Måns Zelmerlöw - Heroes
1 курс
Староста Гриффиндора рассказал нам все, что стоит ждать от профессоров, еще в первый день нашей жизни в Хогвартсе. Профессор Макгонагалл – главная для нас. Очень строгая, но, если выполнять все ее поручения, вы с ней подружитесь. И тогда она всегда будет на твоей стороне. За гриффиндорцев она стояла горой. Флитвик – смешной и добрый. Его нужно слушать, потому что все, чему он учит, пригодится нам во всех сферах жизни. Каждому из нас. Флитвик никогда не будет нас ругать. Все от него в восторге. Профессор Спраут – странная женщина с кучей смешных растений. Но некоторые смешные растения могут тебя покусать. Лучше слушать, что она говорит, чтобы не лишиться каких-нибудь конечностей. Стайлс – кошмар. Все, что бы ни говорили старосты и старшеклассники, сводилось к одному: преподаватель Зельеварения – худшее, что случится с каждым из нас в Хогвартсе. Я не понимала, где были сказки, а где – правда. Я слышала, что профессор Стайлс был вампиром, оборотнем, гоблином. Были версии, что он любил пытать людей. Что питался слезами первокурсников. Чего я только не слышала. И каждая новая история – хуже предыдущей. Зельеварение стояло у меня последним уроком в первую пятницу учебного года. Зельеварением мне предстояло закончить мою первую неделю жизни волшебницей. И от того, сколько страшных историй я услышала, я дрожала всем телом. Чего ждать? Меня съедят заживо? Или сначала убьют? Сварят в одном из котлов, которые сейчас стояли в классе? Я даже не пообедала, так волновалась. Да и в ночь на сегодня мне приснилось, что профессор Зельеварения напал на меня в темном коридоре школы и съел. – Я слышала, он вампир, – прошептала девочка из Хаффлпаффа, с которыми у нас был урок. – Да ладно! – прокричал мальчик из Гриффиндора. Я еще не помнила своих одноклассников по именам, но все они казались мне хорошими. Я надеялась, что у меня получится с ними подружиться. Что я не повторю свою историю в обычной школе. Здесь нет Дадли, – напомнила я сама себе. Он был единственной причиной, по которой у меня не было друзей. Он рассказывал всем гадости обо мне, сочинял сказки, в которые все верили. А те, кто не верил, считали, что легче просто остерегаться меня, чем ослушаться Дадли Дурсля. Дверь в кабинет хлопнула. Все, как один, развернулись, чтобы посмотреть на вошедшего мужчину. Он был одет во все черное. Он был таким высоким, что казался мне гигантом. Его черный пиджак был расстегнут, и полы так развевались, что он выглядел как… Вампир, и правда. Неужто он и в самом деле вампир? Я посмотрела на его лицо и поняла, что представляла его намного старше. В моей голове профессор, который любил пугать детей, был уже близок к пенсии. В реальности же ему было… намного меньше лет. – Тишина! – крикнул мужчина, и у меня по всему телу пробежали мурашки. Его голос был таким громким. Резким. Грубым. Мне стало стыдно просто за то, что я существовала. Я посмотрела на других моих одноклассников: почти у всех на лицах был страх, как и у меня. Хорошо, что я здесь не самая трусиха. Я так боялась не подойти этому коллективу. – Добро пожаловать в Хогвартс, – произнес мужчина. Он встал перед классом. В его фразе не слышалось ни толики радости от появления в школе новых лиц. Мы с Найлом сидели на первой парте, и профессор Зельеварения стоял прямо перед нами. Он осматривал всех в классе, и каждый, с кем его взгляд встречался, сразу же начинал ерзать на месте. – Меня зовут профессор Стайлс, – он говорил поставленным голосом. Таким, что по телу начинали бежать мурашки. Пока что он просто выглядел страшным, но у него изо рта совсем не вырывалось пламя, как это описывали старшекурсники. Тут явно соврали. В волшебном мире, как оказалось, происходило столько всего, что в моей прошлой жизни считалось сказками, что я совсем не понимала, во что верить логично, а во что – глупо. – Я буду вашим преподавателем Зельеварения ближайшие пять лет. Он что, выходит, сразу не верил, что мы сдадим экзамены на пятом курсе? – Чтобы сдать мой предмет, вам придется много работать. Я была готова много работать. Я не хотела, чтобы меня отчислили из этой школы. Хогвартс был единственным, что позволяло мне чувствовать себя особенной, нужной. Теперь, когда я знала, что волшебный мир существовал, я не могла даже подумать о том, чтобы вернуться в обычную жизнь с Дурслями. Ни за что. – Отлынивать не получится. Халтурить – тоже. Мужчина махнул палочкой. В его руках появился листок бумаги. Он начал по одному оглашать список нашего класса. Стандартная процедура – все так делали на первом уроке, чтобы познакомиться с новоприбывшими. Что-то мне подсказывало, что профессор Стайлс ни за что не станет запоминать, кому принадлежит какое имя. – Гр… – я приготовилась поднять руку, когда он споткнулся на моей фамилии. Все это время я смотрела на пергамент перед собой, боясь даже поднять глаза на преподавателя. Сейчас я подняла взгляд, пытаясь понять, почему он замолчал. – Грин, Шарлотта, – процедил он, и мне стало страшно и стыдно поднимать руку, хотя ничего такого я не сделала. Не поднимать руку было нельзя, поэтому я заставила себя пошевелиться. Наши с профессором взгляды встретились, и я содрогнулась всем телом. Я видела этот взгляд раньше. Так на меня смотрел дядя Вернон, потому что он просто на дух не переносил тот факт, что я ворвалась в их жизнь, и теперь за мной приходилось следить. И если я раньше думала, что взгляды и ненависть дяди Вернона – худшее, что со мной случалось, то сейчас я в этом переубедилась. То, как на меня смотрел профессор Стайлс, было хуже. Своего дядю я могла понять: он не хотел заботиться о чужом ребенке, а вот профессора Зельеварения я не понимала. Я ему ничего не сделала. За что он меня уже ненавидел?Сейчас
Мы все прекрасно понимали, что поиски крестражей ни в коем случае не будут легкой затеей. Мы понимали, что нам придется быть в бегах, много думать и анализировать, жертвовать собой, но… На словах это все было даже примерно не так тяжело, как в реальности. Мы жили в палатке уже две недели. Да, это было не сравнить с походной жизнью маглов, но и у маглов был шанс выйти на свет божий и купить себе еды. Нам же приходилось довольствоваться тем, что мы могли набрать в лесу (а тут, к сожалению, было немного: во-первых, на улице дело шло к ноябрю, и уже ничего не росло; во-вторых, мы все понятия не имели, что можно, а что нельзя есть. Я понимала, что Гарри учил меня не совсем тому, что было нужно) или своровать в городах, пользуясь моей мантией-невидимкой. А еще маглам не нужно было каждые два дня смотреть на карту Англии и думать, в какой лес лучше переместиться сегодня. Мы не могли себе позволить оставаться на одном и том же месте слишком долго – что, если нас все-таки поймают?.. Погода на улице стала отвратительной. Дул промозглый ветер, постоянно моросил дождь, а солнце больше не показывалось. От такой погоды настроение становилось еще хуже. Вдогонку ко всему этому мы начинали наше каждое утро с того, что садились за стол в кухне, открывали карту страны, дневник Лили, мои записи и заново перебирали, где можно найти крестраж. Эти беседы не приносили ничего нового: мы обсудили все, что могли, и пришли к выводу, что у нас ровно ноль догадок о том, где искать следующий крестраж. Да и о том, как разрушить нынешний – яда Василиска у нас не было, меча Гриффиндора тоже. Но в этих беседах мы могли делать вид, что мы все еще работаем над проблемой, которую нам поручили. Что мы не просиживаем штаны. Это все было явной ложью, которая не давала мне покоя. Каждую ночь я не могла уснуть, а потому сидела под одеялом и смотрела на карту мародеров при свете волшебной палочки. Стайлс не каждую ночь был в замке: то ли ездил по своим директорским делам, то ли по делам Пожирателя. В конце концов, ему нужно было убедительно играть роль. А может, у него просто появилась девушка, – шептало мое сознание, и каждый раз мне приходилось до боли закусывать губу, чтобы только не дать своим мыслям снова устремиться в том направлении.Он тебя любит.
Зачем Иззи это сказала? Зачем дала мне надежду? Это было так грубо с ее стороны. – Ну, детский дом можно вычеркивать, – горестно вздохнула Ришар очередным утром. Детский дом, в котором вырос Том Риддл, был одной из главных точек, которую мы хотели посетить. Мы возлагали большие надежды на это место – в конце концов, именно в детском доме Том узнал, что он волшебник. Здесь началась новая глава его жизни. Здесь он встретил Дамблдора, который в последствии стал его главным врагом. Но детский дом, как оказалось, снесли. Если там и был крестраж, Волдеморт наверняка уже давно переместил его в другое место. – Албания? – вновь предложил Томлинсон. Волдеморт провел многие годы в изгнании в Албании. Томлинсон и Ришар считали, что страну списывать со счетов нельзя. Мне же казалось, что Волдеморт наверняка держал все свои крестражи «поблизости». То есть в одной стране. В той, в которой находился он сам. Иззи открыла рот, и я знала, что она предложит дальше: навестить Лютный переулок, магазин «Горбин и Бэрк», где Том Риддл работал в молодости. Там продавали много Темных артефактов. Быть может, крестраж завалялся среди них? Мы предлагали одни и те же места изо дня в день. Даже наши разговоры звучали одинаково, потому что больше сказать было просто нечего. Сегодня Ришар не смогла предложить нам очередную поездку в Лондон, потому что мы услышали чьи-то голоса и мгновенно замолкли. – Сам откуда будешь? – спросил грубый, низкий голос, и мы с Луи и Иззи в ужасе переглянулись. Нас что, нашли? – Из Лондона, – ответил второй голос, и я ахнула. Иззи и Луи уставились на меня. Ришар одними губами прошептала: «Что такое?». Я покачала головой, нервно сглатывая. Нет, Мерлин, пусть мне послышалось. – Ты не маловат, чтобы одному путешествовать? – третий голос. Снова грубый. – Уже совершеннолетний. – А почему не в школе? Я закрыла глаза и покачала головой из стороны в сторону. Иззи снова прошептала: – Чарли, что? – Льюис, – только и ответила я. – А как вы думаете, почему я не в школе? – ответил Льюис вопросом на вопрос. Два голоса понимающе замычали. Луи вдруг встал из-за стола и куда-то скрылся. Мы с Иззи переглянулись, хмурясь. Томлинсон вернулся с тремя подслушивающими устройствами, которые мы купили в магазине приколов. Ришар взяла очень много их продукции в наше путешествие. И все не зря. Луи раздал нам «уши», потому что голоса то отдалялись и приближались, и мы не все могли разобрать – кажется, люди стояли не слишком близко к месту нашей остановки, и с каждой сменой ветра менялась громкость голосов. – Эта Грин, – послышался один из двух неизвестных мне голосов, и я напряглась. Даже несмотря на то, что я всегда находилась в центре внимания, я все равно не привыкла к тому, как часто меня обсуждали. – Просто сбежала, скрылась, и… – Замолчи, – выкрикнул Льюис, и я нахмурилась. Я никогда не слышала, чтобы Льюис так разговаривал. Из всех моих друзей он был самым тихим парнем. – Ты ничего не знаешь о Шарлотте. – А ты много знаешь? – Мне пришлось уйти в частности из-за того, что я с ней общался. Чистокровкам, которые с ней дружили, повезло больше. У меня задрожали губы, а к глазам подступили слезы. Было сложно осознавать, что одно лишь общение со мной доставляло людям столько проблем. – А, то есть ты один из ее лакеев? Льюис раздраженно выдохнул. – Шарлотта Грин – могущественная волшебница. Она погибнет ради волшебного мира. Я уверен, что она не сбежала. Несколько секунд все молчали. Мое сердце билось в бешеном ритме. Льюис меня защищал. Все эти годы я думала, что он находился рядом со мной только из-за того, что я всегда ходила за Найлом. От меня было невозможно избавиться, и парни просто смирились. Я думала, что они участвовали в потасовках, в которые я попадала, только из-за юношеской безбашенности. Они ведь так любили быть «не как все». А выходит, все это время они и правда были на моей стороне и поддерживали меня. – «Придиру» читаешь? – Вы про этот журнал для сумасшедших? – спросил Льюис, и мои губы тронула улыбка. Я вспомнила, как на младших курсах мы завели себе небольшое хобби: Найл подписался на «Придиру» (на подписку мы скинулись всей компанией), и мы читали номера вслух друг другу раз в неделю, около камина в гостиной. Это были тёплые вечера на третьем и четвёртом курсах. Даже немного семейные. А сейчас на дворе была война. И я сидела не с Льюисом в гостиной Гриффиндора, обсуждая глупости из «Придиры», а в палатке с Иззи и Луи. За мной охотился весь волшебный мир, и все по разным причинам. – Они сменили свою направленность, – хохотнул первый голос. – Они теперь главное издание в поддержку девочки, которая выжила. – И сбежала, – еле слышно буркнул второй голос, но продолжать не стал. Я решила, что, наверное, Льюис посмотрел на него с осуждением. – Они наняли в репортеры ветерана прошлой войны, – продолжал рассказывать первый человек. – Какого-то Малика. Луи резко втянул в себя воздух, и мы с Иззи одарили его удивленными взглядами. Мужчина покачал головой: расскажу потом. – Он пишет статьи с теориями, куда могла деться Грин, передаёт информацию о жизни в Хогвартсе, все такое. – Что интересного может быть в школе? – второй мужчина. Мне все больше казалось, что он был намного глупее первого. – Ты что? – ахнул первый. – Там сейчас самые страсти. Школой руководит главный Пожиратель. Я стиснула челюсти так сильно, что они почти что треснули. То, что к Гарри начнут относиться плохо, было неизбежно – сейчас он не мог скрывать то, что он относился к стороне Волдеморта. Но мне все равно хотелось кричать, рвать и метать. Гарри Стайлс был одним из самых достойных людей в этом мире. Он не заслужил то, как к нему относились. – Говорят, дружки Грин постоянно устраивают там какие-то погромы и саботажи. Я нахмурилась. Найл знал, на чьей стороне воевал Гарри. Он наверняка рассказал об этом и Олли, и Саманте. Так кто же устраивал погромы? Были ли они спланированы и отрепетированы, или на Гарри отыгрывались другие школьники? Мне хотелось бросить все и вернуться в Хогвартс. Под огнями войны, под мантией-невидимкой. Вернуться и увидеть Стайлса, поддержать его. Даже несмотря на то, что ему было все равно.Он тебя любит.
Я махнула головой и постаралась вернуть все своё внимание к разговору. – Какие-то ребята пытались выкрасть из кабинета директора меч Гриффиндора, – продолжался пересказ газетных сюжетов. – Но оказалось, что там лежит подделка. Мы снова переглянулись. Обычное подслушивание вдруг дало нам интересную подсказку. Если меч не у Гарри, то где? Мы все посмотрели на крестраж, который сейчас висел на груди у Томлинсона. Меч бы нам очень пригодился, чтобы разобраться с этим проклятым медальоном. – Спасибо, – ответил Льюис. – Что поделились. Теперь буду знать, что читать. – «Придира» огромную работу делает, – в подтверждение ответил первый голос. Мужчины поговорили еще немного на уже не важные для нас темы, попрощались и, кажется, разошлись в разные стороны. Мне пришлось зажмуриться и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов: мне так хотелось выбежать из палатки и броситься за Льюисом. Взять его с нами. Сердце разрывалось от мысли, что ещё один важный и близкий мне человек так страдал из-за меня. Я не представляла, каково это: быть в бегах одному. Я бы сошла с ума без Луи и Иззи. – Кто такой Малик? – спросила Иззи прежде, чем успела я. Я совсем не торопилась задавать вопрос: мне почему-то все больше казалось, что ответ мне не понравится. – Мой школьный друг, – ответил Томлинсон. Мы начинали это утро не в таком упадническом настроении. Даже несмотря на то, что мы понятия не имели, куда нам двигаться дальше, на душе было легче. После подслушанного разговора стало мерзко. – Мы дружили втроем, – продолжал Луи. Он еще не договорил, но в глубине души я уже знала, что последует: - Лиам, Зейн и я. Я крепко зажмурилась. Так крепко, что у меня даже заболела голова, а я только вздохнула. Иззи перевела на меня недоуменный взгляд, а потом, кажется, поняла. – Это тот самый Зейн? – шепотом спросила я. Ответ я и так знала. В компании Томлинсона был всего один Зейн. – Да, – кивнул Луи, почему-то отводя взгляд. – Я просто очень удивлен, что он… участвует во всем этом. – А что такого? – удивилась Иззи. Я не знала, как много знала Ришар. Я и сама знала историю только урывками, полученными из дневника Лили. Моя сестра вряд ли думала, что не сможет мне рассказать историю ее любви сама, а потому не концентрировала внимание на деталях в своем дневнике. А мне, возможно, совсем и не хотелось знать. Мне хватало только того, что этот Зейн увел у Стайлса любовь его жизни. А потом еще и издевался, каждый раз об этом напоминая. – После гибели Лили, – Луи сказал это, нахмурившись. Порой я забывала, что только я знала свою сестру исключительно по рассказам. Многие люди из моего окружения не только видели ее, но и близко с ней дружили. Я перенесла много смертей близких мне людей. И мне о них говорить тоже было очень тяжело. Я до сих пор вспоминала Лиама только в голове, я не могла говорить о нем вслух. Единственный раз, когда я его упоминала, был в прошлом августе. Когда я подхватила проклятье, и Гарри меня выхаживал. – После гибели Лили Зейн замкнулся в себе, – продолжил Томлинсон. Он смотрел прямо перед собой, и я поняла, что никогда не видела его таким грустным. – Он порвал с нами все отношения. Мне кажется, он даже перестал выходить из дома. Иззи ахнула. – Я не разговаривал с ним… – Томлинсон посмотрел на меня. Подсчитывал, сколько прошло лет с той страшной ночи. Я покачала головой, опуская взгляд. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой виноватой в разрушении чужих жизней. Мое рождение стало причиной гибели моей семьи. Из-за меня и за меня погиб Лиам. Гарри лишился единственного друга и своей возлюбленной. Из-за меня у Луи не осталось друзей. Лиам погиб, Лили погибла, Зейн замкнулся в себе. Только в ту секунду я поняла, как много потерял Томлинсон. Из-за меня. Мне так хотелось перед ним извиниться. – Уже лет четырнадцать, минимум, – вздохнул мужчина. – Но… – Иззи переводила взгляд с меня на своего возлюбленного и обратно. Она явно пыталась как-то вывести беседу из депрессивного русла, но у нее не получалось. – Но ведь Чарли – сестра Лили. Может, он поэтому и стал работать на «Придиру»? Помочь тому, что осталось от его любви. Луи молчал несколько секунд, а потом сказал: – Он ничего не делал все эти годы, так что изменилось сейчас? В этой его фразе прозвучала почти детская обида. И осуждение. Мужчина явно не одобрял то, как себя вел его лучший друг. Бывший лучший друг?.. – Ты ему не доверяешь? – спросила я севшим голосом. Руки похолодели. Мы никогда не обсуждали то, что произошло почти пятнадцать лет назад. Тема была слишком болезненной. – Я… – Луи запнулся и покачал головой. – Я не знаю, – он вздохнул. – Понимаете… Смерть Лили и ее родителей потрясла нас всех. Мы все их любили. Они всем нам были как семья, – он снова замолчал, и мне показалось, что его глаза покраснели. Иззи нахмурилась и придвинулась к мужчине ближе. Взяла его за руку. – Но мы знали, что нельзя так просто сдаваться, – Луи посмотрел на меня, и у меня по всему телу прошла дрожь. – Шарлотта ведь осталась совсем одна. И ей нужна была помощь. Я улыбнулась дрожавшими губами. Я так не хотела проводить очередной день в слезах, но выбора у меня, кажется, не было. – Но ведь Зейн и Лили… – начала было Иззи, но Луи ее перебил: – Стайлс тоже любил Лили, – сказал он. – Но он не сидит дома безвылазно. Он сделал все, чтобы Чарли довела до конца то, что начала ее семья до того, как она встала на ноги. Я глубоко покраснела. Это был первый раз в моей жизни (и, судя по взгляду, в жизни Ришар тоже), когда Луи открыто и вслух заявлял о том, что Гарри был лучше кого-то из его друзей. Должно быть, наш оборотень затаил на Зейна самую настоящую обиду. И, видимо, Малик никак не пытался исправиться. Я даже не знала, на чьей стороне была я. Луи был прав: война, которая шла уже многие годы, заставляла нас переставать думать о самих себе. Мы все работали на всеобщее благо, а не только ради себя и своих близких. Томлинсон, хоть и за кадром, помогал Дамблдору и во время учебы, и после. Сейчас он вышел на передний план и рисковал своей жизнью ради девушки, с которой его не связывало ничего кроме того, что пятнадцать лет назад он дружил с ее сестрой. Но и Зейна я тоже могла понять. Я даже представить не могла, что бы случилось со мной, если бы мой возлюбленный погиб. В голове сразу же возник образ Гарри, и я махнула головой, чтобы его прогнать. Но прогоняй не прогоняй, а я знала: если бы что-то случилось со Стайлсом, это бы стало моим концом. Скорее всего, я бы не стала довоевывать свои битвы. Вполне вероятно, что мне бы стало наплевать на весь волшебный мир и его судьбу. Ровно потому, что Гарри Стайлс уже вот как почти полтора года и был моим волшебным миром. Если Гарри в нем не будет, мне будет не за что биться. – Как вы думаете, – откашлялась Иззи. – Нам стоит наведаться к этому Зейну? На столе перед ней все еще лежали сказки Барда Бидля. Девушка не оставляла попытки расшифровать проклятую книжку, сколько бы мы с Луи ей ни говорили, что в этом, вероятно, нет никакого смысла. – Не сейчас, – покачал головой Томлинсон, и я была с ним согласна. Вряд ли он знал что-либо о крестражах. Лили никогда не упоминала его в своем дневнике в этом контексте. Да и Дамблдор бы сказал. Нам сейчас нужно было концентрироваться только на поисках и ни на чем больше. – Потом, может быть. Если мы найдем, зачем. – А ты разве не хочешь с ним повидаться? Луи нахмурился. – Нет, – ответил он и встал из-за стола. – Пойду сторожить. Кажется, мой черед. Он ушел, а мы с Иззи только переглянулись. Мы все знали веселого Луи, который с теплом и любовью вспоминал о своих школьных друзьях и времени, проведенном вместе. Но сколько еще тайн хранилось в истории Лили?