Major Lazer ft. Justin Bieber & MØ - Cold Water
– Рискну предположить, – сказал Стайлс, когда я зашла в его кабинет на дополнительные. – Что Зельеварение нам с тобой обоим надоело. Я улыбнулась. – Разве преподавателю Зельеварения такие вещи можно говорить? – Мне все можно, – ответил мужчина, запирая дверь в кабинет. Он всегда так делал, чтобы на наши индивидуальные занятия не ворвался какой-нибудь заблудившийся слизеринец. Не стоило им знать, что Стайлс посвящал мне столько времени. И что он курил в здании школы, закинув ноги на свой рабочий стол, тоже не стоило. Как и то, что он периодически тушил сигареты о самые ужасные работы своих учеников, а потом врал им, что потерял бумажки (я сбилась со счета, сколько домашних и контрольных Льюиса, Олли и Найла Стайлс потерял. Теперь я знала правду). – А если серьезно, – продолжил Стайлс. – То мы изучили зелья для оказания первой помощи, кучу сложнейших ядов и противоядий к ним, так что ты теперь отравишь, кого угодно, и сварили чертово волчье зелье. Можно передохнуть. – Вы же явно не имеете в виду, что я могу пойти и поспать? Полнолуние наступало завтра. Завтра мы узнаем, сработает ли тот вариант зелья, который я предложила. Я очень переживала из-за этого. Я хотела, чтобы оно сработало. Во многом потому, что хотела еще раз услышать «гениально» по отношению к себе из уст Гарри Стайлса. Оказалось, что комплименты от него звучали особенно приятно. Я вспомнила, что у меня теперь был пароль от его комнаты, и почувствовала странное покалывание во всем теле. И особенно – где-то в животе. Мерлин, что со мной происходило? А самое главное – как это прекратить? На первый вопрос в глубине души ответ я знала, как бы сильно это ни отрицала. А вот на второй – нет. – Нет, конечно, – закатил глаза мужчина. – Теперь мы бросаем все наши силы на Защиту от Темных искусств. Кто бы сомневался. – Ладно, – кивнула я. – И каким проклятьям вы меня научите? Я бы с радостью испробовала какие-нибудь на ваших слизеринцах. – Только попробуй, – как-то даже жизнерадостно ответил Стайлс, и я захихикала. В нашем общении что-то изменилось. Я не знала, в какой момент и почему, но нам стало намного легче разговаривать. Мне такое положение дел очень нравилось. – Нет, я хочу начать не с проклятий, – продолжил он, затушив сигарету. – А с патронуса. – Я умею вызывать патронуса, – нахмурилась я. Неужели он не помнил? В конце концов, мои проблемы с дементорами и патронусами были центральной темой третьего курса. Стайлс учил меня вызывать патронуса. То были мучительные часы для нас обоих. Как он мог забыть? – Ты меня за идиота держишь? Я знаю. – Ну, так вы сами сказали… Стайлс раздраженно вздохнул, но я знала, что он шутил. Настолько, насколько он мог. – Патронуса можно использовать не только против темной магии. – Ага?.. – Это еще и способ коммуникации. Я нахмурилась. – Как это? – Патронус может передать твое сообщение кому угодно. Это одновременно и достоверный способ передачи информации, потому что патронусы уникальны, и никто тебя не обманет, и защищенный, потому что патронусы смогут пройти «сквозь» любую темную магию. Мерлин, какой же у Стайлса был красивый голос. Низкий, хриплый, но при этом мелодичный – я раз за разом вспоминала, как на моем Дне рождения Луи ляпнул что-то о том, что Стайлс занимался музыкой. Я бы хотела услышать, как он поет. Стайлс читал лекции с такой уверенностью в себе и в своих знаниях, что я не могла оторвать от него взгляда. Слушала его с упоением. Готова была слушать его часами. Я хотела, чтобы он говорил только для меня. Только со мной. Я была по уши влюблена. – Таким способом общаются все члены Ордена, – продолжал Стайлс. – Ты тоже должна уметь. Я задумалась, почему меня до сих пор никто не научил призывать говорящего патронуса, но внимание к этому привлекать не стала – в конце концов, Стайлс учил меня сейчас. – Мне сказали, что у тебя не очень хорошо с невербальными заклинаниями. Я вздрогнула и покраснела. Мерлин, он спрашивал про меня у других преподавателей. Невербальным заклинаниям нас учили Луи, Флитвик и Макгонагалл. На всех трех предметах именно эти задания давались мне с наибольшим трудом. Это не могло не бесить: я привыкла быть лучше всех в любой группе. У меня хорошо получалось колдовать, я быстро схватывала новую информацию и применяла ее на практике. Но не с невербальными заклинаниями. Как бы я ни пыталась, сколько бы ни тренировалась, именно эти заклинания давались мне тяжелее всего. Когда мои одноклассники уже вовсю проклинали друг друга, даже не шепча заклинания, я все так же пыхтела, краснела и расстраивалась. Льюис был в шоке, что мог что-то делать лучше меня. Что ж, хотя бы кому-то в этой драматичной ситуации было хорошо. Но теперь Стайлс… – А что, вслух это никак нельзя сделать? – пробормотала я, опуская взгляд. Мне было стыдно. Раньше мне было стыдно только перед самой собой, потому что мне, как будущей спасительнице всего мира, нужно было быть на высоте всегда. Знать все проклятья, уметь с ними справляться, готовить яды и противоядия, оказывать первую помощь, трансфигурировать, трангрессировать… Я очень строго к себе относилась с самого первого курса, с той самой секунды, когда мне объяснили, какая роль в жизни волшебного мира мне отведена. И вот, пожалуйста: не могу справиться с тем, в чем преуспели даже Олли и Льюис. Я словно вернулась на третий курс, к первым патронусам и дементорам. Теперь чувство стыда увеличилось в разы, ведь мне придется раз за разом разочаровывать Стайлса, потому что, если я не могла освоить эти пресловутые невербальные заклинания при Макгонагалл, Флитвике и Томлинсоне, то в обществе Стайлса… все будет совсем плохо. – Можно, – усмехнулся преподаватель. – Если ты хочешь, чтобы все вокруг узнали то самое тайное сообщение, которое ты хочешь передать. Я снова покраснела. На этот раз от собственной глупости. – Если начистоту, мне в свое время тоже с невербальными заклинаниями пришлось помотаться, – сказал Стайлс, и я посмотрела на него. Выглядел он серьезно, совершенно точно надо мной не издевался. – Вам? – А что? – Вы же, вроде как, гением были. Стайлс закатил глаза. – Это Томлинсон сказал? Я промычала в ответ, чтобы не выдавать тот факт, что миллион раз перечитывала дневники Лили в тех местах, где она писала о юном Гарри Стайлсе. Моя сестра предполагала, что читать я буду «второй слой» ее записей, связанный с Волдемортом и историей его жизни, но я очень увлеклась поверхностными записями. Гарри в школе был одним из лучших учеников. А еще он не умел общаться с людьми – совсем как сейчас. У него почти не было друзей, за исключением пары слизеринцев и моей сестры. Да и моя сестра достаточно быстро ушла к другим людям. Стайлс, кажется, прятал свое одиночество в учебе. Занимал свое время учебниками, конспектами и эссе, только чтобы не думать, что на самом деле ему просто нечем заняться. И не с кем даже поговорить. Мне было так жалко того, маленького Гарри. Мне хотелось отправиться в прошлое и стать его другом. Обнять, успокоить, сказать, что так или иначе все будет в порядке. – Неважно, – махнул рукой Стайлс. – Для начала, нужно освоить обычного невербального патронуса. К тому, как передавать через него сообщение, мы перейдем позже. Я нервно сглотнула. Я так давно не позорилась перед Стайлсом. Так не хотелось снова начинать. – Принцип тот же, – снова включил лекционный голос мужчина. Я стояла, прислонившись к первой парте, а он ходил передо мной, туда-сюда, покуривая очередную сигарету. Удлиненный пиджак развевался у него за спиной словно мантия. Мне захотелось вернуться обратно в комнату, вытащить из шкафа пиджак, который я прикарманила еще в октябре, завернуться в него и лечь спать. Я не хотела снова вызывать патронуса. – Пока произносишь заклинание, нужно думать о своих счастливых воспоминаниях. Но только теперь заклинание надо произносить в уме. Я горестно вздохнула и достала палочку. Когда на третьем курсе Стайлсу поручили учить меня патронусу, мы с ним чуть друг друга не убили: мужчина раз за разом объяснял мне, как правильно вызывать патронуса, а я раз за разом проваливала задание, потому что рядом с устрашающим Гарри Стайлсом у меня просто не выходило думать о счастливых моментах. Тогда он сам для меня был как дементор – рядом с ним я могла думать только о том, насколько же бессмысленной и несчастной была моя жизнь. Сейчас все изменилось. Сейчас в обществе Гарри Стайлса я больше не чувствовала безнадежность. Сейчас, когда я его видела, мое сердце на мгновение останавливалось, а потом начинало приятно покалывать. Сейчас рядом с ним меня мучили пресловутые бабочки в животе. Сейчас я ассоциировала счастье с возможностью быть настоящей рядом с Гарри Стайлсом. С возможностью признаться ему в моих чувствах и узнать, что они взаимны. Мечтать не вредно, – осадила саму себя я. Я крепче сжала свою палочку, словно это хоть как-то могло мне помочь, и подумала о том же, о чем думала всегда: обо всех рождественских праздниках, которые я провела с Найлом в гостиной Гриффиндора. Чувство тепла, радости, дома. Я махнула палочкой, и перед глазами появилась вспышка, которая, впрочем, так и не сформировалась в лань. – Твою мать, – прошипела я, смотря как голубой свет растворяется, так и не приняв никакой формы. – Еще раз, – Стайлс даже не моргнул. – Мы будем как на третьем курсе? – ехидно поинтересовалась я. Я пыталась скрыть свое разочарование от провала. У меня не выходило. Я задала этот вопрос только потому, что чувствовала, как начинала нервничать. Руки дрожали, и я понимала, что, чем дальше, тем меньше у меня получится. – Нет, как на третьем курсе не будем, – усмехнулся Стайлс, и я на мгновение расслабилась. Если Стайлс так себя вел, значит, убивать он меня пока что не планировал. – Ты, в конце концов, уже не раздражающий меня подросток. – Я уже не подросток или уже вас не раздражаю? – Грин, патронус. Я не смогла не улыбнуться. Во второй раз у меня получилось произвести на свет что-то, отдаленно похожее на мою лань, но она пропала через пару секунд. Точно так же и в третий, и в четвертый раз. – Да почему?! – в исступлении воскликнула я, не в состоянии скрывать свое разочарование. Я бросила свою палочку на парту и продолжила: – Даже у Льюиса и Олли получаются невербальные заклинания, а у меня нет! Со стороны Стайлса послышались какие-то странные звуки, и я повернулась к нему. Он приглушенно смеялся. – Что?! – Так вот, что надо делать, чтобы ты признала, что твои друзья тупые. Я несколько мгновений растерянно моргала, а потом поняла, что он имел в виду. И сама засмеялась. – Я не это хотела сказать! – Поздно брать свои слова назад, Грин, я все запомнил. Он достал еще одну сигарету, и на его губах красовалась еле заметная улыбка. А для Стайлса даже такая улыбка была большим шагом. Мое сердце таяло. Я падала в бездну все глубже и глубже. – О чем ты думаешь? – спросил он, и я вздрогнула. – Что? – Когда пытаешься сотворить невербальное заклинание, что происходит в твоей голове? Я думаю о тебе. Каждую чертову секунду каждого дня. Мне нужно разбираться с крестражами, но я думаю о своем преподавателе Зельеварения. Мне нужно налаживать свою обычную жизнь, общаться с ровесниками, встречаться с ровесниками, а вместо этого я бегаю за мужчиной на шестнадцать лет меня старше. Каждые дополнительные я не могу концентрироваться на заданиях, потому что я думаю только о запахе сигаретного дыма, который ассоциируется со Стайлсом, о том, что сам Стайлс так близко, что я могла бы протянуть руку и коснуться его… – Не знаю, – буркнула я. – Кавардак какой-то. Я почти не соврала. В голове у меня и правда был полнейший кавардак. – Чтобы заклинание сработало, нужно, чтобы сознание было чистым, – заметил Стайлс своим учительским голосом. По всему моему телу прошла дрожь. Мне захотелось себя ударить, только чтобы это все прекратилось. – Не думай ни о чем постороннем, кроме заклинания. И того счастливого воспоминания, на котором ты концентрируешься. – Хорошо, – кивнула я. – Еще раз. Он смотрел на меня, не отрываясь, и это нервировало. Мне хотелось спрятаться. Я не хотела, чтобы он на меня смотрел, потому что его взгляд сводил меня с ума. Раньше такого не было: я, конечно, смущалась при его виде, но дополнительные не были для меня такой сладкой пыткой. Сейчас я летела на эти занятия, потому что хотела увидеть Стайлса. Хотела пообщаться с ним – так, как нельзя общаться во время нормальных уроков. А еще я мучилась. После всех ужасно неприличных снов с Гарри Стайлсом в главной роли я больше не могла смотреть на него нормально. Я понимала, чего я хочу. Гарри Стайлса. Только для себя. Я вздохнула, закрыла глаза и постаралась очистить сознание. Давай, Шарлотта, у тебя все получится. Ты билась один на один с Волдемортом, а это всего лишь патронус перед Стайлсом. Все будет хорошо. Счастливое воспоминание. Еще одно, которым я пользовалась. Хагрид, который говорит мне, что я волшебница, что он заберет меня от Дурслей. Экспекто Патронум. Я все еще не открывала глаза, но видела, как вокруг меня начал формироваться голубой свет. Давай же. Давай. Свет погас. Стайлс вздохнул. – Только не бейте, – пробормотала я. – Не буду, – пообещал Стайлс, и я неловко рассмеялась. – Но тебе надо научиться очищать свои мысли от всего ненужного. Как избавиться от тебя в моих мыслях? – Хорошо. – Ты пробовала медитацию? – Предлагаете мне избавиться от стресса, причиняемого Волдемортом, при помощи дыхательных упражнений? – Грин, я серьезно. – Не пробовала. – Попробуй. – Ладно. – А теперь еще раз. - Но я же еще не медитировала! – возмутилась я. Губы Стайлса снова дрогнули, пытаясь растянуться в улыбке. Чертовы бабочки в моем животе приготовились взлетать: какой шаг вперед – Стайлс улыбается моим неумелым попыткам шутить! Я попробовала еще раз и еще раз, и мне все равно удалось только призвать свет, не больше. Пару раз свет держался в этом мире около минуты, и нам даже показалось, что он начал преобразовываться в лань, но ничего так и не произошло. Стайлс отпустил меня через полтора часа после начала дополнительных, сказав, что мы продолжим послезавтра. Я одновременно и ждала послезавтра, и боялась: мне так хотелось снова быть с ним наедине, снова видеть это подобие улыбки, такое очаровательное и личное, но мне совсем не хотелось раз за разом его разочаровывать, потому что я не могла освоить одно из важнейших заклинаний. Я вернулась в свою комнату, чувствуя себя выжатой как лимон. И даже в таком состоянии я смогла удивиться, когда обнаружила комнату пустой. На моей кровати лежала записка, написанная, судя по почерку, Тейлор:Чарли, Мы все ушли на вечеринку в гостиной Рейвенкло. Если хочешь, присоединяйся, пароль написан ниже Твои соседки ххх
Я и в лучшие времена не любила вечеринки. Единственная вечеринка, на которой я побывала, состоялась в гостиной Гриффиндора, когда я училась на четвертом курсе: тогда все радовались моему успеху на Турнире Трех волшебников. Я помнила, как меня качали на руках. Старшекурсники, кажется, напились, и поэтому были главными заводилами вечера. Тогда я чувствовала себя центром внимания в хорошем смысле, а не как пресловутая девочка, которая выжила. Меня чествовали (или ненавидели) не из-за Волдеморта, а из-за моего успеха в глупом школьном конкурсе. Так вот, даже та вечеринка меня вымотала. Я не любила такое, и поэтому решила провести сегодняшний вечер в одиночестве. Практикуя невербальный патронус. Стайлс вкратце объяснил мне, как работает передача сообщений при помощи патронуса, и я собиралась сидеть до самой ночи, пока у меня не получится. Я хотела, чтобы он на следующих дополнительных больше не вздыхал так обреченно. Нужно очистить сознание. Не думать ни о чем, кроме счастливого воспоминания, которое помогает мне вызывать патронуса. Только это и заклинание. Ничего больше. В комнате задание казалось более посильным: здесь не было Гарри Стайлса, который так привлекательно дышал, стоял, существовал в метре от меня. Но раз за разом лань не появлялась. Я чувствовала безнадежность, которая преследовала меня на третьем курсе. Мне не нравилось возвращаться к тем чувствам. – Может, что-нибудь не так с воспоминанием? – пробормотала я. Когда я разговаривала сама с собой (что случалось все чаще и чаще), я всегда касалась кулонов на своей шее. Так мне казалось, что я в комнате не одна. Что рядом со мной сидит моя сестра и внимательно меня слушает. До этого я всегда использовала одни и те же воспоминания. Рождество с Найлом всегда приносило мне спокойствие, радость и тепло. Мысли о Хагриде, увозившим меня от Дурслей, помогали заново прожить то счастье. Неужели эти воспоминания устарели… Я нахмурилась. Мне не нравилось думать, что мои когда-то счастливые воспоминания начинали блекнуть, больше не годились для патронуса. Найл и Хагрид больше ничего не значили? Я отказывалась в это верить. Теперь для тебя что-то значит только Стайлс. Я махнула головой: глупость. Или не глупость?.. А что, если подумать о Стайлсе? Я сделала глубокий вдох и выдох, а затем закрыла глаза. Сознание само переключилось на Новый год, который я встретила в «Трех метлах». Я видела, как Иззи и Луи отплясывали на танцполе что-то, отдаленно напоминавшее первобытный танец. Я чувствовала, как сидела на столе, как рядом стоял Гарри. Мы с ним разговаривали, и мне уже очень давно не было так легко. По губам сама собой расплылась счастливая улыбка. Это был такой замечательный вечер. В тот вечер я чувствовала себя равной Гарри. Он перестал закрываться, говорил со мной, как с обычным человеком, а не как со своей ученицей. В тот вечер я впервые за долгое время (наверное, с того самого момента, как у Найла появилась Саманта) почувствовала, что я не одинока. Экспекто Патронум. Перед глазами вдруг посветлело, и я нерешительно улыбнулась. Почему-то в этот раз заклинание ощущалось иначе: даже внутри меня потеплело. От воспоминаний о праздниках, проведенных в компании Найла, такого не происходило. Я представила образ человека, которому хотела отправить послание: Гарри Стайлс. В моем воображении он стоял, прислонившись к своему столу, и курил – именно таким я чаще всего видела его во время дополнительных. Я четко проговорила в уме послание: Кажется, получилось. И разрешила патронусу уйти. Я открыла глаза, и передо мной стояла лань. Осознание, что у меня получилось, было таким неожиданным, что я почти что взвизгнула: как от радости, так и от удивления. Я так давно не пользовалась патронусом, что вот такая встреча казалась встречей с другом, с которым вы давно не виделись. Очень близким человеком, с которым вас разделила судьба. Лань цокнула копытом, а затем исчезла – направилась к адресату. Я вздохнула. Дело сделано. Наверное. Теперь оставалось только ждать. Скорее всего, до завтра, а может, и до следующих дополнительных: вряд ли Стайлс решит оповестить меня о том, получил ли он мой патронус, во внеурочное (вне дополнительное) время. Я улеглась на кровать, большую часть которой занимал Патрик: мой кот считал себя повелителем вселенной, а потому занимал только самые выгодные места на всей моей мебели. Мне казалось, что постель скорее принадлежала моему коту, чем мне. – Как твои дела? – спросила я. Делать мне было нечего. Я была так взбудоражена от того, что у меня получилось вызвать патронуса невербальным способом (в конце концов, само заклинание патронуса было не из легких, а тут еще и невербальное! Да еще и с модификациями, чтобы отправить послание!), что точно не смогла бы ни на чем сконцентрироваться: ни на книгах, ни на домашнем задании, ни даже на дневнике Лили. Я сомневалась, что даже смогу сегодня уснуть. – Общался, наверное, сегодня с другими котами, – продолжала свой односторонний диалог я. Патрик исподлобья раздраженно смотрел на меня: он был недоволен, что ему мешали спать. – Скажи, ты же не покушаешься на чужих сов, правда? Патрик лишь вздохнул в ответ. Я еще некоторое время разговаривала с котом и гладила его. Патрик со своей участью смирился: в конце концов, в обычное время в этой комнате галдели еще несколько девушек. Со мной одной жить легче. Из-за моей спины вдруг засочилось голубоватое свечение, и я, вскрикнув, обернулась. Передо мной стоял олень. Патронус Гарри Стайлса. – Надеюсь, ты вызвала этот патронус невербально, – заговорил олень голосом моего преподавателя Зельеварения. Я видела его патронуса еще на третьем курсе, когда он учил меня, но сейчас он почему-то воспринимался иначе. Вероятно, потому что частичка Гарри Стайлса стояла рядом с моей кроватью. У меня по всему телу прошла дрожь. Приятная. – Но он ничего не говорит. Патронус исчез. В моей голове существовало только две мысли: Твою же мать, не сработало!Стайлс мне ответил.
Значило ли это, что мне нужно попробовать еще раз? Конечно, значило, Грин, не глупи. Но сейчас ли? – Ой, да к черту, – махнула рукой я. – Я теперь все равно не успокоюсь, пока не получится. Я поднялась с кровати. Крепко вцепившись в волшебную палочку, я закрыла глаза и снова мысленно вернулась в новогоднюю ночь. Вспомнила, как приятно было чувствовать Стайлса так близко ко мне. Как мне нравилось, что он разговаривал со мной не учительским, а скорее приятельским, тоном. Как он время от времени шутил, и как мне нравилось его чувство юмора. На этот раз голубое свечение появилось быстрее. Мне даже показалось, что оно стало ярче. Я не могла поверить, что теперь мои счастливые воспоминания были связаны с Гарри Стайлсом. Если бы мне об этом сказали даже год назад, я бы в голос рассмеялась: что может быть абсурднее счастья, принесенного самым угрюмым человеком на планете? А теперь получилось? – я направила все свои силы в это сообщение, в то, чтобы максимально точно представить получателя. Лань снова отправилась в направлении подземелий. Теперь, когда Стайлс мне ответил, я ждала еще одной весточки от него. Это было глупо: за окном глубокий вечер, мужчина наверняка занят. Он наверняка проверяет контрольные и пишет гадости самым нелюбимым ученикам. Или, например, чай с Ришар. Эти двое были похожи на попугаев-неразлучников, один из которых пытался притвориться интровертом. Я сидела на краю своей кровати, слушала мерное урчание Патрика и смотрела в одну точку. Сердце быстро-быстро билось от предвкушения: ответит ли Стайлс? А получилось ли у меня вообще отправить ему сообщение? Олень появился в моей комнате еще минут через десять: то ли моя лань так долго искала адресата (я впервые задумалась о том, где сейчас мог находиться Гарри: что, если я поставила его в неловкую ситуацию своими патронусами? Я покраснела и поморщилась), то ли Стайлс так долго думал над ответом. – Тебя еле слышно, – заметил патронус. – Но слышно. Это прогресс. Я вскочила с кровати, радостно взвизгнув. Получилось! Мой патронус заговорил!Стайлс мне снова ответил!
Если он до сих пор не попросил меня перестать отправлять ему сообщения патронусом, это значило, что, во-первых, он не был занят, а, во-вторых, еще на меня не злился за то, что я его достаю. – Как ты думаешь, – снова обратилась к своему коту я. Он был одним из моих самых любимых собеседников. – Можно ему еще сообщение отправить? Патрик горестно вздохнул и отвернулся. Я предположила, что мой кот осуждал меня за чувства, которые я испытывала к своему преподавателю Зельеварения. Мне, честно говоря, было наплевать на мнение моего кота. Я потянулась, вздохнула и с хитрой ухмылкой отправила еще одно сообщение:Мой патронус так тихо говорит, потому что вас боится.
Шла я, конечно же, по лезвию. Со Стайлсом далеко не всегда можно было шутить. Сейчас меня успокаивало только то, что он был далеко и ничего не мог мне сделать. Не побежит же он в гостиную Гриффиндора из подземелий, правда? На этот раз ответ пришел быстрее:Нонсенс. У патронусов нет чувств.
Он говорил это с такой типичной учительской интонацией, что я расхохоталась. Значило ли это, что он давал «добро» на наш небольшой разговор? Пойму ли я, когда нужно будет остановиться? Я избранная. Может, и мой патронус избранный?Грин, не зазнавайся. Кстати, сообщения с каждым разом становятся все четче и четче.
Я зазналась, когда пережила Аваду. Спасибо, приятно знать, что я все-таки не бесполезна.Бесполезен в этой школе только Томлинсон.
То есть вы признаете, что Найл, Олли и Льюис – неплохие?Я этого не говорил. Я сказал, что Томлинсон – хуже всех.
Я уверена, что на самом деле вы в восторге от Олли. Просто скрываете.Честно говоря, я даже не знаю, как ответить на такое абсурдное обвинение.
Точно в восторге.Грин, ты уже освоила патронуса на достаточном уровне. Иди спать.
Вы уходите от разговора. Вам нравитcя Олли или нет? Я не знала, как наш разговор выглядел со стороны. Бегали ли по ночному Хогвартсу туда-сюда два патронуса, или это все-таки был не настолько очевидный метод общения? В ту секунду было наплевать. – Меня бесят все твои дружки, – заявил патронус Стайлса. – А теперь иди спать, или я перенесу дополнительные на завтра. И утрою их время. В чем-то он был прав: мы общались так долго, что за окном уже стукнула полночь. Если я хотела выспаться, мне нужно было ложиться. В ту ночь я уснула с широкой улыбкой на лице, прокручивая в голове каждое переданное Стайлсом слово.