Эй, морячок!

      Её, наконец, достали и подняли обратно на авианосец, после непродолжительного барахтания рядом с ним. Укутали полотенцем, обработали раны, оставшиеся после контакта с обломками самолёта. Её состояние было ближе к паническому. Теперь стал понятен масштаб происходящего, стало понятно, что это уже не просто учения, а что-то больше и страшнее. Только что погиб её друг, её подчинённый, и ей придётся писать первую похоронку. У неё сердце разрывалось, когда она представляла, как эта милая девушка, жена Коллинза, к тому же ещё и беременная, которую она видела совсем недавно перед учениями, получит сложенный американский флаг. Мысли мешались в голове, голова гудела. Вдруг она подумала, что «Джон Пол Джонс» может быть сейчас внутри этого барьера. Её нервы уже не выдерживали, она взошла на мостик, где был адмирал Шэйн и начала:       — Сэр, Вы мне можете объяснить, что происходит? Это уже не учения! Два самолёта взорвалось, мой подчинённый погиб. Погиб человек! Это нормально, вы считаете? Что мы тут сидим, сложа руки? Что вам ещё нужно для полного счастья?       — Лейтенант Шэйн, покиньте мостик, у вас шок, — начал успокаивать её лейтенант Хилл.       — Не останавливайте меня, лейтенант Хилл. Вы этого не видели, а я видела. И сама чуть не погибла. Возможно у меня шок, но это не отменяет вопроса, сэр.       — Что вам нужно, лейтенант Шэйн? — спокойно спросил адмирал.       — Ответьте пожалуйста на один вопрос: «Джон Пол Джонс» внутри барьера?       — Да, мы потеряли с ними связь.       — Разрешите идти, сэр?       — Идите.       — Есть!       Теперь она знала, что Джимми сейчас внутри этого барьера, и, вероятно, там и происходят главные события, и ему сейчас страшнее, и он подвергается ещё большему риску, чем она. Она начала волноваться и переживать всё больше. Наступил вечер. Скоро отбой, но перед этим, она стояла краю авианосца, облокотившись на стенку и думала. Мысли вместе с головой шли кругом, и она запуталась, что правда, а что её домыслы. Одно она знала точно — Джимми сейчас внутри этого барьера, и ему страшнее, чем ей.       — Я знаю, что тебе сейчас хуже, чем мне, может ли что-то быть хуже, чем неизвестность? Я не знаю, абсолютно не понимаю, что происходит; не знаю, где ты, что с тобой, может ты уже кормишь рыб на дне морском? — она заплакала. — Нет, ты прав, я не должна так думать. Ты же живучий, как чёрт, правда? Я надеюсь на это. Помнишь, мы как-то рубились в морской бой, и я всё не могла потопить твой линкор? Конечно, ты помнишь, я знаю, ты помнишь. Приди ко мне, обними меня и скажи, что с тобой всё в порядке. «Я жив, здоров». Мне большего не надо. Я не переживу сложенного американского флага, понимаешь? Сложно жить в мире, где нет тебя. Моего рыжего прохвоста. Я люблю тебя, Джимми… Надеюсь, ты тоже это чувствуешь. Нет, я уверена в этом! Я знаю, ты где-то там за барьером также меня вспоминаешь, но скорее всего, ты сейчас занят и не думаешь обо мне. Ну и ладно. Главное, ты жив и здоров. Я согласна быть твоей женой, быть с тобой и в горе и в радости и прочее. Погиб мой друг, Коллинз, помнишь, я тебе о нём рассказывала? Вот. Теперь буду писать похоронку. Мне больно, Джимми. Мне очень больно и грустно.       — Эй, ты с кем болтаешь?       — Тебе какое дело? Ты кто вообще?       — Эден Хамфри, мне сказали, я твой новый подчинённый. Мой на пенсию выходит.       — Быстро они, сволочи.       — Отбой через десять минут, ты идёшь?       — Ну, а куда я денусь.       Ей не спалось. Её продолжали волновать будоражащие голову мысли, и она решила написать похоронку. «Дорогая миссис Коллинз! Сколь не тяжело мне было делать это, но я вынуждена сообщить вам, что ваш доблестный муж погиб за свою Родину. Ваш муж погиб достойно, как герой. И пусть каждый помнит его только светлым, хорошим словом. Дай Бог! Аминь. Я вместе с вами скорблю по нему и буду помнить его всю жизнь. Оливер был мне другом, очень хорошим другом. Вам он был хорошим мужем, я уверена в этом. Он всегда был готов поддержать, помочь, он меня многому научил. Я знаю, вам сейчас очень больно, но Оливер ушёл, думая о том, что вам от этого лучше, что он спасает вашу жизнь. Воспитайте своё дитя с памятью обо отце. Всегда ваша лейтенант Алекс Шэйн».       На следующий день всё было также спокойно. Только к середине дня начало происходить что-то странное: барьер стал исчезать. Адмирал Шэйн выбежал на палубу и закричал:       — Все самолёты поднять в воздух сейчас же! Живо!       Наконец-то самолёты, которые почти сутки ждали, когда смогут помочь тем, кто внутри, готовились к тому, чтобы истребить всю нечисть, которая создала этот барьер.