Animal,
You're an animal,
Don't take anything else.
Muse – Animals
***
L вот уже полчаса наблюдает за Лайтом Ягами. Тот сидит за компьютером и усердно что-то печатает, периодически просто смотря в экран и двигая колëсико мышки. В руках у Рюзаки вилка с куском торта. Он проглатывает его, а затем поднимает вилку так, чтобы она визуально прикрывала Лайта зубчиками, когда L закрывает левый глаз. Идеально, Лайт за решёткой. Пока его первый подозреваемый сидел в камере связанный, L чувствовал себя хозяином ситуации, грозным начальником тюрьмы, пусть злым и сбитым с толку, но всё же на вершине. Но стоило вытащить Лайта на свет, как всё стало каким-то... странным. Звон цепи сопровождает каждую секунду их общего существования – уже через неделю Лайт устало попросил беруши, чтобы хотя бы ночью во сне от него избавиться. Рюзаки берушам не доверяет, поскольку любая преграда для органов чувств мешает ещё и бдительности. Приходится терпеть бесконечный звон, а ещё посылать Мацуду забирать еду у курьеров, сидеть в одной позе часами, ходить до туалета и обратно чаще обычного и даже не надеяться на прогулки по этажам в нерабочее время. В отместку за это L перестал звать Лайта по имени. Он просто хватается за цепь и дëргает её – беззвучно, но чувствительно. У Лайта наверняка останутся следы, даже если когда-нибудь с него снимут наручники – сам виноват, его кольцо постоянно прикасается к коже, пока Рюзаки на своей стороне суëт под кольцо рукав. Чем дольше они сидят на одном месте, тем Рюзаки становится невыносимее – крутится на стуле, навязчиво предлагает всем сладости, лезет под руку Лайту, пытаясь заглянуть в его компьютер (на самом деле, конечно, в голову – он с удовольствием прокусил бы кожу и череп, если бы мог). Бейонд Бëздей так же хотел бы следить за L, быть всё время рядом, раздражать его, и теперь L знает, каково это. Он не может сказать, что хуже: смерть или это бесконечное издевательство над ним и врагом вместе. Для стороннего наблюдателя жизнь Лайта видится разрушенной, ведь его выдернули из его реальности и заперли здесь, похоронив и учёбу в универе, и взаимодействие с семьёй (хмурый Ягами-старший не очень-то в счёт – в этом здании разговоры лишь о работе), оставив только отношения с девушкой, которая ему не нравится. Но L знал – Лайту ничего не стоит влиться в реку жизни обратно. Этот кирпич запросто вставится в стену, и никто не догадается, что его вообще вынимали. Может быть, поэтому L не чувствовал ни капли вины, когда смотрел на него. Только злость, потому что хоронить себя вместе с ним он не собирался. Рюзаки вернуться к прежней жизни будет потом сложнее – он ведь хотел начать новую жизнь с разгаданной загадкой в качестве путеводной звезды. Лайт – опустевший сосуд из-под тайны, но у L почему-то больше не выходит отбросить его в сторону и оставить в покое до лучших времён, как вещь, как мусор. Лайт зарыл такой желанный клад внутри своей головы и не перестал быть идеальным орудием, способным, быть может, вырыть тайну обратно. Но кроме этих очевидных факторов есть что-то ещё, что заставляет L топтаться на месте, а не кидаться на нового Киру. Эта странная перемена в Лайте обнажила что-то невыносимое – открытый огонь и жажду победы, заметную невооружённым глазом. Пока Рюзаки тонет в раздражительном безделии, Лайт ищет, раз за разом ныряя в его систему, ищет с горящими глазами и довольной улыбкой человека, который наконец-то обрëл смысл, и на него больно смотреть, как на солнце. Как будто это было ещё одним невероятным кладом, который L откопал вместо того, что хотел. Обнаруженное сбивало с толку и путало мысли – оно казалось новым и давно знакомым одновременно. Прошло несколько дней, прежде чем он понял, прежде чем вспомнил – его истинный враг горел тем же огнём и той же жаждой, то же ощущение смысла было в каждом его действии. Это снесло с орбит всё, что ещё оставалось стабильного в этом деле, и L почти пожалел, что связал себя цепью с Лайтом. Теперь было видно, что он способен, действительно способен сломать его. И это внушало страх такой силы, что L вместо того, чтобы разочаровано отвернуться от Лайта, вцепился в него всем вниманием, что осталось после проигранной битвы. Войну он ни за что не проиграет.***
L продолжают сниться кошмары. Он ходит в темноте, натыкаясь на десятки зеркал, но нигде не видя своего отражения. Его нет, он как будто призрак или вампир. Как будто он тоже умер. В отчаянии он разбивает каждое, тонет в осколках, но с трудом выныривает. После чего бредёт, весь в крови и лохмотьях, к последней раме – почему-то пустой. И в этом зеркале без зеркала он наконец-то видит L, и вдруг понимает, что он по ту сторону, это он теперь на месте Бейонда Бëздея, он тянет руки, пугая себя самого, он смеётся... Нет, он плачет. Плачет и зовёт L снова и снова. – Зачем ты пришёл, зачем? Как ты допустил всё это? Где ты был? Какого чёрта всё это случилось?! Ты уничтожил меня! Зачем ты пришёл... L улыбается – горько, но без единой слезинки. – Ты хотел разделить нас, – доносится эхом из какой-то другой жизни, другого сна. – Но мы спаяны воедино. Мы оба – твой истинный враг. – Я знаю... Знаю... Так в слезах он и просыпается, бессвязно продолжая что-то шептать. Резкое после сна осознание на миг лишает его дыхания – Рюзаки всегда считал, что мертвец забрал у него половину души или личности, но нет, он скорее оставил кусок своей. Рюзаки – их общее имя. – Чëрт возьми, Рюзаки! – L ещё не видел Лайта таким злым, даже когда тот сорвался до драки в первые дни сидения на цепи при Мисе и под камерами. – Что с тобой? Только не говори, что ты всегда орëшь как резаный, пока спишь. – Боюсь, твоё присутствие влияет, – пытается пошутить L, но с дрожащим голосом это сделать сложновато. Руки, конечно, тоже дрожат, и Рюзаки с усилием пытается сжать их в кулаки. – Что с твоим голосом? – на секунду теряется Лайт, а после твёрдо велит: – Расскажи, что с тобой творится. Мы должны вместе придумать, что с этим сделать, иначе мы никогда не выспимся, а это влияет на работу. – Как будто мы работаем, – почти смеётся Рюзаки, закрывая заплаканные глаза кулаками. Лайт сидит на кровати, пока L лежит, так что Ягами может смотреть на него сверху вниз и давить своей обеспокоенной злобой. Хорошо, что ещё темно, и лица Рюзаки полностью не видно. – Я работаю, если ты не заметил. Раз уж ты не можешь расселить нас в разные комнаты, то нам нужно решить эту проблему. L вскакивает с кровати – давление невыносимое. Кто бы мог подумать, что Лайт Ягами полезет в его жизнь напролом в таких обстоятельствах. Рюзаки начинает ходить вдоль кровати и обратно. Чëртова цепь звенит. – Человек, которому я рассказал почти всю правду, умер, – признаëтся L, не уточняя, что эта правда не имеет к снам отношения. – Ты пробовал рассказать всю? – поднимает брови Лайт. Похоже, не очень впечатлён – работа такая, располагает к смерти. – Он всё равно бы умер. Потому и рассказал, что приговорил его. – Мне казалось, ты и меня приговорил, объявив Кирой и не желая признавать, что ошибся. – Я не ошибаюсь, – отрезает L. – Ты Кира и будешь... – он замирает, мельком глядя на Лайта, а затем продолжает ходить, – будешь сидеть за решёткой до конца своих дней, когда я это докажу. Но пока ты на свободе, я ничего тебе не скажу. – Вряд ли это, – Лайт поднимает левую руку, цепь звенит, – можно назвать свободой. – Это лучше, чем в камере, согласись. L уже почти успокоился, но поздно – Лайт, похоже, теперь не отвяжется. Паршиво, что собственное подсознание так невовремя подвело Рюзаки. Хотя нет, это как раз обстоятельства его растревожили. L решает рассказать то немногое, что известно не только участникам событий. – У меня был враг... до тебя. Два года назад. Произнеся это, L вдруг вспоминает – сегодня 22 августа. Действительно, два года, ровно два года назад. Лайт кажется по-настоящему расстроенным, когда хмуро произносит: – Ты никогда не считал меня другом, верно? – О чëм ты? – До того, как посадить Мису, ты назвал меня другом. Соврал, так ведь? – Лайт качает головой. – За свою жизнь ты произнëс хоть слово правды? – Я никогда до того случая не врал на этот счёт, Лайт, я не переставал считал тебя Кирой ни на день с нашей третьей встречи, – немного раздражëнно отвечает Рюзаки. – И я всё ещё никому не верю. Мы не можем быть друзьями. Мы с тобой через день ругаемся, я тебя раздражаю – не спорь, я этого и добивался. Такого возмущëнного выражения лица у Лайта ещё не было, и Рюзаки торопливо кидает его в свою копилку, прежде чем продолжить. – Ты хотел знать, в чëм дело – в моём старом враге. Он мёртв, это просто отголоски. Я ни на секунду не могу расслабиться рядом с тобой, вот и случаются сбои. Надеюсь, ты их переживëшь. Понятия не имею, как это остановить. Рюзаки оборачивается к окну – совсем скоро взойдёт солнце. – А теперь извини, но мне нужно в ванную. Осталось несколько часов до прихода команды, я дам тебе поспать, пока они идут. Оказавшись один на один с зеркалом, L снова чувствует дрожь. Ничего не получится, пока руки дрожат, так что он включает тёплую воду и суëт ладони под струи. Рюзаки смотрит отражению в глаза – из-за резкого света в ванной зрачки кажутся меньше, чем обычно, но в остальном никаких изменений, разве что за месяц он исхудал от нервов. Процедуры занимают даже больше времени, чем обычно, но в итоге Ягами достаётся два часа чистого сна. А после Рюзаки весь день ходит туда-сюда на доступном ему пятачке возле стола, не обращая внимания на цепь, и кусает то ноготь большого пальца, то сам палец. Он пропустил одну дату, и это смешно. Он застал вторую, и это плохо. Команда косится на него, но их эмоций L не различает. С того дня Лайт угрюмо сидит за компьютером до поздней ночи, пока они оба не начинают валиться с ног от усталости. И пусть теперь младший Ягами не такой опрятный и ещё менее идеальный, L засыпает так глубоко, что кошмары к нему сквозь темноту не пробиваются.***
Лайту требуется два месяца, чтобы подстроить систему под себя и найти взаимосвязь – ниточку, ведущую к третьему по счëту Кире. Поведение Рюзаки мало меняется – он вновь лезет к компьютеру Лайта, на этот раз даже в порыве хватаясь за его плечо. L смотрит то в экран, то на свою ладонь, представляя, как она превращается в птичью лапу с когтями, которые вонзаются в плоть Лайта до крови. – Ого, здорово поработал, Ягами, даже влез в закрытую базу данных Ëцубы, – Рюзаки с сожалением отпускает чужое плечо, но тут же придвигает лицо поближе. Он жалеет, что много сболтнул тогда, в августе – Лайт, похоже, теперь понимает, что каждое движение в его сторону призвано раздражать, и почти не реагирует. Однако слова ещё способны его задевать. – Наверное, смог бы так же легко взломать базу данных японской полиции? – Прекрати, – злится Лайт. – Опять ты за своё, я не Кира. – Что, мне нельзя поинтересоваться, как у тебя с информатикой? – усмехается Рюзаки. – Наверняка тоже отличником был. – Ну был, – неохотно признаëт Лайт. – Но в стране я не один такой. – Способный переработать мою систему под себя? Конечно, один. И Рюзаки на стуле отъезжает к своему месту, по пути беря со стола и засовывая в рот чупа-чупс. Лайт застывает, и пока L, вползая в старую роль лидера и вспоминая имена ходящих вокруг полицейских, отдаёт распоряжения, серьёзно задумывается. Рюзаки тем временем понимает, что скука никуда не денется – в мире бизнеса, который полнится различными преступлениями и богатыми вознаграждениями, он давний гость, а у Киры нет никакой цели, кроме собственного обогащения и веса в обществе. У L всегда было и то, и другое. При желании он мог бы заработать столько денег, что можно было бы скупить парочку островов. Поскольку в основе лежали деньги Ватари, а остальное он получил за свои труды, то понять Киру, жаждущего сжульничать в таком простом деле, ему сложно. Что ж, главное, что они с Лайтом будут чем-то заняты, а ещё это занятие вполне может привести к ответам. К концу дня Лайт выглядит совсем потерянным и, когда они возвращаются в комнату, даже не замечает, что L из благодарности впускает его первым. – Ты считаешь, я потерял память, – говорит Ягами, застыв у кровати. – Но я не чувствую, что мне чего-то не хватает. "Хочешь сказать, ты прекрасно осознаёшь, что ты Кира?" – мысленно усмехается L. Он прислоняется к косяку двери и произносит насмешливо: – О, представляю, каково тебе. Я сам иногда пытаюсь стереть свои воспоминания. Не всегда хорошо получается, правда. – С застывшей улыбкой он смотрит себе под ноги. – Но если ты не чувствуешь пустоты, то тебе удалось. – Думаешь, я желал бы себе жизни во лжи? – О нет, я думаю, ты желал вернуть себе память назад. И пожалуй, я даже хотел бы, чтобы это произошло. Не пойми меня неправильно, ты замечательно помогаешь в работе, но врага я жажду найти больше, чем союзника. – Ты уверен, что победишь Киру и без помощи. – Нет, не уверен. И если я проиграю, это можно будет считать самым замороченным способом самоубийства в истории. Рюзаки закрывает дверь, выключает свет и идёт в ванную, позже возвращается в комнату и забирается на свой стул. Он быстро привыкает к темноте, и по лицу Лайта ему кажется, что тот ещё больше запутался. – Что, какие-то сложности с моими мотивами? – Нет, – фыркает Лайт. – Тебя я всегда прекрасно понимаю. Но не понимаю себя. Понятия не имею, что на меня нашло, когда я добровольно сел в камеру. Ещё тот дурацкий дневник... – Я его даже не открывал, там наверняка ни слова правды, – зевает L. – Спи давай, мы вроде как должны высыпаться, чтобы работать. А у нас теперь будет много работы, спасибо тебе. – Пожалуйста, – рассеяно отвечает Лайт, но всё же не закрывает глаза. – Какие есть версии о моей потере памяти, помимо сверхъестественной? – Любая другая не имеет значения, – закатывает глаза Рюзаки. – Но, допустим, ты мог, не знаю, отказаться принимать свою вину в преступлениях Киры, когда осознал, что ты натворил, и мозг вытеснил информацию, с которой не мог смириться. Но слишком много времени прошло, осознание приходит почти сразу. – Неужели я произвожу впечатление человека, который не смирится с виной? – усмехается Лайт. – Если вина равнозначна поражению, то вполне. Как и Кира, как и я, ты ненавидишь проигрывать. Скорее даже не умеешь. – Твоя проблема в том, что ты выбираешь одну версию и всё под неё подстраиваешь, – вздыхает Лайт, считав знак "равно" между собой и Кирой в речи Рюзаки. – Так действуют полицейские, которые хотят побыстрее отвязаться от дела. – Ты прав, я хочу побыстрее добиться результата. Но так вышло, что мой дурацкий метод работает. Я ещё ни разу не ошибся. – Или ты просто не можешь смириться с поражением, со своей виной? – подкалывает его Лайт, заметно повеселев. А вот настроение Рюзаки после этих слов неожиданно портится. И даже когда Лайт наконец засыпает, то L просто меняет позу на стуле, спустив ноги на пол, но не ложится рядом. Он смотрит на кровать, но больше не видит своего пленника. Лайт Ягами читает его, как книгу, видит насквозь – то есть ему хочется так думать. На самом деле у L есть вещь, зарытая так глубоко, что даже ему не достать, не сломать её, не вывернуть наизнанку. Это – основа, и она сильнее всех манëвров и манипуляций, прочнее топора Киры, больше проигрыша. L унесёт её с собой в могилу, даже если Лайт Ягами станцует на ней.***
Тьерри Морелло и Мэри Кенвуд смотрят на него настороженно, как звери, готовые напасть при малейшем движении. L не удивлён – они не впервые видят его, но впервые видят, понимая, кто он такой. – Господа, а вот и гости, о которых я вам говорил, – обращаясь к команде, протягивает L руку к своим помощникам. – Айбер, мастер перевоплощений, манипулятор, лучший мошенник, которого я знаю. Уэди, первоклассная воровка, может взломать любой сейф и охранную систему. Доказательством их профессионализма может служить то, что они незаметно проникли сюда. "Я, конечно, отключил несколько систем в качестве приглашения, но об этом никому знать необязательно". – Поскольку полиция посчитала необходимым прекратить сотрудничество со мной – и с вами, раз уж вы выбрали остаться здесь, – L привычным взглядом обводит свою команду, оставшуюся без Айдзавы, – то я посчитал нужным привлечь дополнительные силы, о которых полиции знать не следует. Они самые настоящие преступники. Саркастичные взгляды этих преступников, направленные на Рюзаки, заставляют его тихо фыркнуть. Кажется, команда слишком шокирована, чтобы заметить это. – Да, конечно, чтобы поймать Киру, нам нужны такие люди, – воодушевлëнно улыбается Лайт, первым подходя поздороваться с гостями. Теперь команда гуськом ходит за ним, а не за Соитиро, и Рюзаки признаёт, что Ягами вырастил себе хорошую смену. Вот только что-то случилось, и Лайт перешагнул черту, став Кирой – так же легко, как сейчас перешагнул полицейскую мораль. Это не позволит Лайту занять место своего отца, как прошлое Рюзаки не позволило ему выбрать другой путь. В этот миг L как никогда уверен, что он поймает Киру. Не только третьего исполнителя чужой воли, но и первого, истинного, стоящего перед глазами.