— О чем ты думаешь чаще всего? — Наверное о том, какая жизнь меня ждет после того, как Джейдена не станет. Знаю, что он может поправиться, но лучше я подготовлю себя к худшему, чем буду жить одной лишь надеждой. — А о чем ты думаешь в данную минуту? — О том, что, как ни странно, мне слишком хорошо и спокойно с тобой.
***
— Ты уверен, что не хочешь остаться в больнице? — спрашивает мама, суетливо открывая дверь машины, чтобы выпустить Джейдена, будто он остался без обеих рук и не в состоянии сам себе открыть дверцу. — Если вдруг тебе станет хуже, тебе окажут моментальную помощь и уход, это разумнее, чем если бы… — Думаю, что хотя бы этот вопрос я могу решить сам, — выдавливает из себя улыбку Джей, а потом поворачивается ко мне лицом и скашивает глаза, показывая, насколько его достала наша мать. За последние дни я поймала себя на мысли, что мне комфортнее называть ее Самантой, а не мамой. Странное ощущение, ведь чем дольше я нахожусь дома, тем большую отстраненность я чувствую по отношению к ней. Возможно, все дело в том, что она окончательно слетела с катушек на почве здорового образа жизни. Заставила всю семью сесть на вегетарианскую диету, которая помогает «очистить организм» и снизить риск каких-то там заболеваний, так что теперь дома мы едим только сельдерей и картошку. Саманта постоянно ругает всех за то, что мы сидим в телефонах, потому что это опасно из-за излучения, которое может привести к раковой опухоли (мама вычитала это в интернете), а поход в церковь теперь стал обязательной шоу-программой каждое воскресенье. Некоторые семьи ходят по выходным в кино, а мы замаливаем грехи и просим помощи у Всевышнего, вот прикол. Клянусь, я бы лучше все воскресенье смотрела бездарный фильм «Такси», чем слушала часовые проповеди местных священников. Побывав на нескольких службах, Джейден сказал, что группа поддержки покажется для него самым крутым клубом по интересам. — Была бы ее воля, она бы засунула меня в пластиковый пузырь, — усмехается Джей. А вот мне, если честно, совсем не до смеха. Стеклянные двери больницы открываются, и медсестра в синей форме и с бейджиком на груди выкатывает инвалидное кресло, лучезарно улыбаясь, будто выносит свадебный торт молодоженам. — Привет, Джейден, — здоровается девушка. Она очень даже симпатичная — прямые рыжие волосы до плеч, худое лицо, румянец на щеках, яркие зеленые глаза, все лицо усеяно маленькими аккуратными веснушками. — Меня зовут Ким, я новая медсестра доктора Кейджа. — Новая медсестра или новая любовница? — шепчет мне на ухо Джей, и я сдавленно смеюсь. Когда Джейден прекращает улыбаться, он смотрит на это чертово кресло и хмурится, приподнимая бровь. Беру его за руку, крепко сжимая ладонь, а внутри разгорается необъяснимая злость — это кресло словно какой-то смертный приговор, будто если Джей сядет туда, то окончательно признает, что болен без всякой надежды на дальнейшую здоровую жизнь. — У меня, вроде как, — Джей смотрит вниз, играя носками кед, — две ноги, так что я смогу подняться на третий этаж, но спасибо за обслуживание, я напишу отзыв и поставлю больнице пять звезд, — он ехидно улыбается, рыжеволосая медсестра открывает рот, чтобы что-то сказать, но в итоге Ким лишь растерянно смотрит по сторонам и суетливо отодвигает кресло назад, давая нам пройти в больницу. — Это ведь для твоего же блага, — непонимающе тараторит Саманта, нервно поправляя свой дизайнерский шарфик на шее. Она не знает, что у нас с Джеем в ушах по одному наушнику, и мы практически не слышим ее. — Что плохого в том, чтобы тебя довезли на кресле? — Он не инвалид, Сэм, — вздыхает папа. — И может ходить сам. Не стоит отнимать у нашего сына то, что он в состоянии делать самостоятельно. Онкологическое отделение больницы не представляет из себя кинематографичного места, каким оно у меня сложилось благодаря просмотру медицинских сериалов — бледные голубые стены, на них синие таблички с номерами палат, повсюду стеклянные двери и окна, на медицинском посту толпятся несколько врачей, внимательно читая карты пациентов, чтобы затем быстро захлопнуть их и отправиться на обход. По коридору гуляют несколько пациентов, кто-то передвигается с капельницей, у кого-то на голове повязан яркий платок, явно служащий для того, чтобы скрыть отсутсвие волос, и от этой картины мое сердце сжимается до размеров изюма, но я стараюсь не подавать вида и убрать с лица выражение сострадания. Мы с Джейденом присаживаемся на кожаные диваны в приемном покое и ждем, когда за нами придет доктор Кейдж. Родители остались на входе в стационар — Джей их просто не пустил. Он не хочет, чтобы мама устраивала тут мыльную оперу со слезами и причитаниями о том, как несправедлива эта жизнь. — Прекрати дергать коленкой, — фыркает Джей, косо поглядывая на мою ногу. — Ты только меня еще больше нервируешь. — Прости, — неловко извиняюсь я и вытираю вспотевшие ладони о светлые джинсы. — Ты боишься? Мне кажется, что я нервничаю больше тебя. — Я не боюсь процедуры, — выдыхает брат, поправляя волосы. — Мне страшно из-за того, что будет со мной после. Не хочу целыми днями лежать на кровати и ждать, когда меня в следующий раз вывернет наизнанку. Джейден боится капельниц, слабости и тяжелого состояния даже больше смерти. Вспоминая то, каким он был раньше, как гонял с друзьями на машинах, участвовал в футбольных матчах и тусил по выходным в барах, мне чертовски сложно представить его после химиотерапии. — Если что, я всегда буду сидеть с тазиком около твоей кровати, — слабо усмехаюсь я. — Как раз-таки этого я бы хотел меньше всего, — Джей обнимает меня за плечи, притягивая к себе и целуя в макушку. — Не забывай, что ты для меня всегда останешься маленькой туповатой сестрой, и не смотря на все твои прошлые странные предпочтения в одежде, я бы хотел заботиться о тебе, а не наоборот. Хочу, чтобы я был твоим старшим братом, который в любой момент набьет морду очередному парню, заглядывающему тебе под юбку. Не хочу, чтобы твоя жизнь превратилась в работу сиделки — именно поэтому я был против твоего возвращения. Изо всех сил стараюсь сдержать слезы и просто быстро киваю, слабо улыбаясь. Внутри меня слишком много эмоций — и благодарность, и страх, и волнение, так что я теряюсь на несколько минут, стараясь себя успокоить. — Раз ты так хочешь быть моим старшим братом, тогда позволь мне заботиться о тебе, как это делала бы любая младшая сестра. — И когда ты стала такой хорошей? — подозрительно спрашивает Джейден, прищуриваясь. — В детстве ты брила мне ноги и прятала все шнурки от футбольных бутсов. — Потому что ты был говнистым братом, — пожимаю плечами я. — Это была месть за то, что ты не разрешал мне громко слушать музыку. — Конечно не разрешал, ты же слушала Тейлор Свифт, — цокаю языком, а затем встречаюсь с обеспокоенным взглядом зеленых глаз. — Лучше расскажи мне, как у тебя дела, а то я больше не могу сидеть и думать о химии. — Ну, — выдыхаю я, не зная, с чего начать, — сегодня первый футбольный матч сезона, мне нужно быть там, чтобы сделать снимки для альбома выпускников. — У тебя такой тон, словно тебя заставляют мыть человеческие трупы перед захоронением. Совсем не хочешь туда идти? — Мне… немного некомфортно на стадионах, — неуверенно отвечаю я, прекрасно понимая, что Джей знает, что я имею в виду. — Тем более, капитан футбольной команды Томлинсон, а мы с ним, вроде как, не очень-то и поладили. — Ты общаешься с Луи? — удивленно спрашивает Джейден, округляя глаза. Я много раз говорила с Джеем о том, что произошло с их дружбой, и искренне не понимаю, почему мой недалекий брат совершенно спокойно относится к тому, что Томлинсон бросил его в самый тяжелый момент в жизни. Если бы со мной произошло что-то подобное, а Гарри и Шей отвернулись от меня, думаю, я бы закидала их дома тухлыми яйцами, не меньше. — Не то, чтобы общаюсь. Нам задали сделать совместный проект в университете, так что это вынужденное коммуницирование. — Из-за чего тогда вы не поладили? — Томлинсон сует свой нос туда, куда не надо, — слишком возбужденно говорю я, ерзая на диване. — Мы никак не могли выбрать формат нашего проекта, этот конченый эгоист нашел мой блокнот с желаниями и предложил снять документальный фильм про меня и про вещи, которые я бы хотела успеть сделать в жизни. — Черт, Райлс, ты, видимо, окончательно отупела, — усмехается Джей. — Это же круто, почему ты не согласилась? Смотрю на брата так, будто он на серьезе сказал, что земля плоская. На секунду все слова из моей головы вылетают, и мне кажется, что я и вовсе не умею говорить, а потом думаю о том, почему Джейден считает эту идею хорошей, ведь в действительности она еще хуже собачьего дерьма, которое лежит на дороге под палящим солнцем. — Потому что это личное, а у него нет права интересоваться нашими делами, — обиженно отвечаю я, складывая руки на груди. Стараюсь успокоить нарастающую внутри злость на Джейдена, не понимая, зачем он расспрашивает про такие очевидные вещи. — Нашими? — тепло улыбается он. — Это твой список, Райли, твои желания. Будь он нашим, я бы обязательно вписал туда жесткий секс с Эммой Стоун и покупку Харлея. — Ты и жесткий секс? — издаю смешок я. — Это что-то на грани фантастики. Ты даже на школьном выпускном обычный секс в спортзале умудрился превратить в самый романтичный момент в жизни, расставив свечи и разбрызгав ароматизатор воздуха со вкусом шоколада. А все для кого? Для Кортни Лавейн, которая сейчас трясет своей чирлидерской юбкой перед Луи Томлинсоном, между прочим. — Я читал в журнале, что запах шоколада увеличивает возбуждение. — И в каком же журнале ты это прочитал? «Секс для чайников» или «Что нужно делать, если вы романтик-задрот»? — Знаешь что, сестренка? — Джейден суживает глаза, пронзая меня ехидным взглядом. — Попей говна, — я громко смеюсь, а затем слышу шипение и оборачиваюсь — какая-то женщина в шляпе с огромными полями слишком зло смотрит на меня, приложив указательный палец к ярко накрашенным малиновым губам. — Знаю, что желания в этом списке мои, но… — тяжело вздыхаю, нервно играясь с рукавами разноцветного свитера, — это ведь ты вдохновил меня на то, чтобы сделать этот идиотский список, мы писали его вместе, так что он наш. И я не хочу, чтобы кто-то вроде Луи Томлинсона использовал его в своих целях, чтобы получить «отлично» за проект. — Не думай о том, что это принесет ему, — пожимает плечами Джей. — Думай о том, что это принесет тебе. Ты никогда не соберешься с силами и не выполнишь все те вещи, которые написала, а Луи сможет тебе в этом помочь и дать пинка под зад. И я буду безумно рад, если ты успеешь сделать все, о чем мечтаешь, пока я с тобой. Хочу убедиться, что ты не струсила набить татуировку. — Не говори так, будто ты собираешь свои вещи и отправляешься на тот свет, — с упреком смотрю на брата, безмолвно осуждая его за такие мысли. — Райлс, ты ведь знаешь, что может случиться все, что угодно, — Джейден разворачивается ко мне лицом, подгибая под себя ногу, и успокаивающе гладит рукой по голове. — Знаю, что ты мечтала о другой жизни, и я не хочу быть тем, кто разрушит твои мечты. Ты приехала из Чикаго ради меня, Бог знает, на сколько, учишься в месте, которое всегда обходила стороной, общаешься с людьми, которые тебе не нравятся, вынуждена торчать в городе, который тебя раздражает и не вдохновляет. Я и так охренеть, как подгадил тебе, и мне бы хотелось, чтобы ты… жила. Чтобы ты делала те вещи, которые хочешь только ты, чтобы ты занималась любимым делом, строила свою жизнь дальше. У тебя может быть прекрасная жизнь, Райлс, но только если ты опять начнешь жить. Знаю, тебе странно будет это слышать, но Луи сможет помочь в этом. Возможно он не представляет, что значит для тебя этот список, но это неважно — важно лишь то, что он заставит тебя почувствовать каждую минуту твоей жизни, поверь, он это умеет. И я уверен, что когда Луи узнает тебя ближе, он все поймет и перестанет смотреть на это как на хороший проект. Поверь, я знаю, о чем говорю. Цепляюсь за каждое слово Джейдена, несколько раз открывая рот, чтобы возразить, но у меня не хватает сил и аргументов. Сейчас я хочу быть рядом с братом как можно больше, потому что не знаю, какой наш разговор может стать последним, когда я поймаю его взгляд на себе в последний раз, и это слишком сильно пугает меня. Иногда я не могу из-за этого спать. — Как я могу делать все эти вещи без тебя? — спрашиваю я, чувствуя, как дрожит нижняя губа. — Если я буду ходить на концерты и бить татуировки, зная, в каком паршивом состоянии ты находишься, мне захочется задушить саму себя. — Ты опять думаешь о том, как твои действия повлияют на меня, это неправильно. — Но ты и есть часть моей жизни, — непонимающе восклицаю я, снова получая шиканье женщины в шляпе. — Меня и так слишком долго не было рядом с тобой, так что я не собираюсь терять еще больше времени, развлекаясь с Томлинсоном. — Я скажу тебе одну вещь, надеюсь, ты хорошенько подумаешь об этом — живи не только за себя, но еще и за меня, ладно? Дверь в коридор открывается, и к нам направляется доктор Кейдж и его новая рыженькая медсестра, с которой они мило переговариваются. Халат доктора развивается, Ким восторженно на него смотрит, а я лишь закатываю глаза от того, что вся эта картинка до ужаса банально выглядит. Главный врач и его медсестра — какое клише. — Что ж, Джейден, — доктор Кейдж быстро пробегается по результатам анализов Джея, которые лежат в белой папке, и решительно захлопывает ее, отдавая Ким. — Все показатели в норме, мы можем начать первый курс химиотерапии. Джейден кивает и встает с дивана, нервно убирая каштановые волосы с лица. Ким приглашает его в процедурную, доктор Кейдж говорит, что придет через пару минут, а я упрямо шагаю за своим братом, в голове прокручивая сказанную им фразу. Джей останавливается около стеклянной двери и выставляет руку вперед, преграждая мне путь. — Туда ты не зайдешь, — решительно произносит он. — Какого хрена? Еще как зайду, я пойду с тобой. — Ты подождешь меня здесь и подумаешь о том, что я тебе сказал. Этот говнюк быстро заходит в палату, а медицинская версия Ким-пять-с-плюсом закрывает дверь прямо перед моим носом, виновато улыбаясь. Через секунду жалюзи процедурной закрываются, и у меня совсем не остается шансов увидеть, что будет происходить. От безысходности оглядываюсь по сторонам, вижу автомат в коридоре и, тяжело выдохнув, плетусь к нему, в кармане ища мелочь, чтобы купить шоколадку. — Вас проспонсировать, чтобы вы поставили нормальные указатели?! — слышу возмущенный голос у поста медсестер, но не оборачиваюсь, потому что полностью погружена в свои мысли. — У вас тут долбанный лабиринт, я что пришел на Турнир Трех Волшебников? Голос кажется слишком знакомым, решаю обернуться и удивляюсь, когда вижу Малика, спорящего с медсестрами. Зейн совсем не вписывается в спокойную обстановку больницы — его ярко-красный бомбер горит неоном на фоне бледных стен, рваные джинсы и высокие кроссовки делают его похожим на модель, которая только что приехала со съемок для журнала про мотоциклы за новой дозой прописанных антидепрессантов. — Пожалуйста, объясните, какого пациента вы ищите? — терпеливо переспрашивает медсестра, хотя по ее глазам видно, что еще секунда, и она будет готова вмазать Малику по его идеальному лицу. — Мне нужно травматологическое отделение, — нетерпеливо объясняет Зейн, размахивая руками. — Выдавайте всем посетителям карту и компас, потому что у вас в больнице вообще невозможно ничего найти! — Травматологическое отделение находится в восточном вестибюле на первом этаже. — И что мне это дает? — Это дает понимание, что вам нужно быстрее уходить отсюда, чтобы я не вырубила вас больничной картой, — взрывается медсестра, и когда Зейн открывает рот, чтобы вылить на бедную девушку тонну дерьма, я подхожу к нему, перебивая. — Что ты здесь делаешь? Приехал за лекарствами от бешенства? — МакКейн? — непонимающе спрашивает Малик, переключая все свое внимание на меня. — Моя шизанутая сестра сломала руку, а единственным, кто может приехать в больницу из всей нашей охренительно огромной семьи, оказался только я. — Тебе нужно в травму? Могу тебя проводить, — ловлю взгляд блондинки в белом халате, полный благодарности. — А ты тут экскурсоводом работаешь? — усмехается Зейн, и я уже жалею, что предложила ему свою помощь. — Если будешь столько болтать, я просто оставлю тебя здесь, чтобы ты дальше продолжал свое увлекательное путешествие по больнице. Может, к вечеру доберешься до своей сестры. Как только я разворачиваюсь и направляюсь обратно к автомату с шоколадом, Малик окликает меня и с видом измученного работника завода, кивает, словно разрешает мне сопроводить его величество до травматологии. Мы молча спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Неожиданно теплые лучи солнца, пробивающиеся сквозь плотные облака, приятно греют кожу, успокаивающий звук машин доносится с шоссе, и я бы немного расслабилась, если бы не бесконечно недовольные вздохи Зейна. — Ну что опять не так? Твои вздохи услышит даже наглухо контуженный. — Долго еще идти? — измученно спрашивает брюнет, надевая солнцезащитные очки. — У меня финальная тренировка перед матчем через полчаса, если я не успею, тренер и Томмо сожрут меня. — Твоя сестра сломала руку, — с укором напоминаю я. — Думаю, что здесь ты немного нужнее, чем на футбольном поле. — У нее две руки, а матч, открывающий сезон, всего один. Резко останавливаюсь, не веря своим ушам. — Да ладно тебе, МакКейн, не кипятись, а то все твое лечение от психоза пойдет насмарку. — Знаешь, я даже не хочу ничего говорить тебе, — раздраженно бросаю я, понимая, что вступать в полемику с Зейном бессмысленное занятие. — Моя сестра сломала руку, понятно, что я тут делаю, — начинает вновь Малик, когда мы заходим в травматологическое отделение. — А что здесь делаешь ты? — А вот это уже не твое дело. — Ладно, на самом деле я спросил это, чтобы поддержать беседу, я прекрасно понимаю, что ты здесь из-за Джейдена. Я бы разозлилась на Зейна за его прямоту, если бы он не говорил настолько очевидные вещи. Многие в университете знают, что Джейден болен, и когда Малик увидел меня в онкологическом отделении больницы, сложить два и два стало под силу даже ему. — Все так плохо, да? Тон Зейна меняется на аккуратный и мягкий, и я даже на несколько секунд теряюсь от таких перемен. Странно слышать от такого прямолинейного парня что-то, что наполнено волнением и искренним добрым любопытством. — Хуже, чем могло бы быть. Этой фразы достаточно для того, чтобы Малик понял, что больше эту тему поднимать не стоит. Как только мы заходим в отделение, Зейн сразу же срывается с места и бежит к регистратуре, пытаясь чересчур громко выяснить, в какой палате находится его сестра, а я ухожу обратно в онкологию, мысленно без конца прокручивая сказанную Джеем фразу «просто живи не только за себя, но еще и за меня».***
— Господи, тут народу, как на свадьбе принца Уильяма и Кейт Миддлтон, — бормочу в трубку я, пытаясь разглядеть на трибунах сидящих Гарри и Шей, и постоянно поправляю фотоаппарат, который свисает с моего плеча. — Я вытянула руку, видишь? — спрашивает Монтгомери, и среди кричащей толпы я пытаюсь разглядеть ладонь девушки с аккуратным маникюром. — Да, это очень помогло. Спасибо, подруга. На стадионе творится полный хаос — разукрашенные в бордово-белые цвета болельщики выкрикивают ободряющие слова, под ногами хрустит рассыпанный попкорн, подошвы кроссовок прилипают к полу из-за разлитого пива, девушки-чирлидерши стоят в проходе, весело тряся помпонами (и не только ими), прожектора светят так, что мне кажется, что к концу вечера я точно ослепну. Играет какая-то зажигательная музыка, чтобы раззадорить зрителей, а я пытаюсь протиснуться сквозь ряды, чтобы добраться до своих друзей. В меня постоянно тычут огромными надувными пальцами с надписью «Оклахома Сунерс #1!», в ушах гудит от бесконечного звука самых разных инструментов, а над головой летают орехи и, господи Боже, сосиски из хот-догов. Прямо какой-то случайный ренессанс. — О, — передо мной появляется шатен, которого я уже точно видела раньше. — Райли, да? Я Найл, сосед Луи, мы виделись с тобой недавно. — Да, точно! — стараюсь перекричать восторженно орущую толпу и улыбаюсь. — Ты тут один? — спрашиваю я, оборачиваясь по сторонам, чтобы разглядеть, с кем пришел Найл. — Нравится ли мне Берлин? — переспрашивает парень, и я усмехаюсь — из-за этого гула совсем не слышно, что мы говорим друг другу. — Нет, я спросила, ты тут один? — А, да, пришел поддержать Томмо. Первый матч сезона еще важнее, чем эпиляция бикини, и лучше не спрашивай, откуда я это знаю. Я смеюсь, качая головой, а Найл, улыбаясь, пожимает плечами, будто эпиляция бикини для него обычное дело. — Я пришла с друзьями, не хочешь к нам присоединиться? — задаю вопрос, потому что не могу оставить здесь такого хорошего парня одного, и когда Хоран охотно кивает, понимаю, что все сделала правильно. — Подожди секунду, мне нужно кое-что взять! — Адам Левин твой зять? — Я говорю, нужно кое-что взять! Парень наклоняется, собирая с трибуны свои вещи, и через секунду в его руках появляется литровый стаканчик с газировкой, несколько пакетов орехов, чипсы и два горячих хот-дога. — Ты же сказал, что пришел один, — удивленно смотрю на количество еды в руках Найла, а он лишь фыркает и беззаботно пожимает плечами. — Ну да, это я взял себе на первый тайм. Усмехаюсь и зову парня за собой. Кружим по стадиону минут пять в поисках Шей и Гарри, один раз я даже задеваю какого-то мужчину своим фотоаппаратом по лысой голове, но решаю быстро смотаться с места маленького преступления. Когда я замечаю знакомую копну кудрявых волос, то с облегчением выдыхаю, радуясь, что больше не придется дефилировать между бордовыми трибунами. — Я уже собиралась вызывать поисковый отряд, — усмехается Монтгомери, крепко обнимая меня. — Привет, я Шей, — подруга дружелюбно протягивает руку Найлу, и он магическим образом перекладывает годовой запас еды в одну ладонь, чтобы приветливо поздороваться. — Это тот парень из кружка фотографии, о котором ты говорила? — шепчет на ухо Гарри. — Нет, это Найл, сосед Луи, и в отличие от него, Хоран хороший парень, будьте с ним милыми. Пока ребята знакомятся, замечаю внизу какое-то оживленное движение, а затем прислушиваюсь — ругань четко выделяется на фоне хоровых выкриков футбольных кричалок, и я даже не удивляюсь, когда понимаю, что эпицентром ссоры является Малик. — Слышишь? — парень делает вид, что прислушивается. — Всех ведьм созывают на шабаш, так какого хрена ты все еще здесь? — Мне только что звонили из приюта для собак и сказали, что у них сбежала противная шавка, которая постоянно тявкает, по описанию ты очень на нее похож, — спокойно отвечает Дестини, и сперва я даже не верю своим глазам, что застала такую коллаборацию. Честейн стоит, сложив руки на груди, прямо напротив Зейна в футбольной бордово-белой форме с номером двенадцать. Дес равнодушно поправляет фиолетовое каре, красная помада идеально смотрится на пухлых губах, а ее одежда заставляет думать, что девушка сбежала с рокерской Коачеллы. Замечаю за этой парочкой стоящего позади Лиама в бейсболке и решаю спуститься вниз, чтобы выяснить, в чем дело. Адам равнодушно сидит на трибуне, закидывая в рот орешки один за другим, а Бьянка в это время покупает у разносчика еды огромную порцию пончиков в сахарной пудре. — Привет, ребята, — здороваюсь я исключительно со своими коллегами по кружку. — Что происходит? — О, отлично, видимо шабаш затрахался тебя ждать и решил прийти сам, — недовольно бубнит Малик, увидев меня. — Если честно, я и сам ни черта не понял, — усмехается Пейн, поправляя козырек серой бейсболки. — Пришел на свое место, а тут уже какие-то разборки. — Я случайно толкнула этого придурка, и он наступил на футбольное поле с левой ноги, что бы это не значило, — устало объясняет Честейн, потирая переносицу. — Вы что, из-под камня выбрались? Все футболисты должны ступать на поле с правой ноги, чтобы выиграть матч, а из-за этой любительницы косплеев, я шагнул с левой! — О, да, вот это проблема, — издаю смешок я. — Зи, — около скамейки запасных появляется Томлинсон, — хватит собачиться, у нас матч через десять минут! — Томмо, это провал! — ноет Малик, пробегаясь рукой по волосам. — Я ступил на поле с левой ноги, матч обречен. — Матч будет обречен, если ты не подберешь свои яйца и не выйдешь на поле через секунду! Малик, что-то бормоча себе под нос, открывает решетчатую калитку и выходит на зеленый газон, пока Дестини гордо выставляет средний палец вперед. Ловлю на себе взгляд Томлинсона, и, должна признать, выглядит он слишком круто: футбольная форма с номером двадцать восемь до ужаса ему идет, слегка слипшаяся от разминки челка падает на глаза, короткий рукав футболки обнажает все бессмысленные татуировки на его руках, а глаза светятся ярко-голубым из-за света прожекторов. Луи кивает мне с легкой улыбкой на лице, словно мы даже не ругались, а я стою, как полная идиотка, и не знаю, как мне себя вести. Томлинсон хлопает по плечу все еще не успокоившегося Зейна, и они вместе убегают на свою половину поля. — Какие же футболисты обмудки, — подытоживает Дестини, присаживаясь на бордовую лавочку. — Все, кроме Зейна, — восторженно вздыхает Бьянка, устремившая влюбленный взгляд в сторону Малика, и еще крепче сжимает пухлыми пальцами огромную картонную тарелку с пончиками. — Он такой безупречный. — Алло, Харрис! — Дестини машет перед Би руками, отчего та часто моргает, обращая внимание на нас. — Он только что как следует пропоносил меня за то, что я случайно толкнула его, и после этого он для тебя идеал? — Хреновые у тебя идеалы, Би, — безынтересно вставляет Адам. — Он просто очень экспрессивный, обожаю это в мужчинах. — Раз ты носишь этот детский фиолетовый свитер, видимо, мужчины не очень-то обожают тебя, — раздраженно говорит Честейн, а Харрис только непонимающе смотрит на свой пушистый свитер, поправляя оранжевые очки. — Привет, Райли, — лучезарно улыбается Лиам. — Рад тебя видеть, — наконец по-человечески здоровается парень. — Я тоже рада видеть тебя, — улыбаюсь в ответ, неловко переступая с ноги на ногу. Слава богу, между нами стоит скамья, иначе мне было бы в сто раз неудобнее перед Пейном из-за того, что я не знаю, стоит ли мне его обнимать или можно ограничиться лишь приветливой улыбкой. — Классно выглядишь. — Эм, — смотрю вниз на свою огромную клетчатую рубашку и свободные джинсы, и усмехаюсь, — спасибо. Да уж, я тут явно королева красоты. — Мы с друзьями сидим чуть выше, если хотите, можете присоединиться, — указываю большим пальцем за спину. — Я пока пойду сделаю пару кадров. Останавливаюсь перед калиткой, делая глубокий вдох. Мне всего лишь нужно несколько минут на поле, вот и все. Просто сделать немного фотографий, ничего страшного не случится. Выхожу на ярко-зеленый газон и аккуратно прохожу по краю, чтобы, не дай Бог, не получить футбольным мячом по голове. Сердце бешено стучит, готовое проломить ребра и выскочить из груди, чтобы на матче футболисты играли им вместо мяча. Слева разминается команда противников в желто-зеленой форме, прохожу чуть дальше, занимая самый центр, потому что знаю, что через несколько секунд на поле выбежит группа поддержки. Раздается «One Dance» Дрейка, и девочки в коротких бордовых юбках с помпонами наперевес выбегают на поле, и меня уже бесят их широкие улыбки. Понимаю, что уже есть парочка отличных кадров, но все равно продолжаю фотографировать чирлидерш, чтобы потом они не ныли из-за того, что в выпускном альбоме слишком мало их фотографий. В самом центре сексуально улыбается Кортни Лавейн, и мне хочется вмазать ей фотоаппаратом прямо по лицу. Она несколько раз посылает взгляд «хочу тебя трахнуть» в сторону Луи, и от этого злость разжигается еще больше, но я концентрируюсь на фотографиях. Все громко аплодируют и свистят, когда танец заканчивается, и я уверена в том, что парочка ботаников-девственников ушли со стадиона, пытаясь избавиться от эрекции. Я уже собираюсь подняться на трибуны, как слышу противный писк микрофона и недовольный возглас толпы, а затем знакомый хрипловатый голос. — Простите, — по микрофону аккуратно бьют несколько раз, пытаясь избавиться от писка, и я оборачиваюсь — прямо посередине зеленого поля стоит Луи Томлинсон, который вертит микрофон в руках, словно пытается удержать скользкую змею. — Простите, ребят. Прежде, чем начать матч, я бы хотел, чтобы все поприветствовали наших соперников, — стадион наполняется громкими аплодисментами и свистом. — Да, спасибо, ребят, вы самые лучшие болельщики! — все снова гудят и свистят, и мне до ужаса хочется приложить ладони к ушам. — Есть еще одна вещь, которую я хотел бы сказать, — Луи прокашливается, выставляя указательный палец вперед, показывая своей команде, что ему нужна буквально минута. — Недавно я сильно облажался перед одной девушкой — взял личную и дорогую для нее вещь без спроса, так что сейчас самое время извиниться. Я знаю, что ты сейчас здесь, так что… прости меня, ладно? Я правда не хотел тебя обидеть или задеть, но, если хочешь, по праву можешь называть меня конченым вымудком, я не буду возражать. Прости, хорошо? Толпа издает самый громкий звук умиления, который могут услышать даже в Калифорнии, а затем все снова начинают аплодировать, хваля Луи за смелость. Замечаю, как Кортни непонимающе смотрит на Томлинсона, ее подруги пытаются узнать, извинялся ли Луи перед ней, а потом ловлю мимолетный взгляд парня на себе. Он быстро подмигивает, и неожиданно для себя я усмехаюсь. Вот же идиот. Стараюсь стереть идиотскую улыбку с лица, чтобы никто не подумал, что Луи обращался ко мне, и поднимаюсь на трибуны, чтобы сфотографировать довольных болельщиков.***
— Интересно, перед какой девушкой извинялся Томлинсон? — вслух задает вопрос Шей, не ожидая на него никакого ответа. — Может, перед Кортни, — пожимает плечами Гарри. — Нет, это же… Кидаю в сторону Найла убийственный взгляд, заставляя молчать. Парень округляет глаза и теряется на несколько минут, подбирая слова, чтобы меня не выдать. — Зная Томмо, он мог решить извиниться сразу перед всеми девушками, с которыми он переспал и бросил на следующее утро, — выдает шатен. — А вот это уже больше похоже на правду, — кивает Монтгомери. Большая половина болельщиков уже покинула стадион, и мы ждем, когда очередь на выходе станет минимальной, чтобы не толпиться около ворот. — Как тебе работа на матче? — спрашивает Лиам, подсаживаясь рядом со мной. — Успела поймать удачные кадры? — Да, парочка охренительно крутых точно есть, — гордо улыбаюсь я. Странно, но на эти полтора часа я забыла абсолютно обо всем — о Джее, его болезни, отношениях с Самантой, ссоре с Томлинсоном. Извиниться перед всем стадионом — выходка вполне в его стиле, но мне почему-то это безумно приятно. Кто бы мог подумать, что на футбольном стадионе мне может быть так легко. И тут в мою голову врывается мысль о том, что может быть Джейден прав? Да, Томлинсон без спроса взял и прочитал мой блокнот с желаниями, да он хочет воспользоваться этим в своих целях, чтобы получить хорошую оценку за проект, но разве это как-то отражается на мне в негативном ключе? Есть столько вещей, которые я хочу сделать, но никак не могу собраться и решиться, и чем дольше я это оттягиваю, тем призрачнее становится вероятность того, что я вообще когда-нибудь осуществлю все, о чем мечтаю на данный момент. Я смирилась с тем, что моя жизнь в Нормане превратится в персональный ад, состоящий из бесящих людей и скучной не вдохновляющей обстановки, где я не смогу развивать свой навык фотографии в полной мере, но может это то самое время, когда можно сжать свою задницу и сделать все, что написано в моем блокноте? Вдруг у меня больше никогда не будет возможности набить татуировку? Я повзрослею, эти подростковые желания уйдут, а в старости я буду жалеть о том, что так и не решилась набить на теле какую-нибудь бессмысленную хрень? Вдруг я ни разу в жизни не убегу от полиции и не побываю на чьей-нибудь свадьбе? Вдруг я просто не успею сделать все это? Потому что каждый раз, когда я смотрю на Джейдена, в моей голове с грохотом пульсирует мысль о том, что жизнь слишком коротка. Не знаю, говорил ли Джей искренне или он просто хотел меня подбодрить, заверяя, что совершенно не против того, чтобы я училась жить без него, но… черт, это ведь будет самым эгоистичным поступком в мире, да? Но, в конце концов, я уже здесь, в Нормане, я никуда не собираюсь уезжать, так что я автоматически буду проводить времени с Джеем больше, чем тогда, когда я была в Чикаго. — Классные ботинки, — Лиам кивает в сторону обуви Стайлса. — Винтажные? — Выкуси, Шей, — победно улыбается Гарри, весело танцуя носками своих уродских ботинок «челси». — Лиаму нравятся мои ботинки, сразу видно, у кого тут хороший вкус. — В таком случае, может Лиаму понравятся твои разбросанные носки, и с тобой съедется он, а не я? — Я отлично готовлю пасту, — кивает Пейн, и я ловлю его взгляд на себе, словно парень завуалировано приглашает меня на свидание, где я смогу попробовать его безупречную пасту. — Тогда я торжественно заявляю, что готов съехаться с Лиамом прямо сейчас. Ребята смеются, и мне до жути неудобно прерывать их разговор. Я рада, что они познакомились и нашли общий язык, поэтому стою и переминаюсь с ноги на ногу, думая, что мне делать. — Нет, — качает головой Найл, запихивая в рот жареный бекон, который он достал непонятно откуда. — Я больше по кроссовкам, они гораздо удобнее, чем ботинки. — Сколько всего ты съел за вечер? — задает вопрос Дес, удивленно смотря на то, как Хоран не перестает жевать. — Тебя не увезут на скорой с отравлением? — В жизни существует только два удовольствия — есть жареный бекон и заниматься сексом, — гордо произносит Найл, будто заканчивает политическое выступление перед главами государства. — Я теперь даже не знаю, — улыбается Стайлс, — что может звучать более правдиво, чем это. Почти все уже разошлись, но ребята не спешат уходить. Боковым зрением замечаю, как футбольная команда нашего университета выходит из раздевалки, громко смеясь — конечно, они ведь выиграли сегодняшний матч. — Я отойду на минуту, ладно? — кидаю я, не уверенная, что хоть кто-либо меня услышал, и срываюсь с места, быстрым шагом стараясь пересечь поле и нагнать Луи. Надо решаться, МакКейн. Не стоит откладывать всю жизнь на потом. — Томлинсон! — зову я, но футболисты даже не слышат меня. — Луи! — громче говорю я, и все парни оборачиваются. Стою, как вкопанная, потому что оказаться под пристальным вниманием двенадцати футболистов оказывается не таким уж и легким делом, и пытаюсь сообразить, что бы такого сказать, чтобы не показаться глупой фанаткой капитана команды. — Эм… можно тебя сфотографировать? — приподнимаю фотоаппарат и глупо улыбаюсь. Отлично, Райли, теперь-то точно никто не подумает, что я гребаная сталкерша, которая собирает снимки с Луи Томлинсоном и вешает их у своей кровати, целуя на ночь и желая сладких снов. — Я вас догоню, — кивает Луи парням, и они, к счастью, уходят, громко обсуждая сегодняшнюю победу. Томлинсон поправляет лямку спортивной сумки и вскидывает брови, ожидая, когда я начну говорить. Он точно понял, что я не собираюсь его фотографировать. — Жест с извинением был очень… широким. — Я умею удивлять, — довольно улыбается он. — Но можно было бы сделать это и лично. — Брось, я специально даже твоего имени не сказал, чтобы тебя не смущать. А лично ты со стопроцентной вероятностью даже не стала бы меня слушать. Что ж, он прав. Черт. — И раз уж ты сейчас стоишь здесь, — улыбка расплывается на лице шатена, — значит ли это, что я прощен? — Да, — стараюсь не улыбаться как полная дура, но выходит у меня паршиво. — Ты прощен. — Приятно это слышать, МакКейн. Мы стоим и смотрим друг на друга как два нерешительных подростка. Точнее, нерешительным подростком сейчас являюсь я, Луи скорее походит на раскрепощенного сексуального парня, который терпеливо ждет, когда я решусь сказать что-то еще. — Как ты? — спрашивает Томлинсон. — Зейн сказал, что видел тебя сегодня в больнице. — Все нормально, — отмахиваюсь я. — Джейден проходит курс химиотерапии, так что… Останавливаюсь на половине фразы, не подобрав подходящих слов. Луи кивает, прокашливаясь, чтобы хоть как-то убить неловкую тишину, повисшую между нами, а я слишком тупо перекатываюсь с пятки на носок. — Ты как-то подозрительно себя ведешь, МакКейн, — прищуривает глаза Луи, недоверчиво окидывая меня взглядом. — Только не говори, что ты хочешь, чтобы я расписался у тебя на груди. — Расписываться там особо не на чем, так что ты сам не захочешь этого делать. Кто-нибудь, просто достаньте кляп и закройте мне, нахрен, рот! Томлинсон мягко смеется, и я обессиленно запрокидываю голову назад, вглядываясь в уже потемневшее ясное небо, на котором рассыпались тусклые звезды. — Слушай, если ты хочешь поговорить о проекте, то… не парься, я попрошу мистера Тинчера, чтобы нам нашли новую пару или разрешили делать проект по одиночке. — Вообще-то, именно об этом я и хочу с тобой поговорить. Либо сейчас, либо уже никогда. Давай, решайся, МакКейн. Просто живи не только за себя, но еще и за меня, хорошо? Достаю из рюкзака потрепанный желтый блокнот и протягиваю его Луи. Он непонимающе смотрит на него, не решаясь взять в руки, и тогда я закатываю глаза. — Так и будешь пялить на блокнот, будто я протягиваю тебе Святой Грааль? — Черт тебя знает, МакКейн. Вдруг как только я до него дотронусь, ты заорешь благим матом и скажешь, что я конченый вымудок? — Кстати, я имею полное право тебя так называть, — самодовольно усмехаюсь я. — Ты сам так сказал. — Один-ноль, — издает смешок Томлинсон и забирает блокнот из моих рук, дотрагиваясь своими пальцами моих и аккуратно его открывая. — Я бы никогда не согласилась на это, если бы не Джейден, — говорю я, пока Луи снова пробегается взглядом по моему списку желаний. — Мы сделали этот список тогда, когда только узнали о его болезни. Мне тогда казалось, что и у меня времени слишком мало, словно… не знаю, словно когда умрет он, умру и я, поэтому я была уверена в том, что мне нужно выполнить все эти вещи как можно скорее. Томлинсон внимательно слушает меня, прикусив губу. Во взгляде голубых глаз сияет интерес вперемешку с сожалением, и я ловлю себя на мысли, что слишком долго пялюсь на него, и быстро перевожу взгляд на блокнот. — Потом я уехала учиться в Чикаго и забыла про этот список, а когда вернулась… Не знаю, как объяснить это, просто я поняла, что если не сделаю все это сейчас… — То вряд ли когда-нибудь найдешь в себе силы? — Да. Выдыхаю, пытаясь собрать множество слов, которые крутятся в голове, в четкое предложение. — Знаю, я повела себя как капризная стерва, когда накричала на тебя из-за этого блокнота, просто меня взбесило то, что ты нашел такую личную вещь, так еще и прочитал это. — Никто не знает о том, что у тебя есть список вещей, которые ты хочешь успеть сделать до того, как умрешь? — удивленно спрашивает Луи, и я качаю головой. — Даже Стайлс с его подружкой? — Об этом знает только Джей. И если мы беремся за проект, я бы хотела, чтобы ты не рассказывал об этом каждому встречному. — Подожди, — Томлинсон выставляет руку вперед, слегка улыбаясь. — Ты сказала «если мы беремся за проект»? — Тебе нужен слуховой аппарат или что? — Странно слышать от тебя это, учитывая то, что недавно ты была против. — Джейден убедил меня в том, что это хорошая идея. А еще он сказал, что кто, если не ты, поможешь мне осуществить все, что написано в этом блокноте. Губы Луи трогает мягкая улыбка, он опускает взгляд вниз, вновь читая строчки, написанные синими чернилами. Я знаю, что сейчас он думает о Джее и их прежней дружбе, но на сегодня личных разговоров достаточно, так что я решаю не поднимать эту тему. Пока что. — Значит ты хочешь, — Томлинсон закрывает блокнот, убирая его в карман спортивной сумки, — чтобы мы все-таки сняли документальный фильм о том, где ты исполняешь все свои желания? — твердо киваю. — И ты не передумаешь через день или через неделю и не пожалеешь, что связалась со мной? — Звучит, как угроза. — Считай, это она и есть. — Я не передумаю, — уверяю я. — В таком случае, — Томлинсон роется рукой в сумке, доставая оттуда помятый листок и ручку, — сделаем договор. Луи кладет листок на коленку и что-то пишет на нем около минуты прежде, чем протянуть его мне. — Договор, — начинаю читать я. — Я, Луи Томлинсон, режиссер лучшего проекта на свете, официально заявляю, что готов терпеть все закидоны Райли МакКейн в течение нашей совместной работы. В свою очередь Райли МакКейн обещает, что не даст заднюю и будет исполнять все желания под четким руководством главного режиссера. Срок данного договора истекает в день, когда мы успешно защитим нашу работу. Претензий к партнеру не имею, — дальше стоит роспись Луи, а следом за ней пустое место. Беру ручку, которую с фирменной улыбкой протягивает мне Томлинсон, и подписываюсь, тихо усмехаясь. — Ты же понимаешь, что теперь никуда не денешься, МакКейн? — улыбается Луи, делая несколько шагов в сторону выхода футбольного поля. — Надеюсь, я не пожалею об этом.