Taylor Swift – All Too Well (10 Minute Version) (Taylor’s Version)
Чарли
Я смотрела прямо перед собой и ничего не видела. Трансгрессия сработала. Я доставила нас в больницу Святого Мунго. За это я могла себя поздравить: трансгрессия всегда давалась мне с большим трудом, а тут все вышло. Жаль только, что в таком ужасном контексте. Я сидела на кушетке в палате, и меня осматривала очень добро выглядевшая медсестра. Я уже несколько раз сказала ей, что со мной все в порядке, что я нигде не поранилась, но она все равно отказывалась мне верить. – Что ж, – наконец, выдала женщина. – Кажется... Она либо не успела договорить, либо я просто не дослушала, потому что где-то за стеной кто-то закричал. А так как я прекрасно знала, кто был в соседней палате, у меня сердце ушло в пятки. Мозг отключился. Я вскочила с кушетки и бросилась в коридор, а оттуда – сразу же в соседнюю палату. Я думала, что худшим за сегодня было видеть безжизненного Гарри. Бояться, что он больше не откроет глаза. Сейчас я понимала, что слышать его крики намного хуже. Я влетела в его палату и увидела только множество людей. Я не знала большинство из них. Даже не так: из них всех знакомым было только лицо Дамблдора. Наши с директором взгляды встретились, и в ту же секунду мой мозг, наконец, понял: Стайлс кричал что-то, что включало мое имя. – А вот и она! – натянуто радостно воскликнул Дамблдор. Он в несколько бойких шагов сократил между нами расстояние, схватил меня за предплечье и провел сквозь толпу (кто все эти люди? Врачи? Авроры?). – Гарри, смотри, с Шарлоттой все в порядке. Я снова увидела этот взгляд. Взгляд Стайлса, смотрящего прямо на меня, но ничего не видевший. Мое сердце колотилось где-то в горле, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Пожалуйста, увидь меня. Я здесь. Все в порядке. Его пытались удержать два человека, а он все куда-то рвался. До меня дошло, что он так рьяно пытался узнать, все ли со мной в порядке. Даже при смерти этот идиот больше волновался за меня, чем за себя. – Я здесь, – выдавила я, пытаясь снова не расплакаться. Я нерешительно протянула руку и положила на его. – Со мной все в порядке. На мгновение его взгляд прояснился, и у меня даже полегчало на душе. А потом врачи рядом наложили на него какое-то заклинание, и он снова уснул. Это было три часа назад. Сейчас же я сидела в больничном коридоре. Грязная, вся в ссадинах, трясущаяся от слез и нервов: несколько медсестер предлагали мне переодеться, душ, но я лишь качала головой из стороны в сторону. У меня ни на что не было сил. И, если честно, мне было абсолютно все равно на все то, что происходило со мной. Я просто не знала, что мне дальше делать.– Еще бы пара минут, – сказал один из врачей, забравших Стайлса. – И я не уверен, что бы мы стали делать.
Эти слова все еще звучали в голове. И от них было больно как от глубокой раны. Еще больнее было от того, что Стайлса поместили в лечебный сон. Сказали, что в его организме очень сильный яд, и приводить его в сознание не нужно, пока яд полностью не покинет систему. Они не знали, когда это случится. Врачи ничего спрашивать не стали. Может, их предупредил Дамблдор, а может они считали, что лучше сначала вылечить жертву, а потом задавать вопросы. Дамблдор приехал почти сразу, как мы со Стайлсом оказались в больнице, и сейчас он был вместе с врачами и Гарри. Меня в палату больше не пускали. Сказали ждать снаружи. Мне было очень страшно, и даже то, что мы все-таки выбрались из пещеры, не спасало. Казалось, что опасность еще не отступила. Она просто изменилась. – Чарли! – голос донесся до меня словно издалека. Какая-то часть моего сознания понимала, что это голос Иззи. Что Иззи где-то рядом. Но эта моя часть существовала где-то в другой вселенной. Та же часть сознания, которая все-таки находилась в реальном мире, никак не могла с ним смириться. Этой части было очень страшно возвращаться к жизни. Страшно узнать, что все стало плохо.Еще бы пара минут...
– Чарли, – голос приблизился, а потом меня обняли. Запах духов Ришар заставил меня полностью вернуться в реальность. Я несколько раз моргнула и посмотрела на преподавательницу Трансфигурации. – Что ты... – Дамблдор взял нас с собой, когда услышал, что вы в больнице, – ответила девушка. Она была совсем бледной, и я видела, что она дрожала – уж не знаю, что ей сказали о нашем состоянии, но новости явно были совсем не радужными. Я заметила, что Ришар даже не накрасилась, и поняла, что не знала, сколько сейчас вообще было времени. – А сколько сейчас времени?.. – пробормотала я, и Иззи нахмурилась. Язык еле-еле шевелился. Все вокруг замедлилось, в том числе мои реакции. – Четвертый час утра, – голос Луи. Я повернула голову и встретилась взглядом с преподавателем Защиты. Он выглядел намного живее Иззи, но все равно... нехорошо. Другого слова для описания моих преподавателей я не могла подобрать. – Чарли, как ты? – снова Иззи. Должно быть, они оба видели, что со мной все не в порядке. Я не смотрелась на себя в зеркало, и мне оставалось только догадываться, на кого я была похожа. – Он почти умер, – наконец выдала я. Было так странно говорить это вслух. До того, как я это произнесла, все казалось плохим сном. Ситуацией, от которой я еще могла очнуться. Теперь, когда я это сказала, все изменилось. Осознание обрушилось на меня ледяным водопадом. По всему телу прошла дрожь, мне стало одновременно холодно и жарко, я прошептала: – Я тащила его через всю пещеру, я почти не справилась. И разрыдалась.Иззи
Когда мы только приступили к работе на Дамблдора, он собрал нас всех (за исключением, конечно же, Чарли) в своем кабинете и раздал «маячки» – вещицы, которые, если случится что-то важное, и мы все срочно потребуемся директору, сразу же нам об этом сообщат. Вещички у всех были разными – такими, которые в контексте того или иного человека не вызвали бы интереса со стороны других. У Стайлса, безусловно, это была зажигалка. Луи получил ручку, которую всегда носил в нагрудном кармане своей рубашки, а я – карманное зеркальце. В ту ночь наши с Луи ручка и зеркальце так засияли, что мы оба подскочили, решив, что уже рассвело, и нам нужно бежать на работу. – Что это? – щурясь, сонно пробормотала я, пытаясь понять, что именно так ярко освещает комнату. – Дамблдор, – Луи нашел ответ намного быстрее меня. Маячки не использовались ни разу, а потому мы ни на шутку перепугались – если Дамблдор решил нас созвать таким тайным способом, случилось что-то нехорошее. Мы собрались минут за пять, не больше, нацепив на себя первую попавшуюся одежду (сегодня мы ночевали у Томлинсона, так что я надела его толстовку вместе со своими джинсами), и бросились к кабинету директора. Дамблдор ничего не сказал, только бросил «Гарри и Чарли в больнице, вот порт-ключи», и через пару мгновений мы все оказались в больнице Святого Мунго, а директор уже и вовсе скрылся с наших глаз. К тому моменту, как мы смогли найти Шарлотту, я успела придумать себе миллион вариантов развития событий. Когда я увидела Грин, сидящую в коридоре, сгорбившуюся на стуле, в порванной одежде, бледную, побитую, я уже успела представить, что и Чарли, и Гарри находятся при смерти. Успела испугаться, что, пока мы с Томлинсоном спали, случилось что-то непоправимое. Вид измотанной, но живой Чарли немного снизил градус моей паники. Но когда я поняла, в каком состоянии девушка находилась, и услышала историю того, что случилось, мне снова стало плохо. История звучала настолько ужасно (Гарри был без сознания? Никто не знал, когда он очнется? Чарли пришлось вытаскивать его на себе?), что мне самой хотелось расплакаться на том же месте: и от того, как меня пугало то, что начало происходить вокруг нас, и от жалости к Грин. Но я заставила себя сдержаться. Не время и не место. Чарли нужна была наша поддержка. Пока мы разбирались с тем, что произошло, пока Томлинсон уговаривал девушку выпить чаю (я видела, что и его руки дрожали, и это придало мне больше уверенности в себе: не только я находила неожиданное начало борьбы пугающим), Дамблдор вернулся к нам. – Чарли, – голос директора был тихим и звучал хрипло. Казалось, эта ночь (которая для нас с Луи начиналась так тихо и спокойно), вымотала всех. – Он у тебя? Мы с Луи переглянулись. – Да… – кивнула она. – Да. Она растерянно похлопала себя по карманам, достала из правого небольшой медальон и протянула его директору. – Спасибо, – кивнул он и убрал медальон в свою мантию. Перед нами была частичка Волдеморта. Мне показалось, что даже атмосфера вокруг меня поменялась, когда этот фрагмент очень темной магии показался на свет. – Директор? – снова заговорила Грин. – Да? – Можно мне остаться здесь? С ним? Я не думаю, что могу вернуться в Хогвартс. Не сейчас. Луи рядом со мной резко втянул в себя воздух, словно только сейчас осознав подтекст вопроса. – Конечно, – кивнул Дамблдор.Чарли
Все казалось каким-то страшным сном. Настолько страшным, что нервы не выдерживали, а с губ то и дело срывался нервный смешок. Если я когда-то и допускала, что в какой-то момент я смогу оказаться к Стайлсу ближе, чем на дистанции, которую он держал между преподавателем и ученицей, то я не думала, что эта самая дистанция будет сокращена в больнице. И уж точно не думала, что Стайлс будет без сознания. Так странно было на него смотреть таким. Он казался спящим. А спящим он выглядел таким… Как говорят во всех романтических книжках: беззаботным. Он выглядел добрее. Беззащитнее. Даже моложе. Таким бы был Гарри Стайлс, если бы не все, что с ним произошло? Таким видел бы его человек, с которым он бы решил провести свою жизнь? Я находилась в больнице уже три дня. Мне выделили свою палату, чтобы я могла в ней жить (наверняка по просьбе Дамблдора – вряд ли хоть кто-то из здешних врачей одобрял, что над тридцатитрехлетним мужчиной сидела семнадцатилетняя девчонка), но я все равно ночевала около Стайлса. Я боялась, что он очнется, и ему нужна будет помощь, и никто этого не заметит. Я боялась, что он очнется, а меня рядом не будет. Так ли он чувствовал себя каждый раз, когда в больницу попадала я? Что ж, в таком случае я могла простить ему его поведение. Первый день прошел в тумане и ужасе – я сидела около него, и каждые полчаса в палату приходили новые врачи. Они все что-то делали, но никто ничего мне не объяснял – судя по всему, им уже сказали, что я была скорее предметом мебели, чем кем-то, с кем надо было делиться ценной информацией. Все врачи что-то делали, но ничего не происходило. На второй день ступор стал потихоньку проходить. Я поняла, что скоро весь этот кошмар не закончится. На третий день я смирилась, что ближайшее время я буду жить в больнице. Отходить от Стайлса я совершенно точно не собиралась. – Помнишь, как ты одним своим голосом вытащил меня из того идиотского кошмара? – нерешительно прошептала я, посмотрев на своего преподавателя. Он был другим. Мне казалось, что я уже никогда не смогу воспринимать его так, как раньше. Теперь я всегда буду вспоминать его вот таким беспомощным. Теперь он в моей голове – самый обычный человек. – Это все было потому, что ты и твой голос для меня очень много значите, – уже увереннее сказала я, хлюпнув носом. Было странно разговаривать, зная, что ответа не будет, но все равно направляя все реплики на собеседника. – Смогу ли я так с тобой сделать? Вряд ли я значила для него так же много. Он охранял меня с самого детства, но это было совсем не то же самое, что к нему испытывала я. И уже поэтому я думала, что то, что пережила я, пытаясь спасти Стайлса, нельзя было сравнить с тем, что чувствовал он, когда вытаскивал из передряг меня. – Пожалуйста, – прошептала я. – Вернись. Я без тебя не смогу. Могло ли быть так, что он сам не хотел возвращаться в этот мир? Единственный человек, который был ему дорог – моя сестра, – был по ту сторону. Что, если он так и захочет остаться там? Я расплакалась раз в сотый за два дня.Иззи
Мы с Луи приезжали в больницу каждый вечер, стоило только нашим урокам закончиться. Томлинсон говорил, что делал это только из-за Чарли – девушке была нужна поддержка. Я же знала, что он, как и я, переживал в том числе за Стайлса, просто не хотел в этом признаваться. Мужчины и их упрямство. На Грин было страшно смотреть: судя по всему, она почти не спала, очень много плакала и очень мало ела. Каждый раз, что мы ее видели, ее колотила дрожь, и она с трудом говорила. Мне было сложно представить, через что она проходила. Девушка с самого детства постоянно попадала в кучу передряг, и они все, несомненно, оставляли на ней след. Но раньше след был только на ней. Теперь он стал смещаться на любимых людей. Сначала Лиам. Теперь Гарри. – Ты как? – спросила я, когда мы приехали к ней на третий день пребывания в больнице. Грин посмотрела на меня пустым взглядом, не сразу поняв вопрос. Она сидела со мной на скамейке во внутреннем дворе больницы (я настояла на том, что ей нужно хоть немного погулять), и мы пили кофе. Я знала, что девушка терпеть не может кофе, а потому удивилась, когда она попросила его купить. Я предполагала, что это ее способ быть ближе к Стайлсу. – Никак, – наконец, ответила она. Я вздохнула. Зря было надеяться на то, что ей станет лучше. Пока Гарри в таком состоянии, девушка будет ходить такая. Что бы мы ни делали. Я не знала, насколько правильно было разрешить девушке не отходить от Стайлса. Мне казалось, что намного лучше было бы вернуть ее в Хогвартс, к друзьям, в обычную атмосферу. Еще и потому, что ее друзья тоже переживали. Когда Чарли не появилась на уроках, ко мне прибежал Найл – он узнал, что девушки в комнате не было, и что она там, судя по всему, даже не ночевала. Парень перепугался, что с Грин снова что-то случилось, и никто не заметил. Я не знала, какую часть случившегося можно было рассказывать, а потому попыталась объяснить Хорану все в обобщенных фразах. Сказала, что Чарли и Гарри вместе отправились на задание Дамблдора, и Гарри пострадал. Что он в больнице, и Грин с ним. Найл вроде бы все понял. И пообещал придумать что-то, чтобы объяснить ситуацию остальным. – Что, если он так и не проснется?.. – прошептала Чарли, вырывая меня из раздумий. Я уставилась на нее. За три дня она ни разу не говорила об этом. Девушка кое-как смогла рассказать нам и Дамблдору, что случилось, но больше она об этом не говорила. Очевидно, только думала. – Проснется, конечно, – поспешила заверить Грин я. – Ты этого не знаешь, – еле слышно ответила она и расплакалась. Я придвинулась к ней ближе и обняла за плечи. Мне показалось, что она стала намного меньше, чем еще четыре дня назад. Возможно так сильно похудеть за такой короткий промежуток времени, или мне просто так привиделось? – Он умрет из-за меня, – с перерывами на всхлипы между каждым словом выдала девушка, и у меня сжалось сердце. – Что ты, – поспешила ответить я. – Нет. – Мы были там из-за того, что я... – Шарлотта, – перебила ее я, стараясь заставить голос звучать тверже. Я и сама ничего не знала и ни в чем не была уверена. Но я понимала: моей подруге нужна была моя поддержка. Нужно было сказать то, что она хотела слышать. То, что ей нужно было услышать. – Гарри – взрослый мужчина. Он в состоянии принимать собственные решения. Это не из-за тебя. Девушка только всхлипнула и снова залилась слезами. Мне оставалось только обнимать ее, давая выплеснуть эмоции. И мысленно угрожать Стайлсу:Если ты не очнешься, я сама тебя придушу.
Чарли
Шел шестой день нашего пребывания в больнице. Шесть дней – это так мало и так много одновременно. Если честно, я уже с трудом вспоминала то время, когда я не проводила здесь сутки напролет. Казалось, я всю жизнь сидела вот так вот около Гарри, ожидая, что он вот-вот проснется. Я боялась себе в этом признаваться, но с каждым днем моя уверенность в том, что он не очнется, только увеличивалась. Я не хотела в это верить, но мое подсознание уже поверило. В какой-то момент я начала не только разговаривать, но и напевать, только чтобы не сойти с ума. Я помнила, что Стайлс однажды ненароком заметил, что был бы не против послушать, как я играю на гитаре и пою. Тогда я сказала ему, что это – привилегии единиц. Так и было: мое пение слышала Иззи. Еще Тейлор, которая учила меня играть. И Найл. И все. Сейчас это казалось такой глупостью. Сейчас я готова была сделать все, что угодно, лишь бы он еще раз на меня накричал. Лучше так, чем видеть его в таком состоянии. – Я была охотником, – напевала я, перебирая струны на гитаре. Ее вчера привезли Иззи и Луи. Из комнаты, наверное, доставал Найл. Я не знала, что про меня сказали в школе, и мне было все равно. – Я была добычей. Дорогой, кто-то от меня уйдет, но кто же сможет остаться? Я спела ему уже почти все песни, которые знала. Видимо, скоро придется или начинать сначала, или импровизировать. Что бы Гарри сказал обо всех этих песнях? – проносилось в голове каждый раз, когда я заканчивала играть очередную мелодию. – Наверное, он любит другую музыку. Мир сократился до палаты. Казалось, за ее стенами ничего не существовало. И это очень нервировало. – Все мои враги начинали друзьями, умоляю, помоги мне держаться тебя. Мне показалось, что что-то изменилось. Я тут же перестала играть и перевела взгляд на койку, на которой лежал Стайлс. Ничего. Показалось. Конечно, показалось. Так уже было пару-тройку раз, и каждый раз мое сердце предательски замирало, надеялось, что моим мучениям пришел конец. Молилось, что вот-вот все снова будет хорошо. Настолько хорошо, насколько может. Еще никогда холодный, отдаленный и злой Стайлс не казался мне такой желанной перспективой. Пусть ненавидит меня. Пусть заваливает отработками. Что угодно. Только пусть будет здесь. – Гарри?.. – на всякий случай выдавила я. Такие односторонние разговоры с ним уже не казались чем-то странным. Я привыкла. Пару секунд ничего не происходило, и я тяжело вздохнула, покрепче взяв медиатор. Делать нечего, можно сыграть еще песню – меня успокаивала (если мое состояние, конечно, можно было назвать спокойным) только музыка. Пока мой мозг концентрировался на том, какие струны зажимать, какие перебирать и какие слова посылать губам, я могла отвлечься от ужаса, в котором существовала. А потом я услышала что-то, похоже на стон. Или хрип. Что-то между. Я вскочила, на мгновение даже забыв схватиться за гитару. Еще бы мгновение, и она бы обязательно с грохотом и звоном упала на пол. Вероятно, даже бы сломалась. Я все-таки вовремя опомнилась и поставила ее на пол. – Гарри? – еще раз позвала я. Я придвинула свой стул ближе к больничной койке. – Ты меня слышишь? Он поморщился. Мне не привиделось. – Гарри? – сердце колотилось где-то в горле. Руки дрожали. Он замычал, а потом открыл глаза. Выглядело так, словно это стоило ему всех на свете сил. Словно его веки весили несколько тонн. Его взгляд сфокусировался на мне, и он прохрипел: – Чарли. Я издала звук, который даже не могла охарактеризовать. Кажется, я взвизгнула. Может, просто закричала. Кажется, я еле слышно прошептала что-то невнятное. В тот момент я не соображала. Не могла думать о приличиях, о стенах, которые Стайлс так долго и упорно между нами возводил, обо всех тех правилах, которые сама для себя установила я. Меня переполняли чувства. Я и не знала, что можно испытывать так много эмоций и переживаний в один момент. Мне даже показалось, что мои собственные мысли могут меня задавить. Мозг отказал, и я могла цепляться только за одну мысль:Гарри жив.
Я всхлипнула, подалась вперед и поцеловала его в щеку. Я плакала, не скрывая, и мне было все равно, что он подумает: главное, что он был жив. Голова закружилась, и мне пришлось опереться на койку. – Мерлин, – прохрипела я, схватив Стайлса за руку. – Ты здесь. Мне было глубоко наплевать, что будет потом. Потом он может делать все, что угодно. Главное, чтобы делал. – Я сейчас, – всхлипнув, прошептала я. Уходить не хотелось, но я знала, что нужно. Нельзя было оставлять его без присмотра профессионалов. – Я приведу врача. Ты только не уходи. Я понимала, что физически он никуда не уйдет. Я имела в виду совсем другое. – Я сейчас вернусь, – прошептала я и, пару раз споткнувшись, бросилась в коридор.