It may be rage
Or maybe hope
I'm at the stage that I fear the most
...
I crossed the line
A life ago
I might be dead but I just don't know
Nothing But Thieves – Fobia
***
Листки досье на подозреваемых лежат перед L, но он не касается их, успев запомнить всю стóящую внимания информацию. За семьёй Ягами они условились наблюдать вдвоём с Соитиро. Проценты пока делятся поровну на детей Ягами – сорок на каждого, а дочери Китамуры L приписал остальные двадцать. – Давайте для начала посреди эфира опубликуем дезинформацию, – предложил накануне Рюзаки. – Нас маловато осталось, и скоро это станет известно Кире. Я больше не стану корректировать в базе количество полицейских, которые якобы имеют к ней доступ. – Так это был не глюк? – ахнул Укита. Айдзава уже открыл рот, чтобы сказать что-то ещё менее приятное, но тут слово взял Соитиро: – Я был в курсе происходящего и решил об этом не докладывать. Как я понял, план Рюзаки мог и не сработать без такой корректировки. Мы с вами и так уже далеко зашли, это не большая жертва. В конце концов, мы играем против сверхъестественных сил. – Да, почаще напоминайте себе об этом, – почти довольным голосом откликнулся Рюзаки. Радостно наконец встретить понимание. – Итак, представим Кире ситуацию, что после ухода большинства детективов L нанимает специалистов из-за океана – скажем, полторы тысячи агентов ФБР. – (L поморщился.) – Естественно, на самом деле столько человек я привлечь не могу, но такое число должно вывести Киру из равновесия. Забеспокоившись, он может чем-нибудь выдать себя. – Да, здорово, – Айдзава снова вспомнил, что он умеет улыбаться. – Если агентов на самом деле нет, Кире их не убить. – Против него всего шестеро, а Кира будет думать, что полторы тысячи, – радостно добавил Укита. – Ну, если все согласны, тогда давайте пустим это сообщение, пока будем следить за подозреваемыми. Посмотрим на их реакцию. Улыбки тут же словно переползли с лиц полицейских на лицо Рюзаки. И вот теперь L ждёт, когда обе семьи соберутся перед телевизором. Жена Соитиро, Сатико усердно трудится на кухне, подслеповато щурясь. Дочь, Саю болтает ногами, лëжа на диване в ожидании любимого сериала. Сын возвращается после прогулки. L внимательно смотрит, как парень аккуратно оставляет в прихожей куртку, почти беззвучно кладёт в общую кучу купленные чипсы и уносит в свою комнату какие-то книги, которые внезапно оказываются эротическими журналами. Он смотрит их без интереса, как старый учебник, теорию из которого он давно выучил. – Неужели мой сын занимается такими вещами? И поэтому закрывает дверь так, чтобы знать, если кто-то зайдёт? Соитиро в шоке, но на экране не происходит ничего развратного. L не доставило бы удовольствия наблюдать за тем, как дрочит подросток, но не принесло бы и отвращения. Он просто не за этим подсел к экранам. – Это вполне нормальное поведение для парня его возраста. Я тоже не любил пускать в комнату посторонних. "Но, правда, на журналы не дрочил, в глаза их не видел". – Что в его поведении не нормально, так это спокойствие, – вслух говорит Рюзаки. – Он как будто специально смотрит журналы, чтобы дать нам какое-то обоснование для своей скрытности. – Не может быть, ты подозреваешь моего сына? – с ужасом спрашивает Соитиро. "Да неужели, вот это новость". – Подозреваю. Мы поэтому тут и сидим. Нет, бесполезно, сарказм всё равно прорывается. Саю зовёт брата ужинать, а сериал начинается. Сатико накрывает на стол и спрашивает у спустившегося сына, как прошёл день. Тот скучающим тоном рассказывает про очередные отличные отметки. В досье нет ни слова о том, что Лайт умеет сочинять стихи, но судя по тому, как играючи (скучающе) у него получается всё остальное, это не составило бы ему труда. (А возможно, это в целом не очень трудно, L надо попробовать.) Младший Ягами всё ещё кажется фальшивой картинкой, а не реальным человеком. L хочется вытащить его из экрана за воротник и ощупать лицо пальцами, как слепец, чтобы убедиться, что оно настоящее. L раз за разом переводит взгляд на его имя. Лайт Ягами. Даже оно кажется фальшивкой. Луна притворяется светом. "Кто выдумал своё имя – я или ты?" Хотя почти все псевдонимы L раньше были чужими реальными именами. – Ааа, Хидеки Рюга! – пищит Саю, влюблëнными глазами глядя на экран, где светловолосый парень признаëтся девушке в любви. Забавно, его причёска напоминает растрëпанные волосы L. – Такой классный! В школе никого и близко к тебе нет. Она обращается к экрану, который её не слышит, и выглядит счастливой. Имя "Хидеки Рюга", пожалуй, нравится L больше, чем Ягами Лайт. Рюзаки звонит Айдзаве и узнаёт, что семья Китамуры тоже устроилась у телевизора. Саю так внимательно смотрит, явно не пропустит сообщение. L командует, настраивая звук погромче. – Срочные новости, – читает Саю. – В Японию по поручению Интерпола было направлено полторы тысячи агентов ФБР для поимки Киры. Ого, полторы тысячи! Лайт серьёзно усмехнулся сейчас? – Не думаю, что для расследования этого дела необходимо столько людей. "Я рад, что ты поменял своё мнение", – ядовито усмехается L. – Ну конечно, тебя одного хватит, братец, – смеётся Саю. – Даже не сомневайся, сам L останется позади. "Вот как?" – Как я слышал, ваш сын не в первый раз помогает полиции с расследованием? – интересуется Рюзаки у Соитиро. – А? Да, пару раз он действительно нам помог. Но дело Киры мы с ним не обсуждали. – То есть это самостоятельное расследование. Опасная вещь. Вашему сыну стоит быть осторожнее. Это угроза, пусть и весёлая, но L сложно сказать, считал ли её Соитиро. – Дураки там сидят в Интерполе, – продолжает комментировать новость Лайт. – Зачем так открыто объявлять об этом? Только вчера передали, что умерли преступники, информация о которых была засекречена – то есть Кире не составит труда разузнать чьë угодно имя. Гораздо эффективнее провести операцию тайно, не привлекая его внимание. Похоже, что это сообщение – фальшивка. Полиция пытается напугать Киру, чтобы он чем-нибудь выдал себя. Вот только он умён и не поведётся на такое. L кусает палец, чтобы не засмеяться. – Ваш сын весьма неглуп, господин Ягами. – Да... Соитиро явно хотел бы сказать это с гордостью, но, похоже, до него доходит, что подозрения растут. L мысленно перебрасывает все проценты от Саю к Лайту, деля двадцатку Китамуры на двух девчонок. Это ещё не твёрдое заключение, но почти уверенность. Ещё бы увидеть, как Кира убивает, и можно закрывать дело. И можно идти дальше к ответу на все загадки.***
Замешательство проникает в жизнь L незаметно, но первые звоночки появляются именно в тот день, когда Кира убивает мошенника и карманника, пока Лайт занимается алгеброй у себя в комнате. Это кажется какой-то не смешной шуткой – в первый же день подозреваемые опровергают все его выводы. У Лайта не дëргается ни один мускул, и L убеждён, что это ненормально. Хотя кто знает, как со стороны выглядел Бейонд Бëздей, когда убивал. Может, Лайт не первый такой. Или он всё-таки невиновен. Может, тут всё же замешан какой-то бог смерти или другое сверхъестественное существо? Мысль, что бог не способен узнать имена некоторых преступников, передаваемых по телевидению, но способен вытащить имена из полицейской базы, кажется ещё одной шуткой. Особенно после того, как Бейонд Бëздей узнавал инициалы своих жертв, не имея под рукой базы данных и связей L. Нет, это точно человек. Просто, возможно, его способности выходят за рамки, в которых привык действовать L. И если эти способности кем-то дарованы, тем лучше для раскрытия тайны. Но хуже для расследования. И что значит то послание про яблоки? Можно ли его считать свидетельством существования богов смерти? Или же яблоки любит Кира и называет богом себя? Рюзаки даже купил парочку яблок, но при первом же укусе заключил, что клубника вкуснее. После чего нахмурился и всучил фрукты своей команде. L снова пытается совсем не спать по ночам – кажется, он делал так в последний раз очень давно – и наблюдать, как спят подозреваемые. В основном, конечно, Лайт, ведь Лайт подходит под составленный портрет идеально, у Лайта достаточно ума, чтобы влезть в компьютер отца, бросать вызовы L и доводить его до белого каления. Рюзаки готов поспорить, что у Лайта достаточно прочный череп, чтобы хранить в нём заветную тайну, как в сейфе, в компании мозгов и резких понятий о справедливости. Тут понадобится что-то мощнее привычных инструментов. Ведь даже во сне, когда по всему миру в последний раз просыпаются преступники от боли в груди, Лайт не шевелится. Он похож на мертвеца, и Рюзаки рассчитывает вероятность того, что это эффект способностей Киры, а не его обычное состояние. Рассчитывает больше от скуки, а не с реальной пользой для дела – L в принципе любит считать. Рюзаки может позволить себе не спать, хотя это требует усилий и химической стимуляции, но его команда совсем раскисает к концу второго дня. Ему приходится заверить их, что он сам посмотрит за обеими семьями, ведь камеры всё записывают, и отправить по домам – всех, кроме Соитиро Ягами. Тот отказывается возвращаться к родным и попасть в объективы камер, честно признаëтся, что не сможет общаться ни с кем из них, пока не убедится, что никто из них не Кира. L кисло предлагает снять ему отдельный номер. Гораздо интереснее буравить взглядом Лайта Ягами, забыв о существовании других подозреваемых. Их действительно запишут, можно будет потом вернуться. Сейчас, как и всегда, в ходу вариант с наибольшей вероятностью. Однако, если Лайт Кира, то он провёл L по цепочке прямо к своей комнате каждым действием, но в итоге как будто закрыл перед ним дверь в свою голову. L перестаёт кусать палец и начинает кусать ноготь. Должно быть хоть что-то, любая странность, любое указание на его способности. Если потребуется, Рюзаки просидит здесь всю неделю, чтобы поймать момент.***
Неделя проходит, когда L снова остаётся один и больше не видит смысла смотреть в экран. Пока Лайт изображает мертвеца, Рюзаки садится на пол перед окном и смотрит на своё отражение. Сонливость раздражает, но ему больше нечем её перебивать. Надо сворачивать слежку и использовать новый план. Вот только какой? L роняет голову вниз на грудь и выдыхает. Быть рядом с пятёркой людей почти каждый день оказалось сложнее, чем ему представлялось. Он второй год, как выражается Роджер, "работает в поле", но долгое время с одними и теми же коллегами в одном и том же помещении не находился. По правде говоря, мало какое дело требовало столько времени и усилий для раскрытия. В голову даже закрывается мысль, что Кира не позволит L выйти на источник информации, да и сам ничего не расскажет. В таких условиях просто поймать его и остаться в живых было бы удачей... Рюзаки поднимается с пола на минуту, чтобы выключить свет и перестать видеть отражение себя в стекле. Стóит комнате утонуть в темноте, из окна вдруг врывается и так же быстро исчезает чужой свет. L на автомате думает, что мимо проехала машина, а значит, кто-то приехал в Дом Вамми, но тут же вспоминает, что он в Японии в отеле на девятом этаже – L всегда селится повыше, чтобы видеть больше. Может, ему показалось. А может, рядом пролетел вертолёт. Он как раз не так давно научился на них летать. Ах да, вот оно, хобби. L быстро моргает, чтобы привыкнуть к темноте и не заснуть. Сонливость похожа на паутину или тяжёлое одеяло – окутывает и тянет вниз. Как часто бывает, он не может сказать, зачем ему сейчас не спать, когда смысл наблюдения потерялся. Возможно, чтобы не стать вторым мертвецом. Зевая, L отмечает, что сильно задержался в одном отеле – даже без света помнит, где что находится. Дело затянулось – похоже, для расследования придётся устроить себе настоящее убежище, а не бегать из угла в угол. Завтра же позвонит и купит какое-нибудь здание. По краям зрения картинка начинает дрожать, и приходится крепко зажмуриться, чтобы поставить её на место. Открыв глаза, L снова видит себя в окне – очень смутно, но силуэт угадывается. Так он особенно похож на того L, которого знал и любил Ватари. Того L, что с интересом нырял в каждое из своих расследований. Рюзаки с таким увлечением работал над делом Киры, что позабыл о пресности своей новой жизни. Даже сложность постоянного общения с одинаковыми людьми не затмевает интереса. Вот только заторы по пути раздражают. Неужели придётся оставить свой интерес в стороне, лишь бы просто победить Киру? – Что бы ты сделал на моём месте? Он знает, что ещё один мертвец ему не ответит. Но периодически спрашивает, словно на спиритическом сеансе с неподвижной тарелкой. – Мы оба были решительны и быстры, но я, мне кажется, сдал за последний год. Твоя смерть оказалась напрасной и не пошла мне на пользу. Мне жаль. Дрожь, опять эта дрожь, как он её ненавидит. Бейонд Бëздей, казалось, никогда не дрожал и ничего не боялся. Но L теперь страшно – и одновременно нестерпимо хочется – прикоснуться к тому, что его память не смогла переварить. Примерно так же он себя чувствовал, когда преемники смотрели на него. Когда Лайт Ягами с первых же слов стал представлять угрозу – и даже пока спит, опасность исходит от него. Кира, бог смерти, что любит яблоки, пугает не меньше – а слить Лайта с Кирой и встать напротив кажется вдвойне кошмарной затеей, но необходимой и более того – желанной. Рюзаки сложно сразу сказать, чего он боится в этом случае. Не смерти – долгожданную гостью он встретил бы с радостью в свой черёд. Но вариант не узнать при этом правду, опять проиграть, только на этот раз полностью и навсегда... Внутри холодеет. Волны дрожи катятся сквозь L, не вклиниваясь в мëртвую тишину, и Рюзаки каждый раз тянет нарушить их течение криком – но тот встраивается в поток, как нота в мелодию. Страх стекает с чёрных стен, прячется в тенях от света из окна, заливает потолок. Его нервы вечно натянуты, как струны, и страх играет на них длинными чёрными пальцами... Рюзаки трясёт головой, выныривая из размытой тревожной дремоты. Голова тяжелее тела, словно в его черепной сейф спрятали не мозги, а золото. Он ложится на спину на пол и смотрит в потолок, по которому медленно плывёт тусклый свет ночного Токио из окна. На L свет не попадает, и он думает о чëм-то огромном и тёмном, что могло бы кидать на него тень. На потолке его нет, но Рюзаки всё равно чувствует трепет перед опасной громадой. "Интересно, с таким же ощущением люди встречают кого-то вроде богов смерти?.." Комната отсюда кажется абсолютно пустой, вся мебель – игра воображения. L тянет бледную ладонь вверх. Длинные пальцы всё ещё чуть дрожат. – Так, ну хватит, – сжимает кулак Рюзаки. – Его больше нет. А с Кирой так не будет. Я его просто поймаю, по-честному, по-настоящему. Это звучит по-детски, и разговаривать с самим собой вслух таким тоном странно и неестественно. Тогда L снова обращается к мертвецу – что немногим лучше, но всё же больше откликается внутри: – Ты бы выиграл, даже ценой собственной жизни выиграл. Вот и я постараюсь. Умереть, но наконец победить – на самом деле лучший расклад. Ему никто не отвечает, и это радует. На самом деле L хотел бы найти что угодно сверхъестественное, кроме того угла загробного мира, в который отправился весь его список мертвецов. Кира будет следующим. Кира будет следующим – и L сделает шаг вперёд, чтобы приблизить его кончину. Для этого шага уже даже есть имя в запасе. С этой мыслью успокоенный Рюзаки проваливается в сон. Дрожь замолкает где-то в углу, готовая напасть, когда снова почует слабость.