческим документам. Сюда охотники отправились сразу, как только приехали. Канцлер особенно любил бассейн с проточной водой, которую во дворец закачивали из протекающей в Синклите реки, пропуская сквозь несколько фильтров очистки. Кроме того, тут имелось несколько ванн с водой разной температуры, от прохладной до обжигающе горячей, так что дворцовая «римская» баня была развлечением на любой вкус. После каждой охоты это было традицией. Главным образом, по причине того, что охотники возвращались по уши в грязи. Это была пыль, которая во время погони оседала на вспотевшую кожу, а во время последующего развлечения с дичью еще и смешивалась с кровью. Приятным бонусом было и то, что такой бани не было нигде, кроме дворца. Канцлер не простил бы никому «плагиата» его идеи с римскими термами. А пока господа мылись, дворцовые повара приняли на кухню четыре свежих человеческих туши и сразу принялись готовить яства к предстоящему пиршеству. На кухне Канцлера трудились совершенно непробиваемые люди, отобранные из многих, преданные, что не будут болтать и не станут падать в обморок при приготовлении человечины. Впрочем, никто из личных кулинаров Канцлера и не жаловался — на любой кухне остаются обрезки, которые повара забирают с собой. Этим доставалось настоящее мясо, и плевать, что человеческое. Намывшись всласть, охотники отправились в величественную личную столовую Канцлера. Он тяготел ко всему древнему, поэтому любимая трапезная была выдержана в художественно-архитектурном стиле ампир, который процветал аж в далеком девятнадцатом веке! Красный и золотой в обивке мебели, украшения в виде стрел, мечей, щитов и пик, символика победы придавали этой комнате особенный военный шарм, будто оправдывая жестокое развлечение на охоте. К появлению господ повара успели сотворить тушеные ребрышки и душистый печеный окорок, и прислужники постепенно выносили яства, когда виновники торжества расселись за круглым массивным столом. Кроме человечины, в качестве угощений были представлены разносолы из овощей, все это дополнялось дюжиной бутылок коллекционного вина. — Какой год на этот раз? — поинтересовался чернявый приземистый Бруно, рассматривая бутылку с истлевшей этикеткой, — Две тысячи семьсот восемнадцатый! Право, я в восхищении, Лит. Пятнадцать лет — это прекрасно! Прислужники уже разливали бордовый напиток по красивым хрустальным бокалам. — Попробуй сначала! — злорадно усмехнулся Канцлер. — Дождливый год был, виноград водянистый. Кое-кто испортил мне настроение, вот и вино сегодня будет под стать. Сидящий напротив Реймир снова густо покраснел. Кажется, Канцлер теперь ему вовек не забудет этот конфуз, но уже ничего не поделаешь. Он слегка пригубил напиток — превосходный вкус. Впрочем, сам он не покупал более дорогого вина, чем двенадцатилетнее, так что был рад пятнадцатилетнему даже с дождливого года. — Воздадим же хвалу Богам нашим, — проповедническим голосом начал Герд О’Дан, — за то, что даруют нам сие развлечение и полнят наш стол сими яствами. — Он поднял свой фужер. — И, конечно, за нашего Лита Нарибу, Канцлера Сикнлита, который собрал нас и одарил всеми благами! Тост министра по этике был воспринят на «ура», в воздухе над круглым большим столом зазвенели бокалы. Трапеза считалась открытой, и присутствующие углубились в поедание наготовленных вкусностей. Разговоры смолкли, слышался только стук приборов по тарелкам. — Давайте выпьем за то, — слегка захмелевший Канцлер через некоторое время поднял свой фужер, — чтобы у нашего хорошего друга и коллеги Реймира Фроста больше не было осечек с взрывающимися стрелами! — виновник тоста в очередной раз покрылся румянцем, но свой бокал поднял вместе с остальными, и Канцлер прямо обратился к нему. — Потому что сегодня, Рей, ты лишил меня пятой части мяса, а восполнять мне придется всех пятерых девок. Хвали Богов, что мятежники не переводятся. В фаворитки Канцлера никто по своей воле попадать не хотел. По сути, это было вроде сексуального рабства. Девушки в гареме служили для удовлетворения сексуальных потребностей главы государства и тех, кому он решит оказать честь. Проще всего их было набирать из арестованных — в основном мятежников или их половозрелых дочерей. — Лит, но все же, почему бы тебе не делать себе фавориток? — спросил до этого немногословный Саш. — Это же не так дорого, зато и мяса будет больше, и охотиться сможешь чаще? Несмотря на молодой возраст — чуть больше тридцати — он возглавлял в Синклите то, что должно было быть парламентом. Закон об андивайнах сильно злил некоторых влиятельных членов партии, так что к Сашу в неформальной обстановке не раз обращались с просьбой повлиять на Канцлера и отменить неудобное ограничение. Будучи близким другом главы Синклита, он мог и время от времени пытался убедить того в необходимости производства взрослых людей. — Закон для всех един. И в этом я тверд. — Сурово ответил Канцлер. — Нельзя делать андивайнов старше трех лет. Это вредно для общества! Я никому не позволю нарушать этот закон, как и сам не преступлю! Он говорил так, будто его охота для общества хоть сколько-то полезна! Но в обществе о ней никто и не знал, так что дискуссии не получилось — Канцлер продолжал придерживаться своей жесткой позиции. Он, похоже, искренне считал, что производство неадаптированных людей приведет страну к краху, и раз за разом твердо стоял на защите закона о государственной монополии на производство людей, хотя не меньше других присутствующих был заинтересован в живом человеческом мясе. Больше эту тему не поднимали. Разговор плавно перетек в обсуждение, кто как загнал свою жертву, и при каждом удобном случае Канцлер напоминал Реймиру о его провале. Впрочем, уже беззлобно, всего лишь подшучивал, но оттого легче последнему не становилось. Когда еще через пару часов трапеза завершилась, Рей благодарил Богов, что длинное сегодня, наконец, закончилось. Усталые, до отвала наевшиеся каннибалы разошлись спать.