— Ты способна на что-то безумное? — Сомневаюсь, во мне слишком много необоснованных страхов. — Например? — Боюсь быть осужденной, боюсь сделать что-то плохо, боюсь обидеть или сделать больно, боюсь неверного решения. — Звучит так, будто ты боишься жить.
***
— МакКейн, ты меня слышишь? Чувствую, как Томлинсон трясет меня за плечи, пытаясь вывести из какого-то странного состояния полусна. Луи обхватывает мое лицо руками, заставляя посмотреть на себя, да вот только мое зрение сейчас больше похоже на объектив фотокамеры, которую трогали грязными пальцами — все вокруг мутное и размытое. — Райли, ты слышишь меня? — снова повторяет он. Я тебя слышу, Луи, просто у меня нет сил, чтобы ответить тебе, как бы я этого не хотела. Делаю глубокий вдох, словно только-только выныриваю с огромной глубины — холодный воздух обжигает легкие, голова начинает кружиться, и я пошатываюсь, но Томлинсон слишком крепко меня держит, не позволяя упасть. Реагирую на громкую музыку, которая доносится из проезжающей мимо машины, смотрю в сторону, но по-прежнему ничего не вижу кроме мерцающих фар и мигающего светофора. Джейден в больнице — это все, что мне удалось понять из несвязанной речи Саманты, потому что все остальные слова сопровождались постоянными всхлипами и шуршанием в телефоне. Оказывается, этой информации, уместившейся в одно короткое предложение, мне достаточно, чтобы поймать ощущение паники. Такое чувство, будто земля под моими ногами с каждой секундой крутится все быстрее, а я отчаянно пытаюсь бежать вперед, чтобы удержать равновесие и не упасть. Джейден в больнице. Что с ним случилось? Несчастный случай, реакция на химиотерапию или прогрессирующая болезнь? В каком он сейчас состоянии? Где родители? Ответы на все эти вопросы я получу, если соберусь в кучу и не буду устраивать тут эпизод из драматического сериала, где все собрались для того, чтобы успокаивать меня. Мне нужно собраться. Давай, МакКейн. Насчет три. Один. Два. Три. Собственные мысли работают как мощная пощечина, крепко зажмуриваюсь, вдыхаю пропахший бензином и кокосовым кофе воздух, резко открываю глаза, и первое, что вижу — обеспокоенный взгляд Луи. — Джейден в больнице, — наконец выпаливаю вслух я, чувствуя, как прихожу в себя после минутного транса. Прохладный ветер больно ударяет по щекам, пальцы рук моментально мерзнут, и я сильнее укутываюсь в свой тренч. Руки Томлинсона крепко держат меня за плечи, словно он не верит тому, что со мной все в порядке, словно ждет, когда я в очередной раз запнусь и упаду, чтобы поймать. — Боже, какой ужас, — тихо произносит Бьянка, прикладывая ладонь к губам. — Неизвестно, что с ним? — Не знаю, я ни черта не разобрала из того, что говорила мама. Где-то на фоне смеются подростки, если прислушаться можно даже услышать музыку, играющую в доме Чейза, и я бы согласилась подраться с кем угодно, я бы еще несколько часов спорила с Зейном и Дестини, я бы сделала тысячи снимков, лишь бы не слышать новость, которой я так боялась. — Пойдем, — решительно произносит Томлинсон, головой указывая в сторону, откуда мы только что пришли. Луи хватает меня за руку, а я даже не успеваю спросить, что он задумал. Вряд ли он хочет меня отвлечь, вернувшись на вечеринку, хотя у этого парня богатое воображение, он может придумать все, что угодно. Слышу шаркающие частые шаги Бьянки — она быстро перебирает ногами, чтобы успеть за нами с Луи. — Куда мы идем? — Мы едем в больницу, не тупи, Райлс, — Томлинсон смотрит по сторонам, когда мы переходим дорогу, и продолжает волочить меня за собой, словно тряпичную куклу. — Если сейчас позвонишь родителям, они не дадут тебе четкого ответа, потому что находятся примерно в таком же состоянии, и это если они вообще возьмут трубку. Они точно с Джеем, а когда происходят спонтанные поездки в больницу, людям обычно не до телефона. Причину проблемы нужно узнавать у сторонних источников, и в данном случае, это врачи. Можешь конечно поехать домой и мучаться в ожидании того, когда твоя мама успокоится и выложит тебе все, что случилось, но зная Саманту, ждать тебе придется очень долго, ты за это время накрутишь себя по полной программе. Поэтому мы едем в больницу. Моя машина припаркована у дома Чейза. — Нет, стой! — резко хватаю его ладонь, останавливая, и разворачиваю парня к себе лицом. — Ты час назад курил травку, ты не сядешь за руль. — Знала бы ты, в каком состоянии я бывал за рулем, — издает смешок Томлинсон. — У тебя бы сейчас даже не проскочило и мысли о том, что водить после травки плохо. — Нет, Луи, ты не сядешь за долбанный руль, — громче говорю я. — Тебе не кажется, что сейчас нет времени на то, чтобы искать другие варианты? — раздраженно бросает парень, раскинув руки в стороны. — Я вызову такси, я… не знаю, поймаю машину, но я не сяду в твою, только не тогда, когда ты в таком состоянии. — Пятница вечер, МакКейн, ты будешь ждать такси до завтрашнего утра, а за рулем обычных авто в этом квартале сейчас сидят подростки, обдолбанные чем-то похуже, чем травой. — У меня есть водительские права, — говорит Харрис, пытаясь отдышаться от маленького марафона. — Получила их месяц назад, так что могу повести. Томлинсон удивленно смотрит на Бьянку, будто она только что призналась в том, что убила Джона Леннона, а затем выжидающе смотрит на меня, ожидая ответа. Была бы его воля, мы бы уже во всю гнали по дороге в сторону больницы, но я точно не окажусь в салоне машины, если он будет за рулем. — Бьянка поведет, — коротко говорю я, смотря на блондинку. — Месяц назад? — в ужасе спрашивает Томлинсон, проводя рукой по капюшону толстовки на голове. — И куда ты успела доехать за это время? До ближайшего магазина с конфетами? — Я каждое воскресенье вожу бабушку в церковь, — тихо отвечает Харрис, пухлыми пальцами поправляя почти прозрачную оправу очков. — Эта церковь через дорогу? — Нет, — гордо заявляет Бьянка, взмахивая кудрями. — Через две улицы от нашего дома. — Прекрасно, — Луи раздраженно разводит руки в стороны. — Я вожу машину уже четыре года, МакКейн, подумай, кто быстрее сможет привезти тебя к Джейдену. — Я не хочу, чтобы тебя лишали прав, а еще больше не хочу, чтобы мы попали в аварию, и моей маме пришлось бы навещать в больнице не одного ребенка, а двух, — выпаливаю я, чувствуя, как горят мои щеки. — Тебе ли об этом не знать, Томлинсон. Луи резко замирает, словно я только что дала ему пощечину. Он кивает несколько раз, закусывая губу, тщательно обдумывает сказанные мной слова, вид у него такой, будто мы сейчас находимся в тюрьме, а у Томлинсона есть несколько минут, чтобы придумать план побега из камеры. — Ладно, — сдается он и достает из кармана джинсовки ключи от машины. — Бьянка поведет. Томлинсон кидает их прямо в руки Харрис, но та совсем не ожидает такого действия, поэтому не успевает их поймать. Я точно знаю, что сейчас Луи раздраженно закатывает глаза, но не могу в этом убедиться, потому что бегу к заднему сидению машины, резко открывая дверь. Луи садится впереди, внимательно следя за каждым движением Бьянки, и я готова поспорить, что так на нее не смотрел даже экзаменатор по вождению. Харрис с нескольких попыток вставляет ключ в замок зажигания, и спустя несколько секунд машина заводится. Бьянка дрожащими руками пристегивается, ерзает на сидении, настраивая зеркала, а потом включает радио, тратя время на поиск нужной волны. — Может, закажем пиццу? — предлагает Томлинсон. — У нас ведь полно времени, мы совершенно не торопимся. — Простите, я могу ехать только под правильную музыку, она меня успокаивает, — испуганно произносит блондинка. Этой правильной музыкой оказывается радио, на котором крутят хиты двухтысячных, так что трогаемся с места мы под самую известную песню Ванессы Карлтон. — Спокойно едем и смотрим по сторонам, готовясь остановиться, если вдруг пробежит пешеход, — бубнит себе под нос Бьянка, комментируя каждое свое действие. Луи то съезжает с сидения, то вновь поднимается, пытается закинуть ногу на ногу, не знает, куда ему деть руки — видно, как неудобно ему находиться в машине в роли пассажира, особенно когда за рулем такой неуверенный водитель. Мимо нас проносятся автомобили, проскакивая на желтый, кто-то сигналит нам в задницу и обгоняет, но Харрис сосредоточенно смотрит на дорогу, не позволяя сторонним факторам ее отвлекать. — Ты что, полную тарелку с супом на своей голове везешь и стараешься не пролить? Такими темпами мы доедем к завтрашнему утру, — взрывается Луи, когда кто-то в очередной раз награждает нас протяжным гудком и недовольными криками из машины. — Посигналь себе в задницу, мудила! У меня ученица за рулем, ты тоже когда-то впервые сел в тачку, ушлепок! Господи, если бы кто-то несколько месяцев назад сказал мне, что я буду ехать в одной машине с любительницей кокосового кофе, пряников и Зейна Малика и самоуверенным капитаном футбольной команды под песню Ванессы Карлтон, я бы точно покрутила пальцем у виска и рассмеялась этому человеку в лицо. Смотрю на то, как Томлинсон учит Бьянку быстрее выкручивать руль и объясняет, что педаль газа создана для того, чтобы ехать как нормальные люди, а не тащиться, словно раненные олени, и издаю смешок. Затем еще один и еще — усмешки превращаются в беззвучный смех, и на это обращает внимание Луи. — С тобой все в порядке, Райли? — ловлю обеспокоенный взгляд Харрис в зеркале заднего вида, но никак не могу остановиться смеяться. — Я тоже в шаге от того, чтобы моя крыша слетела к черту от такого вождения! Кто тебя учил управлять тачкой, Бьянка? Безрукий пират? Господи, мой брат сейчас в больнице, а я смеюсь как полная идиотка. Но я ничего не могу с собой поделать — то ли это от стресса, то ли от забавной картинки перед глазами, то ли травка на меня действует с опозданием, но я продолжаю смеяться, даже не пытаясь остановиться. — Просто, — говорю сквозь смех я, вытирая выступившие слезы рукавом бежевого тренча, — никогда бы не подумала, что мы с вами окажемся в одной машине, это так нелепо. Луи и Бьянка переглядываются, наверняка думая, что я совсем лишилась рассудка на почве нервов, и я откашливаюсь, пытаясь наконец остановить смех. — Мы выехали в центр, — выдыхает Харрис, останавливаясь на светофоре. — В какую больницу нам надо? — В Нормане есть только одна больница, которая принимает пациентов с онкологией, — говорю я, протискиваясь по центру между первыми сидениями. — Поворачивай налево. Бьянка тщательно следует моим указаниям, и через несколько минут мы оказываемся на месте. Правда на предыдущем перекрестке сломался светофор, и Харрис сильно запаниковала, хотя кроме нас на дороге не было ни одной машины. Томлинсон не выдержал и с пассажирского сидения взял под свой контроль управление автомобилем и повернул в нужную сторону. Сердце начинает бешено стучать сразу же, как мы заезжаем на парковку, от смеха не остается и следа. Меня даже начинает немного потряхивать от волнения, но я решаю быстро собраться, чтобы не расплакаться из-за паники и незнания и не показаться слабой девчонкой, которая не может ничего сделать самостоятельно. — У меня пока с парковкой не очень, когда я приезжаю домой, всегда прошу папу припарковаться, — Бьянка говорит так тихо, словно если она повысит свой голос хотя бы на децибел, то я ее ударю. — Ты лучше иди, я пока припаркуюсь, а потом мы тебя догоним. — Вы можете ехать домой, — быстро говорю я, вываливаясь с заднего сидения. — Спасибо. Не знаю, слышали ли они это или нет, потому что как только подошва моих кроссовок касается земли, я стремительно бегу к больнице, проносясь внутрь, словно ураган. Белые стены, синие кресла ожидания, автоматы с кофе и шоколадными батончиками — все смешивается в одно тусклое пятно, потому что мое внимание сконцентрировано на стойке информации, что стоит прямо по центру первого этажа. — Джейден МакКейн, — кричу я медсестре почти что в лицо, задыхаясь. — Где он сейчас? — Кем вы приходитесь молодому человеку? — безынтересно спрашивает медсестра, параллельно отпивая из кружки с надписью «доктор твоей мечты». — Я его сестра. Мне сказали, что его недавно привезли сюда. — Ожидайте, я посмотрю в базе только что поступивших. Нервно стучу пальцами по стойке из белого дерева, прикусываю губу в нетерпении, и мне кажется, что проходит вечность, когда уже не совсем молодая «доктор твоей мечты» наконец отвечает, внимательно сканируя взглядом яркий экран компьютера. — Палата триста шесть. Это третий этаж, на… — Налево, я знаю, — гаркаю я, срываясь с места. Забываю надеть бахилы, сбиваю по пути врачей, потому что несусь к лифту так, словно мне в задницу вставили реактивный ускоритель, но мне плевать, потому что я точно знаю, что на третьем этаже располагается реанимация и палаты с тяжело больными людьми, поэтому мне нужно как можно быстрее туда попасть. Господи, хоть бы не было слишком поздно. Миллион раз тыкаю на кнопку лифта, которая и так уже загорелась зеленым, руки трясутся, а сердце отбивает такой бешеный ритм, что, кажется, отплясывает степ на международном чемпионате. Когда лифт открывается, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, не пришел ли Луи, но коридор пуст, поэтому я просто нажимаю на металлическую кнопку с цифрой три. На третьем этаже онкологической больницы Нормана слишком спокойно, по сравнению с тем, что творится у меня внутри. Такое ощущение, будто невидимая холодная ладонь сжимает мое горло, не позволяя размеренно дышать, а ноги кажутся слишком тяжелыми, чтобы продолжать быстро идти. Останавливаюсь посередине коридора с белыми стенами, замечая перед собой поворот налево, и догадываюсь, что Джейден с родителями наверняка там. На синем кресле возле стеклянной двери, ведущей в бокс, сидит Саманта и нервно дергает ногой, сложив ладони и приложив их к губам — мама постоянно молится, когда оказывается в больнице. Ее глаза красные от слез, Саманта сидит в домашних штанах и старой толстовке, на ногах вьетнамки, волосы собраны в неаккуратный пучок. Папа стоит, облокотившись спиной на стену, его грудь медленно вздымается — когда он нервничает, то всегда дышит намного медленнее, пытаясь успокоиться. В его руках открытая бутылка воды, которую он, вероятно, протягивает маме, когда у нее начинается новый приступ истерики. И если бы не мое паническое состояние, я бы даже удивилась присутствию Ноа, который сидит через одно кресло от Саманты, сцепив пальцы в замок на затылке. Когда мама замечает меня, она срывается с места и заключает в крепкие объятия, сопровождающиеся прерывистыми вздохами, молчание и слезы начинают меня бесить, а параллельно с этим морально убивать. — Что с Джейденом? — я беру Саманту за плечи, буквально оттаскивая от себя, и заглядываю в глаза, в которых застыли стеклянные слезы. — Мы не знаем, — шепчет мама. — Мы с папой сидели на кухне, когда услышали грохот — Джейден спускался по лестнице вниз, но упал в обморок, не дойдя до нас. Он был таким горячим, из носа шла кровь, — снова начинает плакать мама, прикладывая трясущуюся ладонь к губам. — У Джейдена была лихорадка, — папа подходит к Саманте, чтобы снова усадить ее на кресло, и протягивает бутылку воды, гладя по волосам. — Должно быть, он шел к нам, чтобы пожаловаться на самочувствие… Смотрю на Ноа, и он кивает в подтверждение слов родителей. А это значит, что они сказали абсолютно все, что знают сами. Мой младший брат обычно любит подслушивать и сливать мне все семейные тайны, но в данном случае нет абсолютно никакой недосказанности. Черт, Джейден, что с тобой случилось? — Как давно вы здесь? — Уже около часа, — отвечает Ноа, глядя на настенные часы. — Врач еще не выходил. Я выдыхаю, присаживаясь на жесткий диван. Если бы случилось что-то серьезное, если бы Джейден сейчас находился на грани жизни и смерти, он бы уже был в реанимации, а доктор обязательно вышел бы к нам, чтобы как можно подробнее рассказать про операцию, которую собираются делать Джею. По крайней мере, так показывают в сериалах про врачей, и сейчас я искренне стараюсь верить в то, что в жизни происходит точно так же. Если бы не часы на стене, я бы давно потеряла счет времени. Ощущение, словно оно превращается в тягучую резину, которая слишком медленно утекает сквозь пальцы. На деле же после моего приезда проходит лишь семнадцать минут, когда полупрозрачные двери открываются, и из больничного бокса выходит доктор Кейдж. Вид у него уставший: каштановые волосы в беспорядке торчат из-под синей шапочки, темные круги под глазами и опухшие веки намекают на то, что экстренный вызов выдернул его из глубокого сна, обычно идеально отглаженный белый халат сейчас слишком мятый. — Джейден сейчас в стабильном состоянии, — сходу говорит он, и я слышу облегченный выдох каждого из членов своей семьи. А вот у меня почему-то выдохнуть со спокойствием совсем не получается. Пока мама беспрерывно благодарит доктора Кейджа и господа бога за спасение сына, я решаю взять дело в свои руки. — Что случилось с Джеем? — Тромбоцитопения, вызванная вирусной инфекцией. Отлично, из всего предложения я понимаю только слово «вызванная». — У Джейдена резко упало количество тромбоцитов в крови — при норме от двухсот до четырехсот единиц на литр крови, на момент регистрации в больнице, у него их было всего лишь тридцать. Если кровеносные сосуды в теле человека повреждаются, тромбоциты образуют пробку, которая заслоняет брешь и останавливает кровотечение. Из-за недостатка тромбоцитов у Джейдена и началось кровотечение — их количество было недостаточным, чтобы закрыть образовавшуюся рану. Высокая температура обусловлена вирусным заболеванием — для нас это обычная простуда, но в его случае она играет гораздо большую роль, чем просто слабость и кашель. — Как он мог подхватить инфекцию? — В его случае это еще проще, чем купить молоко в магазине, — объясняет доктор Кейдж, устало протирая квадратные очки. — При таких заболеваниях как у Джейдена иммунитет человека находится в напряжении — он отдает все силы на борьбу с лейкозом, смягчает последствия химиотерапии, и в организме просто не остается запаса, чтобы легко перенести обычную простуду, как это происходит у нас. Вирус и лейкоз в совокупности привели к падению тромбоцитов в крови и резкому ухудшению состояния Джейдена. Самой страшное позади — внутреннего кровотечения не было, мы поставили капельницу с антибиотиками, которые должны повысить количество тромбоцитов. — Сейчас с ним все в порядке? — аккуратно спрашивает Саманта, боясь услышать плохой ответ. — На данный момент да. Вы можете зайти к нему. Если бы я только могла поставить время на паузу, сейчас бы я точно сделала это, чтобы переварить всю сказанную доктором информацию, потому что, похоже, так сильно это волнует только меня. Я не говорю о том, что родители не переживают за состояние Джейдена, конечно нет, но сейчас им важнее услышать «с ним все в порядке», чем проанализировать дальнейший план действий и выявить причины случившегося. И это, наверное, правильно, будь я родителем, первым делом бы ворвалась в палату ребенка с поцелуями и причитаниями о том, как я испугалась и как я его люблю. Джейден подцепил простуду, когда? Спал с открытым окном, ходил в общественных местах, слишком легко оделся? Его заразил кто-то из нас? Вариантов может быть масса, важно лишь то, что обычное респираторное заболевание влияет на него, как криптонит на Супермена, ухудшая состояние. Саманта сказала, что у него из носа шла кровь — последствие маленького количества тромбоцитов в организме. А эта труднопроизносимая болезнь вызвана тяжелым состоянием Джея — его организм просто не смог справиться с лейкозом и простудой, поэтому дал сбой. Получается какой-то долбанный замкнутый круг. Но в одном я уверена на что процентов — Джейден точно знал, что подхватил вирус, он должен был это почувствовать, но никому об этом не сказал. — Райли, можно вас на минуту? — доктор Кейдж касается моего плеча, пока родители и Ноа радостно врываются в медицинский бокс, чтобы навестить Джейдена. — Да, конечно, — непонимающе киваю я, смотря на то, как прямо передо мной закрывается стеклянная дверь, за которой лежит мой брат. — Количество тромбоцитов в крови Джейдена восстановится, но на это потребуется некоторое время. Точно так же, как оно и потребуется для того, чтобы избавиться от вируса, и я не в силах сказать, сколько на это уйдет времени, — с серьезным лицом продолжает доктор Кейдж. — Пока он полностью не восстановится, мы не сможем продолжить курс химиотерапии. Из-за онкологии лечение вирусных заболеваний обычно проходит гораздо дольше, плюс противовирусная терапия может вызвать осложнения из-за онкологических препаратов, которые принимает Джейден — все это очень непредсказуемо. Пока его организм не будет в достаточно сильном состоянии, чтобы сконцентрироваться только на таком агрессивном лечении, как химиотерапия, мы не сможем ее продолжить. — Это как-то повлияет на процент его выздоровления? — Сложно сказать. Есть случаи, когда лейкоз перестает активно развиваться после нескольких курсов химии, а есть, когда даже одна пропущенная процедура может оказаться решающей. Джейдену придется остаться на некоторое время в больнице, вылечить вирусное заболевание и сдать анализы, чтобы мы смогли подобрать план дальнейшего лечения и отследить тенденцию результатов химиотерапии. — Хорошо, — киваю я, чувствуя, как доктор Кейдж подбадривающе сжимает мое плечо, делаю шаг в сторону бокса, а затем резко останавливаюсь, смотря в карие глаза лечащего Джея врача. — Доктор Кейдж, скажите, почему вы рассказываете это все именно мне? — Мне показалось, что вы захотите узнать подробности о состоянии Джейдена прямо сейчас, — мягко улыбается мужчина. — Вашей семье достаточно лишь факта того, что ваш брат в эту секунду в полном порядке. Когда они смогут мыслить трезво и осознавать дальнейшую перспективу, я обязательно скажу им то, что вы только что услышали от меня. А сейчас навестите своего брата, убедитесь, что с ним все хорошо настолько, насколько это возможно, и поезжайте домой — вам нужно отдохнуть. Я снова киваю, когда доктор Кейдж уходит, а его белый халат развивается так, словно его снимают для новой рекламы медицинской формы. — Спасибо вам, — успеваю поблагодарить я прежде, чем он заворачивает за угол. В медицинском боксе для тяжелобольных пациентов пахнет хлоркой и чем-то, что нельзя просто так описать — смесь страха, борьбы и переживаний. В детстве я обожала запах хлорки, потому что он ассоциировался у меня с бассейном, куда мама водила меня каждые выходные, но сейчас этот запах попадает под категорию «то, что навевает на меня ужас». Хлорка — это больница, а больница для меня всегда огромный удар по нервной системе. Заглядываю в палату сквозь чистое окно — родители сидят рядом с Джейденом, Саманта аккуратно гладит его руку, в сгибе локтя которой блестит иголка, приклеенная чем-то похожим на скотч, папа смеется, а Ноа вальяжно лежит на соседней свободной койке, нажимая на кнопки, отчего спинка то поднимается, то опускается. — Неплохо устроился, Джей, — слышу я голос младшего брата, когда захожу в палату. — Может, мне туже сюда переехать? Койка тут обалденная! — Кто угодно, но только не ты, — слабо усмехается Джейден. — Медсестры от тебя на стенку полезут. — Если они еще и еду в номер приносят, тогда я точно остаюсь здесь. — Это не номер, а больничная палата, недомерок. — Я бы на твоем месте использовал время в больнице с пользой и набросал бы для меня парочку новых оскорблений, — радостно говорит Ноа, подкладывая руки под затылок. — Сомневаюсь, что в этом мире придумали слова для того, чтобы описать, насколько ты недоразвитый. Эй, Райлс, — Джейден смотрит на меня сквозь полузакрытые веки, — ты разве не говорила Ноа о том, что его зачали через пробирку? — Нет, — издаю смешок я, облокачиваясь плечом на косяк открытой двери. — Хотела подождать его совершеннолетия и сделать подарок на день рождения. Ноа закатывает глаза, а потом откуда-то достает пульт от маленького телевизора, что висит под потолком, и начинает монотонно переключать каналы. — Джей, ты не голоден? — взволнованно спрашивает мама, осматривая белые прикроватные тумбочки. — Не хочешь пить? — Только выпить, — еле слышно бормочет брат. — В этой палате даже стакана с водой нет, мы с папой пойдем принесем что-нибудь, чтобы ты ни о чем не беспокоился, — мама не замечает язвительного комментария Джейдена, продолжая высказывать своё недовольство. Саманта причитает о том, что эта больница — что-то неорганизованное и беспредельное, раз в палате нет даже бутылки с обычной водой, и они с папой выходят, позволяя мне поговорить с братом. — Черт, — покачиваю головой я, присаживаясь на табуретку рядом с Джеем. — Ты напугал меня до усрачки. — Знаю, прости. Зацени, — Джейден слегка поднимает руку, утыканную иголками, от которых идут провода к капельнице, — сколько всего. Может из меня хотят сделать нового человека паука? — Пусть лучше сделают тебя немного умнее, — хмыкаю я. — Ты ведь должен был чувствовать, что ты заболел, Джей, почему ты ничего никому не сказал? — Потому что для меня это было неважно. — Ты хоть понимаешь, о чем я успела подумать, пока ехала сюда? Я готова была купить похоронный венок по дороге, чтобы быть готовой положить его на твою могилу. — Я знаю, Райлс, — Джейден кашляет, и по его лицу видно, что малейшее движение отдается болью в теле. — Я пытался жить нормально, как все. А все обычно не жалуются на боль в горле и насморк. Останавливаю себя, чтобы не ляпнуть что-то вроде «но ты не как все, Джейден», и лишь устало выдыхаю, прикрывая глаза. — Это из-за Джесс, да? — В частности, — Джейден пытается подтянуться на койке, и я помогаю ему поправить подушку под головой. — Я просто хотел проводить с ней как можно больше времени. И не надо винить меня в глупости и безответственности по отношению к своему здоровью. Время — это то, чего у меня катастрофически мало, хочу использовать его по максимуму. — Ты не можешь знать этого наверняка, — упрямо качаю головой я. — В моей голове постоянно живет мысль о том, что химия мне не поможет. И это не только мысль, Райлс, что-то внутри меня буквально кричит об этом каждый день. Я пытался избежать всего этого, — Джей взглядом окидывает больничную палату, в которой пикает какой-то непонятный прибор, действуя на нервы. — Но, видимо, от судьбы не убежать. По крайней мере, надолго. — Я очень хочу понять тебя, — выдавливаю я, пытаясь сдержать слезы. — Я правда хочу понять, что ты чувствуешь, но не могу. Не могу принять твою точку зрения о том, что все закончится плохо, потому что точно знаю, что этого не произойдет. Все это, — указываю на трубки, которые торчат из его руки, — временные трудности. Так же, как и чертова терапия, твои таблетки и прочее дерьмо. Это пройдет, главное верить. — Надеюсь, что так и будет, — улыбается Джейден. — У меня к тебе просьба — можешь не говорить Джесс о том, что случилось? Не хочу, чтобы она волновалась, я сам ей напишу. — Хорошо. — А ты чего такая красивая? — удивленно спрашивает Джей, оглядывая меня. — Наконец-то узнала, что такое косметика? — Ты ведь в курсе, что я могу натравить на тебя медсестру? — вскидываю бровь, складывая руки на груди. — Никакого шоколадного пудинга, телевизора и туалета, будешь писать в пакетик. — Так сегодня действительно какой-то праздник, о котором я не знаю, раз ты решила накрасить губы? Этот сукин сын переводит тему. Что ж, может это хоть как-то его развеселит и заставит отвлечься. — Была на университетской вечеринке. — И как там? Придумали что-нибудь новенькое? — Нет, все те же пьяные футболисты, которые пьют пиво на скорость, и чирлидерши, танцующие на столах чуть ли не в трусах. — Черт, — мечтательно улыбается Джей. — Душу бы продал, чтобы снова попасть туда. — А я бы продала душу, чтобы стереть этот день из памяти, — фыркаю я. — Меня вплели в словесную перепалку, потом я увидела Шей в какой-то непонятной компании без Гарри, а заключением вечера стала моя несостоявшаяся драка с одной из университетских кукол — я скинула ее в бассейн за то, что она специально пролила на меня свой коктейль. — Ты же понимаешь, что совсем не умеешь отрываться, да? — Я бы так не сказала, — загадочно улыбаюсь я, ставя ногу на табуретку и приподнимая джинсы. Джейден опускает взгляд и замечает татуировку в виде большого пальца вверх на моей щиколотке. — Откуда взяла переводилку? Потратила все сэкономленные деньги на жвачку с тату? — Эй, она настоящая! — тру кожу, чтобы доказать брату, что эта татуировка не подделка. — Мы с Луи вроде как начали… исполнять все мои желания, которые написаны в списке. Если бы Джейден сейчас был в нормальном состоянии, он бы обязательно округлил глаза от удивления, а брови бы точно поползли вверх, но сейчас его хватает только лишь на непонятный вздох. — Ты все-таки решилась на это, да? — Да, — улыбаюсь я. — В какой-то мере ты подтолкнул меня к этому. — И что вы уже успели сделать? — Томлинсон принес мне все молочные коктейли из кафе, буквально заставил набить тату и… — И? Оборачиваюсь, глядя на Ноа, который слишком увлечен реслингом по телевизору, но все же не решаюсь говорить о последнем выполненном желании вслух, поэтому достаю телефон и пишу в заметках «покурили травку». — Наконец-то ты начала жить как нормальный человек, а не как изгой из хоррор фильма. — Возможно, — улыбаюсь я, стирая заметку. — Но в первую очередь это наш проект для хорошей оценки, а уже потом все остальное. — Ты уверена, что Томлинсон думает так же? Не припомню, чтобы он когда-нибудь что-то делал ради хорошей оценки. Вижу, как родители возвращаются в палату, неся в руках огромное количество маленьких бутылочек с водой и черных контейнеров с едой, и понимаю, что наш диалог с Джейденом окончен — в присутствии мамы опасно говорить о личных вещах. — С тебя двадцать баксов, и я не скажу родакам о том, что у тебя татуировка на ноге, — довольно пропевает Ноа, строя мне глазки. — Вот же мелкий говнюк, — шиплю я. — Отдам дома, а до тех пор держи рот на замке. Когда родители заходят в палату, они говорят о том, что нам с Ноа пора ехать домой, чтобы отдохнуть, а затем добавляют, что приедут чуть позже — после того, как убедятся, что с Джейденом действительно все в порядке. И как бы я не пыталась оттащить их от Джея и дать ему пространство, чтобы нормально дышать, а не слушать причитания Саманты, они ни в какую не согласились. — Никогда бы не подумал, что ты решишься сделать татушку, — говорит Ноа, когда мы с ним спускаемся на лифте вниз. — Будешь продолжать орать об этом на каждом углу, пойдешь домой пешком, — закатываю глаза я, открывая на телефоне приложение вызова такси. — Ты настолько сладкий, что тебя быстро изнасилует какой-нибудь дальнобойщик за первым углом. — Меня хотя бы чисто теоретически могут изнасиловать, — смеется Ноа, и я уже готова влепить ему подзатыльник, настолько он невыносим. — На самом деле, это круто. Когда я смогу сделать себе татуировку? — Если ты хочешь набить себе на лице «я полный придурок», то хоть сегодня, я сама за нее заплачу. Стеклянные двери перед нами раздвигаются, холодный ночной воздух резко бьет прямо в лицо, и я не сразу замечаю одну из нескольких припаркованных на стоянке машин. Томлинсон стоит, оперевшись бедром о капот, затягиваясь сигаретой, и через секунду в небо поднимается густое облако дыма. — Ноа, — говорю я, даже не обернувшись в сторону брата. — Подожди здесь пару минут. Только тогда, когда я почти вплотную подхожу к машине, Луи замечает меня. — Ты все еще здесь? — удивленно спрашиваю я, не веря собственным глазам. Кажется, что черный внедорожник и сам Томлинсон — это моя иллюзия на фоне нервов и усталости, и только запах сигарет доказывает мне то, что Луи действительно стоит прямо передо мной. А еще запах самого Томлинсона — смесь табака, парфюма и стирального порошка — который я могу почувствовать только тогда, когда этот парень находится неподалеку. — Решил подождать, чтобы подбросить до дома, — как ни в чем не бывало отвечает он. — Бьянка перенервничала, ее стошнило в кусты, я вызвал ей такси, так что сейчас она видит десятый сон, в котором к ней пристает Зейн. — Тебе необязательно было… — Знаю, что необязательно, — перебивает меня Томлинсон. — Но также я знаю, насколько все это, — подбородком он указывает в сторону больницы, — тяжело. Как Джейден? — Все хорошо, — выдыхаю я, позволяя себе расслабиться, и опускаю плечи — меня моментально накрывает дикая усталость. — По крайней мере сейчас. Джей подцепил долбаную простуду, у него началось небольшое кровотечение, но самое худшее удалось предотвратить. Томлинсон просто кивает, и я даже не могу представить, что сейчас крутится у него в голове — спросил ли он о Джее ради приличия, хочет ли навестить его или сказать, что он рад, что все обошлось. Не знаю, как бы я отреагировала, если бы Луи сказал мне в ответ хоть что-то, поэтому кивка с его стороны мне более чем достаточно. — Твой новый ухажер? — бесцеремонно встревает в разговор Ноа, широко улыбаясь. — Прости, я хотел сказать первый. Немного ошибся. — Только тебя здесь еще не хватало, — закатываю глаза я. — Ты ведь Луи, наш сосед, да? — Так точно, — издает смешок Томлинсон, поглядывая на меня. — А ты должно быть тот самый младший брат Райли, который выкидывает пульт от телевизора из окна, когда она включает свои бессмысленные женские сериалы? — Ну кто-то же должен хоть иногда ставить ее на место, — гордо вздергивает подбородок Ноа, будто его только что наградили медалью почета Соединенных Штатов, а не похвалили за издевательства над старшей сестрой. — Я видела, как ты тайком у себя в комнате смотрел «Элиту», приемыш, — хмыкаю я, ударяя Ноа в плечо. — Я смотрел не твой дурацкий сериал, — цокает языком Ноа, поправляя бини на голове. — Я смотрел на Эстер Экспозито. — Ну да, как же. — Скажи спасибо, что он сказал «смотрел», а не «дрочил», — шепчет мне на ухо Томлинсон, и я, не выдерживая, издаю нервный смешок. — Классная тачка! — восклицает Ноа, осматривая черный внедорожник Луи. — Как-нибудь дам порулить, если ты вместо бальзама для волос Райли нальешь в тюбик зеленку, — улыбается Томлинсон. — Проще простого! — Тогда я жду доказательств, — парни пожимают друг другу руки, словно меня рядом с ними и вовсе нет. — Что ж, безумно круто, что вы подружились, — недовольно бормочу я, укутываясь в тренч. — Всю жизнь мечтала об этом. — Знаешь, Райлс, — со знанием дела произносит Ноа. — Луи гораздо круче того парня, что заезжал за тобой на красной «Ауди». Он был похож на аутиста. Томлинсон смеется, приложив ладонь к животу, а затем довольно треплет Ноа по голове. Черт, и почему только все с первых минут знакомства с Луи могут найти с ним общий язык? Все кроме меня. — Это он про Лайонеля? — спрашивает Томлинсон, сузив голубые глаза. — Его зовут Лиам. — Обязательно запомню, — улыбается Луи. — Вы оба сводите меня с ума, — выдыхаю я, потирая переносицу. — Томлинсон, просто отвези нас домой. Пока Ноа радостно забирается в черный внедорожник, невыносимый парень в темной джинсовке открывает мне пассажирскую дверь. — Даже твой брат сказал, что я лучше Логана, подумай об этом на досуге, — подмигивает мне Луи, продолжая таинственно улыбаться. — Его зовут Лиам, — говорю я, хотя парень уже захлопывает за мной дверцу машины. — Да-да, я ведь так и сказал.***
Полторы недели я не видела практически ничего, кроме дома и больницы. В университете появлялась по настроению, хотя оно возникало намного реже, чем нужно — я была лишь на трех парах. В основном я проводила время с Джейденом, чтобы он совсем не умер от скуки в тусклых стенах больничной палаты. В красках рассказала ему о проекте, который готовим мы с Луи, еще несколько тысяч раз похвасталась татуировкой и озвучила весь список желаний, чтобы Джей вспомнил, что несколько лет назад мы записывали в блокнот. Я выучила всех медсестер по именам, знаю, что охранник на посту любит спать днем, а еще на первом этаже больницы постоянно ломается автомат с кофе. Место, которое еще пару месяцев назад наводило на меня ужас и заставляло паниковать при одном лишь виде, теперь стало мне вторым домом. Джейдену стало лучше, хоть он и не вылечился до конца — он все еще на антибиотиках, которые повышают в крови количество чего-то, название чего я давно забыла. Простуда тоже окончательно не ушла, но можно сказать, что Джей идет на поправку. Если бы кто-то увидел его ночью на улице, точно принял бы за наркомана — впалые щеки, под глазами залегли темные круги, Джейден очень похудел из-за отсутствия аппетита, но если смотреть не на его внешность, а на анализы, можно выдохнуть с облегчением. Джей в курсе всего, что происходило со мной последние несколько недель — знакомство с Найлом, внеплановая поездка в тату-салон, тайком от мамы съеденные китайские пельмени, вечеринка в честь победы университетской команды по футболу, неожиданная встреча с Шей. Единственное, о чем я умолчала — это несостоявшийся поцелуй с Луи. Если это вообще можно считать чем-то похожим на поцелуй. Ведь на том, чего не случилось, не стоит заострять внимания, верно? Хотя, если бы я держалась этого принципа, то не думала о том, что было бы, если бы мы с Луи все-таки поцеловались. Я прокручивала в голове ситуацию много раз — когда добиралась до универа, когда готовила себе макароны с сыром, когда смотрела очередной фильм, вышедший на Нетфликс. Но потом я поняла, что слишком себя накручиваю, потому что мы оба были под травкой, а подобные ситуации часто происходят, когда люди находятся в нетрезвом состоянии. Это просто стечение нескольких обстоятельств. Томлинсон оставил за это время несколько сообщений с вопросом о том, как я, на которые я отвечала немного односложно, но старалась быть доброй и дружелюбной. Видимо он понял, что мне нужно немного времени, чтобы отойти от произошедшего сразу после вечеринки. Мне повезло, что Бьянка слишком стеснительный человек, и ей хватило лишь одного ответа на вопрос «как себя чувствует твой брат?», чтобы больше не поднимать эту тему. Единственное, что осталось в моей голове нерешенным — это Гарри и Шей. Каждый день я чувствую себя еще хуже, чем в предыдущий, утаивая от Стайлса поход Монтгомери на вечеринку. В один момент мне кажется, что я больше не могу этого вынести, хватаю телефон, порываясь поговорить с Гарри, но потом начинаю думать и понимаю, что предать Шей я тоже не могу. К слову, она ни разу не написала мне за это время. Зато Стайлс пару раз приезжал к Джею в больницу, рассказывал о новых тенденциях в психологии и даже играл с ним в приставку в комнате отдыха. Я не измеряю свою дружбу с людьми количеством поездок к моему смертельно больному брату в больницу, но все же это ведь на что-то указывает, да? Джессика тоже приходила и не один раз — Джейден сам написал ей о том, что лежит в больнице, и она приехала сразу же, как только смогла. Джесс каждый вечер заходит к Джею, часто рассказывая о новых людях из группы поддержки и других разных мелочах вроде тех, как прошел ее день. Сегодня решаю пойти в университет, потому что сидеть дома резко стало невыносимым — родители целыми днями на работе, Ноа в школе, и одиночество, в котором негативные мысли обостряются еще сильнее, начало медленно меня съедать. Ноябрьский ветер за окном срывает листья с деревьев, трава окончательно пожелтела, и я достаю из шкафа свой черный пуховик, который надеваю на теплую толстовку того же цвета. Натягиваю яркие ботинки и хватаю дурацкую джинсовую сумку с аппликациями, чтобы хоть как-то разбавить образ и не выглядеть так же уныло, как осенний Норман. Гарри сказал, что с удовольствием прогуляет первую пару и подойдет к моему дому, чтобы мы вместе дошли до университета. Хорошо, что мне не приходится ждать его на улице — сижу на кухне и смотрю на двор сквозь окно, отсчитывая каждую минуту опоздания парня. Когда длинная фигура Стайлса появляется на горизонте, я выключаю свет во всем доме, беру ключи со стеклянного столика в коридоре, на прощание чмокаю Оззи во влажный нос и выхожу на улицу. — Ты опоздал на семнадцать минут, Стайлс, — разочарованно качаю головой я. — У тебя точно какая-то болезнь. — Семнадцать минут — это не сорок, могла бы и похвалить меня, — гордо улыбается Гарри. Иногда мне кажется, что этот кудрявый парень не чувствует холода — из-под распахнутого черного пальто выглядывает рубашка с непонятным принтом, похожим на леопардовый, на ногах неизменные ботинки челси, только уже в другом цвете, а на голове темная шляпа с небольшими полями. — Ты что, пересмотрел третий сезон «Американской истории ужасов»? — усмехаюсь я, взглядом указывая на его шляпу. — Мне просто она понравилась, — пожимает плечами парень. — Кажется, она мне идет. — Стоит говорить о том, что тебе только кажется? — Пошла ты в задницу, МакКейн, — смеется Гарри. — Что у тебя за сумка? Украла ее у пятилетки в детском саду? — Пытаюсь немного обновить свой образ. Добавляю яркие детали. — Ладно, я хотел еще немного постебать тебя за эту сумку, но выглядит прикольно. Непосредственно и по-творчески, как раз то, что тебе нужно, — мы идем по тротуару, по очереди пиная камушки на асфальте. — Как Джейден? Ему лучше? — Сказали, что скорее всего смогут выписать через неделю-полторы, — пожимаю плечами я. — Была бы его воля, он прямо сегодня уехал бы из больницы. — А сама ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает Гарри. — Выглядишь уставшей. — Скорее, измотанной, — выдыхаю я. — Вроде особо ничего не делаю, но такое чувство, будто каждый день таскаю на себе по сотни каменных глыб. — Тебе нужно как-то абстрагироваться от всех проблем, хотя бы на один вечер. Попробуй медитацию или йогу, говорят, помогает. — Я похожа на человека, который будет заниматься медитацией? — уточняю я, вскидывая бровь. Стайлс останавливается, внимательно сканируя меня взглядом ярко-зеленых глаз, задумывается на пару секунд, а затем покачивает головой, усмехаясь. — Ладно, ты похожа на человека, которого медитация взбесит еще больше. Что насчет вашего с Луи списка желаний? Разве он тебя не отвлекает от всего, что происходит? — Это не наш с Луи список желаний, — смотрю на Стайлса исподлобья. — Это мой список желаний, а Томлинсон просто помогает мне его осуществить. Это и правда отвлекает, с Луи я чувствую себя свободнее, словно только в его присутствии я — это я, но сейчас, думаю, мы негласно остановились. Он ничего не писал мне по поводу новых желаний, не приезжал к моему дому, поэтому… не знаю. — А как там твоя интрижка с Лиамом? — интересуется Стайлс. — Ваш не начавшийся роман продвинулся дальше одного свидания? — Пока нет, — выдыхаю я. — А ты бы этого хотела? — Даже не знаю. Если честно, я не думала об этом. Наверное, если бы я хотела этого, то постоянно думала. — Может, ты все же хочешь, чтобы у тебя начался роман, только не с Лиамом, а с Луи? От такой прямолинейности и наглости я давлюсь холодным воздухом, и Гарри усмехается. — Не неси ерунды, Стайлс, — пихаю друга в плечо. — Луи хороший парень, он очень мне помогает, но он только лишь мой напарник. Тем более, такие девушки как я совсем не в его вкусе. Не уверена, что он вообще расценивает меня как девушку, скорее как ручного тамагочи. — Не знаю, Райлс, не знаю, — неуверенно покачивает головой Гарри, поправляя длинные волосы. — Томлинсон проводит с тобой много времени, это на него не похоже. Обычно он меняет девушек, как инстаграмерши фильтры в своих сторис. — Мы с ним работаем над одним проектом, неудивительно, что иногда мы проводим время вместе. — Недавно была вечеринка у какого-то парня из футбольной команды, — начинает говорить Стайлс, а у меня внутри кровь застывает от страха продолжения его фразы. — Я не видел ни одной фотки Луи с девушками в инсте. — Потому что твои подписки состоят из психологических блогов, цитат величайших людей мира и корги. — Вообще-то я подписан на достаточное количество ребят из нашего университета, — недовольно хмурит брови парень. — Так вот, ни одной фотки с девушкой в инстаграме. Обычно все чирлидерши фоткаются с ним, как на конвейере, и гордо постят фотки с Томлинсоном в свои социальные сети, показывая, что оказались достойными его внимания, да и сам Луи выставляет истории, где обнимает абсолютно всех студенток Оклахомского, а в этот раз ничего. — Разве это о чем-то говорит? — Это вполне может говорить о том, что Луи не хочет светиться у тебя в ленте с разными девушками, чтобы не доставлять тебе дискомфорт. — А может это говорит о том, что он наконец-то повзрослел и теперь понимает, что беспорядочные связи рано или поздно подарят ему не только удовольствие, но и незапланированного ребенка? Гарри смеется, а после поднятой темы про вечеринку мне совсем не до смеха. Абсолютно полярные мысли разрывают меня на две части, и я лихорадочно думаю о том, кому же по итогу стать плохим другом — Гарри или Шей? За секунду в моей голове выстраивается миллионное количество логических цепочек, выводов и развитий событий для отношений Стайлса и Монтгомери, но одна мысль все-таки успевает появиться и запульсировать в сознании неоново-красной строчкой: почему я должна делать выводы об отношениях Гарри и Шей, если вдруг Стайлс узнает правду? Я очень люблю Гарри, он мой лучший друг, я безумно дорожу его отношением ко мне и нашей дружбой. Я не говорю, что Шей значит для меня меньше, просто со Стайлсом нас связывает путь, пройденный с самого детства. И сейчас он идет рядом со мной, искренне переживает не только за состояние Джейдена, но и за мое, пытается помочь мне разобраться в своей жизни и чувствах, а я молчу и не рассказываю ему информацию, которую он просто обязан знать. — Я была на той вечеринке, — на выдохе быстро выпаливаю я, чтобы не испугаться и не передумать. — Ого, — присвистывает Гарри. — Томлинсон хорошо на тебя влияет, ты хотя бы стала выходить в люди. — И об этом мне говорит человек, которого по пятницам не вытащить из дома. — Я смотрю «Корону», Райли, — раздраженно цокает языком он. — Нет моей вины в том, что серии выходят по пятницам. Мне слишком интересно, чтобы отложить просмотр даже на пару часов. — И на вечеринке я оказалась не из-за Луи, меня попросили помочь с фотографиями. — Как скажешь, МакКейн, — улыбается парень. — Так вот, я не договорила… — набираю в легкие воздух, чтобы как можно быстрее выпалить Стайлсу про увиденное на вечеринке. — В общем, на вечеринке была Шей. Гарри останавливается и непонимающе смотрит на меня, чуть склонив голову набок, словно не расслышал того, что я ему сказала. — Я видела ее там, она отдыхала с какой-то незнакомой мне компанией. Про откровенные танцы Монтгомери с каким-то стероидным парнем я решаю умолчать, потому что для Гарри достаточно и того, что Шей была на развратной студенческой вечеринке без его ведома. — Ты уверена, что это была она? — аккуратно уточняет Стайлс, скорее всего, боясь услышать ответ. — В ту пятницу днем она написала мне, что будет дома с родителями — у них был какой-то запланированный семейный ужин. — И тебя тогда не насторожило, что до этого ты присутствовал практически на каждом таком ужине в доме Монтгомери, а сейчас она даже не позвала тебя? — Гарри открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем останавливается, пряча взгляд зеленых глаз. — Это точно была Шей, я разговаривала с ней. Брови Стайлса хмурятся, он прикладывает руку к губам, что-то обдумывая, а затем разочарованно покачивает головой, отчего кудри падают ему на лицо. — Она попросила меня не говорить тебе о том, что я ее видела, — обессиленно выдыхаю я. — Но я не могу больше держать все это в себе. Ты мой лучший друг, и, возможно, сейчас я поступаю паршиво по отношению к Шей, но я чувствую, что должна тебе признаться. Прости, что не сделала этого раньше, хотя стоило. — Ничего, Райлс, — слабо улыбается Гарри, поправляя волосы тонкими пальцами, на которых в хаотичном порядке сверкают кольца. — Ты оказалась в дерьмовой ситуации. Спасибо, что сказала. Стайлс заключает меня в объятия, и я со всей силы прижимаюсь к нему, сцепляя руки в замок на спине парня, и вдыхаю терпкий аромат парфюма. Гарри опускает голову, утыкаясь лицом в мое плечо — его привычка при объятиях. — Мне стоит с ней разговаривать об этом? — тихо произносит Стайлс. — Не хочу тебя подставлять. — Если я рассказала тебе об этом, считай, что я подставила саму себя, — издаю слабый смешок я. — Вам давно пора поговорить, а сейчас появился весомый повод. — Даже не представляю, к чему это приведет. Не нахожу подходящих слов, чтобы ответить. Шей легко может взбеситься, найти тысячи причин, из-за которых им с Гарри стоит расстаться, а может извиниться перед ним и пообещать, что больше такого не повторится. Монтгомери может сдержать обещание, а может через месяц ее кто-нибудь увидит на очередной вечеринке в компании непонятных парней. Но чужие отношения — не моя забота, пусть ребята придут к итогу сами. Как после этого вообще верить в отношения, когда даже самые прекрасные и красивые с виду, оказываются пропитанными недосказанностью и ложью? Гарри уходит в сторону западного кампуса, на прощание взмахнув рукой, и я обещаю себе написать ему вечером, чтобы спросить, все ли хорошо. Не знаю, что может быть хуже пар в Оклахомском университете — преподаватели кажутся незаинтересованными в своем материале, студенты прямо на лекциях слушают музыку в наушниках, которая слабым эхом разносится по всей аудитории, какая-то девушка даже красит ногти под партой. Я будто попала в сериал про коррекционный класс. Вырисовываю на полях тетради незамысловатые узоры, чтобы хоть как-то убить время. Телефон на столе вибрирует, оповещая о новом сообщении, и я аккуратно прячу его под стол, чтобы прочитать. Знаю, что могу спокойно залипать в телефоне в открытую перед преподавателем, но мне, в отличие от остальных, не хватает на это наглости. Луи: Успела отдохнуть от меня? Райли: Боюсь, для этого мне нужно улететь на несколько лет в другую страну. Луи: Как ты? Райли: Все хорошо, сижу на паре по… вроде истории Европы. Луи: Тебе настолько нечего делать, что ты решила пойти в универ? Сказала бы мне, я бы быстро нашел, чем заняться:) Пишу ответ парню, но на белом фоне мессенджера появляется следующее сообщение от Томлинсона. Луи: Не убегай домой раньше конца пар, я подъеду в пять. Желания долго ждать не будут, МакКейн. Непроизвольная улыбка трогает лицо, и сейчас все мои мысли заняты только тем, что в этот раз придумал Томлинсон. Какое желание из списка он выбрал следующим? Открываю желтый блокнот, пробегаясь взглядом по пунктам, некоторые из которых аккуратно вычеркиваю — эти желания мы уже исполнили. Пытаюсь найти хоть какую-то логику в последовательности исполнения Томлинсоном моих желаний, но после двадцати минут неудачных попыток понимаю, что ее вовсе нет. Наверное, даже нет смысла гадать, что Луи придумал сегодня. Выхожу из аудитории, наспех засовывая тетрадь в сумку, и кидаю взгляд на часы — без пяти пять. Сообщение Томлинсона очень меня обрадовало, но я стараюсь не улыбаться как полная идиотка, чтобы люди не подумали, что у меня окончательно слетела крыша. Сначала я скидываю людей в бассейн, а потом хожу по университету с улыбкой маньяка из хоррор фильмов. В коридоре я замечаю Лиама, который стоит около шкафчиков неподалеку от моей аудитории. Пейн перекатывается с пятки на носок, нервно заламывая пальцы, а когда случайно поднимает голову и видит меня, посылает мне неуверенную улыбку и подходит ближе. — Привет, Райли, — здоровается он, поправляя кепку на голове. Интересно, сколько их у него? Я еще ни разу не видела, чтобы Лиам надевал одинаковые бейсболки. — Привет, — улыбаюсь я, а сама думаю только о том, как бы не опоздать на встречу с Томлинсоном. — Слушай, я хотел с тобой поговорить, — Пейн поправляет лямку рюкзака, который свисает у него с правого плеча, и откашливается. — Ты прости, что я так странно себя веду по отношению к тебе, особенно после… — он задумывается на пару секунд, будто не уверен, что может произнести следующее слово вслух, — свидания. Просто слишком много работы навалилось. — Ничего страшного, Лиам, — вежливо улыбаюсь я. — Все в порядке, правда. — Мне показалось, что у нас с тобой все прошло хорошо, поэтому я подумал, что было бы здорово встретиться как-нибудь еще раз. Ты не против? В Лиаме определенно есть что-то обаятельное, у него классный стиль, да и общаться с ним приятно — я была бы абсолютно не против сходить с Пейном куда-нибудь еще, но какое-то внутреннее ощущение подсказывает мне, что лучше этого не делать. Я даже не могу найти этому причину, это просто какое-то предчувствие. — Давай спишемся на неделе? — нахожу самый оптимальный ответ, чтобы обдумать его предложение тогда, когда я не буду настолько нетерпеливо радостна в предвкушении исполнения собственного желания. — Да, давай, — лицо Пейна озаряет широкая улыбка, словно ему подарили долгожданную машинку на пульте радиоуправления на Рождество. — Ты куда-то торопишься? Может, я тебя провожу? — У меня есть небольшие дела, за мной приехал… знакомый. — Что ж, я тоже иду к выходу. Мы разговариваем о каких-то мелочах, вроде прошедших пар и новой серии фотографий Грегори Крюдсона, пока выходим из университета на улицу. Сильнее кутаюсь в свой пуховик, Пейн что-то рассказывает мне о выставках, которые проходят в Нормане, а я взглядом ищу уже знакомый черный внедорожник. Томлинсон пару раз мигает фарами, и я прощаюсь с Лиамом, договариваясь списаться на днях, хотя про себя думаю, что я обязательно об этом забуду. С пассажирского сидения мне радостно машет Найл и оставляет на стекле след от своего поцелуя, отчего я издаю смешок. — Куда мы едем? — первое, что я спрашиваю, забираясь в охренительно высокую машину Луи. — И тебе привет, МакКейн, — усмехается он. — Как твои дела? У меня тоже все отлично, спасибо, что поинтересовалась! — Привет, Райли! — радостно восклицает Хоран и тянется через весь салон, чтобы меня обнять. — У меня тут сырные шарики есть, будешь? — Нет, спасибо, — улыбаюсь я. — Из-за этих сырных шариков в салоне моей машины теперь пахнет грязными носками, — недовольно бурчит Луи, трогаясь с университетской стоянки. — Не манди, Томмо, вкусно тут пахнет, — произносит Найл с набитым ртом. — Только попробуй уронить хоть крошку, Хоран, я заставлю тебя зубной щеткой чистить мою машину. — Даже когда у него, — Найл пальцем указывает на Луи, повернувшись ко мне лицом, — появятся дети, свою машину он будет любить больше. — Так куда мы едем? — снова спрашиваю я, пытаясь унять свое детское нетерпение. — МакКейн, ты разве еще не поняла, что я никогда не отвечаю на этот вопрос? Замечаю легкую ухмылку на лице Томлинсона через зеркало заднего вида, а затем ловлю его мимолетный взгляд голубых глаз. Справа на приборной панели горит маленький красный огонек — Луи уже установил снимающую нас камеру. — Классная у тебя сумка, — Найл указывает головой на джинсовый мешок в цветочных нашивках, который валяется между передними сидениями. — Сама сделала? — Да, — неуверенно отвечаю я. — Еще классе в девятом. — Круто, я в девятом классе коллекционировал плакаты Мадонны. — Надеюсь, обнаженной Мадонны, — издает смешок Луи. — Нет, мама бы прописала мне мощного леща за то, что у меня в комнате висит обнаженка. Плакаты с голой Мадонной лежали у меня под кроватью, — отмахивается Хоран. — Кстати, Райли, что это за парень выходил с тобой из университета? Тот самый, с которым у тебя было свидание? — Да, тот самый, — говорю я, а сама непроизвольно подсматриваю за реакцией Луи через все то же зеркало заднего вида — парень усмехается, слегка покачивая головой. — Какой-то он педиковатый, — делает вывод Хоран. — Вы бы нашли, о чем поговорить. — Пошел в задницу, Томмо! — Ты совсем забыла про то, что сказал тебе Ноа, Райли, — говорит Луи, поворачивая на перекрестке. — Ты ведь знаешь, что дети никогда не врут? В голове сразу всплывает фраза, которую мой младший брат выдал на больничной парковке, когда Томлинсон ждал меня после всего случившегося с Джейденом. «Луи гораздо круче того парня, что заезжал за тобой на красной «Ауди». Он был похож на аутиста». — Ноа ни черта не разбирается в парнях, — как можно более равнодушно отвечаю я. — И слава богу, — усмехается Томлинсон. — Господи, я же не в этом плане, — смущенно произношу я под громкий смех Найла. — Ноа не знает, какие парни нужны девушкам. — Так какие же парни нужны девушкам, МакКейн? — Честные, надежные и скромные. — Подумать только, да ты же в точности описала меня! — Я сказала «скромные», Луи, в тебе из скромного только… — осматриваю парня в ярко-оранжевой толстовке и черном бомбере, — черт, да ничего в тебе нет скромного. Вечерний город начинает оживать, на улицах появляются освободившиеся от занятий студенты, даже сквозь закрытые окна машины слышен смех. Мы едем вдоль барной улицы, которая освещена яркими вывесками, у некоторых заведений уже образовалась очередь, девушки в коротких юбках мерзнут, стоя на улице, желая попасть в самый крутой бар в Нормане. Когда мы паркуемся, я с нетерпением высматриваю хоть какой-то знак, который поможет мне отгадать, что же за желание собирается исполнять Луи, но кроме кирпичной стены старого здания ничего не вижу. — И что мы будем здесь делать? — спрашиваю я, когда мы втроем выходим из машины. Ладони мгновенно мерзнут, и я прячу их в мягкие карманы своего пуховика. Томлинсон самодовольно улыбается, пожимая плечами — чертов интриган. Парень встает сзади меня, положив руки на плечи, а затем склоняется к самому уху, чтобы прошептать: — Ты не туда смотришь, МакКейн. Обернись и узнаешь. Горячее дыхание согревает щеку, чувствую приятный аромат парфюма Луи, парень делает шаг в сторону, разворачивая меня, чтобы я могла увидеть… — Вы что, серьезно? Прямо через дорогу видна металлическая черная распахнутая дверь, откуда доносится музыка, а прямо над ней синим неоном выведено «караоке-бар». Судорожно вспоминаю свой список желаний, но не помню ни единого слова про караоке. Его там и не могло быть, ведь я пою еще хуже запыхавшейся от тверка Ники Минаж. Хоран бегает вокруг нас с Томлинсоном с камерой, постоянно вертя ее, словно он Джеймс Кемерон, который снимает свой новый блокбастер, а я непонимающе смотрю на Луи. Его совершенно не беспокоит мой растерянный вид, он довольно улыбается, словно только что Найл сказал ему о том, что садится на диету. — Желание номер восемь, — говорит он, подходя ближе и засовывая руки в передние карманы черных спортивных штанов. — Быть услышанной. Открываю рот, но слова застревают где-то в горле — я просто не могу их найти, чтобы сказать хоть что-то. — Ты говорила о том, что иногда у тебя есть ощущение, что ты делишься чем-то с людьми, но они тебя словно не слышат. Я понимаю, что ты, возможно, имела в виду немного другое — для тебя важно донести до людей свою точку зрения, поделиться мыслями и быть понятой, но иногда это совсем не нужно. Достаточно лишь спеть, вложив в песню смысл, который ты только захочешь. И, поверь мне, в этом месте тебя услышат абсолютно все присутствующие, им просто некуда будет деться. Черт, это же просто гениально, не представляю, как Томлинсону пришло это в голову. — Луи, это действительно круто, я бы никогда не додумалась до этого сама, но у нас есть небольшая проблема — я вообще не умею петь. — Именно для этого здесь Найл, — издает смешок Томлинсон. — Приятнее слушать скрежет металла по асфальту, чем его пение. — Эй, вообще-то в начальной школе я ходил в хор, — Найл обиженно опускает камеру, снимая асфальт, а потом резко вспоминает, что съемка продолжает идти, и я снова вижу напротив себя красный огонек. — Правда, я оттуда ушел. — Тебя выгнали, — поправляет друга Луи. — Ни черта меня не выгоняли, я ушел сам, потому что училка не хотела делать меня солистом. — Интересно, почему? — Потому что она была злой климаксной стервой, которая постоянно пропихивала во все сольные партии своего племянника. Есть ли вообще смысл спорить с этими парнями — они заговорят абсолютно любого человека. Томлинсон в любом случае затащит меня в караоке-бар, остается надеяться на то, что мне удастся упросить его не петь на глазах у стольких людей. Пока Найл рассказывает о всех прелестях участия в школьном хоре и о несправедливости мира, который не признает природные таланты, Луи подталкивает меня в сторону раскрытой двери, которая для меня олицетворяет не меньше, чем ворота в ад. Я никогда не любила караоке — меня всегда бесили люди, которые приходят туда, пытаясь доказать, что отлично поют, а сейчас я сама могу стать человеком, старательно пытающимся вытянуть хотя бы одну ноту. Как только мы переступаем порог заведения, по ушам мгновенно бьют басы, слышится чей-то на удивление приятный голос, пахнет деревом и бурбоном, сама атмосфера в караоке-баре больше похожа на ирландский паб — массивные деревянные столы, красный ковер в узорах на полу, на прилавках за баром стоит множество бутылок самого разного пива. На стенах помимо старых картин висит несколько экранов, транслирующих слова песни, а впереди располагается небольшая сцена, на которой какая-то девушка в блестящем серебряном платье пытается продемонстрировать свои вокальные способности. Посетители заказывают напитки на баре, кто-то сидит за столиками, мило переговариваясь, но каждый не особо отвлекается от перфоманса на сцене, и у меня создается впечатление, словно все присутствующие мысленно проводят оценивающий анализ музыкальных талантов выступающего. Господи, я не хочу, чтобы мое бездарное пение оценивали даже мысленно. И стоит ли говорить о том, что бар забит битком? Официантка приглашает нас за заранее забронированный столик неподалеку от сцены, Хоран шутливо кланяется мне и отодвигает стул, а Луи довольно садится рядом, вальяжно растягиваясь на сидении, и запрокидывает руку на спинку моего стула. Томлинсон сразу же просит принести три пива, Найл успевает впихнуть в заказ начос и острые орешки, девушка любезно улыбается и оставляет на столе толстую черную папку — список песен, которые можно исполнить. — Напитки принесу через минуту, — сладко произносит она, наклоняясь вперед, отчего кажется, что ее голый бюст выпрыгнет из блузки и через секунду окажется на нашем столике, и кокетливо подталкивает папку в сторону Луи, играя с ним взглядом. — Пока можете выбрать песню, которую хотите исполнить. Ваша очередь после соседнего столика, — официантка сексуально облизывает губы, и если бы я была парнем, то уже назначила бы ей свидание, причем в ближайшем туалете, чтобы быстренько перепихнуться. — Спасибо, — равнодушно произносит Томлинсон, выдавливая улыбку. Девушка в зеленом фартуке, явно не ожидавшая безразличия со стороны Луи, удивленно вскидывает брови, но все же направляется в сторону бара, чтобы налить пиво в длинные бокалы. — Почему все официантки в городе показывают грудь именно тебе? — обиженно спрашивает Хоран, выхватывая папку из рук Луи. — Наверное, чувствуют мои гетеросексуальные флюиды, — пожимает плечами Томлинсон. — Намекаешь на то, что мои флюиды голубые? Иди в задницу, Томмо! Мои флюиды еще гетеросексуальнее твоих. Парни смеются, а я обращаю свое внимание на соседний столик — за ним сидят четыре женщины в возрасте, они пьют яркие коктейли и смеются. Одна из них встает, поправляя темно-синий пиджак, и направляется к сцене, чтобы исполнить песню. — Слушайте, давайте уйдем, пока не поздно, — предлагаю я в панике, потому что понимаю, что следующими петь должен кто-то из нас. — Когда я говорила, что не умею петь, я ведь не врала. Мне не по себе от того, что на меня осуждающе будет смотреть столько людей. — Плевать, МакКейн, — Томлинсон подается вперед, складывая руки в замок на столе. — Ты видишь этих людей первый и последний раз в жизни, половина из них уже пьяны настолько, что будут готовы выскочить на сцену и просить автограф, потому что перепутают тебя с Дайаной Росс. — Или с Фредди Меркьюри, — Найл кивает в сторону, где два пьяных парня еле стоят на ногах, опираясь друг на друга. — Такое утешение что-то мне совсем не помогает. — Так и быть, первым спою я, — решительно говорит Найл, выхватывая бокал пива из рук официантки, и делает несколько больших глотков. — У меня есть коронная песня для караоке, все девчонки будут мои. — Тут всем девчонкам за сорок, Найлер, — усмехается Луи. — Мне нравятся женщины с большим жизненным багажом. Шатенка на сцене допевает «Simply The Best», ее подруги за столиком аплодируют громче всех, кто-то даже прикрикивает в знак одобрения, но даже на первый взгляд такая доброжелательная публика меня не очень-то успокаивает. — Поверь, после Найла петь будет уже не так страшно, — улыбается Томлинсон. — У него отвратительный голос, хуже, чем у Рики Мартина. — Боже, когда-нибудь я убью тебя за то, что ты ставишь меня в неловкое положение, — выдыхаю я, отпивая половину бокала пива. Ну это так, для храбрости. — Если все еще нервничаешь, можем пропустить нашу очередь, споешь на следующем круге. — Ну уж нет, я допиваю свое пиво, пою и больше никогда об этом не вспоминаю. Дай мне папку, я выберу себе песню. — Разбежалась, — усмехается Луи, забирая черный каталог. — Ты будешь выбирать несколько часов, я уже выбрал ее за тебя. — Что? — удивленно спрашиваю я. — Зная тебя, там будет что-то глупое в стиле Джоджо Сивы или Селин Дион, которую вообще невозможно вытянуть. Понимаю, что ты хочешь меня опозорить и снять это на камеру, но дай мне хотя бы выбрать песню, в которой я не так сильно облажаюсь. — Не переживай, МакКейн, тебе понравится. — Добрый вечер, дамы и господа! — Хоран машет со сцены всем сидящим в баре, и люди приветливо ему аплодируют. — Диджей, включай трек номер четыреста двадцать три. Дорогие девушки, эта песня специально для вас! — Начинается мой любимый цирк, — довольно произносит Луи, убирая ладони за затылок и откидываясь на спинку деревянного стула. Я даже не успеваю спросить, какую песню выбрал Найл, как по всему заведению разносится приятный старый мотив, и от смеха я давлюсь пивом, выплевывая его обратно в бокал. — Серьезно? — смеюсь я. — Ричард Маркс? На экране появляется обратный отсчет, и через три секунды Хоран начинает слишком стараться, исполняя «Right Here Waiting». — Я тебя предупреждал, — улыбается Томлинсон. — Ты в любом случае споешь лучше Найлера. Хоран играет на публику, вытягивая руки в зал, возбужденные женщины в возрасте, увидев такого симпатичного парня, тут же отвечают на касание, парень ходит по сцене, прикладывая ладонь к сердцу, и сейчас он больше похож на пьяную невесту, которую бросила любовь всей ее жизни прямо у алтаря. Найл даже не смотрит на экран, чтобы увидеть слова песни — он не врал, что это его коронное выступление, видно, что он поет Маркса не в первый раз. Когда он поднимает свободную от микрофона руку к небу и опускается на колени, я смеюсь во весь голос, за что получаю злостное шипение женщины за соседним столиком. — Черт, меня сейчас разорвет от смеха, — давлюсь я и поворачиваюсь к Луи — парень смотрит на меня и шутливо напевает песню так, что слышим мы его версию только вдвоем. Цвет его глаз в приглушенном свете бара кажется бирюзовым, улыбка не сходит с лица, Томлинсон так смотрит на меня, что становится неудобно. Луи никогда не отводит и не прячет взгляд, всегда старается держать зрительный контакт, а у меня от этого ладони начинают дрожать, а еще сердце очень быстро стучит. Томлинсон берет меня за руку, вытягивая из-за стола, и отводит прямо в центр бара, где есть немного пустого пространства, свободного от столиков. — Ты чего? — недоуменно спрашиваю я. — Приглашаю тебя на танец, МакКейн. Когда ты еще потанцуешь с таким классными парнем под такую отвратительную версию Ричарда Маркса? Не успеваю возразить, как Луи одной ладонью перехватывает мою, а вторая ложится мне на талию, чуть притягивая ближе. Усмехаюсь, покачивая головой, но все же кладу руку на его плечо и делаю маленький шаг навстречу парню. Вижу, как все остальные посетители встают со своих мест и начинают танцевать вместе с нами: мужчины приглашают своих спутниц, некоторые даже подходят к женщинам, которых совсем не знают, и через несколько секунд танцпол заполняется парами. — Ты умеешь задавать тенденции, — киваю я в сторону, указывая на танцующих людей. — Я много, чего умею, Райлс, — усмехается Луи. От парня исходит тепло, ткань оранжевой толстовки такая мягкая, что хочется укутаться в нее, как в плед, от Луи приятно пахнет парфюмом, и из-за этого запаха у меня, кажется, кружится голова. — Ты можешь расслабиться? — спрашивает он, аккуратно проводя ладонью по моей спине. — Тебе как будто в задницу кол вставили, выдохни. — Если ты забыл, то я следующая пою на этом долбанном «Икс-Факторе», я не могу расслабиться, потому что нервничаю до усрачки. — Поэтому я и выбрал это желание следующим — тебе нужно выдохнуть и отпустить все, что произошло. Считай, что как только ты споешь, твоя жизнь начнется заново, а через песню ты донесешь это всем, кто сейчас сидит здесь. — Я тебя ненавижу, — на выдохе произношу я. — Это неправда, — улыбается Луи. — У меня сейчас сердце из груди выпрыгнет, настолько я боюсь облажаться. — Не бойся, МакКейн. Если что, я тебе помогу. Я буду рядом. Я уже не знаю, отчего именно мои щеки горят — от того, что такой парень как Луи Томлинсон сейчас танцует со мной или из-за нервов, и, если честно, я даже не хочу разбираться в этом. Сейчас мне хочется, чтобы Найл никогда не прекращал петь, и тогда мне не придется выходить на сцену и позориться, а еще в таком случае я немного дольше побуду рядом с Луи. В нем есть что-то такое, что успокаивает меня, кажется, будто время останавливается, когда он рядом, и мне не приходится думать о том, что ждет меня тогда, когда мы с ним расстанемся, пусть и на время. В какой-то момент меня перестали напрягать прикосновения Луи — в начале нашего повторного знакомства меня бесило одно лишь случайное касание, но сейчас, зная о том, насколько важен этому парню тактильный контакт, меня не передергивает, я не нервничаю, наоборот, когда Томлинсон касается меня, мне сразу становится тепло и спокойно, будто я нахожусь дома в полной безопасности. Раньше я боялась каждого слова Луи, каждого его сообщения, а теперь я жду, когда он напишет мне о том, что мы едем выполнять очередное желание из списка. Рядом с ним я забываю о своих проблемах, о вещах, которые не дают мне спать, словно он обладает каким-то магическим свойством, которое дарит покой. Я даже привыкла ко всем его шуткам и неоднозначным усмешкам, мне сложно представить, как до этого я могла обходиться без них. И все его яркие толстовки уже не кажутся чем-то вульгарным, специально небрежно уложенные волосы перестают восприниматься как еще один прием, чтобы подцепить девушку на одну ночь, а его характер не кажется мне таким скверным. Для меня он уже не самовлюбленный парень, которому на все наплевать, сейчас я вижу намного больше, и, черт, это так приятно. Приятно видеть, как все твои предубеждения о человеке рушатся на глазах. Ощущаю на шее размеренное дыхание парня, сердцебиение отдается эхом внутри меня сквозь одежду, прикосновения кажутся приятными, и я даже заглядываю в голубые глаза Луи, чтобы увидеть там поддержку и что-то радостное, то, что отличает его от всех остальных — во взгляде Томлинсона всегда есть веселые искры. — Уверен, что танцевать со мной лучше, чем смотреть, как Найл пытается строить из себя вульгарную поп-звезду, — Луи кивает в сторону сцены, и я заинтересованно перевожу взгляд. Хоран медленно опускается на сцену, на лице выражение страдания вселенского масштаба, парень снова тянет руку к зрителям, а затем и вовсе плавно ложится на сцену, слишком трагично касаясь кончиками пальцев пола. — Боже, это настолько отвратительно, что хочется смотреть бесконечно. Звучат последние аккорды песни, посетители громко аплодируют и кричат, поддерживая Хорана, Луи останавливается и опускает руку с моей талии, позволяя сделать шаг назад. — Спасибо, Норман! — орет в микрофон Найл, да так громко, что тот издает противный писк. — Любите и будьте любимы, друзья! До встречи на этой сцене! Пока Хоран раскидывается воздушными поцелуями и кланяется аплодирующей толпе, Луи подмигивает мне и легко запрыгивает на сцену, прося у диджея микрофон. — Давайте еще раз поблагодарим этого милого парня за такое специфическое исполнение знаменитой песни. Спасибо, Найл, надеюсь, мы больше никогда этого не услышим, — люди смеются, а Хоран показывает Томлинсону средний палец. — Сейчас на эту сцену выйдет девушка, ее зовут Райли, и она охренеть как нервничает. Для нее очень важно выступить, так что давайте ее поддержим. — Клянусь, я задушу его во сне, — шиплю я, отчего Хоран громко смеется, и неохотно плетусь на сцену под ободряющие возгласы и хлопки. Черт, если бы Луи ничего не говорил, может, мне удалось бы спеть и остаться незамеченной, а сейчас все внимание посетителей караоке точно будет обращено на меня. Томлинсон передает мне микрофон, улыбаясь, сжимаю его так сильно, что костяшки пальцев белеют, а парень подходит к диджею, что стоит за пультом, и что-то шепчет ему на ухо. Тот кивает, Томлинсон хватает второй микрофон и машет им мне, давая понять, что подстрахует меня в случае чего. Перед тем, как начинает играть песня, я вижу, как Хоран достает из ниоткуда взявшийся небольшой плакат, на котором розовыми буквами написано «Вперед, Райли!». — Разорви их всех, МакКейн! — кричит Луи, а у меня внутри все замирает от страха. Столько людей на меня смотрит, я готова провалиться сквозь землю. Но ведь это просто песня, так? Я спою, а на следующее утро никто из присутствующих даже не вспомнит меня. Самое время для того, чтобы начать бороться со своими страхами. Одна бы я никогда этого не сделала, но в паре метров от меня стоит парень, который подарил мне такую возможность, и я просто не могу его подвести. Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, кивая сама не зная кому. Узнаю песню с первой секунды, усмехаюсь, смотря на Томлинсона, и покачиваю головой. Луи беззаботно пожимает плечами, отвечая доброй улыбкой, и мне становится немного легче.— Какую песню ты чаще всего поешь вслух? — вдруг задает вопрос Луи, и я на секунду теряюсь, потому что до этого он спрашивал о более серьезных вещах. — Ты серьезно? — приподнимаю бровь я. — Спрашиваешь про песню? — Это называется музыкальная совместимость. Если ты сейчас скажешь, что поешь песни The Wanted или Дэйва Мэтьюса, то я встану, уйду и всю жизнь буду делать вид, что совсем не знаю тебя, а иногда и закатывать глаза при одном твоем виде. Давай, МакКейн, одна песня, которая решит нашу с тобой дальнейшую судьбу. — The Killers — Mr. Brightside. Каждый раз начинаю подпевать, как только слышу ее. — Что ж, — Томлинсон довольно улыбается. — Кажется, у нас с тобой есть все шансы, Райли.
И как только он это делает? Даже в самой некомфортной для меня ситуации, Луи находит способы, которые заставляют меня чувствовать спокойствие и поддержку. И не важно, находится ли Томлинсон рядом со мной, через несколько метров или же на другом конце города. Я смогу сделать это. Я знаю, что смогу. Три. Два. Один. — Coming out of my cage and I’ve been doing just fine, gotta, gotta be down because I want it all, — тихо начинаю говорить в микрофон, прекрасно понимая, что на пение это мало похоже. Моя уверенность исчезает с появлением первых строк песни на экране, руки начинают дрожать, сердце бешено бьется о грудную клетку. Собираю все взгляды присутствующих в баре, осознанно ища осуждающие, но когда понимаю, что люди и правда мне улыбаются, а некоторые даже пытаются подпевать, волнение немного отступает, решительнее сжимаю микрофон, обещая себе, что с припева я начну петь по-человечески. Луи был прав, вряд ли я буду выглядеть глупее Найла. Мне столько хочется рассказать людям, поделиться с ними своими страхами и переживаниями, выложить всю жизненную историю, помочь кому-то своим примером, но я понимаю, что этого никогда не случится — я не писатель, который публикует мотивационные книги, не автор песен, который за несколько дней сможет придумать душераздирающий хит, не сценарист, который бы смог отразить всю свою жизнь на нескольких сотнях страниц, не режиссер, который бы мог снять о моей истории фильм. Я обычный человек, у меня может не хватать времени, слов и уверенности, чтобы поделиться с людьми всем, что меня волнует, но сейчас, хоть и косвенно, я могу рассказать свою историю. Слушателей не миллион, не тысяча, даже не сотня, но этих людей, что сегодня пришли в бар, мне вполне хватит. Я точно знаю, что они услышат меня, дослушают до конца. Вижу, как Луи подносит микрофон к губам, готовясь мне помочь, но я упрямо качаю головой, давая понять, что справлюсь сама. Это ведь мое желание. Я хотела быть услышанной, и Томлинсон предоставил мне эту возможность. Сейчас главное не облажаться. — Jealousy, turning saints into the sea, swimming through sick lullabies, choking on your alibis, but it’s just the price I pay, destiny is calling me, open up my eager eyes, ‘cause I’m Mr. Brightside, — громче пою я, слыша из зала громкое «молодец, Райли!» от незнакомых людей, и позволяю себе отключиться и не зацикливаться на том, что обо мне подумают люди. Я может и дерьмово пою, но у меня хватило смелости подняться на сцену и взять микрофон в руки, и без рассказанной истории я не выйду из этого бара. Стараюсь вложить в песню все эмоции, что я сейчас испытываю: страх будущего, непонимание, отрицание, растерянность. Не знаю, понимают ли меня люди в этом баре, но сейчас мне так на это плевать — я просто позволяю всем накопившимся чувствам выйти вместо со словами песни. На последнем припеве я замечаю, что большая половина бара поет вместе со мной — кто-то поднял руки вверх, кто-то начинает хлопать, кто-то громко выкрикивает слова, и когда я заканчиваю и слышу аплодисменты, то улыбка сама появляется на моем лице, а вместе с выдохом уходят и все переживания, что мучали меня с того момента, как Джейден попал в больницу. Запрокидываю голову назад и прикрываю глаза, позволяя себе секунду, чтобы прийти в себя, а затем отдаю микрофон и спускаюсь со сцены под непрекращающиеся выкрики толпы. — Тебя услышал Норман, Райлс, — гордо улыбается Томлинсон. — Пусть и не весь, но хоть какая-то половина уж точно. — Ты прирожденная рок-звезда! — радостно восклицает Найл, заключая меня в крепкие объятия и трепля по волосам. — Это было круто, нужно как-нибудь нам с тобой замутить дует. — Дай мне после этого отойти, — говорю я дрожащим голосом, и Луи, заметив то, как меня трясет, притягивает к себе и кладет подбородок на мою макушку, успокаивающе гладя по плечу. — Начнем с караоке-баров и каверов, потом напишем песню, ворвемся во все чарты и станем колесить по миру с турне, — не успокаивается Хоран, уже визуально описывающий логотип нашей будущей группы, которой к счастью слуха всего человечества не суждено стать реальной. — Думаю, что нам нужно выбрать провокационный стиль, что-то кожаное с шипами, чтобы вызвать резонанс. — Ты молодец, МакКейн, — шепчет Луи. — Спасибо тебе. Мы остаемся в баре еще ненадолго, потому что Найлу приспичило съесть буррито, а когда мы просим счет, официантка приносит его вместе со своим номером телефона, написанным на салфетке. Я сразу понимаю, что она предназначается Луи, но парень оставляет ее нетронутой на столе. Мы выходим на улицу, холодный воздух отрезвляет, помогая переварить произошедшее, а Томлинсон останавливает меня, ловя за локоть, и произносит: — Ты же не думаешь, что это все? — хитро улыбается он. — Надеюсь, у тебя не было планов на сегодняшний вечер, потому что мы едем исполнять твое желание до конца.