***
Трандуил вдруг поймал себя на том, что совсем не удивился, увидев, как Фисэмар заплетает волосы Тауриэль в причудливую косу, потому как это уже входило в привычку главнокомандующего. — Подумай, mellon nin, ещё больше волос заплетать… Никакой экономии времени, — усмехнулся он, усаживаясь в высокую траву рядом с ними. — Жил как-то, когда заплетал каждый день моего юного раненого принца и его дворецкого, — парировал Фисэмар. — А вы ещё в процессе шипели, пытались сбежать и обзывали меня последними словами. — Да, а потом ты ещё полчаса тратил, чтобы вымыть мне с мылом рот! Я же говорю, никакой экономии времени… — Перестаньте, — попросила Тауриэль, кусая губу от смеха. — Вы мне никогда про дворецкого не говорили. Кто он? — Галион, — ответили в один голос король и главнокомандующий с какой-то общей обречённостью. — Он тебе понравится, — добавил Трандуил. Фисэмар тихо фыркнул, но кивнул.***
Как оказалось позже, Галион был замечательным… А ещё, замечательно странным. Язвительным, шутливым, острым на язык — и в то же время очень правильным, почти строгим. Роль дворецкого его ничуть не смущала, он мог со спокойной душой отчитать короля единолично — правда, главнокомандующего обходил стороной, но только из-за нежелания участвовать в полемике, возникавшей каждый раз, когда они всё-таки пересекались. Королева Эллериан и принц Леголас были очень друг на друга похожи: у них были почти идентичные улыбки, лукавые глаза, даже тёмные волосы вились одинаково — словом, это были два настоящих лесных эльфа, дружные между собой, и они подружились с Тауриэль почти в тот же миг, как увидели её. Но, признаться честно, больше всего ей хотелось увидеть Сэллиана… И воспоминания об их первой встрече жили в её сердце ещё много лет. Тауриэль лежала в палате целителей тогда: Трандуил и Фисэмар еле-еле убедили её, что необходим был лучший осмотр, чем тот, что они могли позволить себе раньше. Минуты тянулись бесконечно долго и никак не желали складываться в часы — но кое-как сложились. Целители с постели велели не вставать, понадеявшись на её совесть, но Тауриэль было труднее удержать на месте, чем это могло показаться, и уже минут через пятнадцать она сидела на подоконнике, покачивая ногами и разглядывая чернеющий к ночи лес. Дверь скрипнула, растворившись без стука, и маленькая эллет невольно вздрогнула, готовя оправдания, но вместо целителя в комнату влетел мальчишка. Такой худой, что наверняка под серебристой туникой отчётливо проступали рёбра; с голубыми глазами, большими, хитрыми, почти блестящими, и с любопытным их прищуром. — Привет, — проскандировал он, бесцеремонно вспрыгнув на подоконник и усевшись напротив. Тауриэль слегка нахмурилась, не припоминая его, а затем поняла, что и припоминать особенно не откуда. — Против компании не возражаешь? — Нет, — она пожала плечами. — Только я тебя не знаю. — Зато я тебя знаю, — отмахнулся он. Его глаза, так привлекшие её внимание, озорно прищурились. — Тауриэль, правильно? Фисэмар сказал, ты теперь с нами живёшь. — Раз сказал — значит, живу, — пробормотала Тауриэль, которой было как-то не по себе от беспечности собеседника. Она успела уже отвыкнуть от любых детских привычек, и видеть рядом самого обычного ребёнка было… Странно. Как минимум. — Отлично! Как только старший целитель тебя отсюда выпустит — а будет это, наверное, сегодня вечером, — покажу тебе наши апартаменты, хочешь? Хочешь! Фисэмар очень взволнован на самом деле, он даже перестановку собирается устроить — впрочем, наверное уже и устроил, иначе я не знаю, зачем меня нужно было выгонять… — Фисэмар — взволнован? — улыбнулась Тауриэль, прерывая бесконечный словесный поток. Такого она не видела: при ней лорд главнокомандующий всегда сохранял если не спокойствие, то по меньшей мере видимость спокойствия. — А то! Он, конечно, железный и бесчувственный, но… — мальчишка вдруг смешался, задумался — и улыбнулся более смущённо. — Но нет, не совсем. Он хороший друг, знаешь. Иногда мне кажется, что бессмысленно о чем-либо жалеть, потому что… Это большая удача, что он теперь моя семья. И теперь я постараюсь быть хорошей семьёй. Правда. Он посмотрел на неё очень серьёзными и почему-то очень взрослыми глазами, и Тауриэль узнала в этом свой собственный взгляд. — Я рядом. Хорошо? Она с минуту молчала, не зная, что можно ответить, затем просто спросила: — Как тебя зовут? Он сдул со лба волнистую серебряную прядь и расплылся в довольной улыбке: — Ли. Сэллиан.