And it's hard to face the facts when the darkness fades to black.
It's not just make believe when they make me take a seat.
...
(Say it's the end of the world)
All my battles have been won
But the war has just begun
Hollywood Undead – City
***
– Вполне возможно, что Кира – школьник. L считает именно так. Рюзаки интересно, что сложнее: заставить полицию поверить в существование Киры (что он уже сделал) или в то, что он несовершеннолетний (что предстоит сделать)? Для него самого всё очевидно: время смерти преступников неумолимо, оно идеально подходит под типичное школьное расписание. L не удивлён – ему ли не знать, на что способны дети. ... но преступником, убийцей он никогда не был. "Был, чëрт возьми, смерть Эмили Катчер была убийством. И остальных тоже". – Стоит отбросить любые предрассудки по данному поводу. С самого начала мы знали, что Кирой может оказаться кто угодно, и любая версия имеет место быть. Считаю, что данная теперь должна стать ведущей. Полицейские кажутся необычно притихшими. Пожалуй, никто бы не хотел оказаться на месте той женщины и приговорить к смерти подростка. – А сейчас послушайте, – строго произносит Рюзаки. Его не хватило на вторую неделю, и сегодня он стоит перед полицейскими в футболке и кедах. Возможно, так он смотрится менее внушительно, но авторитет пока помогает держаться на плаву. – L осведомлён, что после ухода полицейских до простых жителей Токио дошла информация "для убийства Кире нужно знать лицо и имя человека". Это должно стать первой и последней утечкой информации. Поэтому сегодня вы подпишете специальное соглашение, которое было согласовано с юристами и вашим руководством. Я не могу угрожать вам смертью, как Кира, – (Никто в зале не смеётся.) – но надеюсь, штрафы тоже станут весомым аргументом не молоть языками. Вся информация будет храниться в защищённой базе данных – и за её пределы она выйти не должна. После полицейские ставят на документе одну подпись за другой, а L тем временем прикидывает, каким должен быть следующий ход. В Канто много школ, и проверять каждого ученика не представляется возможным. Выяснять психологический портрет каждого и сверять с тем, что L уже уложил в образ Киры, было бы слишком долго. Всемирный детектив тоже не должен уходить в тень, иначе они ни к чему не придут. С теми же мыслями он ходит вечером в толпе, натянув поверх футболки толстовку с капюшоном. Токио кажется просторным и узким одновременно, и кривая фигура L с удовольствием вписывается в его контуры. Ему хочется заполнить собой улицу, но он лишь осторожно касается кончиками пальцев стен, когда удаётся к ним приблизиться по дороге. Выглядывает из-под козырьков, чтобы прочитать вывески на своей стороне улицы, все переходы пересекает по диагонали, идёт широким шагом, сменив походку, зигзагами огибает идущих навстречу людей, смеëтся, пока на него не смотрят. Кажется, за год с лишним он ни разу тут не был. Пожалуй, это место неплохо изучать пешком. Мегаполис огромен, и L рад, что такая громада остаётся у него под ногами, не видимая целиком. Он бы не вынес её веса даже визуально. Самый большой город на планете сияет, и детектив всё пытается представить Киру, живущего тут всю жизнь. Он каждый день ходит в школу по одним и тем же шумным улицам, как и любой юный житель Токио, но по вечерам не гуляет с друзьями, не ходит на свидания, а методично разбивает чужие жизни. Кровавое пятно расползлось от него по всему городу. Даже ночной свет улиц испачкан, и L охватывает желание вымыться с ног до головы. А потом пролить чужую кровь самому, если потребуется.***
– Мне придётся поверить вам на слово, но если вы лжёте, потом вам будет хуже. Я всё равно рано или поздно выйду на Киру, и, если он связан с кем-то из вас, вы обязательно попадëте под подозрение и подвергнетесь проверке. А вашу ложь мы приравняем к даче ложных показаний. Недовольный гул в ответ. Кира каким-то образом узнал, что L подозревает школьника – и убил по одному преступнику в час в течение двоих суток. "Я могу убивать, когда захочу". Рюзаки фыркает при одной мысли о таком откровенном хамстве. Но, с другой стороны, это весомая подсказка для расследования – противник не мог узнать о подозрениях L нигде, кроме японской полиции. Кира подставился два раза, и, если в первом случае L верил в его замешательство и случайность проигрыша – в конце концов, он явно не ожидал, что ловить его будут так – то прокол с временем смерти не может быть нелепым ходом, совершённым по глупости. L видел в этом то, что не видел никто – послание, ответ на недавний вызов, обещание хорошей игры. А ещё это заявление, что они выступили против кого-то исключительного, с невероятной властью в руках. На фоне того, какого эффекта добился Кира убийствами, этот вывод выглядит простым и логичным. И всё-таки стоило ли ради этого высвечивать свою связь с полицией? L бы всё равно к ней пришёл, конечно. Справедливых людей, способных воспитать подобного школьника, надо искать в первую очередь там, где по идее должна вершиться эта самая справедливость, то есть в полиции или в суде. Но Кира своим ходом сэкономил ему изрядное количество времени, исключив другие варианты. Кира заявил о себе не так, как с убийствами только в Канто – там было предложение его найти среди всё ещё огромной толпы людей, а в эти два дня он сократил список подозреваемых до сотни с лишним человек, словно поднялся по леске L на пару сантиметров. Такое чувство, будто Кира жаждет встретиться лицом к лицу. Вот только он не должен так поступать, если хочет остаться в живых. Это не битва далёких времён, когда одна армия выходила против другой в чистом поле. Это даже не дуэль на пистолетах с десяти шагов. Но почему-то Кира всё равно кинул ему в лицо перчатку. Что-то здесь не так, понимает L, у поступка Киры должно быть второе дно. Что по его логике они должны сделать в ответ на его выпад, к чему это приведёт, как это поможет Кире выиграть? L не впервые смотрит на себя со стороны – он давно уже привык просчитывать, как его видят другие люди. Когда-то эти выводы не были лишены тревоги и сомнений, но теперь осталась только польза. Как надо вести себя, чтобы добиться результата? Вот главный вопрос. Сейчас он понимает, что должен подыграть Кире так же, как тот пытается подыграть ему самому. Притвориться непонимающим и якобы оступиться. Заставить Киру с жадностью шагнуть вперёд и оказаться в капкане. Итак, ещё раз, что, по мнению Киры, он сейчас должен делать? Вероятно, если Кира связан с полицией, L должен проследить за полицейскими, которые имеют доступ к делу, и за их семьями. L должен не доверять никому из группы расследования, L всегда будет ждать подвоха от кого-то из них. И рано или поздно полицейские это увидят. Возможно, кто-то из них, более наблюдательный, чем остальные, даже заметит слежку за собой. Вот оно что. Разделяй и властвуй. Полиция и L начнут ненавидеть и однажды уничтожат друг друга, а Кире останется довольно отряхнуть ладони и идти строить новое общество. У L, конечно, талант портить отношения с людьми, но здесь это не должно стать проблемой. Так просто вывести себя из игры он не позволит. Нужно всего лишь поймать Киру за руку ещё раз – и не в огромной толпе, где можно вырваться и спрятаться, а в пустом углу, откуда никуда не денешься. Предвкушение бурлит шипучкой где-то в горле, пока в голове L рождается новый план.***
По-хорошему, это дело надо было доверить опытным шпионам – дать им проследить за всеми подозреваемыми хотя бы по дороге на учёбу или работу – кому-нибудь из ФБР, например. Но, хотя у L есть рычаги давления на них, он ни за что ими не воспользуется. У него весьма неприятный привкус на языке от одних этих звуков – ФБР, и ещё более неприятные воспоминания от близкого к Японии имени Мисора Наоми. Никогда ещё то дело настолько не мешало нынешнему, но L ничего не мог с собой поделать, привлечь ФБР было выше его сил. Да, есть и другие специальные структуры для таких дел в остальных развитых странах, но соглашаются они на подобные авантюры под его руководством куда неохотнее. У L нет желания портить такое шикарное дело скучными попытками склонить ведомства в свою сторону. Приходится изворачиваться по-змеиному, как давно уже не делал, и, честно говоря, ему нравится это. Нравится скрывать себя во лжи и выставлять напоказ то, что все посчитают истиной – даже если крупицы правды там всё-таки есть. Начал он с банального – сутулости и босых ног. Затем покинул место у стола на возвышении и начал ходить между столами полицейских, периодически заглядывая в их компьютеры, внезапно наклоняя голову в их сторону, когда никто не ждал. Заканчивая вечернюю речь, он наконец выстрелил в толпу пистолетом из пальцев. Во время разговоров в его руках пуще прежнего замелькали сладости в таких количествах, что у подчинённых Соитиро Ягами брови лезли вверх автоматически. А ещё L снова сбрил собственные брови. Ему было любопытно, сколько они продержатся, не высказывая неприятное удивление вслух. Но это, разумеется, не было единственным пунктом в новом плане Рюзаки. Настало время сокращать дистанцию. Первый отсев полицейских произошёл сам собой, что и навело его на мысль подтолкнуть остальных к действиям. L собирает их всех в зале вечером в конце третьей недели и начинает маленькую речь: – Расписание Киры показало нам, что он учится в школе. И хотя после он изменил время, у него не было причин наводить нас на версию со школьником, чтобы потом еë разрушать. Мы с L сделали вывод, что Кира всё же ребёнок, а благодаря его действиям у нас появилась дополнительная зацепка – Кира связан с полицией. То есть это один из ваших детей. Недовольство на лицах и в возгласах ожидаемо, но Рюзаки отмечает и другие настроения – Ягами, например, нахмурился, уткнувшись взглядом в стол. – Я знаю, вы посчитаете, что я не вправе так с вами говорить – у меня ведь нет детей, и я не представляю, что вы чувствуете как родители. Однако уверяю вас, с детьми я вполне знаком и знаю, на что они способны. Они могут быть и жестоки, и безжалостны, они могут считать себя справедливостью. Более того, осмелюсь заявить – скорее всего вы совсем не знаете своих детей. Поэтому моя просьба проста – понаблюдайте за ними. Поговорите с ними, обсудите, чем они заняты, что им интересно, что думают о Кире. Возможно, это приведёт нас к какой-нибудь зацепке – а нет, так хотя бы наладите контакт с ребёнком, пока не стало слишком поздно... Опять говорит лишнее, своё, но не может удержаться. Они не могли не заметить, как дрогнул голос Рюзаки, когда он оборвал себя. Это явно пошло на пользу его речи, поскольку у полицейских хватило неясного сочувствия промолчать после пару секунд. Однако... – Я не стану следить за собственным сыном! – Это бесчеловечно – заставлять нас быть шпионами в своей же семье. – С чего вообще такая уверенность, что это наши дети? – Это может быть любой ученик школы, который смог взломать компьютер одного из вас, ведь информацию занесли в базу данных, – поясняет Рюзаки. – Версия с вашими детьми самая вероятная, больше 50%. Я... Мы с L всегда действуем, исходя из самого вероятного варианта событий, а если он не подтверждается, возвращаемся к менее вероятным. – Рюзаки сам сказал, что у него есть знакомые дети – почему они не могли влезть в его компьютер? – О нет, это исключено, – со смешком выставляет вперёд ладони L. – У меня лучшая система безопасности в мире, её никому не взломать. "После того случая с Роджером уж точно". – Я против, я не стану этого делать! – Я тоже не согласен! – Расследованием руководит L, мы обязались оказывать ему содействие, – вдруг встревает Соитиро Ягами. – А значит, мы должны сотрудничать с Рюзаки, представителем L. Я готов выполнить его просьбу и доказать L, что мои дети невиновны. Тишина воцаряется ещё на пару секунд, но мало кто здесь обладает такой же решимостью идти до конца. Не уловить, кому первому приходит мысль отказаться от дела, но вскоре заявления одно за другим летят на стол к Ягами. – Отговаривать не буду, – бросает Рюзаки, садясь на стол поблизости и глядя на поток бумажек. – Однако напомню, что все вы подписали соглашение и не вправе никому ничего рассказывать о расследовании. Удачной дальнейшей работы. Давно на него не смотрели с такой ненавистью. После очередной чистки L подзывает к себе Соитиро Ягами, просит его о неразглашении разговора и задаёт невинный вопрос: – Как думаете, ваш директор доверится мне, если я попрошу убрать доступ к делу для ушедших, но не убирать их имена в базе из списка полицейских, которые ведут это дело? Ягами, как и ожидалось, в ужасе, но L надеется на его честность и весомость данного слова – он всегда казался человеком высокой морали. – Я думаю, ему будет сложно проявить понимание вашей идее, – наконец отвечает Ягами. – Как и всем полицейским. Насчёт всех L бы поспорил, но вслух этого лучше не говорить, поэтому он просто кивает, про себя вздыхая – итак, придётся взламывать систему под носом у союзников. Интересно, это будет для них менее оскорбительно, чем слежка от ФБР?***
Они не доверяют ему. Смотрят исподлобья, отводят взгляды, сжимают кулаки и думают, что так просто подловить Киру дважды не мог никто – только разве что он сам был бы Кирой. Эта мысль крепнет и звучит в головах и разговорах тем громче, чем страннее он себя ведёт. Они не доверяют ему. И это великолепно. Останутся лишь те, кто верят в справедливость, кто готов ради неё на любые жертвы и любые меры с его стороны. Те, кто в теории могли бы вырастить такого как Кира. Не приходится долго ждать – через полторы недели, под Новый год, отдел предъявляет ему ультиматум. "Отведи нас к L, Рюзаки, мы должны доверять ему, иначе сотрудничества не будет". Что-то подобное они говорят, пока он борется с желанием рассмеяться. – Я не могу отвести вас к L. Он делает паузу, повторяя про себя насмешливое "Ну правда же не могу", а затем произносит без тени эмоций: – Я скажу вам правду при условии, что это останется между нами. Нет никакого посредника. Я и есть L. И тогда они взрываются. И это так же прекрасно, как настоящий взрыв, вот только в отличие от него гомон полицейских его не пугает. И в отличие от первого взаимодействия с Кирой, ничто не слепит L. Петля затягивается, и скоро выяснится, насколько тугой она выйдет. Ему не верит почти никто. Они считают, что "подозрительный мальчишка" над ними издевается, и больше вообще не уверены, что он действительно представляет L в этой большой игре. Однако мистер Ягами точно знает, что именно этот парень всегда выступает от лица L в делах международной полиции. Он один из тех, кто остаётся. А следом за ним не трогаются с места ещё четверо. Улов совсем неплох. Осталось сделать из него приманку для будущей крупной рыбы. – Отлично, спасибо вам за доверие, – равнодушно протягивает L, проходя к своему столу с компьютером. – Теперь я могу быть с вами предельно откровенным – при том же условии, что никто больше об этом не услышит. В огромном кабинете удивительно пусто, и его голос гулко разносится по углам. Даже легче дышать стало с уходом этой толпы. L забирается на стул с ногами, игнорируя недоумение, которое вызывает это действие у остальных. – Мой план подходит к кульминации... которую я ещё не придумал, – усмехается он, почти удивлённый своей непривычной недальновидностью. Наслаждаться конкретным моментом для него было важнее. Но поздно откладывать плетение сетей на потом – приманка уже на руках. – База данных, которая так любезно выдала нам один факт о Кире, должна помочь ещё раз, – поясняет он, не глядя на полицейских. Можно наконец начинать запоминать их имена. – L... – начинает один из них, но тот небрежно прерывает: – Пожалуйста, продолжайте звать меня Рюзаки. – Его пальцы делают изящный оборот в воздухе, пока он не отрывается от экрана. – Это прозвище сейчас подойдёт больше. "Мы же в Японии", – добавляет он про себя. Наверное, теперь даже можно в открытую улыбнуться. – Буду рад работать с вами. Рюзаки тянется к стакану с гранатовым соком, параллельно открывая базу данных, но, захваченный воодушевлением, промахивается, и содержимое стакана оказывается на полу среди осколков. Улыбка тут же исчезает с лица L, и, пока он пытается собрать осколки, руки начинают дрожать. "Как невовремя", – почти спокойно думается ему – охота на Киру всё ещё перекрывает это небольшое затруднение. – Давайте помогу, – опускается рядом один из полицейских (судя по голосу, тот молодой, который говорил о сокращении преступлений в результате действий Киры – Мацуда, кажется). L уже хочет ответить, но осколок скользит в руках и режет ему пальцы. Кровь мешается с соком, и когда Рюзаки облизывает рану, железо на языке заставляет его морщиться. Со стороны он наверняка сейчас выглядит так, как будто кого-то убил. Мацуда, как прилежный школьник, осторожно убирает стеклянно-гранатовую лужу салфетками. Остальные смотрят на Рюзаки обеспокоенно. – Всё в порядке, извините, – машет здоровой рукой тот, и, оставив в покое окровавленные пальцы, возвращается к столу. Полицейские подходят ближе, как будто L – новогодняя ёлка, вокруг которой сейчас пойдёт хоровод. – Итак, что мы имеем: Кира способен убивать, зная только имя и лицо человека. Звучит как что-то невозможное, но каким-то образом это ему удаётся. Получается, мы имеем дело с человеком, у которого есть сверхъестественные способности, – на этих словах L снова хочется улыбаться. – По правде говоря, будь я действительно Кирой, как считают некоторые из ушедших сейчас полицейских, вы уже были бы мертвы. Ему не нужно поднимать глаза на их лица, чтобы почувствовать, насколько они выбиты из колеи этой возможностью. Чужие эмоции часто витали в воздухе в ожидании, когда их поймают и что-то отправят в ответ. Ловить L научился мастерски, но вот отдавать старался как можно реже. – Попрошу нигде не фиксировать дальнейший ход нашего расследования, даже в базе по этому делу. Как раз база и станет для нас полем эксперимента по вычислению Киры. Однако есть вероятность, что мой план не сработает. Тогда мы вернёмся к старому списку подозреваемых и применим другие методы. – Старому списку? – уточняет один из полицейских. Его голос всегда кажется L недовольным. – Да. Я поясню чуть позже. – А мы не можем запретить транслировать лица и имена преступников? Раз уж они нужны Кире для убийства, – подаёт голос... да, точно, Мацуда. "Это ничего нам не да... Ах да, – L качает головой. – Они же судьбой людей обеспокоены, не Кирой и его тайной". Ох, это будет трудная работа. – В таком случае Кира возьмётся за обычных людей – они станут заложниками для его ультиматума "выдайте мне информацию о преступниках". Вспомните, он не задумываясь убил Линда Л. Тейлора, когда тот заявил, что намерен ему помешать. Кира собирается устранить любые препятствия, чтобы добиться своего, он не умеет проигрывать. Боюсь, расклад, при котором он проиграл, вообще отсутствует в его системе взглядов, – лëгкий шутливый тон почему-то не веселит полицейских, и L вздыхает. – Давайте пока вернёмся к моему плану, а потом обсудим ваши предложения. "Я тоже не горю желанием проигрывать, так что придётся возиться с объяснениями для этих людей, чтобы рассчитывать на их помощь". Вообще разговор вслух иногда помогал разложить мысли по полочкам, но проще было их где-нибудь записать, ну или хотя бы схематично обозначить. Вот и сейчас Рюзаки начинает выводить на столешнице цифры: – 9 декабря в базе появляется информация о том, что Кира может оказаться школьником. 10 и 11 декабря... – Рюзаки... – ошеломлённым голосом перебивает его Мацуда, но L продолжает говорить. – 10 и 11 декабря умирают 23 преступника по одному в час... – Рюзаки! – почти хором перебивают его полицейские, и только тогда L замолкает, поднимая на них глаза, а после снова переводит взгляд на столешницу. Числа 9, 10 и 11 прочерчены красными мазками. Рюзаки смотрит на свои пальцы – кровь почти свернулась, но недостаточно быстро. – Ох, прошу прощения. У кого-нибудь есть маркер? – невозмутимо спрашивает Рюзаки, оглядывая ближайшие столы за спинами полицейских. На этот раз бардак за ним убирает мужчина с недовольным голосом, пока внушительный широкий полицейский подаёт ему блокнот и ручку, а Мацуда достаёт новые салфетки для пострадавших пальцев. L на секунду словно становится их маленьким ребёнком. Он трëт глаза пальцами здоровой руки, убирая неожиданную пелену. Надо включиться обратно в происходящее. Чёрной ручкой L снова выводит на клетчатой бумаге 9, 10 и 11. После пары секунд раздумий добавляет 23 и ещё раз 23. – Так вот. Как вы знаете, сложив вместе версию о школьнике и тот факт, что у Киры есть связь с полицией (я полагаю, что через базу, если никто не распространялся о расследовании, как я просил), мы получили версию "Кира – несовершеннолетний родственник полицейского". Стражи порядка, которые согласились проследить за своими детьми, не нашли в их поведении ничего подозрительного – мы не можем опираться на такую информацию, поскольку многим родителям свойственно оправдывать своих детей, не замечать их и даже закрывать глаза на то, что с ними происходит, – L мрачнеет, но тут же качает головой. Не сейчас. – Ты ведь понимал это с самого начала, – догадывается шеф Ягами. – Почему тогда дал нам такое задание? – Потому что знал, что после этого многие уйдут. Полицейские в замешательстве переглядываются, и L может поклясться, что человек с недовольным голосом хмурится, дополняя свой образ. Рюзаки не отрывается от записей, но по-прежнему многое чувствует. Атмосфера разговоров стала его коньком за этот год. – Я специально сократил отдел расследования дела Киры до минимального количества человек. В конце должны были остаться самые принципиальные, самые преданные справедливости люди. Как же хочется смочить чем-нибудь горло, но другого стакана с соком тут нет. – Потому что только таким людям ты можешь довериться? – предполагает шеф полиции Ягами. – Нет, – скользит по нему взглядом Рюзаки. Попытки этого уже давно немолодого человека, исходя из опыта, угадать мотивы L, кажутся ему забавными. – Если помните, обострённое чувство справедливости – это одна из характеристик Киры. Было бы странно, если бы я доверял таким людям. Хотя я открыл вам, что я и есть L – в каком-то смысле это тоже доверие. Но истинная причина всё-таки не в этом. По правде говоря, я считаю, что такие люди, как вы, выступающие за справедливость в любой ситуации, могли серьёзно повлиять своим авторитетом на Киру. – На основе смутных подозрений ты записал в подозреваемые всех, кто с нами связан? – с возмущением угадывает недовольный полицейский. L фокусируется на листе блокнота, словно настраивает камеру. Под всеми числами расположилась четвёрка, обведëнная несколько раз. Резко захлопнув обложку блокнота, Рюзаки заглядывает в список участников расследования на экране ноутбука, а затем наконец прямо смотрит на своих новых коллег. – Не всех, господин Айдзава. Только школьников. Они должны проживать в вашем доме или быть достаточно умны, чтобы взломать ваш аккаунт в базе со своего компьютера. И вы правы, у меня нет ни единого доказательства, что Кира – именно ваш знакомый школьник. Так что мы собираемся это проверить. Если мой план не сработает, нам придётся вернуться к версии, охватывающей всех полицейских, кто прикасался к этому делу, и их семьи. Потому я и говорил про старый и новый список подозреваемых. – И какой у тебя план, Рюзаки? – робкий голос Мацуды. – Честно говоря, мои смутные подозрения заставляют меня быть рискованно откровенным, – замечает L, проигнорировав вопрос. – Ведь если вдруг Кира – это один из вас, он теперь с лёгкостью обойдёт мою ловушку. Однако мне верится в то, что Кира моложе и сам в полиции не работает. Наша работа не предполагает чëрно-белого мышления. Рюзаки откидывается на спинку стула, подняв лицо к потолку, но тут же снова собирается в сутулую фигуру. Он – строительная лента, не желающая измерять. – Мне придётся поверить в то, что вы никому не передадите мои слова. Чистота эксперимента может быть нарушена из-за пренебрежения этим правилом. Однако риска должно быть в меру. – (Каждый полицейский удостаивается внимательного взгляда.) – Мне нужно поговорить с каждым из вас и задать определённые вопросы, чтобы выяснить, что среди нас точно нет Киры. Его тут нет, L чувствует, но простой интуиции всегда недостаточно. Это раздражает, поскольку он никогда не ошибается, но вероятность ошибки есть, и приходится это учитывать. Остаток ночи проходит бесполезно. Под утро Рюзаки уже готовится сворачивать язык хамелеона, так и не поймавший ни одной мухи, когда раздаётся стук в дверь. Волна качает поплавок.