Ramin Djawadi – Light of the Seven
***
"Ты у меня из башни не выйдешь больше никогда". Удивительно, но эта мысль Рюзаки в кои то веки не относится к Лайту. L разработал отличный план по внедрению в Ëцубу, Айбер уже связался с компанией от имени одного из псевдонимов L, запросив в качестве жалования несколько миллионов за раскрытие личности L (Рюзаки нервно посмеялся, услышав это), Уэди уже наметила пути проникновения в здание, чтобы установить там систему наблюдения – и тут сообщение о помощи с пояса Мацуды. Рюзаки был рад, что юный полицейский не забыл об этом способе послать сигнал после стольких месяцев, но сама его выходка не радовала. К счастью, остальная команда здорово отчитала Мацуду самостоятельно, когда того удалось вытащить из лап боссов Ëцубы. Никто не заметил, как L подтянул рукава к пальцам, скрывая тревожную дрожь. – Мацуда, конечно, здорово рисковал, но ему удалось добыть важные сведения, – напоминает Лайт, не глядя на Рюзаки. Ладно, один заметил. – Я зазевался, – признаёт Рюзаки. – С самого начала ведь к нему присматривался, сочувствие идеям Киры – важный симптом того, что мы не сойдёмся и будем конфликтовать. А мне нужно послушание от всех. – Ты говорил, что специально раздражаешь меня, и я решил, ты любишь конфликты, – косится на него Лайт. – Если я их контролирую, люблю, – кивает L. – Иногда полезно, когда люди злы на меня. Но самому мне злиться не нравится. От него я просто отвлëкся. Больше не повторится. Но да, ты прав, из его вылазки можно извлечь пользу. В следующую пятницу мы сможем всё увидеть и услышать своими глазами. "Жаль, нельзя посадить на цепь всю команду", – раздражённо думает Рюзаки, когда телефон на столе коротко вибрирует. L хватает его всей ладонью, не замечая, как рядом поднимает брови Лайт. Сообщение короткое. "Со мной всё в порядке и с N тоже. Что-то случилось?" Рюзаки медленно выдыхает. Все целы, все на месте, больше никто не пропал. Он по-прежнему всё контролирует. "Просто вспомнил, что давно не писал. Извини, дело совсем закрутилось. Но, возможно, если дальше всё пойдёт так же хорошо, то скоро смогу позвонить". – Ты пишешь... другим L? – предполагает Лайт. На экран не смотрит – к счастью, порывы Рюзаки влезать в чужое личное пространство ему не свойственны. L улыбается. Запомнил. – Да. Извини, но, пожалуй, я передумал тебя с ними знакомить.***
Моральный компас полицейских включается очень не вовремя – совет семерых на экране обсуждает убийства, пока оба Ягами кричат на Рюзаки, призывая остановить колесо смерти, и на этот раз доводы рассудка не действуют ни на кого из них. Остальная команда тоже не желает слушать L – к своему удивлению он понимает, что за прошедшие месяцы, вцепившись в Лайта, он потерял не только послушание Мацуды, но и авторитет всей команды. "Чëрт возьми, Ягами, ты во всём виноват, ты и расхлëбывай теперь". Рюзаки даёт понять, что данный полицейскими выход его не устраивает, бросая на стол пустую упаковку мармеладок и отъезжая назад на стуле с чашкой в руках. Лайт верно считывает, что работу бросили на него – и справляется, совсем как тогда, найдя взаимосвязь и вытащив L из пучины апатии и дурных снов. Смерти отложены на месяц, компромисс найден, Рюзаки может успокоиться. Однако вместо этого он говорит: – Ты так же умён, как и я, Лайт, а иногда даже действуешь быстрее. Ты способен заменить меня, если я погибну. – О чëм ты? Мы связаны, так что если ты погибнешь... Постой, – до Лайта доходит чуть медленнее, чем обычно – вероятно, мозговой штурм минутами ранее отнял слишком много сил. – Ты опять проверяешь меня? Если я соглашусь, то я Кира, так ведь? L невозмутимо подъезжает обратно к столу с лакомствами, ставит в сторону чашку и стаскивает зубами кусочки дыни с ближайшей шпажки. Он действительно регулярно проверяет Ягами – вдруг тот ухитрился вернуть себе память так же лихо и под самым носом Рюзаки, как потерял. L всё лето и осень раз за разом обращался к Лайту как к прежнему человеку, как к запертому сундуку, который возможно открыть. Сейчас же он скорее пустой ящик, к которому постоянно возвращаешься и заглядываешь в него в надежде, что там наконец появились потерянные ключи. Рюзаки, как и всегда, радует возможность вывести Лайта из себя, но тот, пожалуй, слишком бурно реагирует – неужели не привык за месяцы совместного проживания? – Почему ты так одержим тем, что я Кира? L не верит, что тот не понимает – уж считывание его скрытых мотивов всегда давалось Лайту Ягами с лëгкостью. Он должен знать о своей тьме и жажде L достаточно, чтобы сложить дважды два и вывести эту охоту на ведьм, долгую и жестокую. Он не может игнорировать все пути, все нити, что ведут к нему. L не верит этим его словам, которые звучат так искренне и яростно, и хочет уже что-нибудь ответить, но повторное "Почему" словно кидает его вниз с обрыва. Он и тогда не поверил. "Почему?" – звучало без ярости, которую он ждал, но и не так равнодушно, как могло бы. "Почему?" звучало с мольбой, тихо и измученно, как будто то, что он сделал, принесло боль тому, кто любил его. И вот это уже злило невыносимо, злило потому, что отчасти было правдой. Он виноват. Он подвёл. Но вместе с тем ему лгут, его не любят, не может такого быть, не то. И подобные мысли не должны быть с ним в миг триумфа. Это же триумф, правда?.. L приходит в себя, только когда Лайт рывком разворачивает его к себе. Он никому не позволял прикасаться к себе, всегда трогал людей сам, поэтому болезненно помнил, как Айдзава схватил его за плечо в порыве злости и как Лайт впечатал свой кулак в его лицо. Если подумать, это было весной и летом, не так уж и давно, но это требовательное касание сейчас ощущается как удар и объятие одновременно. Это тащит на свет и рвёт душу по швам. К своему истинному врагу он не смог безболезненно прикоснуться, и этот разворот – почти что измена ему. Не первая, если задуматься. Это включает злость вслед за растерянностью, и на вопрос Ягами "Ты правда считаешь, что я способен быть убийцей?" L почти шипит своё "Да, я так считаю" – и получает новый кулак в лицо, в ответ толкая Лайта ногами в ненавистную физиономию. Слишком много касаний. И было бы ещё больше, если бы их не остановил Мацуда, словесно растащив в стороны. Они как мальчишки в доме Вамми, ещё не способные контролировать себя. Всё ужасно не так, как должно быть, как будто он бьëтся не с Кирой, а с Мелло, например. Как будто сражается с тем, кто не должен быть его врагом. Тем абсурднее кажется чувство, что Лайт похож на него больше, чем когда помнил о Кире.***
Вечером, когда Лайт проваливается в сон на общей кровати, L, сидя рядом на стуле и закинув ноги на кровать, действительно задумывается – почему? Он уже смутно помнит, что почувствовал в миг, когда решил, что Ягами подходит на роль Киры. Он смутно помнит его вызывающую манеру всё делать слишком идеально, так претившую ему. Он смутно помнит скованность Лайта, не заметную людям со стороны. Он сверяет всё это с Лайтом сейчас. Всё это время L твёрдо был уверен в виновности Лайта – он и сейчас твёрдо уверен, но этот вопрос позволяет ему представить ситуацию, в которой Лайт был бы под подозрением, но оказался невиновен. Он просто школьник и студент, умный и всё ещё чересчур правильный, но ничем не скованный, хранящий свои мысли ближе к поверхности, горящий и жаждущий, как его истинный враг. Возможно, L сделал бы его своим идеальным орудием. Лайт побыл бы немного кем-то вроде Наоми Мисоры когда-то, но потом не был бы отвергнут так грубо, как вышло с ней. L бы не отпустил далеко человека, взгляд которого словно говорит голосом истинного врага из могилы. Такой человек опасен и желаем одновременно. Вместе с истинным врагом L никогда не работал, а с Лайтом вот получается, и даже лучше, чем он мог бы надеяться. Возможно, они даже смогли бы не убить друг друга. Но гораздо вероятнее, что L опустошил бы Лайта до самого дна. Победил бы по-настоящему, действительно почувствовал бы триумф. Ему и сейчас хочется это сделать, даже несмотря на то, что разгадку тайны убийств и глаз он в мозгу Лайта уже не найдёт. Но что важнее в этом деле – тень истинного врага или разгадка тайны? L осторожно кусает большой палец, одёргивая себя. Надо закончить дело и найти ответ. Лайта можно держать поблизости и заняться им после того, как разгадка найдëтся. Даже если не удастся поймать его на делишках Киры, можно заманить к себе, вновь предложив ему работать вместе под предлогом подготовки его в наследники. Вот в Доме Вамми взвоют, конечно. L почти злорадно думает об этом, хотя Мелло не хочется расстраивать. Он хороший мальчуган, и Рюзаки не может не признать, что почти привязался к нему. Внезапно L с удивлением осознаёт, что эта картина никак не связана с его тайной. Он не видел для себя ясного будущего вне поисков ответа уже много лет. Но вот лежит перед ним Лайт Ягами, как чаша с вином, выпить которую ему всё никак не удаётся. Он откладывает чашу всё дальше и дальше, этим продлевая себе видения будущего. Главное не упустить момент, когда вино превратиться в уксус, иначе такая доза точно убьёт его. Иначе будущее закончится, не успев начаться.***
Миса так резко меняет отношение к нему, что L бы это даже позабавило, не будь он чересчур раздражëн детективами. Они должны были сдерживать его негуманные порывы, чтобы это не привело к ненужным жертвам, но сейчас сильно перегнули палку. По-хорошему, сдерживать нужно их, чтобы не погубили весь план, но L не чувствует в себе ни сил, ни желания склонять их на свою сторону. Проще обогнать их, приведя в действие план до того, как они придумают свой. Заодно и вернуть Лайта на свою сторону, раз уж все остальные следуют теперь за ним. Миса поможет сделать и то, и другое. L боится, что переигрывает, когда торжественно произносит "Миса и Лайт – прекрасная пара" (он всегда почему-то боится переиграть рядом с ней), но она лишь издаёт радостные звуки. А после случается странное – она подлетает к нему и целует в щëку. И L с головой накрывает волна. Его уже целовали однажды – он позабыл об этом, как и о многом другом. Поцелуй был настоящий, губами к губам, в меру влажный, пылкий и тоже неожиданный. Кажется, только что смеялись над какой-то нелепой шуткой, и тут вдруг она приблизилась так, как не приближался никто, пытаясь слиться с ним в радостном порыве. Короткие волосы щекотали лицо, но, застигнутый врасплох, он не мог пошевелиться, чтобы убрать их, однако быстро пришёл в себя и отстранился прежде, чем понял, как ему хорошо. Блуждающий взгляд уплыл куда-то прочь от её лица, а после ужас ворвался в голову, как зимний вихрь. – Нет. Голосом твёрже стали он рубанул воздух, срезая только что обретëнную нить. Он не мог сказать ничего больше, лишь чуть дëргал головой в сторону, пытаясь мотнуть – тело не слушалось. Не видел уже, смотрели голубые глаза на него с укором или болью, не хотел видеть, пусть эти светочи погаснут, но не мучают его... – Нет. Нет. Нет. – Рюзаки? На этот раз его тянет назад голос Мисы, а затем прилетает пощëчина от Лайта. L послушно хватается за щëку, хотя ему почти не больно – старое воспоминание оказалось сильнее. – И незачем снова меня бить, – недовольно тянет L, хмурясь и переводя взгляд с одного бывшего Киры на другого – показывая, что снова здесь. – Прости, – сконфуженно отзывается Лайт. – Но ты как будто заснул с открытыми глазами, бормотал сидел, Миса, кажется, испугалась. – Вовсе не испугалась, просто не ожидала, что мой поцелуй так на него подействует, – явно веселится Миса. – В первый раз, да? L резко останавливает на ней взгляд, полный тяжёлой неприязни, и она тут же затыкается, почуяв неладное. "Надо было сразу с ней так, болтала бы меньше". – Я просто немного задумался, – привычным спокойным тоном говорит он, отвернувшись, чтобы выдохнуть и вернуть лицу дружелюбный (или хотя бы равнодушный) вид. Миса, продолжая идти по проложенным им рельсам, притворяется, что ничего не произошло. L бы очень хотел притвориться тоже, но самого себя он больше не сможет обмануть. Случилось то, что не исправить. И случилось очень давно. Остаётся надеяться, что и Лайт ничего не заметил, но с этим парнем надежды, как всегда, напрасны. Когда L мельком пробегает по его лицу взглядом, брови первого подозреваемого сведены к переносице. Рюзаки надеется, что не услышит новых вопросов сегодня вечером. Пожалуй, они с Лайтом оба устали от таких историй. Рюзаки трëт ладонью щëку (ту, что горит от поцелуя, а не пощëчины), как будто припоминая, что это значит: – Теперь мне полагается в тебя влюбиться? – Нет, – морщится Миса, выпуская в его сторону привычные волны отвращения. L давно научился плавать в них и встречает теперь знакомые эмоции почти с благодарностью. Пока она не продолжает фразу. – Давай просто будем друзьями, хорошо? L заводит рыбьи глаза в потолок и тянет: – У меня ещё один друг. Больше друзей. – Это звучит почти радостно, но он не улыбается. L бы очень хотел узнать, как выглядит со стороны, когда Миса хватает их с Лайтом за руки и ведёт в хоровод, но как на зло, зеркал на глаза не попадается.***
В последующие часы Лайт сидит как на иголках – не знающий человек даже может решить, что он правда влюблëн в девчонку, но L, накопивший уже немало эмоций Лайта в памяти, понимает, что тот злится. Злится, что не смог сам предложить вариант безопаснее и законнее, что не имеет возможности присоединиться к отцу, который шушукается с остальными о чём-то в углу. Злится на себя и на L. Это радует Рюзаки, возвращает чувство контроля над происходящим, что точно стоило разделения команды надвое. Может, ему поэтому нравился вечно раздражëнный Айдзава – хотя, оказавшись без защиты на улице Токио, он был рад Мацуде, а не ему. Разные эмоции окружающих хороши в разных ситуациях. От приятного осознания L отвлекает как раз Мацуда – он принёс Рюзаки заказанные сегодня утром сладости. Всемирный детектив благодарно кивает, копаясь в коробках. Ему смутно кажется, что их больше, чем должно быть, и это подтверждает содержимое первой же из них. – Что. Это. Такое? L поднимает на уровень глаз небольшой кусок торта. На его верхушке сияет большая клубника. – Я. Это. Не. Заказывал, – продолжает он громко возмущаться, делая паузу после каждого слова. Дрожь не заставляет себя ждать, и Рюзаки делает глубокий вдох, чтобы остановить себя, не дать погрузиться в липкие тени подсознания. – О, значит, заказал кто-то другой, – подлетает озадаченный Мацуда. – Но мне вроде сказали, что это всё на имя Рюзаки... – Это Миса, – вдруг отзывается Лайт. Сидит, подперев голову рукой, смотрит на L скучающе, как будто тот по десять раз за день кричит на тортики. Рюзаки читает по его лицу – Лайт знает, что L опять напоролся на что-то, выбивающее из колеи, и устал от этого. А разгадка посылки действительно кажется ему скучной. – Она решила поблагодарить тебя. – Да? Больше похоже на то, что она хочет меня убить, – слова с сарказмом срываются быстрее, чем L успевает остановиться, но он тут же выкручивается. – У меня аллергия на клубнику. – Ох, я и не знал, а то сказал бы ей, – убирает руку из-под щеки Лайт. L представляет, что если Лайт когда-нибудь снова станет Кирой, то попытается его убить клубникой. Звучит забавно, но Рюзаки всё ещё терпеть её не может. – Кто-нибудь хочет? – с отчаянием вопрошает L, поднимая коробку над головой. Лайт и Мацуда переглядываются и предлагают свою помощь. Рюзаки выдыхает, отворачиваясь от них и торта. Вторая коробка встречает его привычными пирожными и шоколадными мишками, и L успевает немного расслабиться. Но в третьей коробке оказывается новая подлянка – очень много маленьких упаковок фруктового джема. – Чëрт возьми, это я её убью, – в сердцах восклицает Рюзаки.***
Башня из пустых упаковок джема высится на столе. В слепой ярости Рюзаки уничтожил их все, а после, словно в трансе, собрал из них причудливое сооружение. Не встала на вершину лишь последняя упаковка – L уверен, она разрушила бы всё, как её ни ставь. Вместо неё он взял пальцами чашку. Горячее питьё на языке не отвлекало от картины в голове, но помогало почувствовать себя хотя бы на сотую долю комфортнее. – Я больше не хочу разрушать. Я ничего не исправлю, но могу хотя бы остановиться. Пожалуйста, позвольте мне остановиться. Сюрп. Звуки питья поверх воспоминаний даже забавны. Но башня из упаковок джема падает сама по себе, и Рюзаки ставит чашку рядом, хмуро глядя на своё чайное отражение. Возможно, это дурацкое состояние мешает понять ему, что с Мисой что-то не так, когда она возвращается. L вообще старательно не обращает на неё внимание, только давит в пальцах очередную сладость, слыша её голос. Она не специально всунула в его жизнь то, чего он так долго избегал, но Рюзаки неосознанно ищет возможность с ней поквитаться. Пнуть под ней диван во время репетиции недостаточно – к тому же, это была злость за поцелуй. Впрочем, злости недолго удаётся владеть его сознанием – L выдерживает ровно до того момента, как Ягами сопением даёт ему понять, что заснул. Детектив тут же сползает со стула на пол и, прислонившись к стене, зажимает себе рот, чтобы не завыть в голос и не разбудить Лайта. Тело содрогается, напоминая ему о судорогах, об агонии и вызывая новые потоки воспоминаний. Глаза остаются сухими, и сейчас это даже мучает. Под утро L возвращает себе злость и обдумывает планы мести. Однако Миса первая ставит ему новую подножку, исчезая из-под носа Моги, а позже возвращаясь с голосом Хигути на диктофоне телефона. Он – третий Кира, и L подозрительно, что он не проверил, точно ли Миса второй Кира. Похоже, он очень глуп. Впрочем, главное теперь – поймать его на месте преступления. Вот только им могут помешать, если... – Ягами, прошу тебя провести анализ и прийти к выводу, – подбирает слова Рюзаки. – Отбрось на минутку эмоции и подумай. Вводные данные: Ягами Лайт был первый Кирой, но потом забыл об этом, а его сила перешла к новому Кире. Это произошло по воле Ягами Лайта или сторонней силы? Лайт по привычке открывает рот, чтобы возмутиться, но затем задумывается. L тем временем представляет, как у его тени вырастают рога. "Ты синигами или твой синигами?.." – Это произошло по воле Ягами Лайта, – наконец отвечает Лайт. Да, рога определëнно должны остаться на этом месте. – Хм. Твой вывод логичен, поскольку если бы сила Киры даровалась свыше, не было бы смысла отнимать её в последний момент... Если только... – L переводит взгляд на экран, где расположилась схема этажей здания. – Если только неведомый нам бог – не создание, которое любит поразвлечься. – Как ты себе это представляешь? – недовольно отзывается Лайт. Какое противоречие – ему хочется, чтобы его вывод назвали верным, но при этом и слушать подозрения на свой счёт он не желает. "Ты так уверен в своей непогрешимости, и даже мораль не мешает тебе иногда переступать грань ради цели, ведь гибкий ум всегда найдёт тебе оправдание, – мысленно усмехается Рюзаки. – Но раньше цели у тебя, очевидно, не было... и ты выдумал её со скуки, когда получил силу. Выдумал оправдание для убийств, снимающее с тебя вину. Иллюзию. Бога. Киру". – Я в своё время считал Бога кем-то вроде игрока в партии на одного – или двоих, если Дьявол в системе, – начинает L, откладывая в сторону неожиданное озарение. – Он дарует людям правила, а потом наблюдает за тем, как они их выполняют. Любимыми пешками считаются те, что преодолели козни противника и упрямо шли дорогой этих правил, несмотря на все препятствия. Ты был бы любимчиком, Лайт Ягами, – L усмехается, предвидя, что Лайт вскипит от этих слов (и он кипит, но как чайник – медленно по нарастающей). – Вот только пассивное наблюдение – скучное занятие, но и помогать любимцам достигнуть цели в два щелчка не менее скучно. Нет, нужно проверять их, толкать в темноту, каждый раз убеждаясь в том, как они хороши, как быстро выберутся на свет, и наслаждаться тем, как отчаяние на их лицах сменяется торжеством. Со временем я перестал думать о двух игроках, о противниках – Дьявола нет, когда Бог играет две роли сразу. Если и ставить свою пешку на лезвие ножа, то ради того, чтобы увидеть, как она выкрутится. После этого L молчит, чтобы через пару секунд сказать: – Хотя тогда необходимо, чтобы Кира потерял память самостоятельно согласно своему плану. Если бы ты не смог выкрутиться, настоящий игрок был бы разочарован и оставил тебя умирать в камере. "Я бы сделал именно так, но кто же мне позволит. Я бы сломал стены, которые ты вокруг себя построил, как были сломаны мои когда-то. И всё же неясно, есть боги смерти или нет..." – Он должен быть не игроком, Рюзаки, а садистом, чтобы с наслаждением наблюдать за тем, как мы с Мисой и отцом страдаем, – жëстко обрывает его Лайт. – Других причин так поступать с нами я не вижу. – О, ну, это тоже входит в понятие "любитель поразвлечься". Взглядом Лайта можно прорубить дыру до самого ядра земли.