Demi Lovato - Confident
Чарли
– Ждать больше нельзя, – сказала я, и Луи с Иззи уставились на меня. Мы все ужинали в кухне. Кричер снова приготовил какой-то деликатес, которым мы не стыдились наслаждаться: мы около сотни раз сказали ему, что, если он хочет, мы его освободим, и его ничто не будет связывать со службой нам. Эльф каждый раз говорил, что такие предложения его оскорбляют, и что он хочет нам помогать. Мы решили не давить, потому что нам очень нравилось, как он готовил. В конце концов, в скором времени мы уедем, и он будет жить «свободной» жизнью, в которой ему не нужно будет ни за кем ухаживать. – Но Чарли… – начал было Луи, но я его перебила: – Мы уже миллион раз обсудили наш план. Он у нас есть. Ничего не изменится. А вот систему охраны в Министерстве могут поменять в любой момент. И тогда нам придется делать все заново. И еще неизвестно, получится ли у нас снова. Прошел почти месяц с того момента, как мы прибыли в квартиру на площади Гриммо. Мы ходили на дежурство к Министерству каждый день, знали многих сотрудников в лицо, некоторых – по именам, потому что иногда они останавливались на улице, чтобы поговорить, и мы подходили к ним, чтобы подслушать. Из этих разговоров мы узнали, что по каминной сети в Министерство действительно могли попасть не все: только волшебники, занимавшие самые крупные посты. Остальные попадали внутрь при помощи специальных монет. Мы также знали, что в Министерстве находилось много дементоров. Предполагалось, что они сторожили «преступников» – маглов, которых вызвали на суд. Повсюду были Пожиратели. Пробраться внутрь было нереально, но выхода у нас все равно не было. Я привыкла творить невозможное. Занималась этим с самого первого курса. – И когда… – начала Иззи. – Завтра, – ответила я. Оба моих спутника посмотрели на меня с неуверенностью. Но все мы понимали, что я была права: как бы ни было приятно прятаться на площади Гриммо и ждать, что все разрешится до того, как мы осмелимся выйти, нужно было начинать. Если не мы, то кто? Луи и Иззи кивнули, и мы все разошлись по комнатам. Вставать завтра рано.Иззи
Луи наложил на дверь нашей комнаты заглушающее заклинание. Это было, наверное, не очень вежливо, но мы не хотели, чтобы Чарли услышала хоть что-то: будь то наше одобрение ее действий или просто обсуждение. – Все так быстро развивается, – пробормотала я, выпутываясь из своих узких джинсов. Мы с Луи жили вместе, в одной комнате, и так мне было легче. Я не знала, как Шарлотта справлялась одна. А Гарри?.. – Да, – кивнул Томлинсон, садясь на свою половину кровати. – Но иначе никак, да ведь? Я только замычала в ответ. Меня пугало, что наш план был плохо продуман, и мы ничего с этим не могли поделать. Но куда деваться, верно? Грин так справлялась без нас почти пять лет. – Думаешь, у нас получится? – Если нет, Стайлс нас убьет, – мужчина помолчал пару мгновений и добавил: – И если тебя он пожалеет и убьет быстро, то мне придется страдать. Так что в наших интересах найти этот гребаный крестраж. Я захихикала против собственной воли. Луи умел меня веселить даже в самых безнадежных ситуациях. – Хорошо, что ты здесь, – пробормотала я. Мы уже оба легли в кровать и потушили в комнате свет. На улице ночная жизнь еще даже не думала ослабевать, скорее только начиналась. Нам же завтра нужно было очень рано вставать. – Я не знаю, как я бы без тебя. – Взаимно, – усмехнулся Луи и поцеловал меня. Я прижалась к нему покрепче и закрыла глаза. Завтра будет трудный день. У нас все получится.Чарли
Сна не было ни в одном глазу, и я решила не валяться в кровати без дела, пытаясь его приманить – знала, что у меня все равно ни черта не выйдет. Когда я разбирала свои вещи в «сумочке» Иззи, я наткнулась на карту мародеров. Я была почти уверена, что сама Ришар не знала, что это и кем сделано – вероятно, ей карту отдал Стайлс, который еще в прошлом году отнял ее у моих друзей и так и не вернул. Я понятия не имела, зачем Гарри попросил нас взять карту Хогвартса, учитывая, что он настоятельно рекомендовал нам ни за что и никогда не возвращаться в школу чародейства и волшебства, но я все равно убрала ее в свой (Стайлсовский) пиджак. Сейчас я сидела, развернув карту перед собой, и смотрела на точку, подписанную как «Гарри Стайлс». Точка находилась в своих новых (директорских) покоях и не шевелилась. Наверное, он спал. А может, точно так же лежал без сна и думал, что происходит здесь, на площади Гриммо. Просто поразительно, сколько всего между нами произошло за все эти годы. Я не знала Стайлса до одиннадцати лет. Выходит, мы были знакомы меньшую часть моей жизни, но я уже не могла представить себе день без него. Поэтому-то мне и было так сложно. Было странно вспоминать мой первый урок Зельеварения: я тогда тоже села за первую парту с Найлом, а Льюиса и Олли в нашей жизни еще не было. Я даже не помнила, где они сидели, потому что тогда мы еще не были толком знакомы. Когда в класс зашел Стайлс, меня напугал один его вид: он был таким грозным, одетым в темное, излучающим зло. Весь первый год занятия Зельеварения были для меня самыми страшными на свете. Стайлс придирался ко мне из-за любой мелочи: даже когда я думала, что, наконец, все выучила и все смогу, он все равно находил, что не так с моей работой. Сейчас я понимала, что это была его попытка «выжать» из меня максимальное количество моих способностей, но тогда меня в ужас приводил один лишь звук его голоса. Что уж говорить о том, как я себя чувствовала, когда этот взрослый и жуткий мужчина (а ведь если подумать, ему тогда было всего лишь двадцать семь) по любому поводу назначал мне отработки. Во время них он со мной почти не разговаривал, а я только чистила котлы. Но от меня все равно не укрывались злобные взгляды, которые он бросал в мою сторону. Первые несколько месяцев я грустила, потому что не понимала, за что преподаватель меня так ненавидит. Я пыталась больше заниматься и учить, но его это все равно не устраивало, а меня расстраивало только больше. Потом наш староста сказал мне, что Гарри был просто «угрюмым козлом», и что мне не стоило обращать на него внимание. Мое мнение о Гарри Стайлсе изменили две вещи. Сначала я пожаловалась Дамблдору, а тот заверил меня, что профессор Стайлс меня вовсе не ненавидел: что он, наоборот, переживал за меня и желал мне только лучшего. А потом, когда мне пришлось сразиться с Квиреллом, Гарри нашел меня и вытащил. Я помню, как подумала тогда: если бы ненавидел, не стал бы спасать. После этого я перестала бояться Стайлса, но это не значило, что он начал мне нравится. На втором курсе мы с Найлом, будучи двенадцатилетними идиотами, влетели на машине в плакучую иву на территории школы, потому что опоздали на Хогвартс-экспресс. Все преподаватели, конечно же, за нас перепугались, но Стайлс орал громче всех. После этого он дал мне отработок на три месяца вперед. В том же году он чуть не начал целую политическую кампанию: он очень хотел, чтобы Локхарта уволили, потому что наш новый и никудышный преподаватель Защиты от Темных искусств не смог залечить мне руку. Это было в тот самый день, когда в мое лицо прилетел снитч: меня сильно ушибло, я упала с трибун и сломала руку. И это не считая выбитых зубов. Локхарт сказал, что нет никакой необходимости обращаться к мадам Помфри, он все залечит сам. И залечил: в моей руке больше не осталось костей. Когда Стайлс вернулся (сейчас я понимала, что он, скорее всего, занимался какими-то своими пожирательскими делами), он чуть не разнес школу вместе с Локхартом. Его третий нервный срыв случился тоже на втором курсе, когда он узнал, что мы с Найлом смогли открыть Тайную комнату и спасти Джинни. Тогда Гарри очень хотел, чтобы меня, наконец, отчислили, и я перестала лезть во все, что меня хочет убить. Я помнила тот момент очень хорошо: я сидела в кабинете директора, побитая, измотанная, но счастливая, потому что я спасла Джинни – сестру Найла, которая только-только начала свое обучение в Хогвартсе, – а Стайлс носился по кабинету, то и дело пытаясь что-нибудь сломать или бросить. Дамблдор только молча покачивал головой. Он улыбался. В тот день я поняла, что Стайлсу действительно не наплевать на меня. Было бы наоборот, он бы не сходил так с ума просто из-за того, что я убила Василиска. В тот день я начала ценить все, что преподаватель Зельеварения сделал для меня за два года. Третий курс начался со Стайлса: я увидела первого в своей жизни дементора и упала в обморок. Естественно, в Хогвартс-экспрессе оказался Гарри, который ехал с остальными учениками. Конечно же, он первый прибежал ко мне на помощь. На третьем курсе он все так же часто давал мне отработки по любому поводу (одному лишь ему известно, чего конкретно он добивался таким своим поведением), но теперь он объяснял мне что-то из Зельеварения. Однажды я ляпнула, что читаю учебники наперед, и его это, кажется, вдохновило. На третьем курсе профессор Трелони постоянно делала мне не самые лестные предсказания: буквально каждый день и за каждым углом меня поджидала смерть. Мне было нелегко это все слушать, и один раз я пожаловалась на нее Стайлсу во время одной из отработок. В ответ мужчина только закатил глаза и сказал: «это все бред, а она – сумасшедшая». Почему-то именно эта простая фраза изменила мой взгляд на ситуацию и помогла. В том же году мое желание знать все на свете превзошло все рекорды: я записалась на так много предметов, что профессору Макгонагалл пришлось разрешить мне пользоваться маховиком времени. Стайлс осуждал меня каждую отработку. И, судя по тому, как он постоянно разговаривал с деканом моего факультета во время ужинов, ее он тоже отчитывал регулярно. Стайлс научил меня пользоваться патронусом, хотя и с большим скрипом. На третьем курсе я впервые услышала о Лиаме Пейне и его связи с моей семьей. Когда я познакомилась с Лиамом, я узнала историю о том, как мою семью предал еще один из друзей Лили – Питер Петтигрю, который подставил Пейна, выставил его предателем. Стайлс тогда сильно бесился, что я верила Лиаму, но ему пришлось смириться, когда крыса Найла оказалась Петтигрю. Нас со Стайлсом по-настоящему сблизил четвертый курс. После того, конечно, как Гарри устроил мне целый скандал: он был уверен, что в Кубок огня свое имя подбросила я сама, потому что я, по его словам, просто обожаю влезать в неприятности. Когда он убедился, что меня подставили (путем постоянных допросов меня), он сделал все, чтобы я смогла выбраться из турнира живой. Мы с ним встречались раз в неделю, и эти встречи всегда назывались «отработками» – Стайлс так старательно скрывал свою помощь мне, что даже придирался ко мне чаще обычного. Просто чтобы у него была причина дать мне отработки. Из недели в неделю мы обсуждали испытания, которые давали участникам Турнира. Гарри и я обменивались идеями, составляли планы. На четвертом курсе мы сблизились по-настоящему. Я поняла, что за фасадом грубияна был хороший человек. Он, кажется, перестал воспринимать меня как глупую школьницу. В какой-то момент наши с ним собрания даже стали сопровождаться чаем и печеньем. А когда Рита Скитер стала писать про меня возмутительные вещи, Стайлс даже предложил «по-тихому» ее убить. Мне пришлось его отговаривать. Совсем как потом, на пятом курсе, с Амбридж. Пятый курс был для нас самым сложным. Все из-за занятий окклюменцией. Мы со Стайлсом никак не могли прийти к единому мнению: он был уверен, что мои «подглядывания» за Волдемортом могли мне навредить, а я считала, что они – залог успеха. Как вы уже понимаете, Гарри все это время был прав. Мне до сих пор было стыдно за нашу финальную ссору, за те вещи, которые я ему сказала. Я вела себя как эгоистка: Стайлс сделал для меня больше, чем кто-либо. Только он и Дамблдор от меня никогда не отворачивались, за какими бы хамскими фразочками Гарри ни прятался. Я поняла, что так и не извинилась перед ним. Сначала Стайлс притворился, что ничего не случилось, а потом начали происходить другие вещи, и мы просто обо всем забыли. Я поджала губы, все так же смотря на точку с именем «Гарри Стайлс». Я так и не извинилась. И шанс, вполне возможно, больше не представится. Я закусила губу, чтобы не расплакаться: нет, такое мышление никуда не годилось. Нельзя о таком думать. Я свернула карту мародеров. На сегодня подглядывания хватит.