I never felt so low
But I love the way I look, yeah
With this bloody nose.
Look how many hits it took ya.
Hollywood Undead – Bloody Nose
***
Очнувшись, Миса не просто говорит. Она много говорит. Много и всегда не по делу. Просит отпустить её, сулит автографы и называет его похитителем. – Вы точно сказали ей, за что её арестовали? – недовольно интересуется L. – Да, при задержании ей сообщили, что подозревают в преступлениях второго Киры, всё по правилам, – кивает Айдзава. Полицейские застывают в растерянности, но ненадолго – Мацуда срывается к микрофону с обвинениями. – Хватит строить дурочку! Ты знаешь, почему ты здесь! Миса пугается – сильно пугается, как будто перед этим ей с неделю не рассказывали в подробностях о самых жутких преступлениях на ушко. – Так, – выдыхает в микрофон Рюзаки. – Давай ещё раз. Ты знаешь, кто такой Кира? – Нет, разумеется, я не знаю! – А Ягами Лайта ты знаешь? – Лайта? Конечно, я знаю своего парня, что за вопросы. А как о нём узнал господин похититель? Неужели вы ревнуете? Рюзаки отодвигается от микрофона, переводя взгляд с одного конца стола на другой. Ревнует? Это Лайту надо бы "ревновать", что внимание L переключилось на другого человека, но его наверняка гораздо больше волнует, что он следующий на очереди за решётку, стоит Мисе сказать хоть слово в пользу того, что он Кира. Но она совершенно искренне признаëтся, что ничего не знает. Лайт, должно быть, счастлив, сумев провернуть этот наглый трюк, заколдовав её. Или она так хорошо притворяется? Или помешалась? – Тебя арестовали по подозрению в том, что ты второй Кира, неужели не помнишь? – снова придвигается к микрофону Рюзаки. – Я... – Миса замирает, и L готов поклясться, что не будь на ней этих дурацких очков, её глаза невидящим взором посмотрели бы вверх. Словно она пытается найти это в памяти. – А, точно, вспомнила! Мне говорили что-то такое. Но я не Кира, какие глупости! Ну, хоть какой-то прогресс, но такое чувство, что еë мозг вытеснил все воспоминания о Кире, чтобы она их не рассказала. "Кто, какая мразь это сделала?" – всё, что крутится в голове L. Будь разгадка главного вопроса опухолью в её организме, любой материальной штукой, он бы давно вырезал её, но она бестелесна, и кто-то увёл её у него из-под носа. Есть маленькая вероятность, что Миса притворяется – стоит ли продолжать пытки?.. – Перед тем, как отключиться, ты просила тебя убить – помнишь? – продолжает восстанавливать её память Рюзаки, параллельно замечая, что говорит с ней осторожно, как с душевнобольной – кто же знал, что сосуд для главной ценности в его жизни такой хрупкий. – Что? Не может быть... Если допустить, что замещены все воспоминания, связанные с Кирой, она тогда точно обращалась к нему или богу смерти. Вряд ли богу смерти есть дело до спасения чужой жизни, а значит, к Кире. К Лайту Ягами, который каким-то образом услышал её и изменил её сознание. "Не даёт от него отвернуться, зараза". – Господин похититель... А можно мне в туалет? – Терпи, ты только что ходила. И правда, перед вечерним допросом Моги водил её в ванную комнату. – Но я хочу в туалет! Ты что, хочешь посмотреть, как я описаюсь? Извращенец! Рюзаки второй раз в полном недоумении отодвигается от микрофона. "Извращенец? Я?" Наверно, после пыток можно сложить о нём такое мнение, но микрофон меняет голос намного сильнее, чем он сам в состоянии его изменить, это должно звучать как голоса двух разных людей. Но Рюзаки внезапно заинтересован вопросом, извращенец ли он на самом деле. Что для этого необходимо? Испытывать влечение к странным или мерзким вещам? Ему сложно вспомнить, к чему привязано его влечение, если оно вообще когда-нибудь проявлялось. Странные вещи тем временем он действительно любил и даже боялся, что эта любовь приведёт теперь к плохим последствиям. "Что ж, добавлю это слово к психу, безумцу, психопату и твари", – мысленно пожимает плечами Рюзаки. Люди нередко давали ему ярлыки, но такой, кажется, звучит впервые. Детектив хочет распустить свою команду по домам и пойти поговорить с Мисой поближе, но внезапно его телефон начинает звонить. "Синигами 1".***
Ступенька, на которой он стоял, и так была довольно шаткой, но с приходом Лайта он окончательно теряет равновесие. Замешательство, что так долго кралось за ним, наконец победило. "Ты не мог действовать неосознанно, Лайт. Я бы видел, я бы знал. Ты снова прячешься и весьма неумело. Но почему ты так уверен, что это сработает?" Лайта пытать бесполезно – уж если Миса ничего не сказала, то и этот не скажет, пока не будет уверен, что проиграл. А судя по всему, это не так, и невозможность осознать почему невероятно бесит. В первые дни, однако, приятно смотреть, как Лайт мается от безделья, сидя со скованными руками сначала на скамье, а потом на полу. L сдерживается, чтобы не прийти к нему, не коснуться пальцами головы, не пройтись концом спички по коже. "Пара дней с Мисой, и только, они закончились, я обещал, – напоминает он себе. – В этом всё равно никакого смысла, он ничего не скажет. А если казнить, то для такого хитреца безделье – настоящее наказание". Правда, похоже, ему самому оно тоже тяжело даётся. На этот раз L почти не отрывает взгляда от экрана, а потому чëтко ловит момент, когда привычный Лайт внезапно меняет линию поведения и заявляет, что нёс какую-то чушь и его надо выпустить. Как и Миса, он выглядит максимально искренним, но логика в его словах отсутствует. Хотя бы этот извращенцем его не зовёт, но план его неясен. Видимо, он как-то устроил будущие смерти преступников, пока он сам будет находиться в заключении, иначе в этом всём нет никакого смысла. И в этом всём действительно нет никакого смысла, потому что через неделю смерти вдруг прекращаются. "Ах ты сукин сын, чего ты добиваешься?" L не радует возможность доказать вину этих двоих и передать их суду, в этом деле наказание преступников интересовало его меньше всего – как, собственно, и в других делах, но здесь особенно. Ему нужна тайна, скрытая за убийствами – что позволяет им убивать и как это связано с глазами, способными показать носителю настоящие имена других людей? Но, похоже, эти два придурка вознамерились отправиться в суд, не сказав ему об этом ни слова. Однако проходит ещё неделя, и преступники вновь начинают умирать. Мацуда радуется, как мальчишка, в чëм нет ничего удивительного – симпатия к идеям Киры вполне стыкуется с симпатией к Лайту. Соитиро говорит, что нельзя радоваться чужим смертям, но сам, конечно, рад. Айдзава косится на L с ожиданием, и Рюзаки приходится признать, что его обвинение шатается. До Моги новости доходят позже других, и ему становится заметно тяжелее исполнять обязанности тюремщика. А единственный вывод, к которому приходит Рюзаки за время наблюдения – Миса очень любит Лайта, и эта мысль ещё сильнее сбивает его с толку, шевеля темноту, из которой к нему обычно приходит дрожь. L упрямо отказывается выпускать заключëнных неделю за неделей, хотя команда наседает на него, всё более раздражаясь в ответ на отказы. Нужно что-то делать, пока они не сожрали его целиком вместе со стулом и микрофоном. У Рюзаки всё сильнее желание придушить пальцами чью-нибудь шею.***
Приняв, наконец, решение, L достаёт из кармана телефон. Когда план сработает, ему какое-то время будут недоступны звонки в Дом Вамми. "Здравствуй, М. К сожалению, больше не смогу звонить, поэтому предлагаю эту линию для текстовых сообщений. Если что-то изменится, я напишу. Можешь задавать вопросы. L". Рюзаки вызывает к себе Соитиро Ягами, скучающе объясняет ему план, отпускает его мыться и бриться, разворачивает рожок мороженого, но ответа от Мелло за это время так и не приходит. Рюзаки прикидывает, чем сейчас занимаются преемники – если его не подводит память, то учатся. Странно, во время урока вполне можно написать строчку-другую человеку, которым восхищаешься. Может, у Мелло хорошо только с устным общением? Или он настолько увлечëнный отличник, что даже смс от L не позволено отвлекать его? Это расстраивает и беспокоит – Рюзаки хочется убедиться, что он не теряет связь, пока план не приведён в действие, а ещё он отвык от игнорирования. Вернее, никогда и не привыкал. "Извини, что давно не звонил, были неотложные дела". Пару дней проведения пыток и 50 дней любования на экран вряд ли можно назвать неотложными делами, и L рад, что обстоятельства дела неизвестны широкой общественности. Вероятно, на самом деле он не звонил Мелло, потому что не было желания, не было повода отвлекаться, как тогда, на прогулке в Токио. Это нехороший знак – ему нужно контролировать ситуацию, напоминать себе об этом почаще. Что ж, в текстовом формате должно быть проще. L кладёт телефон на стол и со вздохом кусает мороженое, как вдруг аппарат вибрирует. "Я говорил с W. Он сказал, вы даже не открывали наши с N дела. В то время как дело B вы читали очень внимательно несколько раз, как сами говорили, собирали свидетельства всех, кто его знал. Почему мёртвый вам интереснее, чем живые?" – Что-то важное? – спрашивает Айдзава. Ах да, он же всё ещё не один. Оставшиеся в команде полицейские, кроме Соитиро, смотрят на Рюзаки, сжавшего в руке телефон. Сжавшего в руке, а не держащего двумя-тремя пальцами, как обычно. L поспешно встаёт и опускает руку, пряча её в карман. – Нет, это не касается дела Киры, – говорит он. – Я снял господину Ягами соседний номер, отведите его туда, как закончит, и можете идти домой. Спасибо, что согласились на мои условия. Коллеги кивают и покидают его. Теперь можно снова сесть, отложив мороженое на тарелку и ошеломлëнно пялясь в маленький экран. Чëртов Квиллш Вамми. Удивительно, что всю правду не рассказал в таком случае, если так жаждет их поссорить. "Мне не нужно читать дело, чтобы узнать вас, ведь вы ещё живы. А тебе не нужно начинать завидовать ещё и мертвецу, M". На самом деле это даже смешно, хотя и грустно тоже. L не находит в своём арсенале нужную эмоцию под ситуацию. "Я не завидую, просто удивился". На это Рюзаки вполне может усмехнуться. "Тебе нужно научиться лгать получше, это незаменимо в нашем деле. Пойми, я изучал B, чтобы понять, что в моём поведении привело его к ошибке. Чтобы в конце концов не допустить её в вас". "Тогда почему вы допустили гибель других поколений? И почему их так не изучаете?" L в конце концов садится на пол, чувствуя тяжесть в груди. Мальчуган ловко поймал его, и Рюзаки рад, что не слышит его голос и может не выдавать свой. Детектив пишет "Потому что", но не знает, чем продолжить предложение. Через несколько минут Мелло, не дождавшись ответа, отсылает новую смску. "В любом случае я рад, что вы заботитесь о нас". Слово "заботитесь" кажется детективу неподходящим. Рюзаки не заботится, он контролирует, потому что он – кто-то вроде заказчика, но никак не старший член семьи. Однако для сироты и такое внимание кажется тёплым. L неуютно, как будто он влез в окно чужого дома, а его обняли, вместо того, чтобы сдать в полицию как воришку. "Про W ещё – как я понял, ему трудно решиться на поездку, но он обязательно соберётся, не сейчас, но через несколько месяцев, когда настроится. Я думал, он нашëл вас, вырастил и гордится вами, но после всего сказанного не уверен". Напряжение отпускает Рюзаки. Несколько месяцев. Старику тоже необходимо подготовиться. На его месте Рюзаки, наверное, никогда бы не решился. Он и на своём-то сомневается, что это хорошая идея. Хотя было бы здорово примириться и работать с детьми сообща, но звучит это как фантастическая мечта о далёком будущем, где наконец-то научились стирать память. "Он правда нашёл меня. Вырастили меня сотрудники Дома вместе, не он один. Но времена, когда он гордился мной, давно прошли". "Если это что-то значит для вас, то я вами горжусь. И все тут гордятся, что растут в месте, где вы выросли". Жжение в глазах застаёт Рюзаки врасплох. Мелло очень умный мальчик. "Спасибо. Я тоже горжусь вами. Кстати, W не прав, я читал ваши дела. Твоё имя Михаэль, а его – Нейт". Рюзаки благоразумно не называет фамилии, пусть эта линия и защищена. "W и не мог знать правду, я же всё время был далеко". "Но зачем ему врать мне?" L представляет, как выглядит поражëнный Мелло – примерно так же, как когда услышал о том, что один из преемников L стал преступником. "Не бери в голову. Мы с ним не ладим, как ты понял, но к тебе это не имеет отношения". Если в этом деле Рюзаки всё-таки погибнет, расскажет ли Вамми правду преемникам? Не разочаруются ли они тогда в своей миссии, не пойдут ли по пути A? Ему предъявили фотографию, снятую в первый день – длинные волосы, белое платье, круглые испуганные глаза. Фотографии преемников за пределами Дома Вамми уничтожались, но эти сжигать не было смысла – A мертва, ей ничто не навредит. "На неё возлагались большие надежды, но она не справилась". Что-то такое сказал тогда Роджер, а L впервые разозлился на него и на Ватари. Рюзаки отметил бы этот день в календаре, да не знал точно, какой. Как быстро ему сообщили, в тот же день, через неделю, месяц?.. Надо прожить так долго, чтобы успеть решиться рассказать самому. Ну или не умирать совсем. Звучит как бесконечная пытка, но если он всё же закончит это дело своей победой, если найдёт разгадку... "Можно спросить, почему не сможете звонить?" Мелло выдëргивает его из невесëлых размышлений, заставляя хмыкнуть. "Придётся быть к врагу очень близко. Он не должен узнать о тебе и N". "Ух ты, должно быть очень интересно!" О да, Мелло схватывает на лету. Быть ближе к врагу – это самая увлекательная часть плана Рюзаки.***
Соитиро предсказуемо остаётся жив – в данных условиях невозможно полноценно развязать Лайту или Мисе руки. Для команды подобный компромисс приемлем, а это необходимо Рюзаки, чтобы перестать слышать их бесконечные недовольные возгласы за спиной. Правда, видя цепь на руках Лайта и L, они явно на грани того, чтобы что-нибудь ляпнуть. Однако первой срываются не они, а Миса. – Фу, Рюзаки, ты что, из этих? L на секунду подвисает, действительно задумываясь – возгласы Мисы не в первый раз бьют в слепые зоны. К сожалению, она не даёт ему подумать, возмущëнно вереща, ведь Лайт – её парень, а такое с ним проделывать как минимум странно. Рюзаки слабо понимает её логику, но раз она считает Лайта какой-то частью себя, то он велит Лайту другую часть успокоить. В памяти ворочается тёмный клубок неясных ощущений, но Рюзаки уверен, что ни к кому не чувствовал то, что называется влечением, и после успешного заключения, что он не из "этих", L наконец возвращается к происходящему. Объясняет, что на свидания придётся ходить втроём. Огибает Лайта, пытаясь вглядеться Мисе в лицо, пока повторяет, насколько она подходит на роль второго Киры по её же показаниям, та с заметным отвращением пытается спрятаться за парнем. Представляет ей Мацуду, та недовольна. Айдзава взрывается и уводит Мису в свою комнату, заставляя L облегчëнно выдохнуть и обернуться к Лайту. Что ж, будем играть с ним, раз уж он заварил эту кашу. – Лайт, насколько у вас серьёзно? Вряд ли влюблённый без памяти пойдёт на подобную авантюру. – Да она сама за мной увязалась, говорю же. – Миса явно связана со вторым Кирой, она может что-то знать. Ты не поможешь нам, не выяснишь у неё правду? – Предлагаешь сблизиться с ней и потом расспросить? – понимающе уточняет Лайт, а потом вдруг хмурится. – Извини, но я не стану использовать чувства влюблëнной девушки, это против моих принципов. L щурится (после бесконечных пристальных взглядов выпученных глаз это даже сложно) на Лайта, как на солнце, которое светом перекрывает что-то важное. Ну да, конечно. Лайт Ягами никогда не сказал бы что-то подобное. Хочется наставить на эту пародию указательный палец и громко заявить "Не верю". От количества лжи голова трещит. Как будто все во вселенной сговорились не пустить его в голову Кире, кладя всё новые слои поверх чего-то настоящего. Человек перед L похож на очередной слой, а не на хранителя клада. "Что это значит? Они с Мисой не могли сойти с ума почти одновременно, чтобы настолько измениться. Причём условия содержания Лайта были легче. Мне трудно поверить, что его выдержка ниже, чем у неё, я ведь рассудил ровно наоборот, когда он пришёл, – Рюзаки тащит с ближайшего стола зубочистку из баночки. – Миса могла бы притвориться, она настоящая актриса, в отличие от меня, но Лайт... Сейчас он точно не притворяется, не прячется от меня, как обычно. Нет, это больше похоже на потерю памяти, как мне сначала показалось с Мисой. Но неужели потеря памяти может так изменить личность?" L убирает руки в карманы, оставив зубочистку во рту, как шпажку. "Что, если бы я забыл всё до того дня? Смог бы я действительно..." Цепь звенит, не давая закончить мысль, и Рюзаки хмурится, фокусируясь на Лайте Ягами. Чëрт возьми, L был так близко к ответу. Но новый защитный слой на ощупь как замковая стена. Хочется стать драконьим пламенем, чтобы её разрушить.