А что такое дом?

      Лорд Фисэмар вообще очень много чего умел, кроме сольного пения, чтения карт и командования целой армией. Он танцевал, например. И истории рассказывал красиво… Но он, конечно, всё время был занят и не мог постоянно находиться рядом с двумя эльфятами, даже самыми послушными и тихими (не говоря уже про Сэллиана и Тауриэль). По этой причине большую часть времени они, вместе с Леголасом, проводили на уроках, под руководством учителя Галдарона.       Учиться было очень интересно — читать, писать, петь, даже считать немного, — но сложновато, и уже через пару недель гораздо более интересным занятием Тауриэль нашла обмен картинками, сделанными на клочках бумаги. Загвоздка заключалась в том, что, как выяснилось, Фисэмар уже запрещал Сэллиану, а Трандуил запрещал Леголасу заниматься этим на уроках. На самом деле, первый раз, когда Тауриэль испытала на себе кодекс чести Фисэмара, случился именно поэтому.       Как-то вечером они с Ли лежали на полу, расставляя деревянных солдатиков так, как им было угодно, а не согласно дурацким правилам игры, когда вернулся довольный своей продуктивностью, но немного усталый командир и завёл с ними долгую приятную беседу, которая окончилась вопросом:       — Как ваши дела у Галдарона?       — Хорошо! — с готовностью откликнулась Тауриэль. — Я прошла алфавит до конца и научилась писать все-все буквы…       — Это здорово, — Фисэмар даже улыбнулся, что под конец рабочего дня случалось с ним крайне редко. — Покажете ваши тетради?       Тауриэль не поняла тогда, почему Сэллиан так смущённо отвёл взгляд… А Фисэмар понял. И повторил:       — Покажите, пожалуйста.       Через пару минут тетради обоих эльфят были тщательно им осмотрены. Конечно, разглядеть вырванные листы и уголки листов оказалось для него очень просто: Тауриэль и Сэллиан оба не отличались особой аккуратностью, — и, похвалив содержимое тетрадей, он был вынужден здорово выругать обладателей за их состояние.       — Сэллиан, иди-ка сюда… Я же просил тебя не заниматься рисованием на уроках, разве это не так?       Ли покраснел отчаянно, а его сестрёнка испуганно уставилась на Фисэмара.       — Отвечай, юноша.       — Просил, — еле слышно пробормотал он.       — И Тауриэль ты, конечно, об этом не сказал?       — Я думал, она знает!       — Если бы она знала, — вздохнул Фисэмар, — она бы ни за что не стала этого делать, верно я говорю?       Девчонка быстро закивала.       — Тауриэль… Скажи, Галдарон никогда не делал тебе замечаний из-за этих рисунков?       — Делал.       — Почему же ты не послушала его?       — Я?.. Я не знаю!       — Ты не знаешь?       Тауриэль густо покраснела под строгим взглядом и принялась очень сосредоточенно изучать узоры на ковре под ногами.       — Не нужно рисовать на уроках. Я знаю, что это весело, но ещё я знаю, как это отвлекает — и вас, и учителя. Сэллиан, я прав?       Ли горестно вздохнул, но опустил голову, соглашаясь. Фисэмар вздохнул тоже и, взяв его за руку, подвёл к кровати.       — Точно надо? — пробормотал мальчишка, уже лёжа поперёк колен наставника, и неприметно вздрогнул, когда уверенная рука стянула с него штаны.       Фисэмар сжал губы в тонкую ниточку (так он всегда принимал более сосредоточенный вид), вскинул руку и довольно сильно шлёпнул его по оголённым ягодицам десять раз. Ли весь сжался и уткнувшись лицом в одеяло, сдавленно всхлипывал, пока Тауриэль не без испуга наблюдала за тем, как эти самые его ягодицы приобретают новый — розоватый — оттенок. Она почему-то вдруг вспомнила, как из-за огня кожа некоторых приобретала сначала точно такой же цвет, затем коричневатый, а в конце чёрный. Ей это показалось странным…       Когда Сэллиан тихо, но очень отчётливо вскрикнул, Фисэмар перестал шлёпать и обратился к ней:       — Тауриэль, иди сюда. Пожалуйста.       Сосредоточенно кусая ноготь, маленькая эллет подошла. Всё ещё придерживая одной рукой Сэллиана, Фисэмар помог ей устроиться на коленях рядом с ним и, подвернув смешную, в цветочек, юбочку, бескомпромиссно шлёпнул. Тауриэль тоненько взвизгнула. Ножка в крошечном кожаном ботинке дёрнулась, пытаясь спасти попу, но ничего у неё не вышло: наставник шлёпнул ещё раз и только потом переключился обратно на попу мальчишки. Спустя ещё несколько шлепков, эллет несолидно разревелась. Было ли ей на самом деле настолько больно и обидно, или это была защитная реакция, или просто своеобразная манера поведения — Фисэмар пока не знал… Хотя подозревал, что ещё узнает.       Окончив порку парочкой крепких шлепков, он отпустил эльфят и пронабдюдал, как Ли поспешно соскальзывает с его колен, а Тауриэль, напротив, изворачивается и так отчаянно цепляется за его воротник, будто думает, что он сию же секунду уйдёт.       — Тсссс… Что ты, — пробормотал Фисэмар, крепко прижимая её к себе, — не расстраивайся так. Я здесь. Всё в порядке. Всё хорошо.       — Н-нет! — яростно всхлипнула Тауриэль. Он взглянул на неё изумлённо и заметил такой же изумлённый взгляд Сэллиана. — Не хорошо… Мы плохие…       — Не бывает плохих эльфят, — заверил Фисэмар. — Бывают эльфята, которые пока не умеют себя вести, и взрослые, которые не учат. И я вас отшлёпал не потому, что вы плохие, а потому что я должен научить вас правильно себя вести. Я не сержусь. Слышите, вы оба? Я не сержусь. Всё хорошо…       Тауриэль закивала, прижимаясь к нему сильнее, и Фисэмар был этим удовлетворён, хотя подозревал, что она уловила только: «…эльфята… Отшлёпал… Плохие… Сержусь».       С того дня рисование на уроках прекратилось — и не только благодаря порке, но ещё благодаря тому, что Фисэмар купил своим эльфятам невероятное количество красок всех оттенков всех цветов, которыми они свободно могли пользоваться после уроков.