Красавец для чудовища

По залитым голубоватым светом коридорам клиники звучали редкие шаги сотрудников. На стоящих у стены мужчин тактично не обращали внимания. Ходорковский и Медведев, вызванный им для срочного разговора, перебрасывались научными терминами, ожидая, пока закончится рабочий день. До официального его окончания оставалось около десяти минут, и они коротали время за невинным трёпом о нормах на грядущий год и поднятии производства на новый уровень. Прозвенел сигнал об окончании смены, научные сотрудники постепенно покидали кабинеты и запирали стеклянные залы с виднеющимся там причудливым оборудованием. Когда свет был погашен везде, кроме коридора, они медленно пошли в сторону склада хим.реагентов, расположенного на минус-первом этаже. Помещение напоминало скорее не склад, а нечто среднее между музеем и бункером. Рядами стояли баллоны с жидким азотом, хранящимся там под давлением, и сорокалитровые сосуды с аргоном. Запасное оборудование хранилось в застеклённых шкафах у дальней стены огромного помещения. - Зачем позвали, Ходорковский? - Медведев со скучающим видом рассматривал правила безопасности на стене и старался не смотреть на Алхимика. Михаил Борисович был известен своими планами, всегда сходившими ему с рук. Именно его идеей было распределение прав и ответственности на них троих, включая Путина. Официально здание "КриоРус" принадлежало Дмитрию Медведеву, а совладелицу и генеральную директрису - Удалову - легко сдвинули из игры. Ныне никто не смог бы заподозрить о связи химического института и инновационной компании, обещающей вечную жизнь после заморозки. И уж точно никому и в голову не пришло бы обвинить кого-либо из политиков в сокрытии способа оживлять людей после заморозки. Это ведь было невозможно. Вообще нет. - Не находите, что последнее время в нашей, - он намеренно сделал ударение на последнем слове, - компании убыток в клиентах? Ходорковский вынул из недр медицинского халата ключ и открыл одну из дверок правого крайнего шкафа. Дмитрий лишь пожал плечами. - И зря, - беззлобно укорил его мужчина, вынимая продолговатую колбу из крепления. - А, между тем, люди всё меньше увлечены идеей жизни после смерти и всё больше выступлениями сторонников Навального. Вы не заметили? При упоминании оппозиционера Медведев скривился. И этот туда же. Как будто мало ему любимого человека, который все уши прожужжал про этого мятежника. Под предлогом того, что это важно для оформления будущего сфабрикованного дела. Ну да, конечно. В каком году ему был вынесен приговор по делу об "Ив Роше", президент не помнил. Зато какого цвета у Алексея глаза, повторил несколько раз. Какого, спрашивается, хрена. - Какого хрена, я вам, Дмитрий Анатольевич, конечно, не отвечу, - Алхимик размешал что-то в вынутой колбе и наблюдал за реакцией препаратов. - А вот на вопрос "зачем?", пожалуй, смогу. Видимо, на лице Медведева так ясно отобразилось испуганное "я сказал это вслух?", что Ходорковский поспешил пояснить: - По вам прямо видно, что хотите перейти к сути дела. Не собираюсь вас задерживать. Политик, всё ещё обескураженный, кивнул и невольно подумал, что не зря его собеседника звали "Алхимиком". Он был умён, проницателен и, может быть, взаправду умел читать мысли. Кто знает. - ... Так вот, появление Навального во Дворце крайне нежелательно для нашей компании, как вы понимаете, - получив ещё один кивок, тот продолжил. - Если Владимир Владимирович в случае какого-либо случайного стечения обстоятельств, - Михаил Борисович испытующе взглянул на Медведева, - разрешит ему свободно передвигаться по Дворцу, рано или поздно секрет наших статуй будет раскрыт. Слишком уж это очевидно для такого начитанного человека, как Алексей. - Что вы предлагаете? - Дмитрий мрачно уставился на Ходорковского. Тот помолчал, вставляя щипцами пробку в пузырёк, куда перекочевало содержимое колбы, и протянул его политику. - Предлагаю сделку. Собеседник вопросительно изогнул бровь, и Алхимик пояснил: - Отдай президенту. Как - неважно. Можешь добавить в вино, жидкость для кальяна. Только сам, смотри, не нанюхайся. Я беру на себя химическую составляющую, ты - техническую. Убираем конкурента - и всё прекрасно. Оба понимали, кого он имел в виду, говоря о конкуренте. Несколько секунд Медведев медлил, но потом всё же протянул ладонь, забирая склянку. Ходорковский с усмешкой проследил за политиком, который стремительно вышел из помещения, и запер шкаф с оборудованием, бросая колбу в мусорку и снимая медицинские перчатки. Их сегодня тут не было, о чём, конечно, засвидетельствуют камеры, а колбу уберут вместе с остальным мусором в 7:00 завтрашнего дня. Его поступок, как и сотни других, останутся в тени его безупречно чистой репутации. Он вздохнул, выключая свет костяшками пальцев. Иногда приходится жертвовать чем-то или кем-то, чтобы сохранить бизнес. Тем более, он, по сути, ничего не сделает сам. Несколько таблеток экстази и столько же мефедрона - и несколько часов времени решат все его проблемы. ***** За несколько последних дней вся небольшая компания была занята разгребанием дел, навалившихся на ФБК из-за иска ООО "Московский школьник". Присоединившаяся к ним Любовь Соболь поддержала возмущение Михайловой и заявила, что на суд в этом рассчитывать не приходится. - Можно подумать, на российские суды хоть в чём-то можно рассчитывать, - мрачно прокомментировал Жданов и умчался в неизвестном направлении. - Надо попробовать довести дело до ЕСПЧ, - грустно предложила Соболь, понимая, что это ни к чему не приведёт. Это, увы, понимала не только она. Предложение осталось без ответа. На удивление, широкую огласку в соц.сетях получило короткое мрачноватое видео Алексея и Юли под трек PALCа, чем не преминула воспользоваться сама Навальная. Люди слушали. Узнавали. Постепенно проникались. Надежда оставалась, хоть и смутная. Народ был на их стороне. Были и плохие новости: все счета сотрудников ФБК оказались заморожены, а у многих и счета их родственников. Михайлова была на интервью "Эха Москвы" восемнадцатого числа, но это ни к чему не привело. Аппеляция в МосОблСуд была отклонена. На сайте оппозиционера и с официального сайта Фонда Борьбы с Коррупцией был опубликован последний, рвущий душу текст: "Мы закрываемся. Вся надежда на вас." А спустя ещё двое суток, немного увеличившаяся в своём составе команда продумывала дальнейшие действия и самое главное - митинг. Запланированная на двадцать третье число акция протеста занимала умы уставших и местами заимевших новые седые волоски людей. Первую теорию выдвинул Вощанов, собиравший информацию по своим каналам. Бывшему пресс-секретарю были известны некие истоки и приёмы, которые он усвоил за небольшой срок своей работы, и он не преминул ими воспользоваться в трудную минуту. - Народу нужен новый лидер, - заявил он, посматривая на собеседников. - Пока Алексея не найдём, нужен кто-то не менее авторитетный и стойкий. Иначе, это всё закончится, не начавшись. - Плохо это всё, - покачала головой Михайлова, - долго ещё будем скрывать тот факт, что он... - женщина замолчала, увидев, как вздрогнула в своём углу Юлия, и добавила уже тише -... находится в неизвестном месте? - Сколько сможем, Оль, - ответила Соболь за журналиста. - А пока, я считаю, нужно чтобы Юлия сама возглавила восстание, так сказать. Все недоумевающе воззрились на говорившую. Юристка ФБК со вздохом пояснила: - А кто ещё? Они вместе огонь и воду прошли. Её послушают. Молчание затягивалось. Никто не решался высказаться на такую щекотливую тему. Женщина была права: ни один из присутствующих не поднял бы такую народную волну, как Навальная. Блондинка склонила голову и нервно перебирала пальцами край чёрной рубашки. Наконец, она подняла голову и заявила тихо, но твёрдо: - Я согласна. Я выйду вместе со всеми двадцать третьего числа. Если нам с Лёшей грозит что-то страшное, мы справимся с этим вместе. ***** Путин бродил по кабинету, не находя себе места. С момента встречи с помощником прошло некоторое время, а тревога всё усиливалась. С чем это было связано, президент понять не мог. Все ощущения окружающего мира как будто обострились. Политик пытался прокрутить в голове сценарий их встречи и найти момент, с которого всё началось, но не мог. Всё было как обычно: посадка вертолёта перед ступенями широкой лестницы, ведущей во дворец, дружеское приветствие и шутки про то, что последнее время обстоятельства требуют видеться почти каждый день, короткий отчёт о действиях Д. М. Пескова и обсуждение дальнейших действий под бутылочку полусладкого. А от вина его, вроде, так сильно раньше не мутило. Владимир присел на диван, нервно постукивая носком ботинка по светлому полу. Почему-то в голове одна за другой всплывали картинки, посвящённые его пленнику. С которым, надо сказать, у него установились ровные, чуть-чуть насмешливые отношения. Они предоставляли своим представителям действовать, а сами медленно и постепенно сближались друг с другом. Тонко и чисто-политически издевались и присматривались. И вот сейчас он вспоминал Навального в те моменты, когда он не злился и не пытался его задеть. В нём всё было прекрасно: губы, волосы, первые морщинки у рта из-за излишней эмоциональности, высокое стройное тело. Путин пытался отгородиться от этих мыслей, но ничего не получалось. Он снова вскочил, продолжив нарезать круги по комнате. Внутри всё как будто плавилось, как жидкий металл, и возникала чистая, ничем не контролируемая ярость. Политик с ужасом прислушивался к своему организму. Что с ним творилось? На этот вопрос не было ответа. Сердцебиение было таким частым, что кружилась голова. Его захлёстывали эмоции: злоба, раздражение, возбуждение и снова злоба. Хорошо, что никто не видел его в этот момент. А охране за это и платили. За то, что они видели. И за молчание. Владимир Владимирович сбросил полудомашний пиджак на пол и не заметил этого. В голове громом отдавалось только одно имя. Алексей Навальный. ... Оппозиционер уже с час лежал в полудрёме, потому что от приёма лекарств накатывала временная слабость, и готов был бы уснуть, если бы не повернувшийся в замке ключ. Он с трудом сел на кровати и, щурясь от яркого света, поприветствовал: - Ну, здрасьте... Тёмная фигура, возникшая в проёме, хлопнула дверью и не сказала ни слова. Навальный хотел поинтересоваться причиной молчания, но не успел. Его оглушил совершенно неожиданный удар по лицу. Болезненный и резкий. Настолько сильный, что столкнул мужчину к краю кровати. Алексей потерял равновесие и чуть не свалился, но его руки вдруг оказались зажаты чужими и его буквально силой втащили обратно. - Эй... - на его горле сжалась сильная ладонь, и политик закашлялся. - Что. . Ты... Вторая рука президента сжала кисть противника настолько сильно, что тот зажмурился, не имея возможности закричать или вырваться. Навальный снова получил удар по лицу, а в следующий момент он уже был прижат сверху к кровати тяжёлым телом. Перед глазами всё расплывалось от действующих лекарств и недостатка воздуха. Стало больно. Страшно. И мерзко. Особенно когда одним рывком его обездвиженное тело перевернули, а широкая грубая ладонь Путина уткнула его лицом в скомканное одеяло. - Пусти! - сдавленный крик не остановил, а только разозлил насильника. Одну руку ему заломили за спину, а по бёдрам прошлись, сдирая штаны и бельё. Горячее дыхание обожгло шею, и Алексей невольно сжался от ощутимого укуса около уха. Больно. Отвратительно. На секунду рука с его поясницы исчезла, и он услышал звук расстёгивающейся молнии. Навальный зажмурился, кусая губы до крови, когда президент скользнул твёрдым органом между его ягодиц, и приготовился к предстоящей боли. Но подобное даже в самом извращённом воображении нельзя было себе представить. Приставив головку ко входу, он рывком вошёл, сразу на всю длину. Из груди его жертвы вырвался крик, заглушённый тканью постельного белья. Владимир зарычал, толкнувшись ещё раз, сжимая запястье пленника и царапая ногтями его бедро. Впрочем, двигаться стало легче, только когда из разрывов потекла кровь. Навальный сжимал зубы до хруста, понимал: кричи, не кричи - никто не придёт. Никто не поможет. По щекам текли слёзы, боль разрывала всё тело. С каждым новым толчком внутри него она только усиливалась. Голубоглазый слышал рычание своего насильника, его стоны, чувствовал его руки по всему телу. Силы оставались только на то, чтобы, глотая слёзы, шептать тихое: "За что?.. За что ты, сука, так со мной? Что я тебе сделал..." Несколько заключительных, рваных движений бёдрами - и политик кончил, удерживая неподвижное тело, пока не излился в него. А после разжал руки, не заметив, что расцарапал жертве спину, поясницу и запястье. Ушёл, хлопнув дверью и оставив пленника одного. Пролежал в одной позе Навальный долго, а после, попытавшись встать, со стоном скатился на пол. Он не смог даже подняться: низ живота болел адской болью, по бедру стекала кровь в перемешку с чужим семенем. Он только отполз в угол и забился туда. В угол, который не попадал в обзор камеры. Было мерзко, отвратительно. "За что?" - в очередной раз мелькнула мысль, когда оппозиционер, подобрав колени к подбородку, уткнулся в них лицом и зарыдал - надрывно и горько, - "Лучше бы убил..." ***** Прокручивая с некой ноткой брезгливости одну и ту же, переадресованную в его офис, видеозапись, Ходорковский самодовольно ухмылялся. Его план сработал. Да, где-то в глубине души иногда начинала колоть совесть, но он быстро пресекал подобные чувства на корню. Политика - тот мир, в котором иногда приходится идти с ней на сделку. Бизнесмен переплёл пальцы. Что значили какие-то чувства, тем более чужие, когда дело его жизни было под угрозой? "Прости, президент", - хмыкнул он про себя, - "Не хотел ломать вашу игрушку. Просто. Случайно вышло." Теперь исчезновение неугодного ему существа из Дворца было вопросом времени. Навальный слишком горд, чтобы перенести такое унижение. Теперь либо совершит суицид, либо попробует сбежать из места, где с ним так жестоко обошлись, и его пристрелят, как шавку. Ходорковский ещё раз пересмотрел фрагмент и нажал кнопку "удалить". "Ничего личного." [Мефедрóн - наркотик, после действия которого побочным эффектом является неконтролируемая агрессия.]