Muse – Isolated System
***
Никто не знает, как выглядит Небытие. Бейонд Бëздей пока тоже не понимает, очнувшись после падения со стула – вокруг лишь мрак, как будто он оказался внутри тёмной громады где-то в небесах, которую всегда так боялся. Но страх остался там, за гранью смерти. Чувствует он себя так, словно сидит в каком-то тупике в переулке. Надо просто встать и найти выход. Он наклоняет голову вправо, хрустнув шеей, поднимается с земли, машинально отряхивает чëрные штаны и футболку – и замирает, глядя на руки, снова чистые, без следов страшных ожогов. "Ух ты, какой сервис", – усмехается он и делает шаг вперёд. Шлëп. Звук совсем как тогда, во сне, где Би увидел самого себя в отражении. Он опускает взгляд – под чёрными штанами скрываются босые ступни. "Если Небытие – это мир снов, то я могу пугать людей", – коварно улыбается Би. Это не причинит никому реального вреда, но его повеселит. Пожалуй, ему здесь понравится. Найти бы ещё что-нибудь, кроме темноты... В какой-то момент Би чувствует, что надо повернуть направо. Как будто внутри вращается стрелка невидимого компаса или, скорее, стрелка навигатора. "Маршрут построен", – хихикает Бейонд, послушно разворачиваясь. И словно натыкается на стену, потому что напротив его глаз в воздухе висят красные иероглифы и цифры. Би упирается ладонями в пояс, от удивления быстро переходя к недовольству. За этими двумя надписями виднеются и несколько других. – Я даже ваших лиц не вижу, какого хрена? Раз у них есть цифры, то они ещё живы, а значит, находятся не здесь. И в то же время здесь, раз Би видит их красные отпечатки. "Я в той же точке, что и живой Токио, – соображает Бейонд. – Только... на другой стороне". То есть лица он в какой-то степени видит, они прямо перед ним, но там, за гранью. – Всё равно нечестно. Наши миры ни в чëм не должны касаться друг друга. В живой, по крайней мере, не проникает ничего, я проверял. Он пробует пройти сквозь пустоту под цифрами, и ему это легко удаётся, но становится неприятно – не физически, но в глубине души. Би решает всё же обходить невидимых обладателей надписей над головой, и очень скоро всё начинает напоминать ему привычную прогулку по Токио. Вот только теперь никто не отреагирует, если он вдруг шарахнется в сторону, приходится считаться с живыми. Это раздражает, и Би даже пытается смахнуть руками парочку надписей – конечно, у него ничего не получается. – Ой, да пошли вы все, – бурчит Би, пытаясь вспомнить, в какой стороне море. Ему нужно пройтись по месту, где точно не будет людей. Или проплыть? Если здесь тоже есть вода, то можно ли утонуть в загробном мире? "Премию Дарвина этому гению", – мысленно хлопает себе Би и всё же ищет берег. Япония давно надоела ему, и если уж видеть надписи в воздухе, то хотя бы на родном английском. Он думает, что свалится отдохнуть, не успев покинуть город, но на удивление ноги несут его так же быстро спустя ещё пару дней, судя по исчезновению надписей с улиц и их новому появлению, которые несколько раз чередуются. Вероятно, мёртвые не могут устать, а ещё не чувствуют голод, жажду и другие потребности. Внутри Би осталось лишь любопытство – как здесь всё устроено? Почему одинаково темно и днём и ночью? Может ли он совершить кругосветное путешествие пешком? Есть ли у него всё время мира здесь или надо будет отправляться куда-то ещё? Сможет ли он увидеть конец живого мира, если останется? И как это будет выглядеть – все красные надписи вдруг разом пропадут, а это тихое место наполнится людьми? Кстати, а почему тут нет других мертвецов? Их должно было немало накопиться здесь за тысячи лет. Хотя Би даже рад, что никого не видит – хватает и надписей, которые его раздражают. Он теряет счёт дням, когда добирается до Японского моря, и с досадой думает, что надо было всё же прилететь умирать в Англию. Би не может полностью разумно объяснить себе, зачем идёт туда – его тянет почувствовать себя на своём месте, и возможно, Англия просто первой пришла ему в голову. В море нет ни капли воды, но он по-прежнему не видит, что же тут есть, просто идёт вперёд, подчиняясь неведомому зову, ведущему его внутренний навигатор. Сложнее становится, когда на пути попадаются горы – ещё через очень много дней и тысячи новых надписей в воздухе. Если поверхность городов более-менее была ровной, а в море он явно шёл по дну, то тут приходится забираться вверх – по-прежнему ничего не видя. Кожа ступней на его ногах всё так же мягко шлëпает по поверхности, которая везде кажется одинаковой на ощупь, отличается она лишь высотой. Бейонда больше всего удивляет даже не всё это, а как он ещё не свихнулся со своим любопытством, пройдя столько времени без ответа на свои вопросы. Он смутно помнит подробности, но, кажется, при жизни он уяснил, что иногда ответ на вопрос так сильно разочаровывает, что лучше вообще его никогда не узнать. Хотя как знать, может, тогда бы он прожил бы последние два года в своём персональном аду. А ведь и так было не сладко. Непонятно, каким образом, но однажды он осознаёт, что прошёл, наконец, всю Азию и добрался до Европы. Би кажется, что он лишь начал своё путешествие – словно только что закрыл за собой дверь в живой мир, взвалил на спину рюкзак воспоминаний и сделал первые шаги по дороге, что-то под нос насвистывая. "Откуда я начал на самом деле?" – пытается вспомнить Би, но расстояние растворяется в памяти так же быстро, как время. Вдруг в полной тишине, окутавшей его с первого мига после гибели, раздаётся гулкий звук, и Би с трудом определяет его название – колокол, опять звонят колокола, причём как раз в той стороне, куда он направляется. "Похороны, – точно определяет Бейонд, и осознание вспыхивает в его голове. – Они ведь меня хоронят! Но почему так долго, Роджер не мог привезти моё тело позднее, чем через неделю... А ещё в Токио был Ватари, так что было бы ещё быстрее..." Чистые звуки как будто прочищают его мозги (Что теперь там вместо них? Можно ли разрезать себя и посмотреть?) – он начал идти из Токио боги знают сколько лет назад. Но в мире живых, похоже, прошло гораздо меньше времени. Как это возможно? Очередной вопрос остаётся без ответа, и Би продолжает идти. Он начинает чувствовать что-то кроме любопытства – желание не удаётся распознать, и оно дразнит его, то появляясь, то исчезая и оставляя пустоту в груди. Он проходит Ла-Манш, Саутгемптон и прочий Хэмпшир, леса и холмы Винчестера, чтобы наконец среди зданий, где гуляют люди, увидеть хоть что-то кроме темноты и надписей. На земле лежит коробок спичек, и Би радостно хватается за него – со светом в руках будет проще понять, как устроена другая сторона. Но, поднеся горящую спичку к стене ближайшего дома, Би не видит ничего, кроме чëрной поверхности. Он прикасается к ней ладонью – и вдруг вспоминает, что ни разу не наткнулся ни на одну стену, пока шёл сюда. Невидимый навигатор словно защищал его от преград, и Бейонду не было нужды держать перед собой руки, как обычно делают в темноте. Он достал ладони из кармана после Токио впервые, чтобы поднять спички. "Неужели здесь нет ничего светлого, всё состоит из черноты?" – думает Би, и эта мысль неожиданно пугает его. При жизни он желал бы отгородить других от себя и отгородиться самому от других темнотой и не причинять вреда снова, не чувствовать боли. Но ему больше не нравится этот сон. Он больше не чувствует себя в безопасности в таком месте. Бейонд Бëздей хочет домой, где бы этот дом ни находился. И тогда он чувствует, что свет тут всё же есть – чувствует, но пока не видит. Это свет вёл его сюда через полмира за несколько живых дней, и его зов снова велит Би двигаться дальше. Словно следуя странной привычке, Би зажигает спичку за спичкой, продвигаясь по улицам прочь из города, как будто маленький огонëк поможет ему что-то увидеть. Спички не кончаются, даже когда он покидает город и направляется к месту чуть дальше, за старой оградой из металлических прутьев с крестами на концах. Ещё несколько поворотов – и свет наконец становится виден, пусть Би ещё не добрался до него. Свет холодный, но мягкий, словно тот, кто пустил его, просит о помощи, замерзая в темноте. Навигатор Би подтверждает – в конце пути не просто свет, но кто-то, выпустивший свет наружу, кто-то, зовущий Бейонда так громко, что дотянулся до другого края Земли. Би ускоряет шаг, касаясь стен, как на улице при жизни, а спички начинают заканчиваться. Он всё ещё в Винчестере? Всё ещё в Доме Вамми? Всё ещё в Небытии? Вопросы, одни вопросы, вот что он такое – загадка без ответа, потому что как только ответ найдётся, он перестанет существовать. Бесконечная тревога без права успокоиться, ведь покой – это смерть. Но он уже умер, верно? Теперь можно всë узнать, замереть и исчезнуть? Или так и будет ходить кругами во тьме, ловя призрачное видение? Очередной поворот оказывается последним, осталось пройти несколько шагов. Би держит последнюю спичку на уровне глаз, держась другой рукой за стену, хотя в этом нет необходимости – холодный свет заливает всё вокруг, и чёрные стены в нём кажутся белыми. Би не узнаёт лабиринт этих стен, такого не было в мире живых, не было в Доме Вамми – он словно спустился на другой уровень и даже не заметил этого. Осталось узнать, что в центре лабиринта. Бейонд Бëздей бросает последнюю спичку и делает последний шаг, чтобы зажмурить глаза от яркого света, а затем открыть их в изумлении. Перед ним маленькие босые ноги, белое платье, короткие волосы – больше не чëрные, но тëмно-русые, настоящие. Перед ним синие глаза и счастливая улыбка. Девочка-деревце, и свет разливается вокруг неё. Перед ним стоит A, и Бейонд Бëздей больше не видит над её головой числа. Имя, одно только имя.